Реальность создаёт разум

35.

      Я боролась с водой. Она была везде — заливала глаза, уши. Ей оставалось только заполнить мои легкие, и все закончилось бы. Одежда облепила тело и сковывала движения, рюкзак тянул на дно. Я знала, что Леви где-то рядом, но не видела его.       Я не могла вдохнуть. Сознание уже практически померкло, когда я почувствовала, как сильная рука вытаскивает меня на поверхность. Несмотря на привод и ремни, Леви смог всплыть сам и вытянул меня.       Я судорожно глотала воздух. Но Леви не дал мне толком отдышаться. Придерживая меня одной рукой, он начал грести к берегу.       Мы выбрались на твердую землю. Я скинула рюкзак, упала на колени и уткнулась лбом в гальку пляжа. Я никак не могла откашляться. Из меня выходила вода. Я услышала, как он удивленно сказал: — Что за черт? Что это такое?       Я подняла глаза и увидела трубы ГРЭС. Старая знакомая ГРЭС. Дальше был виден мост, по которому сновали автомобили. Я никогда не думала, что испытаю такое счастье при виде индустриального пейзажа. Я вернулась!!! Я вернулась домой! По телу разлилось чувство невероятного облегчения, хотелось плакать и смеяться одновременно. — Я дома! — воскликнула я. — Какое облегчение! Я дома!       Я упала на спину. Лежала, смотрела в небо. Похоже, я вернулась в тот же самый день, из которого пропала. События нескольких минут перед падением крепко врезались в мою память. Я помню, как тогда вдалеке стрекотал вертолет. И сейчас, лежа на берегу, я слышала этот же звук. Наверно, здесь и секунды не прошло после моего исчезновения. Какое счастье! Значит, моя семья не провела все эти месяцы, сходя с ума и гадая, что со мной случилось. Я накрыла глаза руками. Выдохнула. Я совсем забыла про Леви. Когда я открыла глаза, он нависал надо мной: — Ты хотела бросить меня. Исчезнуть навсегда, — он не спрашивал, он сказал это утвердительно.       Я лежала и не знала, что ему сказать. На его лице застыло мучительное выражение. Я вдруг поняла, что все это было реально! Это не было манихейским бредом! Все, что я пережила в том мире. Наши с ним отношения. Теперь я знаю точно, что Леви существует. Вот он здесь в моем мире смотрит на меня с таким выражением, какого я у него раньше никогда не видела!       Вдруг его руки сжались на моем горле. Такое происходило не впервые, но на этот раз все было всерьез. Он полностью перекрыл мне доступ воздуха. Я попыталась отодрать его руки от себя. Но это было бесполезно. Даже в моем мире он оставался сильным, сильнее всех. В голове промелькнула мысль: я сама виновата, предала его. Мои руки разжались — я перестала сопротивляться. Не знаю, что он увидел в моем лице, но он отпустил меня. Его руки пробыли на моем горле всего лишь несколько коротких секунд, но я успела испугаться. Я сделала глубокий вдох, закашлялась. Перевернулась на бок. Я никак не могла отдышаться, в крови бурлил адреналин. Леви приподнял меня и обнял за плечи, прижался лбом к моему виску: — Прости. Я не знаю, что на меня нашло.       Он пытался убить меня! Эта мысль крутилась в моей голове. Я не думала, что он когда-нибудь решится на такое. Я посмотрела на него, сказала зло: — Убери от меня свои руки!       Он смотрел на меня во все глаза. А чего он ожидал? После того, что он сделал! — Я сказала, убери от меня свои чертовы руки, ты, сволочь!       Его лицо исказилось: — Я не позволю…       Он не договорил, что именно он не позволит. Начал лихорадочно расстегивать пуговицы на моей рубашке. Он серьезно? Совсем с ума сошел? Я уперлась руками в его грудь в бесполезной попытке оттолкнуть его.       Расстегнув рубашку, одной рукой он забрался под мою майку, другой обхватил мою шею сзади и притянул меня к себе. Его губы накрыли мои в настойчивом горячем поцелуе. Меня унесло куда-то. Гнев испарился. Я чувствовала, как галька больно впивается в нижнюю часть спины. Знала, что нас тут могут увидеть — в любой момент по реке могла пройти моторка. Но я не могла ничего поделать с собой. За две недели разлуки с ним я пережила ад. И сейчас могла думать только о его губах.       В голове крутились мысли: слабая, какая же я стала слабая, я не могу противиться ему, у меня нет сил.       Я очнулась только тогда, когда он одной рукой начал неловко расстегивать мои шорты. Я почувствовала его возбуждение. Но голос разума взял верх. Оттолкнув руки Леви, я сказала: — Нет! Не надо!       Он посмотрел на меня, и в его взгляде промелькнуло что-то звериное. Но я не собиралась позволить ему сделать то, за что он потом будет бесконечно себя изводить. Нужно было привести его в чувство. Я села и обхватила руками его лицо и сказала со всей убежденностью, на какую была способна: — Леви, милый, это не ты. Ты не такой! Пожалуйста, не делай этого!       Он замер. На несколько мучительных секунд скрестились наши взгляды. Я почувствовала, как он успокаивается, на его лицо вернулось обычное холодно-отстранённое выражение. Он сказал спокойно: — Ты всегда говорила, что я не такой. Я убивал, воровал, врал. Я — такой.       Он высвободился из моих рук, отошел на несколько шагов и сел на большой валун. Противно звякнуло УПМ, ударившись о камень. Он сидел сгорбившись. Мокрые волосы падали на лицо. Руки безвольно опущены между коленями.       У меня защемило в груди. Внутренний голос говорил: Нашла, кого жалеть. Этот говнюк пытался тебя убить, а потом чуть не изнасиловал. Ты что превратилась в одну из тех женщин, которые все готовы стерпеть от мужика? И что, мне теперь бросить его тут? После всего, что было? Ведь жизнь — это не только черное и белое. В человеке может сочетаться и плохое, и хорошее! И что же в нем хорошего? Что? Он тебе больше не нужен! Ты теперь дома! Нет! НЕТ!       Я подошла к нему, положила руку на его плечо, попыталась заглянуть в глаза. Он отвернулся от меня, сказал глухо: — Уходи, брось меня тут. — Не говори ерунды! Поднимайся! Нам нужно идти.       Он продолжал сидеть, отвернувшись от меня. Я переместилась, села на корточки прямо перед ним, сказала: — Леви, посмотри, пожалуйста, на меня.       Он повернулся ко мне. И тут я со всего размаху ударила его по лицу. Пощёчина вышла смачная. Он обалдел. Замер с приоткрытым ртом. По щеке разлилась краснота. Наверно, я первая, кто посмел такое сделать. Я сказала: — А теперь вставай, пойдем.       Как ни странно, он послушал меня. — Куда мы идем? — Нам нужно подняться до тропы, а потом спрятать в лесу твой привод. Завтра я вернусь на машине и заберу его.       Мы поднялись по склону. Углубились в рощу. За семь лет, прожитых мною в этом городе, я облазила тут все вдоль и поперек. Поэтому знала пару укромных мест.       Когда мы дошли до нужного места, я сказала: — Снимай привод, ремни и плащ.       Он сделал, как я сказала. Я спрятала привод и ремни за стволом поваленного дерева. Прикрыла сверху плащом. Его зеленый цвет хорошо слился с окружающей обстановкой. Потом я сказала: — Теперь нам нужно попасть ко мне домой. Сейчас мы два часа будем идти по тропе, а потом сядем на трамвай. Нам нужно привлекать как можно меньше внимания.       В этот момент, он как будто очнулся, сказал: — Мне нужно вернуться в свой мир. Я не могу оставаться здесь. Я нужен им там.       Я не стала спрашивать, какого черта он тогда прыгнул за мной. Я просто сказала: — Леви, у тебя есть возможность узнать, что будет дальше! Узнать, как погибнет Эрвин, и предотвратить это. Что будет в Шиганшине. Всё узнать! Ты понимаешь? Ты можешь провести тут какое-то время, а когда вернёшься, там не пройдет и минуты с твоего исчезновения.       По его лицу разлилось понимание. Он спросил: — Откуда ты знаешь, что будет именно так?       Я воскликнула: — Я абсолютно точно уверена, что это тот же самый день, из которого я попала в твой мир. Двадцать пятое августа две тысячи восемнадцатого года.       Он задумался на какое-то время, потом согласно кивнул.       Я окинула его взглядом. На нем была форма Разведкорпуса: брюки, рубашка с жабо, форменная куртка. Хорошо, что вместо сапог на нем были какие-то ботинки, которые я раньше не видела. Можно сказать — повезло. В такую жару сапоги привлекли бы к нам ненужное внимание.        Я сказала: — Снимай куртку и жабо. — Зачем? — Затем, что все это слишком приметное. Даже в моем захолустье найдутся любители произведения про твой мир. Нам сейчас этот косплей не нужен.       Он послушно выполнил мое указание. Я спрятала все это в рюкзак. Потом расстегнула его рубашку. Под ней была майка. Это хорошо. Я сказала: — Закатай рукава рубашки.       Он последовал моему указанию.       Потом я достала из рюкзака расческу. Привела себя в порядок, отдала расчёску ему, он тоже расчесался. Напоследок я ему сказала: — Леви! Послушай, пожалуйста, внимательно. Мы теперь в моем мире. Чтобы ни случилось, ничего не говори, и уж точно не бей никого! Просто держись рядом со мной. Нам не нужно привлекать внимание! Не хватало еще в ментовку попасть. Не высказывай удивления, ладно?       Он уже пришел в себя, подобрался, сказал в своей презрительной манере: — Я буду полагаться на тебя. Но перестань разговаривать со мной таким командным тоном. И мы еще поговорим о том, что ты меня ударила.       Последние слова он произнес таким тоном, что по моему позвоночнику пробежал холодок. Он стал самим собой. К нему вернулось его холодное, непробиваемое спокойствие. По крайней мере, внешне он был спокоен. А вот, что творилось у него внутри — это был вопрос без ответа.       Мы молча шли по тропе. А о чем нам было разговаривать? Каждый переживал свою внутреннюю драму: он попадание в мой мир и то, что он сделал со мной на берегу; я возвращение в свой мир и то, что он сделал со мной на берегу.       Было шесть часов вечера, когда мы вышли к остановке. Множество людей ожидало трамваи. Мы встали в самом конце платформы. Кто-то на нас косился. Мы уже успели обсохнуть и выглядели вполне прилично, но от Леви веяло такой уверенной силой, что он все равно привлекал к себе внимание. Впрочем, большинство людей были либо под хорошим градусом, либо уставшими после целого дня плескания в воде, и им было не до нас.       Трамвайная остановка находилась на эстакаде. Под нами в шесть рядов проносились машины. Чуть поодаль протянулся мост. На противоположном берегу взмывали в небо огромные трубы ГРЭС. С другой стороны от моста виднелась набережная и городской парк с колесом обозрения. Леви смотрел на все это с нескрываемым любопытством. Мне показалось, что этот вид немного заворожил его. Он пытался осознать эту хаотичную картину большого города.       Пришёл десятый трамвай. Мы прошли в самый конец салона. Подошел кондуктор, и я расплатилась. Как же хорошо, что я предусмотрительно упаковала деньги в пакет, и они были сухими.       Нам нужно было проехать пятнадцать остановок. Когда половина из них осталась позади, он прошептал мне: — Я понимаю каждое слово, которое говорят эти люди. И надписи на этой движущейся железной штуке я тоже понял. Там было написано что-то про тротуарную плитку.       Я задумалась, сказала: — Видимо, это работает в обе стороны. Там я понимала ваш язык, здесь ты понимаешь наш. Это хорошо. Не знаю, почему происходит именно так, но это хорошо.       Мы доехали до моей остановки. Вышли из трамвая, спокойно дошли до моего дома.       Когда мы подошли к моему подъезду, я первым делом кинулась к своей детке. У меня при себе не было ключей от нее, и я просто погладила ее по крыше, сказала: — Детка, ты же скучала по мне, правда? А вот я по тебе жутко соскучилась.       Леви уставился на меня, как на сумасшедшую. Спросил: — Это твоё?       Я ответила: — Это называется автомобиль или машина. И да, это моя детка.       Он окинул ее скептическим взглядом. Его можно было понять. Даже человек, который «автомобиль», как понятие узнал пять минут назад, поймет, что ВАЗ 2115 — штука весьма скромная. Особенно на фоне стоящих рядом иномарок. Но я люблю свою черную пятнашку. Когда я получила права несколько лет назад, у меня не было больших средств на покупку автомобиля. Тогда мама позвонила своему двоюродному брату, занимающемуся ремонтом и перепродажей отечественных автомобилей. Он предложил эту машину. Он уступал ее по хорошей цене и вдобавок предложил немного подшаманить над ее начинкой. В итоге, она ни разу меня крупно не подводила, хоть и была немного с норовом — порой с ней бывало трудно управляться в условиях сибирской зимы. Предполагалось, что через пару лет я поменяю ее на что-нибудь более приличествующее женщине, например какой-нибудь юркий автомат. Но, во-первых, я привыкла ездить на механике, а во-вторых, прикипела к этой засранке.       Отлипнув от машины, я достала ключи из рюкзака и открыла подъездную дверь. Мы вошли внутрь. Я нажала на кнопку лифта, сказала Леви: — Я живу на одиннадцатом этаже. Эта штука отвезет нас наверх, не пугайся.       Он кинул на меня презрительный взгляд, показывая, что после титанов его вряд ли испугает какая-то железная хрень. Лифт был на верхних этажах. В этот момент открылась подъездная дверь, и вошла моя соседка сверху — противная, склочная бабка. Только ее мне тут не хватало. Я поздоровалась: — Здравствуйте, баба Маша. — Здравствуй, Ритка.       Она осмотрела Леви с головы до ног: — А эт кто? Жаних твой что ли? — Жених, жених, кто ж еще, — ответила я. — А чавой жаних не здоровается со мной? — спросила она.       Да где застрял этот долбанный лифт?! — А он стеснительный очень, — ответила я.       Я легонько толкнула Леви в бок. Он понял намек, сказал: — Здравствуйте.       Тут, наконец, пришел лифт. Первой вошла бабка. Я придержала двери, пока она заползала. Потом вошли мы. Я нажала на кнопки.       В лифте допрос продолжился: — А чавой то жаних твой такой мелкий? Постатней никого не нашла что ли?       Я увидела, как мой «жаних» сжал зубы, желваки начали ходить туда-сюда. Oops! Welcome to Russia, как говорится. — А сердцу не прикажешь, баба Маша, — сказала я. — Да, дочка, и такого недомерка можно полюбить, — выдала она.       Лифт, наконец, дополз до моего этажа. Мы вышли. Я открыла дверь, и мы зашли в квартиру. Я прислонилась к стене и начала смеяться, как ненормальная. — Добро пожаловать в мой мир, милый, — сказала я сквозь смех. — Это — Россия, детка!       Он не совсем понял, что я имела в виду. Он смотрел по сторонам. Ему, наверно, все казалось странным.       Мы разулись. Я сказала: — Мы как два поросенка. Давай сразу в душ. А вещи в стирку.       Но прежде всего я вытащила из рюкзака и поставила на зарядку свой сотовый. И, о китайские боги HUAWEI, он включился! Спустя столько времени!       Потом я вытащила из шкафа свежие полотенца. Нашла свои старые футболку и шорты, которые налезут на Леви. Достала чистую мочалку.       Он стоял прямо посреди коридора, где я его оставила. Я потянула его за рукав. Включила свет в ванной, завела внутрь. Сказала: — Это ванная. Предлагаю быстро помыться вместе. Я тебе заодно всё тут покажу.       Пока он осматривался, я успела скинуть майки и шорты. Осталась в одних трусах. Начала стягивать с него рубашку, стараясь не касаться его голой кожи. — Что ты делаешь? — Ты же не будешь мыться в одежде. А сам ты ее не торопишься снимать.       Он оттолкнул мои руки: — Не маленький, сам разденусь.       Пока он раздевался, я сходила, достала из рюкзака остальную одежду. Когда я вернулась, он уже был голый. В очередной раз подивилась рельефности его мышц (да, в моем мире они остались такими же идеальными). Я сняла трусы, закинула всю грязную одежду в машинку, включила стирку. Потом включила воду. Объяснила ему, где горячая, где холодная вода, как переключать с крана на душ. Мы залезли в ванну. Я пристроила душ на крюк в стене. Взяла новую щетку, налила щедро геля для душа, начала его тереть. Он спросил: — Что ты делаешь? — Мою тебя. Вот эта щетка будет твоя. А та — моя. — Кто я, по-твоему: инвалид или ребенок? — Просто у тебя небольшой шок. Тебе нужно привыкнуть. А я в своей стихии.       Пока у нас продолжался этот разговор, я, стараясь не касаться рукой его кожи, натерла ему шею, спину, грудь, живот. Он покорно сносил это. Потом я сунула ему в руку щетку, Сказала: — Там внизу сам вымоешь.       Взяла свою щетку, начала мыться. Он замер, спросил: — Теперь так и будет? — Что? — Я же вижу, что ты стараешься не касаться напрямую моей кожи. Ты брезгуешь мной? Это из-за того, что я сделал на берегу?       Я продолжала молча намыливаться. Он прижал меня к холодному кафелю стены: — Отвечай!       Мой взгляд упал на его руки. Мне вспомнилось, как они сжимали мое горло, и по телу пробежала неприятная дрожь. Я сказала себе, что мне нельзя начинать бояться его. Я никогда его не боялась! И если я сейчас поддамся страху, то не останется никаких нас, будут только палач и его жертва. Я понимаю, почему он сорвался. И знаю, что он сам себе самый суровый судья. И сейчас он находится в очень уязвимом положении. Он ничего не знает о моем мире. Мне нужно его поддержать. Но как это сделать? Он не потерпит жалости или снисходительности.       Я подняла глаза на его лицо: намокшие волосы свешивались, закрывая левый глаз. Но он не обращал на это внимания — он ждал ответа. Осторожным жестом я убрала их назад, открывая его лицо. Это простое движение послужило сигналом к действию. Он крепко обнял меня. Я тоже обхватила его руками, прижалась своей грудью к его. Мы стояли под струями воды. С нас стекали остатки мыла. — Леви, все так запуталось, — сказала я куда-то в район его шеи. — Ты еще любишь меня? После того, что я сделал. — Я уже сказала, что всегда буду любить тебя.       Он разомкнул объятия, сказал, указывая на мою шею: — Тут остались следы от моих рук. Мне жаль. — Я знаю. Но они совсем бледные. Пройдут. Давай закончим мыться.       Я ему показала шампунь, мы вымыли волосы. Вылезли из ванной, вытерлись. Я ему дала одежду: — Извини, у меня нет других вещей. Это мои старые вещи. Я тогда еще толстоватая была. Надеюсь, подойдут. Я тебе потом куплю все новое. — Нормально.       Было странно видеть на нем свои старые растянутые спортивные шорты до колен и безразмерную манговскую футболку с надписью «Youth». — Пойдем на кухню. Я приготовлю нам еду.       На кухне я усадила его на стул. Начала накрывать на стол. Я не была здесь десять месяцев и немного отвыкла от своей кухни.       Поставила чайник на газ. Достала шесть яиц. Разбила их в сковороду. — Прости, у меня нет ничего мясного. — Мне все равно.       Пока жарилась яичница, я сделала салат из свежих помидоров и огурцов. Нарезала сыр. Наложила в вазочку овсяное печенье. Достала цельнозерновой хлеб.       У меня дома на случай прихода гостей есть разные виды чая, в том числе хороший черный чай. Заварила его. Так же на всякий случай у меня есть несколько плиток хорошего темного шоколада. Выложила одну. К этому времени вода в чайнике закипела, яйца поджарились.       Я поставила все на стол. — Приятного аппетита, Леви.  — Спасибо.       Мы начали есть. Через некоторое время он сказал: — Очень вкусно. В вашем мире, действительно, хорошая еда. — А я тебе говорила.       Он съел все, что я ему предложила.       Пока я мыла посуду, он сидел, потягивал черный чай, держа чашку в этой своей странной манере и следил за мной глазами. Когда я в очередной раз подошла к столу взять что-то, он сказал: — У тебя тут две комнаты. Я буду спать на диване. — Чего?! Ты спать со мной отказываешься?! — вскричала я. — Что за новости?       Он не понял моей реакции: — А ты сможешь? После того, что я сделал.       Я сказала настойчиво: — Да забудь ты про это! Я уже забыла. И отвечая на твой вопрос, конечно, я смогу! — Там, в моем мире, инициатива практически всегда исходила от меня. Иногда мне казалось, что тебе это не нужно, но ты заставляешь себя, потому что зависишь от меня. Теперь мы в твоем мире. И ты мне ничего не должна.       Я придвинула к нему стул, села очень близко, сказала, заглядывая ему в глаза: — Слушай, я и не думала себя заставлять. И я много раз тебе говорила, что ты меня ни к чему не принуждаешь. Ты, вообще, понимаешь суть любви? Ты осознаешь, что мои слова о любви к тебе не пустая болтовня?       Он ответил на мою отповедь: — До тебя я спал и с другими женщинами, но у меня никогда не было такого, как с тобой. Поэтому я мало знаю о любви. Но я знаю, что способен причинить тебе такую боль, что ты возненавидишь меня навсегда.       Я сказала со смешком: — А я и не спала ни с кем до тебя, и о любви знала только понаслышке. Мы с тобой — две искалеченные души, нашедшие друг друга во всем этом хаосе.       Потом я ткнулась лбом ему в плечо, продолжила: — И не надейся, что я тебя возненавижу. Капитан Аккерман, Вы так просто от меня не избавитесь.       И таким образом инцидент на берегу был исчерпан.       После того, как я убрала со стола, я показала ему санузел и объяснила, что к чему. Потом мы переместились в зал. Было около восьми вечера, но у меня была еще куча дел. Для начала я включила свой ноутбук. Спросила у Леви: — Ты готов читать про свой мир? Предупреждаю, что это может оказаться труднее, чем ты думаешь.       Он презрительно цыкнул. Ну что ж, я его предупредила.       Открыв мозиллу, я зашла на минтмангу. Было немного странновато пользоваться ноутом после всех этих месяцев. Тачпад на ощупь казался каким-то слишком скользким.       На главной странице минта, мне сразу же бросилось в глаза название «Вторжение гигантов». Правда? А мне казалось, что в названии должно быть слово «титан».       Перейдя на мангу, я увидела, что всего вышло сто семь глав. Ни хрена себе простыня! Не зря я ее тогда читать не захотела. Не люблю я такие длинные манги.       Я спросила у Леви: — Ты будешь читать с первой главы или поискать текущий момент?       До этого вопроса он наблюдал за моими манипуляциями с любопытством и непониманием. Переведя на меня взгляд, сказал: — Я хочу прочитать все, с самого начала.       Ну что ж, хозяин — барин. Щелкнула на первую главу с пафосным названием «Тебе, спустя две тысячи лет», потом пролистала обложку и остановилась на первом фрейме. Я сразу узнала их: Эрен, Микаса и Армин, совсем еще дети, стоят с открытыми ртами. Леви тоже их узнал, но поразило его другое: — Тут же одни картинки. — Да. Я же говорила об этом раньше. Это такой жанр. Называется манга. Зато читается быстро.       Он покачал головой: — Это даже не настоящая книга.       Вместо ответа, я объяснила, что ему достаточно жать на стрелки вперед-назад. Также вкратце рассказала, как пользоваться интернетом, как открывать и закрывать вкладки. Я видела, что ему не терпится начать читать. Поэтому оставила его в покое и пошла одеваться. Мне нужно было съездить за продуктами и купить ему что-нибудь из одежды. Магазины работают до десяти, поэтому у меня было два часа времени в запасе.       Открыв свой шкаф, я тихо взвизгнула от восторга. Моя одежда! Но у меня не было времени восторгаться своим гардеробом, поэтому я натянула на себя джинсы и футболку. Сложила в сумку все необходимое.       Леви погрузился в чтение и ни на что не реагировал. Я села рядом, сказала: — Мне нужно съездить за продуктами. Ничего, если я тебя запру тут одного?       Он отмахнулся: — Все нормально, за меня не переживай.       Выйдя из квартиры, я вызвала лифт. Когда он остановился на моем этаже, внутри я столкнулась с давешней бабкой. Увидев меня, она сказала: — А я вот к Лиде со второго этажа в гости иду, чай пить.       Ясно! Одна вредная бабка намылилась в гости к другой. Наверно, буду моего «жаниха-недомерка» обсуждать.       Я понимающе кивнула. Она продолжила: — Ритка, а ты чего такая тощая? Одни глазища остались.       Лифт остановился на втором этаже — бабке нужно было выходить. Но она остановилась в дверях, своими мощными телесами не давая лифту закрыться. Продолжила свою тираду: — Жаних твой заездил тебя, наверно. Мужичьё оно такое. Мой Ванька тоже был тот еще паскуда ненасытный. Смотри, заберет твою красу этот недомерок. Ты вона уже как будто коров с утра до ночи доила.       Родив эту глубокомысленную тираду, она, наконец, дала дверям лифта закрыться.       Сев в машину, я задумалась. А ведь устами старухи глаголет истина! Десять месяцев того мира наложили отпечаток на меня. Нет, у меня на лице не появилась сеть морщин, и я не поседела. Но то, что я выглядела уставшей и изможденной — это факт. Хорошо, что Гелька сейчас в Швеции. Она давно самостоятельно учила шведский язык, и в прошлом году смогла поступить в университет в Мальмё. Швеция идеально подошла ее спокойному темпераменту. Также хорошо, что родители живут в небольшом городке, в двухстах километрах от меня. Я вспомнила, что ездила к ним за неделю до исчезновения, поэтому смело могла не показываться там еще месяц. Но оставались коллеги. В понедельник на работу. Я представила себе их реакцию. Как оправдать такие разительные перемены? Ведь для них прошло всего два дня с того момента, когда они видели меня в последний раз. Значит, нужно выполнить отвлекающий маневр.       Выходя из дома, я захватила телефон. Он успел зарядиться всего на тридцать процентов, но для меня этого было достаточно. Я нажала кнопку вызова, услышала на другом конце голос Инги, своего парикмахера: — Маргоша, привет! Как жизнь молодая?       Она давно предлагала мне выкраситься в рыжий цвет. Мои каштановые волосы всегда отливали рыжиной. Но я никогда не горела желанием красить их. Хотя и знала, что рыжий цвет волос круто смотрится в сочетании с зелеными глазами. — Инга, помнишь, ты предлагала мне сменить цвет волос?       Она удивилась: — Неужели ты решилась? — Да. Слушай, извини, что так внезапно, но мне нужно сделать это завтра. — Да не вопрос. В три часа устроит?       Надеюсь, это решит мою проблему. Люди буду понимать, что я изменилась, но спишут это на цвет волос. Не знаю, как отреагирует Леви, но мне не до его капризов. Мне нужно возвращать свою жизнь в колею. И мы ещё с ним даже не обсуждали, насколько он задержится здесь. И я не знаю, стоит ли даже заикаться о том, чтобы он остался здесь со мной навсегда. Я решила, что буду делать один шаг за раз.       Заведя машину, я выжала сцепление, поставила на первую, отпустила сцепление и… машина заглохла. В памяти всплыл голос инструктора: — Маргарита, можно бросить мужа, работу, учебу, но сцепление бросать нельзя!       Да уж, механику водить — это не телегой править. Я повторила все необходимые манипуляции, но когда отпускала сцепление, поддала немного газу, и машина тронулась.       Дорога до торгового центра заняла у меня больше времени, чем обычно. Я снова почувствовала себя новичком за рулем. Конечно, ноги и руки помнили все необходимые движения. Но я была очень напряжена.       Добравшись до места, я сначала метнулась в продуктовый магазин, но не дошла до него, потому что мои глаза наткнулись на вывеску Адидас дисконт. Оттуда я и начала. Выбрала для Леви спортивный костюм и пару футболок. Это на первое время, завтра мы купим ему нормальную одежду. Обувь покупать побоялась, вдруг, не угадаю с размером. В другом магазине купила несколько пар мужских трусов и носков. У меня не было проблем с покупкой таких вещей. Мама всю жизнь покупает отцу всю одежду, начиная с трусов и заканчивая куртками и шапками.       Отнеся покупки в машину, я вернулась и приобрела новую сим-карту. Дома у меня есть старый телефон. Научу Леви пользоваться им. Он пригодится, когда я буду на работе. Если бы у меня была возможность, я взяла бы отпуск. Но я с таким трудом нашла эту работу. А значит, мне придется оставлять Леви одного дома.       Потом я затарилась продуктами и уже собиралась возвращаться домой, когда мой взгляд наткнулся на аптеку. Впервые за все время, прошедшее с возвращения моя вторая половина подала голос: Думаешь, что нужно купить презервативы или противозачаточные?       Я вздохнула, подумала: Не знаю, нужны ли они мне. Та гинеколог сказала, что пока ты не сделаешь операцию, не сможешь забеременеть.       Да, было дело. Пару лет назад я, наконец, решила выяснить, почему при стрессе у меня пропадают месячные или скачет цикл. Оказалось, что у меня есть небольшая проблемка, которая решается несложной операцией. А по поводу детей она тогда сказала, если цитировать дословно «Пока не сделаете операцию, забеременеть будет сложно, но возможно. Правда, шансы невелики.»       В другом мире я, конечно, опасалась, что мои отношения с Леви могут окончиться беременностью. Но при этом знала, что всё не так просто. А что здесь? Купить презервативы? Но, во-первых, на него никаких презервативов не напасешься. А, во-вторых, как я ему это объясню? Скажу: ты же все равно возвращаешься в свой мир, и я не хочу от тебя детей? Нет, так не пойдет. Противозачаточные я тоже отмела. Черт с ним. Будь, что будет.       Внутренний голос неприлично взвизгнул: Идиотка. Залетишь, а он свинтит.       Но я его даже слушать не стала. Вместо аптеки я зашла в KFC и купила нам на ужин бургеры и наггетсы. У меня совсем не оставалось сил на готовку. Обычно я не ем такую еду, но после одного раза не помру.       Уже было десять часов, когда я добралась до квартиры. Зайдя внутрь, я поставила покупки на пол и включила свет в прихожей. Леви стоял прямо передо мной. Материализовался буквально из воздуха. Я подпрыгнула: — У меня из-за тебя инфаркт будет!       На его лице было странное выражение. Он сказал: — Всё не так.       Я не поняла: — Что не так? — Мой отряд, Майк, его отряд — они все должны быть мертвы.       Я вскричала: — Что? Как так?       Он сказала спокойно: — Ход событий был нарушен.       Потом добавил: — Ты!       Это, такое короткое, слово прозвучало обвиняюще. Я переспросила: — Я? — Ты своим присутствием изменила всё. Нарушила предопределенный ход событий. — И ты считаешь, что это плохо? Что они все живы? — в моем голосе прозвучала плохо скрытая агрессия.       Он расслабился, сказал примирительно: — Нет. Это хорошо.       Потом поднял пакеты с пола, спросил: — Это на кухню?       Я кивнула. Сняла кроссовки и потащилась за ним следом.       Он сделал мне выговор: — Зачем ты тащила эту тяжесть сама? Нужно было меня позвать.       Ох, Леви, вот бы ты всю оставшуюся жизнь за меня тяжелые пакеты таскал, подумала я, но вслух не сказала.       Потом мы ужинали, и я объяснила ему, как есть гамбургеры. — Есть руками — свинство, — изрек он, но бургер и наггетсы уплел за обе щеки.       Мы уже заканчивали есть, как он вдруг спросил: — Я, правда, такой? — Какой? — не поняла я. — Каким я изображен в этих картинках. И кстати, что за ерунда с именами и званиями? Младший сержант Райвель. Капрал Райвель. Ирвин. И это только малая часть.       Я ответила на его последний вопрос. Объяснила про японский язык — что там другие звуки. И что имя «Райвель» скорей всего появилось из-за того, что делали перевод перевода.       Выслушав меня, он сказал: — Ты не ответила на мой первый вопрос.       Jeez, от него ничего не ускользнет!       Я сказала раздраженно: — Я не понимаю, что ты подразумеваешь по словом «такой». Если тебе не нравится, как нарисовано, то это вопрос к автору. Мне вот его рисовка тоже не нравится.       Настала его очередь раздражаться: — При чем тут рисунки? Меня это не интересует. Я сейчас говорю о том, каким ублюдком меня там показывают.       Меня чуть гомерический хохот не разобрал. Какие мы нежные! Можно подумать, что он не такой. Но я сказала спокойно: — Леви, ты же понимаешь, что изображенное там и твой мир — это не совсем одно и то же. Я не знаю, как это всё работает, но я понимаю, что это все-таки разные вещи. А ты — это ты.       Больше он не терзал меня странными вопросами. Он снова пошел читать. А я искупалась, почистила зубы и упала в постель.       Неужели прошли часы с тех пор, как я распрощалась с Жаном? И эта странная встреча с Зиком. Всё это казалось мне сейчас какой-то галлюцинацией.       Я провалилась в сон, но сквозь него слышала, как Леви ходит по квартире. Наконец, он лег в постель. Я открыла глаза и бросила взгляд на электронные часы на тумбочке. В темноте мерцали цифры: 2:30.       Леви лежал на спине. И я знала, что он не спит. Я придвинулась и обняла его. Он сказал спокойно: — Я закончил читать. — И? — Теперь я знаю, что будет дальше. Или что должно быть дальше по версии автора.       Я спросила с внутренней дрожью: — Что ты будешь делать?       Он ответил: — Я решил, что проведу здесь две недели. Я не собираюсь возвращаться туда с пустыми руками. Электричество, оружие твоего мира, лекарства и многое другое. Можно каким-нибудь образом добыть чертежи, формулы и описание этого всего?       Я хмыкнула: — В интернете можно найти всё. Все знания моего мира к твоим услугам. — Хорошо. Сам я в этом ничего не пойму, но я перепишу и перерисую всё, а наши умники разберутся.       Я хмыкнула во второй раз: — Не нужно ничего переписывать. У меня есть принтер — специальный аппарат для печати. Пара секунд и информация, которая тебе нужна, отпечатывается на листе бумаги.       Он легко сжал мое плечо: — Правда? Это хорошо. Знания, которые я принесу с собой, помогут моему миру совершить огромный скачок в развитии. Ханджи от счастья язык проглотит.       Я молчала. Я понимала, что для него важен его мир и люди, оставшиеся там. Но как же я? Он оставит меня?       Он продолжил: — Наконец, с титанами будет покончено.       Я спросила осторожно: — А что будет с тобой после того, как вы победите титанов?       Он ответил, не задумываясь: — Я вернусь к тебе.       Вот оно что. Вернется он. А вдруг его убьют? Или проход закроется?       Молчание затягивалось. Он спросил: — Ты не хочешь, чтобы я уходил?       Я хотела выпалить: нет, конечно, я не хочу. Но потом я вспомнила оставшихся там. Без Леви они не справятся. Я не могу так поступать с ними. Но как же это сложно! Зачем он только прыгнул за мной? Там, в его зыбком мире я смогла убедить себя, что мой уход — это к лучшему. Но совсем другое дело отпустить его сейчас, когда всё так реально.       Я сказала, пересилив себя: — Ты должен сделать все, чтобы помочь своему миру. Я не хочу, чтобы мои друзья погибли. Я не хочу, чтобы пятнадцатилетние дети сражались. — Рассказать тебе, что будет дальше? — спросил он. — Нет. Я не хочу знать. И сама читать об этом я не собираюсь. Я хочу запомнить всё таким, каким я видела это. — Понятно.       Мы полежали еще немного и сами не заметили, как провалились в сон.       В шесть часов утра заиграла мелодия моего электронного будильника — песня The Jezabels «Unnatural». Обожаю эту песню. Я привыкла каждое утро просыпаться под нее.       Во время своего отсутствия я настолько соскучилась по музыке, что, даже открыв глаза, не выключила будильник, я просто лежала и с удовольствием впитывала в себя музыку. Пока не повернула голову и не увидела, что Леви сверлит меня недовольным взглядом. Я со вздохом выключила музыку, сказала: — Прости. Ты так поздно лег. — Это что за херня была? — Будильник. Я поставила его вчера. Мне нужно ехать за твоим приводом. Сегодня воскресенье, и я надеюсь, что в такую рань меня никто не увидит. — Я с тобой. — Может, поспишь? — Нет, я выспался.       Мы встали, умылись, наскоро позавтракали и оделись. Спортивный костюм пришелся Леви впору. Было странно видеть его в подобном наряде. Но серый цвет ему определенно шёл. Да что уж душой кривить: он — красивый, и ему всё идет.       Было около семи часов, когда мы спустились к машине. Во дворе не было ни души. Я показала ему, как открывается дверь машины. Он сел внутрь с опаской. Усевшись на водительское сиденье, я сказала: — Нужно пристегнуться.       Пристегнув его, я пристегнулась сама. Я видела, что ему не нравится находиться в машине. Его можно было понять: замкнутое пространство механизма, который он не мог контролировать, беспокоило его. Он спросил настороженно: — Ты точно умеешь этим управлять?       Я хмыкнула: — Да. И я сдала жутко трудный экзамен, состоящий из трех частей.       Я завела машину. Детка заурчала. Леви чуть дернул плечом. Я осторожно тронулась с места, вырулила из двора. Дороги были пустыми, но я ехала, не нарушая. Не люблю нарушать правила и терпеть не могу людей, которые считают, что правила дорожного движения написаны не для них, или что их можно трактовать по-разному. Брехня все это. Просто некоторые люди считают свои никчемные жопы лучше других.       Я знала короткую дорогу к тому месту на берегу, но для этого нам нужно было проехать половину города.       Спустя какое-то время Леви расслабился, перестал напряженно сжимать зубы. Его увлекли городские картины, мелькавшие за окном.       Я включила радио, из динамика полилась песня группы The Mamas and the Papas «California dreamin’». Я начала подпевать: All the leaves are brown (all the leaves are brown) And the sky is grey (and the sky is grey) I've been for a walk (I've been for a walk) On a winter's day (on a winter's day)…       Черт! Как же хорошо вот так ехать ранним солнечным утром по пустым улицам и распевать свою любимую песню. И еще лучше, когда на соседнем сиденье сидит единственный мужчина, которого ты смогла полюбить по-настоящему. И пусть через две недели он вернется в свой мир, но лучше не думать об этом, а просто наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе.       Мы свернули с дороги в частный сектор. Я немного поплутала по улицам, когда, наконец, нашла нужный тупик. Я знала, что если пройти между определенными домами и спуститься по склону, то через пять минут мы будем на месте.       Но прежде чем идти за приводом, я хотела кое-что проверить. Я повела Леви на ту скалу, упав с которой, попала в его мир. Мы подошли к краю, я посмотрела вниз, и меня вновь охватило то странное чувство. Дверь все еще была там. Я спросила: — Ты чувствуешь что-нибудь?       Он посмотрел вниз, задумался, потом сказал: — Нет. А что я должен почувствовать? — Притяжение, желание прыгнуть вниз.       Он хмыкнул презрительно: — Я не идиот, чтобы прыгать со скалы в реку. — Именно отсюда я свалилась и попала в твой мир. Дверь все еще здесь — я чувствую это.       Он заинтересованно посмотрел вниз: — Понятно. Но я ничего не чувствую.       В тот момент мне пришла мысль: в его мире вход и выход — разные места, но в моем мире — это одно и то же место. Вчера мы всплыли буквально в ста метрах от этой скалы. Как работает эта система? Непонятно. Но в любом случае, проход все еще здесь, это точно.       Потом мы сходили за его приводом и вернулись к машине.       Когда мы приехали домой, уже было девять часов. Впереди был очень длинный день.       Я объяснила Леви, как использовать Word, Google, Wikipedia, как распечатывать документы. Он все схватывал на удивление быстро. Я знаю, что у него нет никакого образования, и вряд ли он читал в своей жизни что-нибудь, кроме отчетов Ханджи, но он все схватывал на лету. Блин, ну и мужик: сильный, красивый, да еще и умный!       Пока он занимался своими делами, я приготовила простенький обед: запекла в духовке куриное филе под шубой из тертого картофеля, грибов, сыра и майонеза. На гарнир сварила рис. Сделала салат.       Леви с удовольствием съел всё, что я ему наложила и попросил добавки. И тут я поняла одну вещь: он любит поесть! Я никогда не задумывалась об этом, когда была в его мире. Из-за ограниченных ресурсов еда там была однообразной и невкусной. И Леви ел то, чем кормили в корпусе. Но видя, как он уписывает третий кусок филе, я почувствовала, как мое сердце трепещет. У него есть слабости! И это так мило. У нас впереди целых две недели. Итальянская кухня, японская, китайская, плов, манты, борщ, пельмени, оливье, салаты, выпечка, конфеты, творог, молоко. Столько всего, что ему стоит попробовать! И пусть я сама практически ничего из этого не ем, но ради него я даже готова мясо готовить.       Бедный Леви, он даже не догадывался, что я вознамерилась откормить его до поросячьего визга.       После еды я потащила его в магазин за одеждой. Он упирался, аргументируя это тем, что у него есть своя одежда. Но я все-таки вынудила его согласиться на кроссовки, джинсы, пару рубашек и куртку. В магазине он беспокоился, что я трачу на него слишком много денег. Но я отмела все его возражения.       Пока мы ходили по магазинам, я заметила, что его напрягают суета, шум и огни торгового центра. Но он держал себя в руках. Издалека было похоже, что неугомонная женушка таскает своего упрямого мелкого муженька по магазинам. Вот только муженёк этот прощупывал настороженным взглядом каждого встречного, как будто из-за спины незнакомцев сейчас титан выскочит. И я могу поклясться, что когда в Остине в отделе мужской одежды, я, навязывая Леви очередную рубашку, неосторожно назвала его по имени, на нас начали подозрительно коситься два паренька задротистого вида. И потом эти голубчики, пошушукавшись между собой, неосторожно таскались за нами по всему магазину, снедаемые подозрением, что в рядовом сибирском полумиллионнике им привиделся капитан Леви Аккерман собственной персоной, выбирающий джинсы. Но стоило только Леви грозно глянуть на остолопов, как их ветром сдуло.       Этот случай подсказал мне, что нужно быть осторожными. Даже в России эта белибердень про титанов пользуется популярностью. И знающим людям сразу же бросятся в глаза легкоузнаваемая стрижка Леви, его пронзительный взгляд и явная физическая мощь, которую не скроешь никаким спортивным костюмом.       Завезя Леви домой, я отправилась к Инге. Увидев меня, она удивленно ахнула. Ведь она думала, что видела меня три недели назад, когда подрезала мне челку и кончики. И она, конечно, никак не могла понять, как за такое короткое время мои волосы отросли на двенадцать сантиметров? И почему моя челка выглядит так, как будто ее кромсали маникюрными ножницами (что было чистой правдой).       Я села в кресло. Она чуть склонилась ко мне, сказала тихо: — Маргош, что с тобой произошло?       Я ответила ей тихо: — Ты не поверишь, если я расскажу. И, честно говоря, я не могу распространяться. Инга, пожалуйста, не рассказывай никому об увиденном.       Она понимающе кивнула. Я знала, что на нее можно положиться. Мать-одиночка, вырастившая двоих детей, она знала, что в этой жизни не всё так просто.       Она спросила бодрым голосом: — Что будем делать?       Я ответила: — Волосы укоротить на десять сантиметров, челку подрезать и всё покрасить.       Мы вместе выбрали оттенок: медно-рыжий.       Спустя два часа я вышла от нее другим человеком. Я чувствовала себя обновленной.       Заехав в Papa John’s, я купила две пиццы: мексиканскую для себя и мясную для Леви.       Когда я пришла домой, он сидел за ноутбуком и что-то сосредоточенно читал. Я его окликнула, он скользнул по мне взглядом и вернулся к своему занятию, но через пару секунд вскочил с дивана. Подойдя ко мне, он потрогал мои волосы, спросил: — Это что такое? — Я была вынуждена покрасить волосы. Понимаешь, за десять месяцев я изменилась. И мне будет очень сложно объяснить людям, что со мной не так. Естественно, я не собираюсь никому рассказывать про твой мир. Мне нужен был какой-то отвлекающий фактор. — Понятно.       Немного помолчав, я спросила робко: — Тебе совсем не нравится?       Он погладил меня по голове: — Дура. Мне все равно. Ты — это ты. Ты — красивая с любым цветом волос.       За все это время он впервые назвал меня красивой. За все, мать их, семь месяцев, что мы вместе! Я расплылась в довольной улыбке. Хотела спросить его, что именно у меня красивое. Но его нос учуял запах пиццы, и он направился на кухню со словами: — Ты принесла что-то вкусное?       Вот вам и вся романтика.       Вымыв руки, мы сели ужинать. Леви назвал пиццу странным пирогом и спросил язвительно, всю ли еду моего мира едят руками. Но потом вынес снисходительный вердикт, что это вкусно. При этом он смолотил свою пиццу полностью и еще два куска от моей отщипнул.       После ужина Леви вернулся к своим изысканиям, а я заступила на очередную кухонную вахту. Мне нужно было приготовить ему еду на завтра. Нужно признаться, что я всегда терпеть не могла готовить. Меня раздражал принцип «два часа стоишь у плиты — сожрали за пять минут». Но я давно поняла, что умение готовить — навык полезный, поэтому пересилив себя, научилась неплохо это делать. Впрочем, живя одна, я себя не утруждала — готовила по настроению. В рабочие дни на обед ходила в единственное в нашем городе вегетарианское кафе, которое по счастливой случайности находилось в том же здании, что и мой офис. А вечером перебивалась каким-нибудь салатом.       Но теперь ситуация изменилась. В моей квартире завелся мужик, которого нужно хорошо кормить. Поэтому мне придется смириться с этой муторной обязанностью.       Долго не думая, я вытащила из морозилки стейки кеты, разморозила их в микроволновке и пожарила в кляре. Спустя час я обессиленно рухнула на диван рядом с Леви. Скосила глаза на экран. Он напряженно читал статью об автомате Калашникова. Ничего себе замахнулся! Как он, вообще, про него узнал?       Закончив чтение, он вывел на печать схему автомата и описание.       Я сказала: — А ты серьезно настроен. АК-47, да?       Он сказал: — Марлия намного опережает нас в развитии. Нам нужно современное оружие. — Но разве в твоем мире смогут изготовить такое? — Не уверен. Но у нас там есть толковые инженеры. Может, они смогут использовать что-то из этого для модернизации нашего оружия.       Я вздохнула, сказала виновато: — Леви, мне завтра придется пойти на работу. И не только завтра. Я работаю с понедельника по пятницу.       Он отнесся к этому с пониманием: — Знаю. Не с неба же ты деньги берёшь, чтобы покупать все эти вещи и еду. — А ничего, что ты практически весь день будешь тут один, в замкнутом пространстве?       Леви цыкнул: — Подземный город, вот где замкнутое пространство. А у тебя здесь балкон есть, с которого открывается хороший вид. Захочу воздухом подышать, выйду туда. К тому же, жилища в вашем мире очень комфортны. — Кстати, насчет этого, мне нужно научить тебя пользоваться некоторым приборами.       Я повела его на кухню и показала, как пользоваться микроволновкой и чайником. Показала всё в холодильнике. Потом объяснила, что такое фен. Мы уже вернулись в зал, когда он указал на пылесос, стоящий в углу: — А это что такое? — Это для уборки. Тебе не обязательно знать, как он работает. Не будешь же ты…       Он перебил меня: — Покажи!       Я увидела, как в его глазах загорелся огонек.       Я объяснила ему, как пользоваться пылесосом. В итоге, этот гаджет пришелся ему настолько по душе, что он пропылесосил всю квартиру. Я пыталась вырвать пылесос из его цепких рук, говорила, что и сама могу сделать это. Но он был совсем как ребенок, которому купили новую игрушку. А после он еще десять минут меня терзал расспросами по поводу моюще-чистящих средств в ванной и на кухне.       В десять часов я приняла душ и рухнула в постель. Мне подумалось: и как это замужние женщины выдерживают всё это? А если еще и дети есть! Они просто героини! Я привыкла жить одна, и все время тратила только на себя. А за эти два дня поняла, что совместное проживание отнимает очень много сил и времени. Но я не возражала. Ведь это Леви.       Я заснула, но сон был какой-то поверхностный. Я ждала, пока Леви ляжет. Дело в том, что, несмотря на усталость, у меня на него были определенные планы.       Он пришел во втором часу, забрался под одеяло.       Усилием воли я стряхнула с себя сон. Прижалась к нему, спросила: — Ты очень устал?       Он приобнял меня и спросил удивленно: — Ты голая?       Я прошептала ему на ухо: — Абсолютно голая. И в твоем распоряжении.       Он замер на пару секунд, а потом спросил настороженно: — Ты уверена?       Я прошептала ему на ухо: — Я хочу заняться с тобой любовью.       Он со свистом выпустил воздух сквозь зубы. Не было нужды просить его дважды. Он начал с шеи, целовал и покусывал нежную кожу, потом занялся грудью. Леви не торопился. Там, где моей кожи касались его пальцы, губы, язык, оставались жаркие следы. Я не выдержала первой, прошептала: — Я хочу почувствовать тебя внутри. Заполни меня всю. Заставь меня просить пощады.       Даже в темноте я поняла, что он удивился моим словам. Раньше я таких пошлостей себе не позволяла и практически никогда так откровенно не напрашивалась на близость. Но меня задели слова, сказанные им накануне. Что я никогда не проявляю инициативу, что со стороны кажется как будто я себя заставляю. Меня это немного обидело. Я хотела бы объяснить ему, что установив в самом начале границы и обозначив вещи, на которые я никогда не соглашусь, в остальном я решила следовать за ним. Поэтому это он всегда решал когда, сколько раз, как долго и в какой позе. При этом он никогда не был зациклен только на своих желаниях. Он старался, чтобы мне тоже было хорошо. Да и я не была бревном — я отвечала ему. Но все-таки то, что происходило в его мире, казалось мне немного зыбким. Теперь же я точно знала, что всё это происходит на самом деле.       Он прошептал отрывисто, медленно двигаясь во мне: — Ты — другая.       Я ответила прерывистым голосом: — Но всё равно твоя.       А потом он выполнил мою, так неосторожно высказанную, просьбу. Он заставил меня просить пощады. Дважды. То, что он делал со мной, как брал меня, заставляя мое тело пылать и плавиться. Я неосознанно впивалась ногтями в его спину, но он не обращал на это внимания, он продолжал терзать меня, принося мучительное наслаждение. А когда мне казалось, что я вот-вот взорвусь, он выходил из меня, менял позу, переворачивая меня на живот или на бок, и снова начинал свое наступление. И под конец второго раза, когда у меня уже ни на что не было сил, он закинул мои ноги себе на плечи и вошел так глубоко, что у меня чуть искры из глаз не посыпались.       Я простонала: — Слишком сильно!       А он, стервец мелкий, сказал с издевкой: — Это тебе за то, что ударила меня.       И продолжил безжалостно натягивать меня, а мне оставалось только сжимать пальцами влажные простыни и надеяться, что он ничего мне не сломает. А потом меня смела волна такого удовольствия, что я рассыпалась на тысячу осколков, почувствовала, как сжимаю его внутри снова и снова. И он как будто только и ждал этого момента, чтобы тоже прийти к финишу.       Мы лежали рядом совершенно обессиленные. И я говорила себе, что нужно идти в душ, что нужно поменять постельное белье, что на работу рано вставать, но продолжала просто лежать.       Он спросил: — Ты в порядке? Кажется, я немного сорвался.       Я ответила охрипшим от стонов голосом: — Мне было хорошо. Леви — ты лучший. — Тебе не с кем сравнивать, — сказал он своим обычным тоном.       Но по его голосу я слышала, что ему приятны мои слова. За время, проведенное вместе, я научилась различать малейшие нюансы его тона.       Я сказала: — Мне не нужно тебя ни с кем сравнивать. Я просто знаю, что ты лучший во всём.       Он повернулся на бок и сказал: — Я люблю тебя. И я обещаю не сдохнуть. Я вернусь, во что бы то ни стало.       Всего лишь во второй раз он сказал, что любит меня. Но самое главное он пообещал вернуться. А он никогда не бросал слов на ветер. И от этого у меня на душе стало так спокойно: у нас впереди еще две недели вместе, а потом и вся жизнь. По крайне мере, я очень хочу в это верить!