Реальность создаёт разум

39.

— Mamma, när kommer pappa hemma från jobbet? *(шведск. Мама, когда папа вернется с работы?) — Иза, детка, дома мы говорим только по-русски, — говорю я терпеливо.       Мой тон спокоен, но она знает, что этим же тоном я устанавливаю правила, которые не стоит нарушать. Тем не менее, она пытается бросить мне вызов: ее глаза сужаются, на маленькой переносице появляется морщинка, а губки складываются в гримасу. Сестра следует ее примеру. Эти трёхлетки-близнецы всегда выступают единым фронтом. В этот момент они пугающе похожи на Леви, но мне хочется рассмеяться и сказать: «Рыбки мои, на меня подобное выражение лица не действует. Если бы я боялась такого, то на протяжении последних пяти лет вряд ли считала бы себя самой счастливой женщиной из ныне живущих». Конечно, им рано еще слышать такое. Поэтому я просто поднимаю правую бровь, и они оседают. Зачинщица беспорядков говорит, оправдываясь: — Мамочка, но Лисбет разрешают дома говорить по-шведски. — Милая, ты не Лиза. А я не тётя Ангелина. У нас своя семья и свои правила.       Они окончательно сдаются.       Зое и Изабель. Они поразительно похожи на Леви. Цвет волос, глаз, строение лица. Порой мне кажется, что они ничего не взяли от меня. И я начинаю втихую костерить непрошибаемые гены Аккерманов. Но когда я вижу этих троих вместе, на меня накатывает чувство тихой нежности. Пусть лучше они будут, как он.       Как-то так получилось, что в этой семье ко мне прилипла роль «плохого полицейского». Папа для них напарник по играм, доверенное лицо, защитник и источник бесконечного терпения, а мама заставляет чистить зубы перед сном и есть ненавистные овощи. Я знаю, что мои дети любят меня. Но в тоже время они осознают, что на мамочку не действуют детские истерики, шантаж и нытьё.       Поначалу я поражалась тому, насколько Леви мягок с ними. И один раз в приступе раздражения, вздрюченная после того, как они разрисовали обои в гостиной, я сказала зло: — Леви, когда ты так размяк? Эти мелкие хулиганки веревки из тебя вьют!       Он посмотрел на меня: я давно не видела такого взгляда, и по моему позвоночнику пробежал холодок страха. Леви сказал: — Мои дети не узнАют, что такое голод, холод и страх. Ты — их мать, и я признаю за тобой право воспитывать их так, как ты считаешь нужным. Пока твои методы не выходят за грани разумного. Поняла?       Мне пришлось согласно кивнуть головой.       Больше мы не возвращались к этой теме. Конечно, Леви не размяк. Его жёсткость никуда не делась. Как бы странно это ни звучало, за прошедшие пять лет он стал только сильнее, в первую очередь морально. Был вынужден стать. Не так-то легко научиться жить в чужом мире.       Первая пара месяцев после его возвращения пролетают сейчас передо мной каким-то смазанным пятном: я была настолько счастлива, что какое-то время буквально витала в облаках. Я, естественно, продолжала ходить на работу и даже нашла в себе силы выполнять свои обязанности достойно, но в остальном жила, как будто надев розовые очки. Казалось, остановись я посреди какого-нибудь торгового центра, тут же заиграет музыка, и я неожиданно начну танцевать, а окружающие подхватят мои движения, как в каком-нибудь американском мюзикле.       Я убедила Леви, что прежде чем приступать к решительным шагам по его внедрению в этот мир в качестве постоянного резидента, нам двоим нужно побыть немного вместе, не думая ни о чем — сбросить с себя то, что мы пережили во время разлуки. И он, к моему немалому удивлению, согласился. Уже позже я поняла, что ему этот отдых был необходим, как никому другому. Годы и годы напряженной борьбы измотали его. У всего есть предел, даже у таких выносливых людей, как Леви Аккерман.       Стояло лето. Не какое-нибудь противное дождливое сибирское полу-лето, а настоящее солнечное, довольно жаркое, полностью оправдывающее свое название лето. Мы вставали в семь часов и шли на стадион бегать. Утренняя прохлада приятно освежала наши разгоряченные тела, по небу плыли кучевые облака, постоянные спутники сибирского лета, на стадионе бывало довольно людно для такого раннего часа. Мы с Леви молча разминались, а потом отправлялись на трек. Я заканчивала пробежку раньше него и шла на турники. Стоя на высоких перекладинах, я наблюдала забавные картины: Леви определенно притягивал к себе взгляды женской части ранних физкультурников. И шестнадцатилетние девочки, и шестидесятилетние тётеньки провожали его заинтересованными взглядами. И я их понимала: они не могли иначе — врожденный инстинкт, заставляющий женщин машинально отыскивать в поле видимости самую сильную мужскую особь.       От моего… Мысль моя часто запиналась на этом месте. Кто Леви мне? Кто мы друг другу? Почему-то такие банальные слова, как: бойфренд, парень, жених, муж, любовник, кажутся смешными. И более возвышенные: любимый, родственная душа, вторая половина, тоже не вызывают ничего, кроме желания поморщиться. Как можно человеческим языком описать то, что произошло с нами? Где найти слова, передающие чувство восторга, вспыхивающее порой в моей груди?       Итак, от моего Леви исходила такая явная, немного страшноватая, но в тоже время дико притягательная энергия — было в нем столько мужской силы, что женщины не могли удержаться, чтобы не кинуть на него оценивающий взгляд. Я знала, что они чувствовали в тот момент: волнение в груди с легким привкусом будоражащего воображение страха.       Иногда я задавалась вопросом: где были мои глаза, когда я попала в его мир? Почему он тогда казался мне жутковатым и злобным недомерком? Почему не поняла сразу же, что неведомые силы подарили мне возможность быть счастливой?       Однажды, когда мы возвращались с одной из таких пробежек, я спросила: — Леви, а ты заметил, как женщины смотрят на тебя?       Он недобро прищурился: — Ревнуешь?       Я хмыкнула: — Неа. Мне просто интересно.       И я не кривила душой. Я поймала себя на мысли, что совсем не знаю, что такое ревность. Леви никогда не давал мне повода. Я попыталась представить его с другой женщиной, ведь у него был кто-то до меня. Не могло не быть: слишком уж хорош он кое в чём. Такие УМЕНИЯ с потолка не берутся. Но я не почувствовала ничего! Не знаю, что это: самодовольная глупость или благое неведение, но чувство ревности вряд ли посетит меня когда-нибудь. Поэтому я добавила: — Леви, это может прозвучать оскорбительно, но я никогда тебя не ревновала.       Я думала, что он огрызнётся, но он сказал только: — Хорошо. Я не хочу, чтобы ты испытала подобное.       Мы уже вошли в лифт и стояли напротив друг друга, поэтому я прекрасно видела его лицо. На секунду на нем промелькнуло мучительное выражение. Я хотела нетактично спросить, а ревновал ли он сам меня когда-нибудь, но осознала свою жестокость, не успев открыть рта. Конечно, ревновал. Там, в его мире, наверно, не раз и не два на него накатывало это чувство подозрительности, и злости на меня. В тот момент, стоя в лифте, я осознала, что раньше бывала очень жестока по отношению к нему, и на меня нахлынула такая щемящая нежность, что я прижалась к нему и сказала: — Я так люблю тебя.       Он, удивленный этим неожиданным натиском, смутился и сказал глухим голосом, недовольно косясь на меня: — Не говори такие вещи в лифте, вдруг кто-нибудь увидит.       Я украдкой усмехнулась. Капитан Леви — бесстрашный, жесткий и циничный — опасается, что кто-то застукает нас за телячьими нежностями.       Тот проблеск совести был одним из первых в бесконечной череде. После исчезновения моего классного, но очень бессовестного второго «я», мне пришлось пересмотреть свое прошлое. Не скажу, что передо мной открылись картины жутких преступлений, совершенных под влиянием бессердечного социопата. Но несколько вещей я для себя уяснила: первое — раньше большинство людей представлялось мне безвольной серой массой, проживающей свою жизнь, следуя за самыми примитивными инстинктами: пожрать, поспать, потрахаться, самоутвердиться. А я плыла среди этой массы, как корабль, рассекая носом волны: вроде рядом, но в тоже время сама по себе. Я каждый день физически находилась среди них, взаимодействовала, но между нами всегда пролегала невидимая граница. И я смотрела на них свысока, порой даже ненавидела за их неспособность видеть хоть немного дальше своих собственных носов. Бывали редкие исключения — люди, с которыми я сближалась, которые становились дороги мне по-настоящему, но я знала, что рано или поздно могу потерять их. И боль от потери будет колоссальной, поэтому и старалась окружать себя глухой стеной бесчувствия.       После исчезновения альтер-эго эта граница немного поблекла, но не стерлась окончательно. Я поняла, что каждый человек уникален сам по себе, но в тоже время все вместе они составляют единое племя. И нет ничего плохого в их стремлении просто жить, пусть даже скучными, мещанскими жизнями, наполненными одними и теми же действиями. Пусть многие из них глупы и ограничены, заносчивы и спесивы, жадны и ленивы, но по сути это просто такой механизм выживания. Я не могу их винить. Когда начинаешь вглядываться в окружающий мир слишком пристально, становится сложнее жить, потому что тебе приходится пропускать через себя всю несправедливость того, что мы называем человеческой жизнью.       Второе же открытие было гораздо более неприятным: я и сама очень жестока. Не жёсткая, как Леви, а именно жестокая. Не к животным, которых я по-настоящему люблю. Я жестока к большинству людей. Я вспомнила всё, что натворила в его мире. Почему-то именно там эта моя черта характера проступила наиболее явно. Может, потому что мне было необходимо выжить в чужом мире и вернуться домой. Поэтому я и поступала так. Перед моими глазами стоят лица людей, которые были добры ко мне, но которые, так или иначе, пострадали от моих действий. Майк, Смит, Зое, Эрен. Даже олух Райнер.       Но хотя бы в моем распоряжении имеется вся моя оставшаяся жизнь, чтобы загладить вину перед человеком, которого я ранила больше всего. Да и сам он совсем не считает себя жертвой: с детства привык получать от судьбы одни удары, поэтому и закрыл глаза на все те разы, когда я обманывала его и пыталась оставить позади то, что было между нами. Даже сейчас спустя пять лет после его возвращения, на меня иногда накатывает странное чувство. И поздно вечером, когда дети давно уже спят в своей комнате, я, закончив вечернюю рутину по уходу за собой, подхожу к Леви и присаживаюсь на его сторону кровати. Он, дожидаясь меня, сидит, вытянув ноги и облокотившись на спинку кровати. Читает какую-нибудь книгу. Читает серьезно и вдумчиво. После возвращения в мой мир он углубился в чтение книг, и жажда его была воистину неутолимой. Классическая литература и современная проза, справочная литература, даже поэзия — его интересовало всё. Кто бы мог подумать? Разве пришла бы кому-нибудь в голову мысль, глядя на Леви, что он умный? В том мире у него не было возможности учиться: он был ограничен своим каждодневным кругом обязанностей капитана Разведкорпуса. А ведь он единственный всегда полностью внимательно прочитывал отчеты Ханджи, какими бы дикими они не казались! И в моем мире его пытливый ум нашел благодатную почву.       Я смотрю на его чуть прищуренные глаза, на морщинку между бровями, на сжатые губы и странное чувство в моей груди начинает отступать под натиском уверенности, что он здесь, со мной, что он никуда не денется.       Он захлопывает книгу и убирает ее в сторону, а я, перекинув ногу, сажусь чуть выше его колен. Мы молчим: каждый из нас и так знает, о чем думает другой. Я лёгким движением откидываю волосы с его лба, нежно провожу указательным пальцем по щеке, потом очерчиваю красивый изгиб губ. В очередной раз убеждаюсь, что он РЕАЛЕН.       Леви хмурится, потому что знает: для меня даже мой собственный мир всегда был немного зыбок, границы его были размыты, неявны и мне казалось, что я могу заглянуть в нечто, лежащее за границей обычного человеческого восприятия. Может, именно поэтому мне и открылся тот портал в другой мир.       Но у всего есть оборотная сторона медали. Из-за этой способности мне всегда было трудно поверить до конца в реальность происходящего. Как понять, где проходит граница между нашим разумом и миром? Это разные вещи или одно вытекает из другого? Начиная с древних времен, философы бьются над этими вопросами. Мир объективен сам по себе или является субъективным порождением нашего разума? Наш разум создает окружающую реальность или реальность формирует наш разум?       Как-то раз я рассказала о своих сомнениях Леви. В общих чертах он понял, о чем я говорю. Но по его лицу я видела, что всё это ему очень не нравится. Леви — удивительный человек. Он живет в чужом мире, но при этом всё воспринимает таким, каково оно есть. Его не мучают философские противоречия, не терзают извечные вопросы: зачем мы живем? Что было раньше: курица или яйцо? Есть ли жизнь в космосе? Существует ли Бог?       Он давно нашел все ответы про СВОЙ МИР. А мой мир просто принял со всеми его противоречиями и неясностями. Также когда-то он принял и меня: запутавшуюся и ушедшую в себя. И все еще продолжает спокойно переносить все мои психологические сложности. Поэтому когда на меня находит такое состояние, он использует свой способ доказать реальность своего существования. Он просто гасит свет, опрокидывает меня на кровать и ПОКАЗЫВАЕТ, что он чертовски реален. Так реален, что на следующий день мне бывает больновато сидеть.       Так бывает обычно. Но один раз он нарушил наш молчаливый пакт и прервал заведенный порядок вещей. Он сказал: — Я хотел бы, чтобы ты открыла мне все свои тайны.       Я понимала, что у него есть на это полное право. За прошедшие пять лет капля за каплей, слово за словом, медленно, нехотя, но всё же он рассказал мне обо всем: о своём детстве, о взрослении в Подземном городе, о своей жизни в бытность бандитом, о службе в Разведкорпусе, об экспедициях. Не рассказал только, что за женщины у него были до меня — пощадил мои чувства.       Я в свою очередь тоже о многом ему поведала, но не об альтер-эго. Я с самого начала решила, что об этом он от меня не услышит ни единого слова. Но вся проблема в том, что под влиянием альтер-эго прошли двадцать лет моей жизни и, умалчивая о нем, мне было сложно объяснить многие мои поступки. Поэтому, когда я услышала эти его слова, то смогла только, опустив голову, сказать, выталкивая с трудом из себя слова: — Прости… Не могу.       Вместо того чтобы разозлиться, он притянул меня к себе и сказал: — Я всегда знал, что какая-то часть тебя будет бесконечно убегать от меня. Я давно смирился с этим.       Я обняла его за плечи и сказала то, что должна была сказать давным-давно: — Спасибо за то, что никогда не сдавался. За то, что смог справиться с моим ужасным упрямством и моей скрытностью. За то, что смог сделать первый, самый сложный шаг. И за то, что как бы я ни сопротивлялась, ты не отпустил меня.       В его голосе послышались насмешливые нотки: — Глупая. Я же мужчина. Я принял решение и взял на себя ответственность за тебя.       И хотя это прозвучало по-сексистски высокомерно, но он был прав. Он принял решение, и как бы тяжело ему не было со мной, он не отступал. И оказавшись в моем мире, приложил все усилия, чтобы влиться в новую для него жизнь.       Тем первым летом, пока я была на работе, он в буквальном смысле слова усвоил терабайты информации. Ему нужно было многое узнать. Что-то он знал после прошлого раза, но тогда его больше интересовали виды оружия и двигатель внутреннего сгорания. Сейчас же ему предстояло узнать, как устроен мой мир, научиться находиться среди людей, не выделяясь явно своей непохожестью. История, география, политика, социальное устройство, законы государства и законы неписанные, вроде морали — всё это значительно отличалось от того, к чему привык он. Иногда я звонила ему и по шуму на заднем плане понимала, что он на улице. Мое сердце пускалось неровным галопом: я представляла, какие ужасы могут произойти с человеком, не привыкшим к российской действительности. И вечером я выпытывала, где он был и что делал. В основном он отделывался односложными ответами: — Гулял. Находился среди людей. — Просто гулял? — недоумевала я. — Да. Сидел в парке на скамье и целый час наблюдал за людьми. — Но зачем? — Маргарита, ты не понимаешь? Ты же была в моем мире — должна понимать, насколько тут все отличается. Мне нужно время, чтобы привыкнуть. Поэтому я наблюдаю за людьми. Они здесь совсем другие — они не ограничены стеной, нет постоянной угрозы, нависшей над ними, вроде неожиданного вторжения марлийцев. Чтобы жить здесь полноценной жизнью, мне нужно научиться принимать это. Перестать видеть во всех угрозу.       И я понимала его. Я знала, что решение остаться тут со мной далось ему нелегко. Внешне он оставался спокойным, но я чувствовала, что его раздирают внутренние противоречия: сможет ли он стать кем-то в этом мире или потерпит крах.       Иногда я просыпалась среди ночи и по дыханию Леви понимала, что он не спит. Просто лежит и смотрит в темноту. В такие моменты мне очень хотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо, что мы прорвемся. Но сделать так означало бы признать его слабость, признать, что я знаю о его страхах и опасениях. А я не хотела унижать его. Если бы он захотел поделиться со мной, то рассказал бы сам. Но вместо слов он предпочитал действовать — делать хоть что-то.       Его пристрастие к чистоте никуда не делось, поэтому практически сразу же он ненавязчиво, но неоспоримо забрал у меня бразды правления уборкой в квартире. Поначалу я пыталась сопротивляться: воспитанная в лучших традициях советского патриархата, я считала, что домашние дела — сугубо женская обязанность. Хотя, признаюсь честно, всегда была в корне не согласна с подобным положением вещей. Меня откровенно раздражало следующее: среднестатистическая российская женщина, отработав полный рабочий день, также как и ее условный муж, приходит домой, готовит ужин, стирает, убирает, занимается детьми, в то время как он потягивает пиво на диване перед телевизором. Меня всегда распирал вопрос: КАКОГО ХРЕНА? Где написано, что должно быть именно так? Почему российское общество так устроено? У тех же самых скандинавов совсем не так! Там партнеры делят поровну обязанности по дому и по уходу за детьми, и это считается абсолютно нормальным. С какого бодуна многие российские мужчины обнаглели настолько, что считают, что женщина должна быть несказанно счастлива от самого факта наличия мужика в доме? Даже если от него толка, как с козла молока.       Как-то я поделилась своими мыслями с мамой. Она, вздохнув, сказала: — Доча, тебе будет сложно выйти замуж в этой стране.       На что я ей ответила: — Мам, а я и не собираюсь наниматься в бесплатные домработницы к какому-нибудь зажравшемуся козлу, который упивается фактом своего ничтожного существования!       Но с Леви все было по-другому. После всего, чем он пожертвовал ради меня, мне было неприятно принижать его до статуса «домработника». Развязка этого молчаливого противостояния наступила спустя полтора месяца после его возвращения. Я шла домой, раздумывая, что бы приготовить на ужин. На лестничной площадке я учуяла дразнящий запах еды. В первый момент мне подумалось, что это соседка кашеварит, но потом до меня дошло, что запах идет из моей квартиры. Зайдя домой, я сразу же ринулась на кухню. Леви, наряженный в мои фартук и косынку, с невозмутимым видом вытаскивал из духовки противень с куриными окорочками, запечёнными с овощами. Меня захлестнули противоречивые чувства. Как же хорош он был в этот момент! Почему такая банальщина, как фартук, смотрится на нем до жути сексуально? Но вместе с обожанием, я почувствовала и укол стыда: докатались, он теперь и готовить за меня будет?       Увидев меня, он сказал: — Ты вовремя. Сейчас будем ужинать.       За едой я утроила ему форменный допрос: где взял рецепт? (В интернете) Зачем готовил? (Захотел) Почему не дождался меня? (Неопределенно пожал плечами).       Удивленный моей реакцией, он, наконец, не выдержал и спросил холодно: — Маргарита, в чем дело? Ты не хочешь пускать меня на свою кухню или тебя не устраивает приготовленная мною еда?       Я смутилась: — Извини. Всё очень вкусно. Но, понимаешь, меня с детства приучили, что готовка — это женское дело. И, как ты знаешь, я эту муторную обязанность не очень люблю, но в тоже время не хочу спихивать ее на тебя.       Он скривился, и его глаза недобро блеснули: — Ты — умная, но иногда бываешь такой идиоткой. Знаешь, Разведкорпус меня многому научил, и одна из этих вещей: нет чисто женских и чисто мужских дел. Если женщины могут убивать титанов, то почему я не могу приготовить еду или убраться в доме? Ты же была там и видела, что слуг у нас не было. Мы сами поддерживали чистоту в отряде, сами стирали. Ладно, у нас были люди, работавшие в столовой. Но это не означает, что я не могу приготовить нам еду. Ты меня за какую-то неженку принимаешь? Или думаешь, в детстве у меня целый строй кухарок был?       Он меня отчитывал, а я опускала голову все ниже и ниже. Я поняла, что Леви был прав во всем. Также я осознала, что он не видит в домашней работе ничего унизительного. О чем я вообще думала? Только слабые, закомплексованные мужчины боятся, что их непомерное эго пострадает от того, что они полы вымоют или одежду в стиральную машину закинут. Леви выше всего этого и даже с половой тряпкой в руке выглядит круче, чем какой-нибудь жлоб на мерседесе.       Я сказала виновато: — Прости меня. Я такая глупая.       Леви усмехнулся: — Конечно, ты глупая. Не понимаешь элементарной вещи: я терпеть не могу грязь, но это не означает, что я боюсь запачкаться.       Я посмотрела на его лицо и поняла, что он уже не злится на меня. Ему даже нравится, что в очередной раз он оказался мудрей и прозорливей меня.       Он добавил: — К тому же мне нравится готовить. — Что? — спросила я ошарашенно. — Из-за проблем с продовольствием в моем мире еда была однообразной и невкусной. А у вас тут такое разнообразие продуктов. Столько всего можно приготовить. Даже учитывая твои ограничения по мясу. У меня большие планы на твою кухню.       Мой рот приоткрылся от удивления. ¡Oh Santísima Virgen María madre mía! Да он же идеальный мужик!       Вот так и получилось, что он освободил меня от большей части домашней работы. Наступил сентябрь и у меня окончательно созрел план, как достать документы для Леви. Прочитав кучу форумов и изучив различные статьи, я пришла к выводу, что самый верный способ — купить документы. Как говорится, money talks. А в этой стране молодого и довольно дикого капитализма купить можно абсолютно всё. Самое главное — знать нужных людей и иметь деньги. Насчет первого у меня была одна задумка, ну, а второе зависело о того, сколько запросят за чистый, а самое главное настоящий паспорт, который будет числиться в официальных базах данных.       Все было просто — брат Максима, моего начальника, занимал довольно высокий пост в УФМС. Нужно заметить, что с самого начала у меня установились неплохие отношения с шефом. Мы сошлись с ним на почве вегетарианства. Все началось с того, что мы несколько раз сталкивались во время обеденных перерывов в вегетарианском кафе, расположенном в нашем здании. Выяснилось, что Макс убежденный веган с десятилетним стажем и активист веганского движения. Я сразу же честно призналась ему, что иногда ем курицу и рыбу. И он вознамерился ненавязчивыми увещеваниями окончательно переманить меня на сторону «добра». В принципе, я его понимала: в этой стране любителей свинины каждый колеблющийся, вроде меня, кажется перспективным экземпляром в деле борьбы с поеданием плоти.       Иногда мы обедали вместе. И он просвещал меня по поводу новых исследований, подтверждающих его точку зрения. Эти разговоры меня совсем не напрягали — мне была интересна информация, которую озвучивал шеф. Не считая твердолобого самоуверенного веганизма, начальник мой человеком был очень хорошим. Умный, воспитанный, внешне довольно привлекательный, а самое главное давно и безоговорочно женатый на такой же поклоннице веганского образа жизни, как и он сам. Это исключало возможность даже самого невинного флирта.       В один из дней я решила прощупать почву и пригласила его на обед. Он немного удивился, но принял мое приглашение спокойно.       Заказав еду, мы сначала побеседовали несколько минут на светские темы, обсудив погоду, его сына, который пошел в первый класс и новый норвежский детективный сериал, который он мне советовал посмотреть. Потом Макс выжидательно уставился на меня. Я сказала: — Твой брат работает в миграционке?       Получив в ответ утвердительный кивок, я продолжила: — Представь себе ГИПОТЕТИЧЕСКУЮ ситуацию: есть человек, у которого нет никаких документов. Нужно сделать ему официальный паспорт, чтобы он мог устроиться на работу и так далее.       На лице Максима не отразилось ни одной эмоции, он просто продолжал жевать свой веганский плов, но мой шеф явно понял, к чему я клоню. Проглотив, он сказал: — Знаешь, а это дело подсудное. — Максим, я знаю. Но в этой стране зачастую просто жить — дело подсудное. Всякие ситуации в жизни бывают. И к тому же мы ведем речь о гипотетическом человеке.       Он усмехнулся: — Но у этого гипотетического человека есть же какое-то гражданство? Почему не попытаться получить вид на жительство законным путём, а там и до гражданства не далеко?       Скорей всего он подумал, что я пытаюсь протащить в Россию кого-то из моих узбекистанских родственников. Эх, знал бы он, что все не так просто! — В том то и дело, что у него нет вообще никаких документов. Никакого гражданства. Можно сказать, что он — апатрид.       Он приподнял брови: — Получается какой-то человек из ниоткуда.       Я покачала головой: — Так и получается.       Он замолчал, явно обдумывая что-то. Я не мешала ему, доедая свои котлеты из нута. Когда мы ели десерт, он, наконец, нарушил молчание: — Маргарита, я знаю, что ты очень закрытый человек и не любишь говорить о своей личной жизни. Поэтому заранее извини за то, что лезу не в своё дело: у тебя кто-то появился?        Я ответила вопросом на вопрос: — Заметно?       Он неловко улыбнулся: — Честно говоря, да. Прошлой осенью ты изменилась. На работе это не отразилось, но ты стала какой-то другой. Я не имею виду внешне, хотя и это тоже. Зимой мне часто казалось, что ты очень несчастна. А потом в июне все поменялось. Я прав?       А он довольно наблюдательный, подумалось мне. Действительно, за последние месяцы я несколько раз ловила на себе его внимательный взгляд, но дальше этого он не шел. Не такой он человек, чтобы лезть с бесцеремонными расспросами.       Я неопределенно пожала плечами, но Максим принял этот жест как подтверждение своих слов и продолжил: — Документы нужны твоему… — он замялся, — … прости, не знаю, как его назвать.       Я сказала серьезно: — Да, документы нужны ему.       Я видела в его глазах желание высказаться на счет того, что я связалась с неподходящим человеком, но шеф промолчал. Воспитанность и природный такт взяли верх.       Я добавила: — Он не преступник. Он ни от кого не скрывается. Просто так получилось, что у него совсем нет документов. — Но он же родился где-то! — не выдержал Максим. — Можно сделать дубликат свидетельства о рождении.       Я внутренне усмехнулась: в Подземном городе точно не выдавали свидетельства о рождении.       Я отрицательно покачала головой: — У него вряд ли когда-нибудь будет возможность попасть туда, где он родился.       Я видела, что Макс мысленно перебирает варианты: Туркменистан, Северная Корея, Судан, Иран. Но я не собиралась давать ему подсказки.       Обед подходил к концу, и он сказал: — Давай в недалеком будущем еще как-нибудь пообедаем вместе.       И это была победа. Это означало, что он поговорит с братом.       Принесли чек, и я настояла на том, чтобы заплатить за обоих.       Прошла неделя, за ней еще одна. Максим не подавал и вида, что такой разговор вообще имел место быть. Наконец, три недели спустя, в один из последних дней сентября он подсел за мой столик все в том же кафе. Молча взял бумажную салфетку, написал на ней цифру «5 000 000», показал мне и, удостоверившись, что я правильно увидела написанное, ушел, прихватив с собой салфетку.       Пять миллионов рублей! Огромные деньги для моего города!       Может, таким образом, они пытались отпугнуть меня от затеи купить паспорт. Но весь парадокс этой ситуации был в том, что у меня были эти деньги! В банковской ячейке я хранила около ста тысяч долларов. Шесть с половиной миллионов рублей по текущему курсу. История этих денег была странна и даже немного смешна. Может, поэтому я никогда не считала их совсем своими и даже в безработный период, растягивая свои официальные сбережения, ни на секунду не допускала мысли воспользоваться теми деньгами. И это было не напрасно! На них мы купим Леви официальный статус жителя этого мира.       Что же касается происхождения этих денег, то все было и просто, и сложно одновременно: я выручила их за продажу биткойнов.       Все началось в далеком две тысячи одиннадцатом году. Тогда я устроилась на свою первую работу в этом городе. Найти работу по специальности мне не удалось, и я пошла работать секретарем директора по внешнеэкономической деятельности на одно из крупных предприятий города. На работе бывало всякое — и сложное, и комическое, и грустное. Но самое главное — там я познакомилась с человеком, который и сыграл главную роль в этой истории с биткойнами. А также явился тем, от кого я впервые услышала о мире титанов.       Системным администратором на предприятии был некто Алексей Брагин — высокий, тощий, как жердь, голубоглазый и светловолосый практически до белёсости парень, старше меня на три года. Это уже позже я узнала, что все друзья и близкие зовут его Лёня, что он очень много ест и не толстеет, и что в женах у него ходит мощная женщина ростом практически с него и весом килограмм под сто.       Одним пасмурным октябрьским вечером, когда до конца рабочего дня оставалось минут двадцать, он пришел в приемную, где я обитала, чтобы установить обновления некоторых программ на мой компьютер. Шеф в тот день был в командировке, и было довольно спокойно, поэтому я начала собираться домой. Я складывала вещи в сумку, когда из нее ненароком выскользнула книга и с громким хлопком упала на пол. Это был второй том нового романа Харуки Мураками «1Q84». Сисадмин оживился: — Ух ты! Мураками? А я еще не читал вторую книгу! Сможешь одолжить, когда прочитаешь? — Не вопрос.       Выяснилось, что он большой поклонник Мураками в частности и японской культуры в целом. Постепенно мы сблизились с ним на этой почве. Не скажу, что мы стали лучшими друзьями, но статус хороших знакомых точно превысили. Во время обеденного перерыва (если мне удавалось вырваться на оный), сидя в столовой нашего предприятия, мы обсуждали с ним творчество Мураками и других японских писателей, новинки манги и аниме. Но в последнем вкусы у нас совсем не сходились. Мне всегда по душе были споконы, дзёсэй и не сопливое сёдзе. Он же, естественно, зачитывался сёнэном. Наруто, Ван Пис, Блич, Фейри Тейл, Стальной Алхимик, Гинтама, Вельзевул, ВТОРЖЕНИЕ ГИГАНТОВ — Лёня прожужжал мне все уши с этими мангами. Каждый раз, когда он «впивался» в очередной «шедевр» японского комиксного творчества, то заводил песню: — Ритка, есть новая тема. Это просто бомба!       Я всегда недолюбливала, когда моё имя сокращали. Даже родители, сколько себя помню, называли меня полным именем. Но некоторые неусидчивые люди чисто физически не могли каждый раз проговаривать мое довольно длинное имя. И если эти люди входили в ограниченный круг тех, кому я искренне симпатизировала, то я им спускала подобное. И Лёня был одним из таких людей. По натуре человек очень увлекающийся, иногда он попросту заражал меня своим энтузиазмом. Именно от него я впервые услышала о манге про титанов. Он начал читать ее примерно в то же время, когда мы познакомились. И потом с завидным постоянством раз в полгода пытался привлечь меня в свою команду почитателей этого творения. Я обычно отшивала его следующим образом: — Вот прочитаешь «Счастливый брак» или «Баскетбол Куроко», тогда и я почитаю про твоих гигантов. — Эндзёдзи Маки? Да у меня глаза выпадут, если я хоть главу, нарисованную этой слащавой тёткой, прочитаю. А твой баскетбол? Целая куча странных персов с волосами цвета всех оттенков радуги бегают туда-сюда с мячом. И так триста глав.       И каждый оставался при своих, пока в две тысячи шестнадцатом году не произошел сдвиг. Был август. Я к тому времени уже работала в другом месте — по специальности. Но с Леней общение не прекращала. Время от времени мы созванивались, раз в несколько месяцев ходили в какой-нибудь ресторан быстрого питания, и я наблюдала, как он поглощает огромное количество вредной еды, пытаясь подсадить меня на очередную феноменальную сёнэн мангу. В такие моменты ехидное альтер-эго мысленно отпускало едкие замечания по поводу моего выбора хороших знакомых.       В тот день мы встретились в Burger king. Я заподозрила неладное, когда Лёня взял всего три бургера.       Мы сели за столик, и я спросила: — У тебя все нормально? — Да ну на фиг! Ничего нормального! В моей любимой манге такого крутого перса убили. Пиздец какой-то! Автор задолбал, мочит всех подряд. Мог хотя бы этого пожалеть.       В принципе, я его понимала. Бывает читаешь мангу, лелеешь какого-нибудь персонажа, а потом автор безжалостно отправляет его на другую сторону реки Стикс. Поэтому я сказала сочувственно: — Сочувствую, чувак. Что за манга? — Вторжение гигантов. Прикинь, командора Смита убили.       Я чуть поморщилась: опять эти гиганты. Пять лет я от этого отбивалась и сейчас, похоже, буду весь вечер слушать о них. Так и получилось. Лёня распалялся все больше. Доказывал мне, как мангака промахнулся с этой смертью. И что жизнь — жуткий тлен. Я кивала и поддакивала, а сама витала в своих мыслях. Но придя вечером домой, решила, наконец, прочитать про эту мангу. Я полезла в Википедию и прочла описание сюжета и персонажей. Как я и думала, сие творение оказалось совсем не в моем вкусе. Поэтому я поспешила о нем забыть и не вспоминала вплоть до одной странно закончившейся прогулки к скале.       Что же касается биткойнов, то все эти крипто дела были еще одним увлечением Брагина. Я в этом совсем ничего не понимала, поэтому он редко наседал мне на уши с крипто темой, предпочитая сидеть на специальных форумах.       В ноябре две тысячи двенадцатого года в один из дней мы столкнулись в столовой, и он сразу же завел свою излюбленную шарманку: — Ритка, есть крутая тема. Ты слышала что-нибудь о биткойнах? — Судя по названию, это как-то связано с монетами? — Это криптовалюта.       Он начал мне объяснять, а я все никак не могла понять, как может существовать валюта, не относящаяся ни к какому государству. Ведь возможность выпускать свою валюту является одним из признаков государственности.       В итоге, Леня уговорил меня купить пять биткойнов. Тогда они конвертировались по десять долларов за биткойн, а доллар стоил чуть больше тридцати рублей. Эта авантюра стоила мне около двух тысяч рублей, учитывая комиссию. Сам же Брагин и установил всё на мой ноутбук и десять раз наказал мне ни в коем случае не терять ноут и, вообще, пылинки с него сдувать. Потому что, потеряв секретный ключ к адресу хранения биткойнов, потом не будет никакой возможности их забрать. Он еще долго распинался про блокчейны, адреса и ключи. Я ничего не поняла, но, даже купив новый ноутбук, старый содержала в образцовом порядке. А курс биткойна все рос и рос, пока в декабре две тысячи семнадцатого года не достиг максимума в 19 666 долларов. Я с холодным недоумением наблюдала за этой картиной, все еще не веря в то, что реально смогу продать криптовалюту за такие бешеные деньги. И в конечном итоге это оказалось очень трудно. В этом государстве тотального контроля такие подозрительные новшества, как криптовалюта, находятся в опале. Но совместными усилиями и прибегнув к помощи одной очень шустрой дамы-бухгалтера, мы с Брагиным смогли продать биткойны и вывести доллары.       Я до сих пор не знаю, сколько биткойнов было у Лёни — никогда не спрашивала. Но, судя по тому, что он выплатил досрочно ипотеку на трехкомнатную квартиру и купил дорогой автомобиль, в накладе он не остался. Честно признаюсь, я была очень благодарна ему за то, что в свое время он втянул меня в эту авантюру. Я хотела сводить его в какой-нибудь дорогой ресторан, но его ответ был: — Да не люблю я всю эту высокую кухню. Там такие порции, даже ребенок не наестся.       Мы пошли в KFC и объелись курицей.       А деньги я положила в банковскую ячейку. Может возникнуть вопрос, почему я, имея такие деньги, продолжала ездить на пятнадцатой модели отечественного автопрома? Но было у меня стойкое предчувствие, что в один прекрасный день эти деньги пригодятся мне для чего-то важного! А мое чутье меня никогда не обманывает.       Придя домой в тот день, когда Максим написал на салфетке стоимость нового паспорта, я все рассказала Леви. Он к тому времени уже понимал деньги моего мира и услышав цифру, выругался. Когда же я сказала, что у меня есть эта сумма и даже немного больше, он удивлённо посмотрел на меня. — Откуда? — был его вопрос.       Я рассказала вкратце всю историю, но он вынес из нее только одно: — Значит, у тебя есть друг-мужчина? — Я бы не назвала его близким другом, просто очень хороший знакомый, с которым у нас совпадают некоторые интересы.       Леви нахмурился. Я поспешила добавить: — Я никогда не была в его вкусе, даже когда весила шестьдесят пять килограмм.  — А? — Леви не понял. — Слишком худая, — сказала я с улыбкой. — Знаешь, некоторые мужчины любят очень крупных дам.       И действительно, когда мы с Брагиным встретились в очередном ресторане быстрого питания, и он впервые увидел меня похудевшей до пятидесяти килограмм, на его лице появилось выражение неприкрытого ужаса. Он все допытывался, не голодаю ли я и пытался подсунуть мне один из своих бургеров.       Мои слова успокоили Леви. Но у него тут же возник другой вопрос: — Это не опасно — связываться с братом твоего начальника? — Риск, конечно, есть, но у нас нет выбора.       Он сжал зубы до хруста: — Блядство какое-то. Я обещал позаботиться о тебе, а в итоге ты собираешься потратить на меня кучу денег и говоришь об этом с таким спокойным лицом.       Я возразила: — Деньги приходят и уходят, а ты — один такой. К тому же эти деньги я даже не заработала. Но последние два года у меня было чувство, что они мне достались не просто так.       Он отвернулся от меня и отошел к окну. Я понимала, что в тот момент была задета его мужская гордость. Но также я и понимала, что если мы не сделаем этот шаг, он не сможет полноценно жить в моем мире. Поэтому я подошла и ткнулась лицом ему в плечо. — Ты же не собираешься бросить меня и вернуться в свой мир из-за каких-то денег? — прошептала я. — Потому что, если ты поступишь так, мне придет конец. Это не угроза, я просто констатирую факт.       Он резко повернулся и взял в ладони мое лицо: — Дура, не говори ерунды! Никуда я не денусь. Но сейчас меня злит моя бесполезность… И прекрати реветь.       Оказалось, что по моему лицу текут непрошеные слезы: мысль о его исчезновении испугала меня.       Я возразила: — Ты не бесполезный. Просто это одна из тех ситуаций, в которых конкретно ты бессилен. Но у нас же есть решение проблемы. — И ты не пожалеешь, что потратила на это такие деньги? — Я не пожалею ни о чем, что связано с тобой. — Тогда решено. Сделаем это.       Я сообщила о своем решении Максу и через неделю мы встретились с его братом, Владимиром. Встреча проходила в буквальном смысле посреди моста. Мне пришлось оставить машину на стоянке парка, а потом мы с Леви шли пешком.       Стояло начало октября, было прохладно, солнце как раз садилось. Мы издалека увидели, что на пешеходной дорожке моста, облокотившись на перила, стоит человек. Рядом с ним стоял навороченный велик. Со стороны можно было подумать, что велосипедист остановился понаблюдать за красивым закатом.       Я попросила Леви подождать неподалеку и одна подошла к этому человеку. Увидев меня, он сказал: — Маргарита.       Я кивнула. Он без экивоков рассказал мне об условиях: полтора миллиона — задаток, остальное, когда паспорт будет готов. С меня кроме денег следующие сведения: фамилия, имя, отчество, место и дата рождения, а также две фотографии.       Пока он проговаривал все это, я поняла, почему он захотел встретиться на мосту — здесь было бы абсолютно невозможно записать наш разговор. Буквально в метре от нас с шумом проносились машины, а Владимир говорил так тихо, что мне приходилось напрягаться, чтобы услышать его. Что скажешь? Весьма хитро. Со стороны казалось, что мы просто любуемся видом.       Когда он закончил, я сказала: — Одна загвоздка — у него нет отчества.       Мой визави пожал плечами: — Это не такая уж и редкая вещь. У некоторых народов, проживающих в России, нет отчеств. В таком случае отчество просто не указывается. — Понятно. Тогда договорились.       Он отлепился от перил и взялся за руль своего байка: — Маргарита, а Вы не боитесь, что я Вас обману?       Я пожала плечами: — Сложно сказать. Я Вас совсем не знаю. Но я знаю Максима, и я доверяю ему.       Владимир усмехнулся: — Понятно. До связи.       Октябрь прошел под знаком эпопеи с паспортом. Я поменяла доллары на рубли. Чтобы не вызвать подозрений, менять пришлось партиями в разных банках, потом была передача задатка в лучших традициях шпионских фильмов. Также нам с Леви пришлось поломать голову над датой и местом его рождения. Я немного запуталась со всеми этими расхождениями во времени между нашими мирами. Сколько ему точно лет? Самому Леви было удивительно наплевать на это. Он никогда не был озабочен своим возрастом: — Поставь тот же год рождения, что и у тебя.       Я возразила: — Но ты же младше меня!       Я попыталась вычислить в уме. Выходило, что из-за разного течения времени между нами осталось три года разницы. То есть придется поставить ему девяносто первый год рождения. Я проверила, чей год по восточному календарю это был. — Вот черт. Овца, — пробормотала я, найдя информацию. — Что овца? — он услышал мою реплику.       Пришлось мне объяснить ему, что такое гороскопы по восточному календарю и знаки зодиака.       Когда я закончила, он сказал: — Ты сама родилась в год дракона. И хочешь, чтобы я был овцой?       Вид у него при этом был пугающий, поэтому я пискнула: — Нет. — А предыдущий год какого животного?       Я проверила в интернете: — Лошади.       Он смягчился: — Это хорошо. Люблю лошадей.       На том и остановились: некто по имени Леви Аккерман родился 25 декабря 1990 года. Местом рождения было решено указать город нашего проживания.       В конце октября, передав остаток денег, мы, наконец, получили на руки заветный документ. Сразу же после этого мы подали документы на получение ИНН, СНИЛСа, полиса медицинского страхования и заграничного паспорта. Самым интересным было то, что во всех госорганах, куда мы обращались, никто даже внимания не обратил на имя и фамилию Леви. И это не удивительно. Какое им дело до какого-то Аккермана, когда в России живут люди под фамилиями: Ноздря, Бухал, Конопля, Кудро, Писькина, Задняяулица, Свинарь, Тупицын, Добробаба, Пидорван, Удот, Чучупака и даже Кальян.       Одна проблема была решена, но оставалось еще немало крутых холмов, которые нам необходимо было преодолеть. И одним из них было знакомство с моими родителями. Ангелине я рассказала о том, что Леви вернулся практически сразу же. Мы с ней говорили по скайпу, и по ее лицу я видела, что эта новость произвела на нее неоднозначное впечатление. И я ее не винила. Наверно, сложно смириться с тем фактом, что твоя сестра живет с человеком, который в этом мире не существует.       Родителям я, естественно, не собиралась рассказывать, что Леви не от мира сего в прямом смысле этого выражения. Но они не дураки и при знакомстве точно поняли бы, что он не обычный русский парень. Поэтому мне нужно было подготовить почву.       Сентябрь в Сибири — месяц, когда люди массово копают картошку. И мне пришлось две недели подряд в выходные ездить к родителям, помогать убирать урожай. Я объяснила Леви, зачем езжу. И он все никак не мог понять, зачем людям, у которых есть деньги, выращивать овощи. Это было оправданно в его мире, но не в моем, где все это можно купить даже не имея огромного дохода. Я его понимала. Человек, не живший в СССР или России, вряд ли поймет, что работа на огороде или даче здесь что-то вроде национального вида спорта, и что даже довольно состоятельные люди не считают зазорным выращивать свои овощи. К тому же бывает приятно поковыряться в земле — для многих это своеобразный вид рекреации. Я и сама все это испытала только после переезда в Россию.       В один из вечеров, после целого дня копки картофеля, мы сидели с мамой на кухне. Она пила чай, а я грызла яблоко. Младший кот терся об наши ноги, выпрашивая очередную подачку со стола. Обычный вечер в нашей семье. Я решила, что пришло время, и сказала: — Мама, я должна тебе кое-что рассказать.       Она посмотрела вопросительно на меня. Я продолжила: — Я живу кое с кем. — Ты имеешь в виду с мужчиной?       Думаю, в ее голосе было бы гораздо меньше удивления, если бы я вдруг сообщила, что прямо на нашем огороде высадился десант с НЛО. — Да.       По ее лицу пробежала целая гамма чувств: от откровенного офигевания до огромного облегчения. И мне были понятны ее чувства: она думала, что обе ее дочери на всю жизнь останутся старыми девами. Но сначала Ангелина вышла замуж, а теперь и у меня кто-то появился. Я поспешила остудить ее радость: — Скажу сразу же, что он отличается от типичных местных парней. Во-первых, он не отсюда. Во-вторых, он ниже меня на пять сантиметров. В-третьих, у него непростой характер.       Из всего сказанного ее больше всего поразило признание про его рост. Мама знала, что я жутко не люблю низких мужиков. И вдруг такое! Потом она спросила осторожно: — А как его зовут? — Леви.       На ее лице появилось такое выражение, какое бывает, когда очень хочется чихнуть, но нельзя, и ты старательно подавляешь эти позывы. И я знала, какие именно позывы подавляет мама: затерзать меня вопросами. Но она осознавала, что это было бы огромной ошибкой. Да, мамочка прекрасно знает мой норов.       Я продолжила: — Он не из России, и я не скажу, откуда он или какой национальности. По-русски он говорит абсолютно свободно. Когда я познакомлю вас, я не хочу, чтобы ты или отец задавали ему вопросы. Слышишь? Я сейчас говорю серьезно.       Она замялась: — Доча, ты же понимаешь, что мы за тебя переживаем. Все, что ты сказала, звучит очень подозрительно. — Мама, я все понимаю, но я сама могу за себя постоять и знаю, что для меня лучше. Ты же боялась, что я навсегда останусь одна. Теперь можешь успокоиться. А остальное — мои проблемы.       Со стороны могло показаться ужасным, что я так разговариваю с матерью. Но иначе с ней нельзя. Я люблю свою маму. Она очень добрая и для своих детей делала все, что было в ее силах. Но невозможно отрицать, что меня всегда немного раздражали ее мещанская сердобольность, ограниченный кругозор и уверенность, что она, как мать, имеет право совать нос во все дела своих детей. Впрочем, от последнего я ее отучила еще, когда была в подростковом возрасте. Поначалу это заканчивалось скандалами, но потом она поняла, что я не обычная девочка-подросток, что есть во мне что-то, с чем ей не по силам совладать. Что же касается отца, то он давно занял следующую позицию: молчи, пока не спросят. Проведший последние тридцать с лишним лет своей жизни среди трех женщин со своеобразными характерами, он предпочитал не лезть с непрошеными расспросами или советами.       Спустя три недели состоялось знакомство. Леви знал, что это нужно сделать. И я не заметила в нем никаких признаков нервозности. Но все равно это был очень странный вечер. Мама наготовила целую кучу еды и всё суетилась, как наседка. Отец предложил Леви выпить коньяка за знакомство и получил за это от меня недовольный взгляд. Но Леви отказываться не стал. Ему-то что: он может и ведро этого самого коньяка выхлебать, а потом сесть на условную лошадь и всю ночь мочить условных титанов.       Казалось, что на напряжение, висевшее в воздухе, можно топор повесить. Обстановку разрядил младший кот — Марсик. Выращенный нами из малюсенького комочка, он был всеобщим любимцем. В отличие от старшего кота — сурового мышелова — этот мелкий кабанчик вел себя как избалованный ребенок. Во время ужина он поочередно подходил то ко мне, то к маме, то к отцу — призывно смотрел в рот и лапкой легко бил нас по ногам, чтобы мы про него не забывали. Мама хотела было дать ему что-нибудь со стола, но я сказала: — Мама, мы же договорились не кормить котов со стола. У них режим. Будут есть в свое время.       Но Марсик решил бороться с этой несправедливостью своими методами и направить усилия на нового человека. Сначала он просто обнюхивал ноги Леви, решая можно ли с него что-нибудь поиметь. Боковым зрением я следила за засранцем, но все равно пропустила момент, когда он запрыгнул на колени Леви. Родители замерли, а я, подскочив, вскричала: — Это еще что за безобразие? Сейчас эта наглая кошачья морда получит у меня!       Леви остановил меня жестом: — Маргарита, успокойся.       Я была вынуждена послушаться его и сесть на место. Он же взял со своей тарелки кусочек говядины, дал Марсику и сказал: — А ты ловкий, приятель. Знаешь, как добиться своего.       Марсик, схватив добычу, спрыгнул на пол и отчалил в свой угол.       Леви же вымыл руки и как ни в чем не бывало продолжил есть.       Этот случай прибавил ему очков в глазах моих родителей. Во-первых, младший кот не любит посторонних людей и страшно нервничает, если чужие люди его трогают. Леви же пришелся ему по душе, и Марсик ластился к нему все время, пока мы были там. Во-вторых, то, как Леви осадил меня, произвело впечатление на родителей. Они знают, что я терпеть не могу, когда мне затыкают рот, и всегда найду, что сказать в ответ: в нашей семье последнее слово в перепалках всегда оставалось за мной.       После ужина, пока я мыла посуду, мама повела Леви в зал и долго рассказывала ему, сколько помидоров и огурцов они собрали в этом году, сколько банок закрыли. Я боялась, что эта болтовня быстро утомит его, но когда присоединилась к ним, увидела, что он слушает заинтересованно и даже задает вопросы. Потом начались рассказы о моем детстве. Мама выложила все: и как я, когда мне было восемь лет, после школы отправилась гулять по городу одна и так загулялась, что они чуть в национальный розыск меня не объявили. Или, как я однажды, когда мне было лет двенадцать, захотела сладкого и решила сварить шоколад, но перепутала какао с корицей, да еще и кастрюльку подпалила. И много подобных, на мой взгляд, позорных, но на самом деле смешных историй.       В итоге, все прошло гораздо лучше, чем я ожидала. Я видела, что маму жжет желание спросить у Леви, откуда он родом, кем работает и так далее. Но она знала, что рискует нарваться на мой гнев. А она боялась этого. За жизнь не раз и не два она видела, какой я становлюсь, если на меня накатывает «ЭПИЗОД».       Когда мы ехали домой, я спросила: — Мои родители тебя не утомили? Честно говоря, они даже меня иногда утомляют. — Нет. Они хорошие. Приятно, наверно, когда есть люди, которые тебя так любят.       Я пристыженно замолчала: у Леви никогда не было настоящей семьи, и он не знает, что такое родительская любовь, а я тут сижу, заливаю, что родители могут быть надоедливыми. Правду говорят: мы редко ценим то, что имеем.       Леви продолжил: — Я только одного не понимаю: как у таких простых и добрых людей могла вырасти такая дочь?       Я усмехнулась: — Сама не понимаю.       Не могла же я ему сказать, что в моем воспитании принимал непосредственное участие некий психопатический элемент.       Паспорт, знакомство с родителями — по одному шагу за раз. Из глобальных нерешенных вопросов оставался один — чем Леви будет заниматься. Я его не торопила, понимала, что невозможно сразу же принять такое важное решение. Дело близилось к зиме, и я начала замечать, что Леви все чаще задает мне вопросы, связанные с компьютерами, программным обеспечением, интернетом и прочей айтишной темой. И я все чаще не знала, что ему ответить. Одно дело объяснить, что вся информация всемирной сети хранится в специальных дата-центрах, и совсем другое, что такое ручное тестирование и автоматическое тестирование.       Сначала меня удивила, если не сказать поразила его заинтересованность в этой теме. Человек, который совсем недавно освоил, как пользоваться интернетом, пытается разобраться в таких тонкостях. Но потом я поняла, что ему все это кажется своего рода чудом. Мы, жители, этого мира настолько привыкли к высоким технологиям, что воспринимаем их как должное. Но тот, кто столкнулся с таким впервые, должен испытать некий внутренний трепет. И не удивительно, что Леви так увлекся этим. Хотя нужно признаться, я думала, что он захочет найти применение своим физическим навыкам. Но оказалась абсолютно не права — он предпочел найти применение своим мозгам.       Когда он в очередной раз задал мне вопрос, на который я не смогла ответить, я не выдержала: — Леви, я всю эту айтишную тему знаю на уровне пользователя ПК.       Он посмотрел на меня скептически: — Неужели есть что-то, чего ты не знаешь?       Я раздраженно хмыкнула: — Конечно, есть. Я не знаю миллион вещей! Я не разбираюсь, например, в астрофизике или биоинженерии. А если взять вещи довольно простые: я не умею ездить на велосипеде. Или вот еще: я никогда не играла в компьютерные игры. Можно бесконечно перечислять. Этот мир настолько велик, что невозможно познать все. — Какая пылкая тирада, — сказал он насмешливо.       Я легко стукнула кулаком по его плечу: — Не издевайся. Давай серьезно. Если ты заинтересовался в этой теме, то, может, ты хотел бы поговорить об этом с моим знакомым компьютерщиком? — Тот друг, с которым у вас общие интересы? — Ну да. Я не навязываю, но он разбирается в этом и может что-то посоветовать. — Хорошо.       Он на удивление легко согласился, подумалось мне. Скорей всего просто хочет посмотреть на редкий экземпляр под названием «хороший знакомый Маргариты».       В тот же день я позвонила Брагину: — Лёнь, привет. — А, привет, Ритуха. Как жизнь молодая? — Слушай, у тебя есть время на этой неделе? — Да у кого в наше время есть это самое время? Верчусь тут, как белка в колесе, — уныло промямлил он. — Понятно. Жаль, — протянула я. — А я хотела тебя пригласить в Макдак. — Но-но-но. Придержи коней, — оживился Брагин, — на это у меня всегда время найдется. — Вот только есть одна закавыка. — Ага. Так и знал, что ты так просто звонить не будешь. Коварная ты все-таки, Ритка. Ну что там? С ноутом что-нибудь? — Нет. Есть один человек, который хотел бы освоить твою тему с нуля. Он уже взрослый, поэтому, пойти учиться в институт или колледж и отдать четыре года жизни — не вариант. Поэтому хотелось бы услышать твое экспертное мнение, что можно быстрее всего освоить в IT сфере и где это сделать.       На несколько секунд в трубке воцарилось подозрительное молчание, потом Брагин спросил замогильным голосом: — Маргарита, этот человек — мужчина? — Да. — Родственник? — Нет. — Друг? Знакомый? Сосед? Одноклассник? Однокурсник? — Нет.       На этот раз он замолк чуть ли не на минуту, в трубке только слышалось сопение и какие-то вздохи. Наконец, я не выдержала и спросила раздраженно: — Брагин, тебя там инсульт прихватил? Чего ты сопишь? — Сижу, щипаю себя. У меня тут уже синяк на руке. Так что полюбас это не сон. — Конечно, не сон! — взвилась я. — С чего бы тебе стало сниться, как я звоню по телефону? Олух. Хватит прикалываться. Ты встретишься с нами или нет? — Конечно, встречусь. У Ритки появился бойфренд. Как такое пропустить? Да я даже сам готов за вас заплатить. — Во-первых, я не говорила, что он мой бойфренд. Во-вторых, я же приглашаю, поэтому и платить буду я! — Так все-таки кто он тебе?       Прицепился, как клещ, мать его за ногу! — Ну ладно, — сказала я нехотя, — мы живем вместе. — Да ну нах! Конец света какой-то!       Я совсем не удивилась его реакции. Он знал, что я человек очень далекий от отношений с мужчинами и вдруг такое. — Короче, Брагин. Ты начинаешь бесить. — Ладно. В среду в восемь тебя устроит? — Да. Давай в Макдаке на Советском. — Ок.       Нужно признаться, что эта встреча с Лёней была нужна мне не только для того, чтобы Леви мог поговорить с ним на интересующую его тему. Я хотела провести эксперимент. Приближалось время, когда Леви активно вольется в местную жизнь. Может, пойдет учиться, рано или поздно начнет работать. А значит, все больше людей будет вовлечено в его круг знакомств, и его своеобразные имя и фамилия, а также внешний вид окажутся на виду. Судя по отзывам в интернете, манга про титанов пользуется успехом, а значит, рано или поздно Леви наткнется на того, кто сложит два и два. А дальше лежит terra incognita. Что подумают те люди? Что это косплей, подражание? Или сразу же поймут, что перед ними настоящий Леви? Почему-то я склонялась ко второй версии, и мне это совсем не нравилось. Поэтому и решила испытать это на человеке, который, как я знала, точно будет держать язык за зубами, если я попрошу.       Мы ехали на встречу по запруженным улицам. Противный ноябрьский снег плюс час-пик заставили меня полностью сосредоточиться на вождении. Я дико не люблю этот сибирский переход с летнего на зимнее вождение, который начинается в октябре и тянется пока снег окончательно не ляжет.       Уже на подъезде к месту встречи, я сказала: — Скорее всего, он тебя узнает.       Леви посмотрел на меня исподлобья: — Что? — Ага. Он большой поклонник манги про тебя. Именно он в свое время заставил меня почитать информацию про эту мангу.       Леви сжал зубы: — А раньше ты не могла об этом сказать? — Ты бы тогда не захотел встречаться с ним.       В его взгляде я прочла подтверждение своих слов.       Я вздохнула: — Честно говоря, я сделала это с умыслом. Рано или поздно, ты столкнешься с людьми, которые поймут, кто ты такой. Нам нужно изучить реакцию и выработать стратегию поведения. Проще всего, если в первый раз это будет кто-то знакомый.       Я уже заруливала на стоянку ресторана. Припарковав машину, я повернулась к Леви: его лицо ничего не выражало, но выдавали руки сжатые в кулаки. — Леви? — осторожно спросила я. — Я всегда знал, что ты такая. С самого начала. И давно смирился с этим, но это не значит, что меня это не злит. — Какая такая? — спросила я с подозрением. — Ты — провокатор. Любишь ставить людей в неловкие ситуации, говорить и делать вещи, которые вызывают в них неизбежную эмоциональную реакцию. Ты даже с близкими людьми так поступаешь. А потом методично фиксируешь в своем умственном блокноте эту реакцию, наблюдаешь за ними, как какой-нибудь ученый, который ставит опыты на мышах. Вот только люди — это не мыши! — он стукнул кулаком по панели. — Ты так обо мне думаешь? — спросила я упавшим голосом. — Если задумаешься хотя бы на пять секунд, ты поймешь, что я прав.       Я опустила голову и задумалась. Конечно, он был абсолютно прав. Я всегда была такой: с детства любила наблюдать за людьми. И в большинстве случаев их эмоциональные ответы на те или иные раздражители были весьма предсказуемы. А вот меня всегда было тяжело «просчитать».       Я подняла голову и сказала насмешливо: — Леви, милый, но ведь это так занятно. Люди настолько банальны в своих порывах, что даже смешно становится, как всё предсказуемо.       То, что альтер-эго исчезло, не означает, что я стала менее сумасшедшей. Я осознала, что нельзя так поступать с людьми и стала лучше контролировать себя, но иногда это все-таки прорывалось.       Услышав мои слова, Леви отвернулся. Мы уже немного опаздывали на встречу. Усилием воли я взяла себя в руки и сказала: — Прости. Иногда на меня находит.       Он повернулся ко мне: — Знаю. Давно я этого не видел. Наверно, в последний раз еще в моем мире. — Я постараюсь сдерживаться. Я знаю, что нельзя так относиться к людям.       Он вдруг наклонился к моему уху, обхватил рукой меня за шею сзади и сказал тихо: — Кажется, я тоже ненормальный. Когда ты такая, меня это страшно возбуждает. Поначалу в моем мире ты относилась ко мне только так. И все, о чем я мог думать тогда: как же я хочу её оттрахать, заставить стонать, стереть, наконец, эту усмешку с ее лица. И сегодня ночью пощады не жди.       Леви отстранился и посмотрел мне прямо в глаза своим фирменным взглядом с прищуром. От его слов и этого взгляда меня всю обдало жаром, а в животе заныло практически до боли. Он же открыл дверь машины и сказал: — Пойдем. Мы и так опаздываем.       Десятиградусный мороз немного остудил меня, пока мы шли через стоянку.       Когда мы вошли в ресторан, мой взгляд сразу же выхватил длинную, тощую фигуру Брагина. Перед ним стоял полный поднос с едой. Он увидел нас и махнул рукой. Мы подошли и я сказала: — Блин, Брагин, ты уже заказал. Я же хотела тебя угостить. — Да ну, вас пока дождёшься, с голоду помрешь… — его взгляд переместился на Леви, и он осекся.       Я впилась глазами в лицо Лёни. Сначала на нем появилось недоумение: облик Леви показался ему знакомым. Потом глаза Брагина задержались на волосах и Леви. Нужно заметить, что даже в моем мире тот продолжает носить старую стрижку, с той только разницей, что теперь он ходит стричься к Инге, моему парикмахеру, а не делает это сам с помощью каких-то долбанных кусачек, как там, дома.       Я увидела, как на лице Брагина проступило выражение УЗНАВАНИЯ. В этот момент Леви протянул ему руку и сказал: — Привет. Я — Леви.       Брагин встал и на автомате пожал протянутую руку, потом пробормотал: — Я — Алексей. Можешь, то есть можете звать меня Лёней.  — Хорошо. Только давай сразу на «ты».       Мы с Леви сняли куртки, он сел за стол, а я сказала: — Пойду, закажу. Леви, ты что будешь? — Возьми что-нибудь на свой вкус.       Брагин забыл про свою еду: он во все глаза смотрел на нас. Когда я собралась отходить от стола, он опомнился: — Ты это… короче, ты же хотела меня угостить. Я с тобой, купишь мне мороженое.       Ему не терпелось остаться со мной наедине. Было видно, что его буквально припекает. Пока мы стояли в очереди на кассу, он чуть ли не подпрыгивал. Сделав заказ, мы прошли в зону ожидания, и там-то Брагина прорвало. Он оттащил меня туда, где нас никто не мог слышать и громко прошептал: — Мать, это что за косплей?       Я прикинулась шлангом: — Косплей? Нет тут никакого косплея.       Его лицо исказилось: — Хочешь сказать, что я только что в Макдональдсе видел капрала Ривая собственной персоной? — Не понимаю, о чем ты. Он же сказал, что его зовут Леви. — Ты мне голову не дури! Знаю я, что он — Леви. Исаяма сам подтвердил это в твиттере. Леви, Ривай, Ливай, Райвель — это все частности, разница в произношении на разных языках. Но суть остается одной…       Он кинул взгляд туда, где остался Леви. Тот сидел и что-то просматривал на экране своего телефона. За эти полгода он подцепил дурную привычку людей нашего мира каждую свободную минуту времени дрейфовать по волнам мобильного интернета.       Брагин продолжил: — Так вот, суть одна: капрал Ривай, одетый в обычные джинсы и черный свитер, сидит в Макдаке и копается в смартфоне, чтоб мои глаза лопнули.       На несколько мучительных секунда повисла пауза, потом я сказала: — Только не называй его капралом. Ему это не понравится. Не очень приятно, когда тебя понижают в звании.       Брагин покачнулся. Мне показалось, что он сейчас в обморок грохнется. Но он устоял. В этот момент на экране высветился номер моего заказа. Я забрала поднос, но Лёня не позволил мне двинуться в сторону нашего столика. Вместо этого он протащил меня в противоположном направлении и заставил сесть за пустой стол. — Ритка, ты же сейчас не шутить? Он, правда, настоящий? — А ты сам как думаешь?       Леня забормотал: — С одной стороны я видел немало косплейеров, но с другой стороны этот на косплейщика совсем не похож. Все совпадает — рост, цвет волос и глаз, прическа. А самое главное, то, как он держится. Сдохнуть мне на этом месте — это настоящий Ривай. — Ну, вот видишь, — сказала я с улыбкой. — Но как?! Откуда?! — Прямо оттуда. — Из манги? Из мира гигантов?       Я кивнула. Он сидел и пораженно хлопал глазами. Я сказала: — Твоё макфлурри тает. — А, ну да.       Он начал есть мороженное на автомате.       Потом спросил: — А ты там была?       Я снова кивнула. — Но как? Это же невозможно.       Я пожала плечами: — Кажется, в нашем мире нет ничего невозможного.       Он схватился за голову: — Пиздец какой-то. Что тут творится? Это же сон какой-то! — Лёня, это не сон. Но хочу тебя предупредить: если ты расскажешь об этом своим друзьям — любителям манги про гигантов, мы будем все отрицать. Вряд ли кто-нибудь поверит, что 2D персонаж переместился в обычный российский полумиллионник и живёт с ничем не примечательной женщиной.       Он скривился: — Это ты-то ничем не примечательная? Харэ скромничать. Знаешь, я совсем не удивлен, что именно ты побывала там. Хотя тебе даже не нравится эта манга. Бля. Так получается, ты видела их всех: командора Смита, Ханджи, Микасу, Эрена? — Ага. Но говорю сразу, ничего рассказывать не буду. По крайней мере, пока. Вот посмотрю, сможешь ли ты сохранить это в секрете. И еще: у тебя не получится туда попасть, это тебе не проходной двор. — Слушаю тебя и охуеваю, неужели это всё — правда?       Я встала: — Пойдём. Мы и так тут задержались.       Когда мы вернулись за стол, Леви не спросил, почему мы так долго. Наверняка, он сразу же понял, о чем мы там так долго беседовали.       Мы принялись за еду. Какое-то время все молча жевали. Брагин нерешительно поглядывал на Леви, потом сказал: — Слушай, Рив… то есть Леви, мне очень жаль по поводу командора Смита.       Леви ответил спокойно: — Эрвин живее всех живых. И процветает.       Брагин замер с бургером в руке, потом спросил осторожно: — Жив даже после отвоевания Шиганшины? — Да, — ответил коротко Леви.       Я сказала: — Лёня, я знаю, что ты сейчас хочешь задать миллион вопросов. И я, наверно, отвечу на них когда-нибудь позже. Могу сказать только одно: там все было не так, как в каноне. Практически все остались в живых и события пошли по другому пути. Это совсем другая история, понимаешь?       Он кивнул: — Да. — А теперь можем поговорить о том, ради чего мы тут собрались?       Брагин, наконец, переключился, и они начали обсуждать, какие направления и профессии существуют у айтишников. Выходило, что все-таки нужно учиться либо в колледже, либо в институте. Но потом Брагин упомянул про тестеров ПО. Его друг только открыл частные курсы для айтишников и набирал первую группу для обучения тестированию ПО. Чем хороша была его контора, он обещал после окончания шестинедельного интенсивного курса обучения, предоставить двухмесячную практику в реальной компании.       Мы обещали подумать.       Когда мы прощались, и Брагин жал руку Леви, он сказал: — Даже не верится, что капитан Леви интересуется каким-то тестингом ПО.       Леви ответил: — Я больше не капитан, я теперь Леви Аккерман, обычный гражданин этой страны и мне нужно чем-то заниматься.       Брагин усмехнулся: — Ну, судя, по твоему рукопожатию, сила твоя никуда не делась.       Я отдала ключи от машины Леви: — Иди, пожалуйста, вперед. Я сейчас приду.       Когда он ушел, я спросила: — Лёнь, тебя все это не слишком шокировало?       Он улыбнулся: — Честно говоря, даже не знаю, что меня шокировало больше: что ты живешь с мужиком или что капрал Ривай каким-то невероятным образом оказался в нашем мире.       Я скорчила недовольное лицо: — Что за фигня? С чего ты решил, что я не могу встречаться с парнем? — Может, с того, что за прошедшие восемь лет я тыщу раз видел, как ты избегала этого и отшивала всех подряд. Но как я понимаю капрала Ривая не так-то просто отшить?       Я закатила глаза: — Ты даже представить себе не можешь насколько не просто. И прекращай звать его капралом или Риваем.       На том мы и расстались.       А Леви не забыл своих слов, сказанных в машине. И когда мы в тот вечер легли в постель, он даже слушать не захотел о том, что следующий день — рабочий. Мелкий сученыш так поимел меня, что на следующий день я еле встала с кровати. Но это была приятная усталость. Я бы соврала, если бы сказала, что мне не нравится то, как он обращается со мной в постели.

***

      Жизнь шла своим чередом. Пришел декабрь. Леви начал учиться на курсах. Я волновалась за него: сможет ли он разобраться во всем? Сможет ли свободно общаться с людьми? А вдруг кто-нибудь разозлит его? Ведь в России на каждом шагу хамы, чмо и быдло. Я тысячу раз говорила Леви, что в моем мире рукоприкладство уголовно наказуемо. Но все равно я дико боялась, что какой-нибудь пьяный идиот толкнет его в транспорте или отпустит тупую шутку по поводу его роста и через секунду окажется со сломанным носом или рукой. Каждый раз, когда Леви возвращался домой, я украдкой рассматривала костяшки на его руках.       Но, кажется, я зря волновалась. В ходе осторожных ненавязчивых расспросов я выяснила, что занятия ему нравятся — его по-настоящему увлек тестинг. Поездки на общественном транспорте он сносил стойко и даже слышать не хотел о такси. Но я все равно старалась по возможности отвозить и забирать его.       Немного сложнее было с холодом. В декабре сибирская зима показала свои острые зубы — неделю стоял тридцатиградусный мороз. Еще в начале ноября я потащила Леви по магазинам, и мы купили все необходимое для долгой зимы. Он, конечно, кривился и презрительно щурил глаза, но я не успокоилась, пока не подобрала ему оптимальные варианты верхней одежды и теплой обуви. Оказалось, что в аспекте нелюбви к шоппингу он мало чем отличается от среднестатистического российского мужика.       В первый день сильного мороза мы вышли утром из дома вместе — я на работу, он на учебу. Я искоса наблюдала за ним. Он втянул носом холодный воздух, и на его лице появилось странное выражение. И я его понимала: каждый, кто впервые сталкивается с безжалостным, настоящим холодом, чувствует подсознательный страх. Это инстинктивная реакция организма на смертельную угрозу.       Я дотронулась до рукава его пуховика: — Леви?       Он сказал: — Не переживай. Я привыкну.       И как всегда оказался прав. Не знаю, что это: особые гены Аккерманов или железная воля Леви, но он обладает потрясающей способностью быстро адаптироваться ко всему, что встречается на его жизненном пути. Также меня всегда поражала его невероятная работоспособность. Когда мы были в его мире, я не понимала, как он может, бодрствуя двадцать два часа в сутки, оставаться таким сильным. Видимо, это все же связано с тем, что он — Аккерман.       В моем мире эта способность очень пригодилась ему. Вряд ли другой человек смог бы за такое короткое время пропустить через себя столько информации и не сойти с ума. А Леви это удалось. Во время учебы он засиживался далеко за полночь. Среди ночи я просыпалась, и мои глаза натыкались на светящиеся цифры будильника: 2.00 или 2.28 или 3.12. За окном тихо потрескивал мороз и, хотя в комнате было тепло, мне было как-то зябко лежать в кровати одной. Поэтому я выбиралась из-под теплого одеяла и, шлепая тапками, тащилась в зал. Там, щурясь от света и немного покачиваясь от еще не прошедшего сна, я садилась на диван рядом с Леви и приваливалась к его плечу. Он же сосредоточенно работал на ноуте, записывая попутно что-то в толстенный блокнот. И тени под его глазами были чернее обычного, а легкая бледность на лице говорила о том, что он все же устал. Я шептала: — Леви, милый, тебе нужно поспать.       Он, не отвлекаясь от работы, говорил: — Иди. Я скоро.       Но я не собиралась так легко сдаваться. Правой рукой я начинала поглаживать его спину, левую же засовывала под футболку спереди и коготками легко щекотала живот. Завершали наступление мои губы, которые оказывались сначала на его шее, а потом, упрямо поднимаясь все выше и выше, окончательно захватывали плацдарм. Ему не оставалось ничего иного, как оторваться от экрана, откинуть в сторону блокнот и ответить на поцелуй.       А потом я говорила ему жалобным голосом: — Мне холодно спать без тебя.       Он раздраженно хмыкал, но, тем не менее, послушно шел за мной в спальню. И иногда мы сразу же засыпали, как убитые, а иногда Леви предпринимал некие действия, чтобы СОГРЕТЬ меня как следует.       Но не все было так идеально, как может показаться. Ведь жизнь — не голливудский фильм о любви, а Леви далеко не manicorn. Случались у нас мелкие ссоры, недопонимания, бывали и крупные стычки. В один день мне пришло в голову, что Леви стоит пойти учиться для получения водительского удостоверения. Но когда я, радостная идиотка, поделилась с ним этой идеей, у него сделалось недовольное лицо и он сказал: — Ты мало денег на меня потратила?       Деньги, деньги, деньги! Я ненавидела поднимать эту тему в разговорах с Леви. Даже мысленно я никогда не зацикливалась на том, что мы живем на мои деньги, совершенно трезво понимая, что невозможно переместившись в чужой мир, в одночасье стать Рокфеллером. И допускала мысль, что может пройти год, два, три прежде чем он сможет интегрироваться в общество, найти то, что будет ему по душе и начать работать. Поэтому меня обижало такое его отношение. Тем более что у меня еще оставалась часть биткойновских денег, и их с лихвой хватало и на курсы тестеров, и на обучение вождению, и даже еще прилично оставалось. Но каждый раз, когда я предлагала ему что-то, предполагающее трату денег, он замыкался в себе. Сначала у нас была стычка по поводу абонемента в тренажерный зал. Пока на улице было относительно тепло, он ходил бегать на стадион и также занимался там на турниках. Когда же выпал снег, ему пришлось прервать эти занятия. Он делал какие-то упражнения дома: отжимания, приседания, качал пресс. Но я видела, что ему этого мало. За долгие годы тело Леви привыкло к серьезной физической нагрузке. И сейчас, когда его мозг работал так напряженно, ему было жизненно необходимо сбрасывать умственную усталость при помощи физических упражнений.       В торце соседнего дома был тренажерный зал. На протяжении нескольких лет перед исчезновением я посещала его редкими набегами. Не люблю тренажерку и никогда не любила. Лыжи, бег, стрельба из лука — это мое. А монотонное тягание железа нагоняет на меня тоску. Но я знала, что Леви это должно прийтись по вкусу: мужчины такое любят. Поэтому, не спросив его, я приобрела безлимитный абонемент на месяц. А потом мне пришлось вступить с ним в настоящую схватку, потому что снова всплыла тема денег. И только мой обиженный вид вынудил Леви согласиться. Но попробовав один раз, он уже не мог оторваться от этого и ходил в зал пять-шесть раз в неделю. Он очень быстро освоил тренажеры. Иногда я поддавалась на его уговоры и ходила с ним. И видела, что эта физическая работа до седьмого пота по-настоящему нравится ему. И меня подмывало напомнить, как он сопротивлялся сначала. Но я благоразумно помалкивала, радуясь, что смогла тогда убедить его.        Поэтому, когда он так холодно отбрил меня по поводу вождения, я пошла по пути наименьшего сопротивления. Мои губы сложились в плаксивую гримасу, а глаза подозрительно заблестели. Леви, увидев эту картину, сразу же сменил гнев на милость: — Маргарита, прекрати сейчас же. Я не сказал, что отказываюсь. Водить машину очень полезный навык в твоем мире.       Я шмыгнула носом: — Ты, правда, пойдешь?       Он погладил меня по плечу: — Я же сказал, что пойду.       Вот так я превратилась в мелкую шантажистку. Какое-то время назад я заметила, что он не переносит моих слез. Не знаю, распространяется это на женские слезы в общем или только на мои, но стоит ему увидеть, что я собираюсь реветь, как он сразу же соглашается на всё. Ирония этой ситуации заключается в том, что до встречи с ним я могла на пальцах одной руки пересчитать все те разы, когда плакала за последние пятнадцать лет. Кто-то назвал бы это черствостью, я же называю это стойкостью. Просто я не из тех, кто плачет… Была не из тех. Присутствие Леви оказало на меня странное воздействие — моя стойкость рассыпалась, как карточный домик.       Случилась у нас и одна достаточно серьезная ссора. Еще в первое его пребывание в моем мире я разрешила Леви открывать любую папку на моем ноутбуке, так же как и любой шкаф в моем доме. Я считала, что он вряд ли найдет что-то компрометирующее.       В один из зимних вечеров, когда до Нового года оставалась пара недель, я читала книгу, удобно устроившись в кресле. Леви, как обычно работал за ноутом. Он окликнул меня: — Маргарита, — его голос звучал как-то странно. — М? — ответила я. — Иди сюда.       Я подошла, и он ткнул пальцем в экран: — Это что такое?       Я облегченно вздохнула. Он всего-то набрел на папку, где я хранила изображения симпатичных актёров, спортсменов, героев аниме и манги. Странно, что он не наткнулся на нее раньше. Давненько я туда не заглядывала, подумала я, а вслух сказала:  — Да так, ничего особенного. — Ничего особенного? — недобро повторил он. — У тебя тут изображения полуголых мужиков, как реальных, так и нарисованных.       Я скривилась: — Подумаешь. Это же актеры да герои аниме. — И правда, нет ничего особенного, например, в этом.       Он открыл изображение: Рин Мацуока, герой аниме «Вольный стиль», нарисован в одних плавках, которые мало что скрывают.       Я вздохнула: — Это даже не настоящий парень. — Зато этот настоящий.       На экране появился Юэль Киннаман, шведско-американский красавец, ростом под метр девяносто.       Я начинала злиться. Он что сейчас всех переберёт, кто у меня там сохранен? Что за детский сад?       Сдержав раздражение, я сказала: — Это же актер. Он в Америке живет и с какой-то моделью встречается… Леви, нет ничего криминального в том, что я раньше сохраняла изображения привлекательных мужчин, нарисованных или реальных. Честно говоря, я в эту папку давно не заглядывала. Как ты ее раскопал?       Он проигнорировал мой вопрос: — Я думал, тебе до меня не нравились мужчины.       Я взвилась: — Ну что значит «не нравились»? Мне не нравилось, когда мужчины предпринимали какие-то действия в отношении меня. Но совсем другое дело посмотреть иногда на привлекательных людей, которые ко мне не имеют никакого отношения или вообще не существуют.       Он прищурил глаза: — Особенно когда они все высокие.       Я чуть не плюнула в него. Я думала, что мы уже давно разрулили вопрос с его ростом. Лично я совсем перестала обращать внимание на то, что он чуть ниже меня.       Собрав остатки воли в кулак, я спросила примирительно: — Ты хочешь, чтобы я удалила это все?       Он добил меня контрольным выстрелом: — Кто я такой, чтобы указывать тебе, что делать в собственном доме.       Я взвилась: — Иди ты знаешь куда!       И выскочила из зала, хлопнув дверью. Понеслась прямиком в ванную. Стоя под душем, я вся кипела. Что за хрень? Что он о себе возомнил? Что за тупые наезды?       После душа я направилась в кровать. Нужно было спать, а спать не хотелось. Меня подмывало пойти в зал и наорать на ревнивого идиота. У меня даже нога нервно дергалась под одеялом. Вдруг я услышала звук открывающейся двери: Леви, не включая света, зашел тихо и скользнул под одеяло. Что-то новое: всего одиннадцать часов, а он уже ложится.       Я демонстративно повернулась к нему спиной. Он придвинулся и попытался обнять меня — я зло скинула его руку с себя.       Но не таков Леви Аккерман, чтобы стерпеть подобное. Поэтому после непродолжительной, молчаливой, неравной борьбы я оказалась прижата к кровати его телом, и не было никакой возможности разорвать железное кольцо его рук. Он склонился так низко, что я ощущала его дыхание на своем лице. Не желая сдаваться, я отвернула от него лицо, насколько это позволяла подушка. Никто из нас не издал ни звука.       Вдруг я почувствовала, как он легко коснулся губами моего виска. Мое сердце подпрыгнуло — столько нежности было в этом прикосновении. Его губы спустились на мою скулу. И, наконец, добрались до плотно сжатых губ. А впрочем, уже не таких и сжатых. В этот момент я дико ненавидела его за то, что он делает меня такой слабой, такой податливой. Но в тоже время любила за это же самое. Мы поцеловались. Горячо, влажно и глубоко. Когда поцелуй закончился, и он чуть ослабил хватку, я сказала, все еще не желая сдаваться: — Капитан Аккерман, знайте, я Вас ненавижу.       Он раздраженно цыкнул и сказал мне в тон: — Что именно Вы ненавидите во мне, Госпожа Аккерман?       У меня чуть глаз не задергался. Госпожа Аккерман?! Что-то не припомню нашей свадьбы. — Всё, — нагло ответила я.       Он не очень ласково задрал мою ночнушку и начал оглаживать рукой мое бедро: — И это ненавидите? — Да, — твердо ответила я.       Его рука поднялась к моей груди. Сквозь тонкую ткань тремя пальцами он сжал предательски затвердевший сосок: — А это? — И это, — мой голос звучал уже далеко не так твердо.       Наконец, совсем не встречая сопротивления, рука Леви проникла между моих ног. Отодвинув в сторону нижнее белье, его пальцы начали играть с самым чувствительным местечком. А потом и вовсе скользнули ниже и внутрь.       Коварный искуситель прошептал мне на ухо: — И даже это? — Даже … это, — голос мой дрожал, а сама я непроизвольно подалась навстречу его пальцам.       Он насмешливо хмыкнул и через несколько секунд его пальцы сменились кое-чем твердым и горячим.       В ту ночь его движения во мне были так расчетливо-выверены, так искусны. Он сделал все, чтобы заставить меня дрожать от желания, цепляться за него, просить еще и еще, пока меня не накрыла волна ярчайшего удовольствия.       После, когда мы лежали рядом, он спросил: — Все еще ненавидишь меня?       Я несильно пихнула его локтем в бок: — Леви, ты же прекрасно знаешь, что я влюблена в тебя, как последняя идиотка. — Считаешь, что любить меня — идиотизм? — его голос чуть дрогнул.       Я прижалась к нему всем телом: — Считаю, что мне невероятно повезло. Не знаю, какие высшие силы расщедрились, но я им очень благодарна за тебя.       Он промолчал, но я знала, что мои слова приятны ему: моя рука лежала на его груди, и я почувствовала, как его сердце забилось быстрее.       Я давно уже хотела сказать ему кое-что и посчитала, что подходящий момент настал. Поэтому я села в постели и начала серьезно: — Мне нужно кое-что сказать тебе. — Что такое? — его голос прозвучал чуть обеспокоенно. — Я так завишу от тебя. И не раз говорила, что если ты уйдешь, мне конец. Это звучит, как шантаж или угроза.       Он попытался возразить, но я продолжила: — Подожди. Я просто хочу сказать, что если ты разлюбишь меня и захочешь вернуться в свой мир или жить своей жизнью здесь, я отпущу тебя. Мне будет больно, но я смогу. Тебе только нужно сказать мне прямо. Я знаю, что твое чувство долга скорее всего не позволит тебе бросить меня. Но я не хочу такого. Ты мне ничего не должен. Ты и так многое сделал для меня, и я не имею права цепляться за тебя. Это эгоистично и нечестно.       Он тоже сел в кровати: — Ты все сказала? — Да. — Тогда теперь послушай меня. Я вернулся в твой мир не для того, чтобы выслушивать это дерьмо. Если я не разлюбил тебя за три года разлуки, то вряд ли это случится теперь. А ты постоянно ищешь во всем подвох. И это раздражает настолько, что иногда хочется придушить тебя. Дай себе передышку. И мне заодно.       Конечно, он был прав. Я знаю в себе эту особенность ковыряться во всем, выискивая какое-нибудь несуществующее дерьмо. — Прости. Но я должна была сказать это. В жизни всякое бывает. Вдруг ты встретишь кого-то лучше меня. Со мной тяжело. Я боюсь, что со временем ты устанешь от этого настолько, что не будет сил терпеть.       Он презрительно хмыкнул: — Маргарита, не держи меня за слабака. Я знал, на что шел. И кстати, скорее мне нужно быть начеку. Тебе, оказывается, нравится смотреть на красивых мужиков. Где гарантия, что в один день ты не переметнешься к одному из них?       Я погладила его по руке: — Леви, дурак ты. Совсем ничего не понимаешь. Я до тридцати лет ходила в девицах, потому что не могла никому довериться настолько, чтобы подпустить к себе. И сейчас мне становится дурно от мысли, что кто-то кроме тебя окажется на мне и ВО МНЕ. Так что, смирись с тем фактом, что до конца жизни тебе придется спать с одной женщиной.       Он обнял меня грубовато и сказал: — Странная ты все-таки. Такие глупости говоришь. Что значит "смирись"? Как будто это наказание какое-то.       А потом сказал тихо мне на ухо: — Мне нравится трахать тебя. В отличие от повседневной жизни, в постели ты такая податливая. Меня возбуждает этот контраст.       У меня челюсть отвисла от его слов. Я вскричала со смехом: — Как непристойно! Леви, бессовестный капитан. Разве можно приличным женщинам такие вещи говорить? — Я больше не капитан. — Ты — капитан моего сердца, — сказала я пафосно и, рассмеявшись над своими словами, добавила, — Gosh! That sounded freaking cheesy! * *(англ. Блин! Это прозвучало так пошловато-банально!)       Пару месяцев назад Леви по моему настоянию начал учить английский язык. Но, конечно, ему еще далеко было до понимания слэнга. Поэтому мне пришлось объяснять ему, что такое «gosh», «freaking» и «cheesy».       И потом, когда мы уже практически заснули, я пробормотала: — Леви, ты не жалеешь, что остался со мной? Променял полную приключений и борьбы жизнь на обыденное существование. — Конечно, нет. А теперь спи.       Наступило двадцать пятое декабря. Леви исполнилось двадцать девять лет. По паспорту двадцать девять. Мы решили больше не озабочиваться этими подсчётами и считать верным возраст, указанный в наших паспортах (хотя я все равно мысленно помню, что на самом деле мне на год больше).       В подарок Леви я купила пару стильных рубашек, и ему пришлось сдержать свое раздражение по поводу очередных трат. А вечером я откопала в глубинах шкафа свой костюм для арабских танцев, коими занималась на первых курсах института. Тогда в Ташкенте было повальное увлечение восточными танцами, и меня это не обошло стороной. Последние лет семь костюм на меня откровенно не налезал, но в моем нынешнем виде пришелся впору. В качестве небольшого подарочка, включив песню Шакиры «Ojos así» и воскрешая в памяти полузабытые движения, я станцевала для Леви. Он, конечно, обозвал меня бесстыжей и потом долго допрашивал, где это я научилась танцевать такие развратные танцы. Но по его лицу я видела, что увиденное ему понравилось. И видно было не только по лицу, если быть до конца честной.

***

      После Нового года из Швеции прилетела Ангелина и два моих самых близких человека, наконец, встретились лицом к лицу. Я поехала в аэропорт встречать ее, и пока мы ехали домой, я рассказала ей последние новости: и об эпопее с паспортом, и о знакомстве с родителями, и об учебе Леви. Кстати, кроме Брагина Ангелина была единственным человеком, который знал о деньгах, вырученных за биткойны. Она не стала читать мне нотации о том, что я спустила пять миллионов непонятно на что. Сестра всегда поддерживала меня. Она только спросила: — А как он реагирует на то, что тебе пришлось потратить столько денег?       Я вздохнула: — Больная тема. Его это злит, конечно. И он пытается сопротивляться. Но что он может поделать? Это реалии моего мира.       Она покачала головой: — Да, зная мужчин, я уверена, что вся эта ситуация задевает его самолюбие. И как же ты справляешься с его сопротивлением?       Я усмехнулась: — Интриги, уговоры, мольбы, слезы.       Она уставилась на меня: — Какие слезы? Прикалываешься что ли? В последний раз я видела, как ты плачешь в две тысячи седьмом году, когда бабушка умерла.       Я сказала с хитрой улыбкой: — Представь себе, это отличное средство воздействия. Стоит ему увидеть, что я собираюсь реветь, как он на все соглашается. — Блин, Марго, ты в своем репертуаре. Таких манипуляторов еще поискать нужно.       Их первая встреча получилась странной: Леви был безукоризненно вежлив и даже мил, насколько он вообще может быть милым, Ангелина же была немного зажатой. Я чувствовала, что она посматривает на него с опаской. Мы ели вкусный ужин, приготовленный Леви, разговаривали о незначительных вещах, и со стороны могло показаться, что это обычная семейная встреча. Но я-то знала, что эти двое приглядываются друг к другу, и могла только надеяться, что они поладят. Для меня это было очень важно.       Когда в тот вечер мы легли спать, Леви сказал тихо куда-то мне в затылок: — Я не понравился твоей сестре. Она меня боится.       Я развернулась, чтобы быть лицом к нему: — Скорее опасается. Просто сложно свыкнуться с чем-то настолько невероятным. Дай ей время. — Я постарался произвести хорошее впечатление, но я знаю, что это бесполезно. Люди не любят меня. Они подсознательно чувствуют угрозу.       Я прижалась к нему: — Не говори ерунды. Как можно тебя не любить? Ты лучше всех.       Он тихо вздохнул: — Ты единственная считаешь так. Но, честно говоря, мне этого достаточно.       На следующий день рано утром я повезла Гелю на автовокзал — она должна была уехать к родителям первым автобусом. По дороге я спросила: — Геля, скажи честно, что ты думаешь о Леви?       Она вздохнула: — Марго, прости, но он — страшный. — Чего???       Она встрепенулась: — Пугающий. Я хотела сказать, пугающий. Извини. Я настолько привыкла говорить только по-шведски, что начинаю путать слова на русском… Если говорить, о внешности, то он, конечно, красивый. Надеюсь, это прозвучит не слишком вызывающе и хорошо, что мой муж этого не слышит, но давно я не видела такого сексуального мужика, как этот твой Леви. Даже рост не портит впечатление. И его лицо. Чуть трагично опущенные уголки рта, пронзительные глаза, красивая линия носа, скул и подбородка. Такое лицо из камня высекать нужно.       Ангелина всегда была неравнодушна к скульптуре. Ее с детства завораживали греческие и римские статуи.       Она продолжила: — Прости, я, наверно, сейчас скажу ужасную пошлость: я боюсь подумать, каково это спать с таким мужчиной. От него исходит такая пугающая энергия. Марго, как ты справляешься? Как ты вообще живешь с ним? Тебе не страшно?       Я почувствовала, как непрошеный румянец заливает мои щеки, но ответила твердо: — Конечно, нет. Мы с Леви хорошо ладим. Мы подходим друг другу. К тому же ты знаешь, что я ничего не боюсь.       Она ехидно выдала: — Ничего, кроме пауков.       Я пропустила ее выпад мимо ушей: — Ну, а если говорить о взрослых вещах, то он офигенно хорош в этом.       Она погладила меня по плечу: — Приятно быть настоящей женщиной, а? — Приятно быть женщиной в нужных руках. Вряд ли я смогла бы делать это с кем-то, кроме него.       Она кивнула: — Я тебя понимаю. У нас с Алексом так же.       Мы уже подъезжали к вокзалу. Я вспомнила, что давно хотела обсудить с ней один вопрос. Квартира. Родители купили нам ее на двоих. Но Геля бывала там очень редко. До того как сорваться на учебу в Швецию, она жила преимущественно в Новосибирске, где работала стюардессой. — Гель, слушай, по поводу квартиры…       Она перебила меня: — Ой, да прекрати ты. Квартира твоя. Я не вернусь в Россию. — Но деньги… — Какие нафиг деньги? Алекс хорошо зарабатывает, я тоже. Мне не нужны твои деньги. И кстати, я тут хотела попытаться уговорить тебя тоже мигрировать. — Правда? — Да. Ты даже не представляешь, каково жить в по-настоящему демократической стране. Марго, это так здорово.       Она задела за живое. Я и сама давно раздумывала о том, что уровень жизни в России неуклонно падает, а мракобесие цветет и пахнет.       Ангелина увидела сомнение на моем лице: — Если ты переживаешь по поводу Леви, то переезжайте вдвоем. У него же теперь есть документы. — Ты так говоришь, как будто это как раз плюнуть. — Я не говорю, что это просто. Но это выполнимо, и вам стоит об этом задуматься.       Когда мы приехали на вокзал, до отхода ее автобуса оставалось еще двадцать минут. Мы прошли в зал ожидания и в окружении людей, подкрепляющихся с утра пораньше пахучими чебуреками, беляшами и не менее пахучим кофе, мы продолжили наш разговор. Чувствовалось, что она еще не всё сказала, и мне тоже было что сказать, но я не знала, как к этому подступиться. Она начала: — Слушай, я беременна. — Серьезно?! — воскликнула я, привлекая внимание жующих соседей. Потом я обняла сестру, — Поздравляю. Геля, это отличные новости! Почему ты вчера не сказала? — Чтобы ты весь вечер восторженно ахала и крутилась рядом со мной. Нет уж, спасибо. — Вот родители обрадуются. — Да. Бьюсь об заклад они уже и не мечтали, что у них когда-нибудь будут внуки.       Я согласно кивнула.       Объявили посадку на ее рейс. Мы вышли на посадочную платформу, и я сказала как бы между делом: — Голос из головы пропал.       Она пораженно ахнула и схватила меня за руку: — Правда? Давно? — В тот день, когда Леви вернулся.       Она ущипнула меня за щеку и так раскрасневшуюся от мороза: — Это же было практически семь месяцев назад! Почему ты мне не рассказала? — Не знала, как. — А рассказывать, когда на улице двадцатиградусный мороз и мне нужно садиться в автобус, самое то. Боже, Марго, тебя ничем не исправишь.       Ей уже нужно было идти в автобус, но она успела сказать на прощание: — Только за одно это я начинаю любить твоего Леви. Признаюсь честно, я ненавидела этого ехидного, зловредного говнюка в твоей голове.       Я состроила оскорбленную рожицу: — Эй, систа, это была часть меня. — Противная часть, дающая плохие советы.       На прощанье мы обнялись. — Я люблю тебя, — сказала она. — А я тебя еще больше, — подхватила я.       В конце января Леви пошел учиться в автошколу. Я долго размышляла над тем, было ли хорошей идеей учиться водить механику по сибирской зиме. Но оказалось, что я зря переживала. Правда, переживала я не только за это. При прохождении медкомиссии, в частности нарколога, нужно было мочиться в баночку при незнакомом человеке. По себе помню, что это было жутко неловко и очень неприятно. Я заранее предупредила Леви об этом, и он вроде был спокоен, но когда вышел из кабинета нарколога, у него было воистину демоническое лицо. Я сочла за благо промолчать. Но самая вредная моя часть ехидно подумала: вот это поворот, сильнейший боец человечества, капитан Леви Аккерман мочился в банку при какой-то суровой русской тётке.       Само обучение вождению далось ему на удивление легко. Я заметила, что Леви быстро осваивает вещи, где необходимы скорость реакции и выполнение определенных действий. Той же зимой я уговорила его встать на лыжи и он, посмотрев видео на youtube, со второй попытки поехал коньковым ходом. Я за пять лет катания на лыжах еле как освоила классический ход. Конёк у меня совсем не получался — мне никак не удавалось согласовать работу рук и ног. Леви же сразу понял, что к чему. И когда мы ходили с ним в бор кататься на лыжах, он успевал сделать три круга, пока я ползла один.       Примерно в это же время он закончил курс теории тестинга и начал проходить практику в компании, с которой учебный центр заключил договор. У него и здесь все получалось.       В начале апреля он сдал экзамены в ГИБДД. Теорию, автодром и город в один день. Я ради этого отпросилась с работы. Сидела в машине на парковке ГИБДД, ждала его, переживая и вспоминая, как сама площадку сдала со второй попытки, а город и вовсе с четвертой. Леви вышел после теоретического экзамена, спокойный как кит. Пока он перекусывал припасенными мною бутербродами и запивал чаем из термоса, я морально настраивала его на самое трудное. Леви же посмотрел на меня насмешливо: — Маргарита, из нас двоих только ты нервничаешь.       Я вздохнула: — Просто я вспоминаю, как сама сдавала. Для меня это был огромный стресс.       Он неопределенно пожал плечами. Вскоре инструктор позвал его на автодром. Я наблюдала за его сдачей сквозь прутья забора: видела, как Леви сел в Шевроле Круз, на котором проходил обучение, видела, как к нему присоединился инспектор. Я даже вспомнила, что и сама один раз сдавала город этому инспектору.       Когда Леви тронулся с места, мое сердце подскочило. Я впервые наблюдала за его вождением. Естественно, я напрасно волновалась. Он всё сделал идеально.       После обеда он так же спокойно с первого раза сдал и город. Я сидела в машине, ожидая его звонка. В голову лезли непрошеные воспоминания о моих трех неудачных попытках.       Когда зазвонил телефон, я почему-то подпрыгнула от неожиданности. Потом ответила: — Ну как, Леви? — Я сдал. Заберешь меня?       Он объяснил, где находится. Когда я забрала Леви, на его лице не было ни капли радости. Я же улыбалась, как идиотка. И пусть ему казалось, что нет ничего сложного в сдаче экзаменов для получения водительского удостоверения, я-то знала, что это далеко не просто. И гордилась, что у него это вышло так легко.       После того, как Леви получил права, я вписала его в полис ОСАГО и подготовила другие документы, чтобы он мог водить «детку». Мне даже пришлось наклеить на машину желтый восклицательный знак. Нужно признаться: я побаивалась, что моя старушка взбрыкнёт, когда он сядет за руль. Но оказалось, что я заблуждалась. Даже здесь он обставил меня и с первого дня за рулем моей машины чувствовал себя весьма уверенно.       Также уверенно он прошел и практику в компании, получив в конце сертификат Специалиста по тестированию программного обеспечения. Начались поиски работы. Я побаивалась, что они будут длительными и тяжелыми. Но и тут оказалась не права.       Подсуетился Брагин. Он пошарил по своей обширной сети знакомых айтишников и выяснил, где какие вакансии имеются. По его рекомендации Леви прошел собеседование в одну фирму и начал работать. Как-то Леви сказал мне: — Похоже, в твоем мире все вопросы решаются через родственников, друзей и знакомых.       Я хмыкнула: — В России так и делается. Придется с этим смириться. Такое это государство.       Вот так и получилось, что Брагин опять помог мне. Я всегда чувствовала себя обязанной ему за то, что подбил меня купить биткойны. А тут еще и это добавилось. В очередной раз встретившись с ним в ресторане быстрого питания, я сказала: — Лёнь, ты знаешь, выходит так, что я тебе теперь очень обязана. И есть у меня чувство, что я вряд ли когда-нибудь смогу расплатиться с тобой. Спасибо тебе большое за все.       Он уставился на меня: — Ритка, что-то ты расчувствовалась. Тебе это совсем не идет… Ну, а если серьезно, то ты мне ничем не обязана. Не было б тебя, я бы никогда не встретил настоящего капрала Ривая. И не узнал бы, каков мир гигантов. И хотя я до сих пор не могу толком осознать всё это, но это жесть как круто.       Действительно, за несколько месяцев, прошедших с прошлого ноября, мы регулярно виделись с Брагиным пару раз в месяц. И я понемногу поведала ему, что было в том мире. Конечно, я опустила многие личные подробности. Но в целом, история была рассказана. Он только и успевал челюсть с пола подбирать.       А время катилось своим чередом. Пришло лето. В начале июня Ангелина в Швеции родила девочку, которую назвали Лисбет, а если по-русски Лизой. Мне исполнилось тридцать три (по паспорту тридцать два). Леви уже год жил в моем мире. За это время мы с ним проделали огромную работу по его интеграции в наше общество. И все вышло на удивление гладко. Наверно карма, задолжавшая и ему и мне, начала усиленно отдавать долги.       В середине июня меня на работе насильно выпихнули в отпуск, в который я не ходила два года. Леви работал, но вечера были в нашем полном распоряжении. И мы всегда находили, чем заняться. Нам не бывает скучно вдвоем. Мы можем позволить себе весь вечер молчать, занимаясь каждый своими делами. Но это уютное молчание.       В одну из теплых, солнечных суббот июня мы решили съездить куда-нибудь, развеяться. Я была за рулем. Не знаю, что это было — подсознательное желание, какое-то наитие или конкретное желание, но я направила автомобиль в тот район, где была река. Леви, за год неплохо изучивший город, сразу понял, куда мы едем. Всю дорогу мы молчали. И на этот раз это не было наше обычное, уютное молчание. Нет, между нами повисло напряжение. Добравшись до места, мы оставили машину в частнике и так же молча направились по тропинке к той скале.       Идя среди высокой травы, я испытывала состояние дежавю. Солнце припекало, в траве шныряли ящерицы, вдалеке пролетел с характерным криком сокол-сапсан. Чуть меньше трех лет назад после такой вот прогулки я оказалась в странном месте.       Мы вышли на высокий берег и подошли к краю скалы. Всё было так же как тогда. Всё, за исключением одного: портал пропал. Я сразу же почувствовала это. Теперь это была обычная скала, нависшая над рекой и ничего более. Леви в неведении стоял рядом и смотрел вниз. Он и в прошлый раз доверился мне и прыгнул только потому, что я сказала ему, что дверь там.       Кровь отлила от моего лица, ноги налились свинцовой тяжестью и приросли к земле. В голове билась мысль: Леви больше никогда не сможет попасть в свой мир. Он застрял здесь со мной!       Он посмотрел на меня и спросил встревоженно: — Что с тобой? Тебе плохо?       Я повернулась к нему, и, разомкнув дрожащие губы, выдавила еле как из себя: — Проход… пропал. Его нет.       На секунду на лице Леви мелькнуло затравленное выражение, но он быстро взял себя в руки: — Ты уверена?       Я кивнула: — Абсолютно. Там ничего нет.       Он внимательно посмотрел вниз, как будто пытаясь что-то разглядеть. Но, естественно, увидел только синюю гладь реки, подернутую легкой рябью.       Потом он взял меня за руку и сказал спокойно: — Пойдем.       Первый шаг дался мне с огромным трудом. Я шла чуть позади Леви, вцепившись в его руку. Я пыталась разгадать по его лицу, о чем он думает, но тот был спокоен, как всегда.       Когда мы подошли к машине, он сказал приказным тоном: — Давай ключи. Ты сейчас не в состоянии вести.       Мне хотелось зареветь и крикнуть ему: А почему ты так спокоен?! Ты теперь застрял тут, а ведешь себя так, как будто ничего не произошло.       Мы сели в машину, и там я дала себе волю: прижалась лбом к его плечу и прошептала сквозь слезы: — Прости меня, Леви. Теперь ты навсегда застрял в моем мире. Мне так жаль.       Он погладил меня по голове и сказал буднично: — Пусть. Переживу.       Я подняла голову: — Не будь таким безразличным! Ты понимаешь, что больше никогда не увидишь свой мир? Своих друзей? И все из-за меня?       Он повысил голос: — Не будь дурой! Конечно, мало радостного в том, что эта блядская дверь пропала! Жаль, что я больше никогда не увижу Эрвина и Ханджи, но когда я вернулся сюда, я знал о рисках. Всё. Тема закрыта.       Он завел машину. Мы ехали домой, и я украдкой смотрела на него, выискивая признаки сожаления на его лице. Но он был спокоен. И потом, когда бы я ни пыталась поднять эту тему, он обрывал меня резко. И я перестала пытаться.       Спустя два месяца, в августе в положенный срок не пришли месячные. Сначала я не придала этому значения — у меня и раньше такое бывало. Но когда срок задержки перевалил за три недели, я забеспокоилась. Я чувствовала, что в этот раз все по-другому. А моя интуиция редко меня обманывает. В голове крутилась мысль: а вдруг я беременна? Нужно заметить, что мы с Леви, ведя довольно активную любовную жизнь, совсем не предохранялись. Леви даже слышать не хотел об этом. И я подчинилась. Взамен он не доставал меня вопросами, беременна ли я, а если нет, то почему? По зиме я втайне от него сходила к гинекологу, и она сказала, что на первый взгляд у меня все в порядке и рано или поздно беременность должна наступить, учитывая мои регулярные месячные и овуляции. Но если этого не случится, то необходимо провести углубленное обследование. Я не захотела ничего проводить, решив плыть по течению — я испытывала смешанные чувства: с одной стороны, я не была уверена, что хочу детей. Но с другой стороны меня терзал вопрос: а вдруг мы с Леви не можем иметь совместных детей? Он —человек. Но человек из другого мира. К тому же Леви рассказывал, что Аккерманы когда-то получили силу, как побочные продукты исследования титанов. Вдруг их ДНК тогда изменилась? И что если Леви не совсем человек? Совместимы ли мы с ним?       Дети. Раньше я считала, что у меня никогда не будет детей. И не особо переживала по этому поводу. Не все хотят оставить после себя потомство. Но сейчас, когда у нас все так хорошо вышло с Леви, я стала все чаще задумываться, что, наверно, было бы неплохо родить ребенка. Его ребенка! Хотя во мне до сих пор сидел старый червь сомнения: примет ли он это. Да, он много раз говорил, что не против детей. И это именно он и слышать не хотел о предохранении. Но что это было? Его эгоистичное желание, чтобы я до конца и полностью принадлежала ему? Или реальное желание иметь детей? Я не знала ответа на этот вопрос.       Нужно было предпринимать какие-то действия, и я купила в аптеке три теста на беременность разных производителей. Было воскресенье. Я знала, что утром Леви отправится за продуктами, потому что была его очередь готовить. И если меня тяготила эта неприятная обязанность, то Леви подходил к ней серьезно. Я думала, что со временем ему надоест стоять у плиты, но любовь к готовке никуда не делась. Не зря же самые крутые шеф-повара — мужчины.       В тот день за завтраком я старалась вести себя, как обычно, но аппетита не было совсем, поэтому я съела только банан. Леви заметил, что я какая-то странная и спросил: — С тобой все хорошо?       Я выдавила улыбку: — Все хорошо. — Ладно, тогда я после завтрака пойду в магазин. Нашел один рецепт, нужно кое-что подкупить.  — Take your time! (*англ. Не торопись!)       Иногда я дома разговаривала с ним на по-английски, чтобы подтянуть язык, изучение которого шло у него медленно, но стабильно.       Потом я сидела в зале, притворяясь, что читаю книгу. Когда в прихожей хлопнула дверь, я выждала еще пять минут, а потом вытащила припасенные тесты и ринулась в туалет.       Все три теста показали по две полоски. Сомнений не осталось: я беременна.       Я не почувствовала никакой радости. Только страх. Раньше ребенок был чем-то абстрактным, далеким. И вдруг в одночасье он превратился в реальность. Я ощутила на плечах неприятный груз ответственности. Ребенок — это не какая-то игрушка: стало скучно, отставил в сторону и всего делов. Нет! Это теперь на всю жизнь. Готова ли я к этому? А Леви? Готов ли он? У нас только всё наладилось и вдруг такое испытание. Леви за этот год через многое прошел. Имею ли я право взваливать еще и это на его плечи? Тем более всего лишь через два месяца после того, как он узнал, что больше никогда не сможет попасть в свой мир. Не будет ли это выглядеть так, как будто я забеременела нарочно, чтобы привязать его к себе еще сильнее? Меня саму всегда раздражали женщины, которые быстренько беременеют от словленных мужиков в попытке привязать тех на самый прочный аркан.       Я стояла, прислонившись к стене туалета, и эти мысли проносились в моей голове. Я почувствовала, что стены давят на меня — мне нужно было уйти оттуда. Поэтому, завернув использованные тесты в непрозрачный пакет, я запихнула их поглубже в мусорное ведро. Потом надела джинсы и футболку. В прихожий мой взгляд наткнулся на ключи от машины — значит, Леви пошел в магазин пешком. Он любит ходить пешком — любой вид физической активности доставляет ему удовольствие.       Чиркнув в блокноте, что я отъехала ненадолго, я схватила ключи и вышла из квартиры.       Когда я села в машину, точно знала, куда поеду. На злополучный берег реки! С того июньского дня мы не были там.       Не знаю, что я ожидала там увидеть, но за два месяца ничего не изменилось — прохода не было. Кажется, он пропал навсегда.       Я села на нагретый камень. В голове было пусто. Я не чувствовала хода времени, просто смотрела на протекающую внизу реку, на проплывающие над головой облака. День был теплый, но пасмурный. Солнце то появлялось из-за облаков, то снова ныряло в них. С собой у меня была обнаруженная в машине бутылка с водой, из которой я время от времени делала глоток.       Из транса меня вывел звонок телефона. Леви. Я сбросила вызов и отправила ему смс: со мной все хорошо, буду позже.       А потом снова вернулась к бесцельному созерцанию. Мне казалось, что время замерло, я ничего не чувствовала, даже звуки перестали доходить до моего уха. Телефон вибрировал и когда я, наконец, посмотрела на него, то увидела семь пропущенных звонков и одно гневное сообщение от Леви с обещанием убить меня, если я не сниму трубку. Я набрала его номер. Он ответил после первого гудка: — Где ты? Уже три часа дня! Ты оставила свой кошелек.       Три часа? Правда? Кажется, был одиннадцатый час, когда я сюда приехала. Неужели я просидела здесь пять часов?!       Я выдавила из себя еле слышно: — Я сейчас поеду домой. — Еще раз спрашиваю: где ты?       Я огляделась: и правда, где я? Я знала это место, но никак не могла сформулировать ответ. Почему-то мне казалось, что я оказалась в каком-то тёмном, враждебном, незнакомом месте, поэтому я просто сказала: — Все, я еду.       Дорога до машины показалась мне длиной с Великий Шелковый путь. Ноги совсем не хотели идти, я давно не испытывала такого упадка сил.       Путь домой тоже дался нелегко. Я старалась внимательно следить за дорогой, но пару раз чуть не попала в аварию. Стоя на одном из светофоров, я поняла, что меня трясет из-за того, что я жутко голодная. В голову пришла мысль, что это может навредить ребенку. И хотя пока что он был визуально похож скорее на зародыша лягушки с хвостом и жабрами, чем на человеческого ребенка, мне стало его безумно жалко. Я положила руку на свой пока что абсолютно плоский живот и прошептала: — Прости меня, маленький. Я больше так не буду.       В этот момент во мне проснулось то, что люди называют материнским инстинктом. Я поняла, что до конца жизни буду переживать и бороться за этого ребенка. Я успокоилась. Всё верно. Всё идет так, как должно.       Дверь в квартиру открылась, едва я успела выйти из лифта. Кажется, Леви все это время караулил меня в прихожей. Вид у него был пугающий. Почему-то мне вспомнилось, как он ударил меня, когда я спрыгнула с крыши замка.       Я вошла в квартиру, и как только за мной захлопнулась дверь, он прошипел, больно сжав мои плечи: — Что происходит? Где ты была?       Я стояла и смотрела затравленно на него. Меня качнуло от слабости. Он немного смягчился: — Что с тобой? Ты очень плохо выглядишь.       Я непроизвольно кинула взгляд в зеркальную дверь шкафа: на меня смотрело бледное существо с сухими губами и огромными испуганными глазами. А потом я буквально упала в объятия Леви и сказала хнычущим голосом: — Леви, я такая голодная.       Он очень крепко обнял меня и сказал ворчливо куда-то мне в шею: — Идиотки кусок. Съела с утра один банан. А потом шаталась весь день непонятно где.       Он повел меня на кухню, и там я буквально смела все, что он мне положил и еще добавки попросила. Он не мешал мне есть. Но как только я закончила, сказал приказным тоном: — Говори.       И я выпалила без подготовки: — Я беременна.       На его лице не дрогнул ни один мускул: — Понятно теперь, почему ты утром такая странная была. Вместо того чтобы рассказать мне, ты струсила и сбежала куда-то, доведя себя до полуобморочного состояния. И еще машину вела!       По мере этой тирады он повышал голос, а я сидела, виновато, понурив голову.       Он продолжил: — И как тебе можно будет доверить ребенка? Ты хотя бы понимаешь, что я тут передумал, пока тебя не было? Ушла без кошелька, с одним телефоном и ключами от машины. Живо говори, где ты была?       Я ответила нехотя: — На берегу реки. Похоже, дверь в твой мир исчезла навсегда — там пусто.       Он взорвался: — Блядь! Да на хую вертел я эту ёбанную дверь! Не нужна она мне! Маргарита, не смей больше выкидывать такие фокусы, иначе я за себя не ручаюсь!       Я в страхе отшатнулась. Таким злым и страшным я никогда его раньше не видела. И он никогда так не матерился при мне. Да, Леви никогда особо не следил за своей речью, но, похоже, уже здесь, в России он успел подцепить самые матерные выражения нашего языка.       Он отвернулся от меня и начал мыть посуду. Я подошла тихо, положила руки ему на плечи и уткнулась лбом в его шею: — Прости.       Леви замер, и какое-то время мы стояли так. Потом он вытер руки, повернулся ко мне и сказал: — Когда-то давно я уже говорил тебе, что ни с кем не был таким терпеливым, как с тобой. Но мое терпение не безгранично, поэтому не испытывай меня.       В его словах прозвучала явная угроза. Старая «я» высмеяла бы его или спросила бы нагло: а что ты сделаешь? Но новая «я» послушно кивнула головой и сказала: — Я больше так не буду.       Потом мы сели пить чай и поговорили серьезно. Я начала: — Леви, выслушай меня, пожалуйста. Сегодня утром, когда я поняла, что беременна, я очень испугалась. Меня одолели мысли, что это случилось совсем не вовремя. Но теперь я понимаю: нет такого понятия, как вовремя или не вовремя. Это просто произошло, и нам не остается ничего иного, как принять это. Но также нужно понять и одну вещь: ребенок — это навсегда. И мы вдвоем в этой лодке. Прости, может, мои слова сейчас прозвучат резко, но работать вёслами мы будем наравне. Я не приемлю распространенного мнения, что дети — забота женщины. Поэтому, либо ты принимаешь это, либо у нас проблема. Потому что я хочу сделать для этого ребёнка всё, что в наших силах. И ты ДОЛЖЕН хотеть того же.       Пока я говорила, на его лице оставалось обычное холодное выражение, но когда я закончила, губы Леви тронула легкая улыбка. Он сказал: — Так странно: за несколько часов ты превратилась в тигрицу, которая будет защищать своего детеныша до последнего. Почему-то я всегда знал, что так и будет, когда дело дойдет до детей. И я согласен с тобой, что мы должны сделать для ребенка все, что можем.       У меня отлегло от сердца. Я сказала, улыбнувшись: — И мы будем очень сильно любить его, правда?       Леви погладил меня по руке: — Конечно… Так, у нас сегодня воскресенье. Значит, завтра нужно будет отпроситься с работы на утро вторника: пойдем подавать заявление в ЗАГС.       Я чуть не грохнулась со стула: — Чего? Какое заявление? Откуда ты вообще про ЗАГС знаешь?       Он скривился: — Не держи меня за идиота. Я уже давно изучил этот вопрос.       Я противно хмыкнула: — Какой прогресс. Раньше ты предлагал священника позвать, а теперь в ЗАГС тащишь.       Он прищурил глаза: — Хватит паясничать.       Я сказала жестко: — А я и не паясничаю. Я тебе уже говорила, что не верю во всю эту ерунду и не хочу никакую свадьбу.       Он сказал еще жестче: — Меня это мало волнует. Я тут кое-что почитал, и выяснилось, что хотя по законам этой страны дети, рожденные вне брака, обладают такими же правами, как и законные, но на самом деле, это не совсем так. Есть определенные нюансы.       Мои глаза расширились: — Зачем ты читал про такое? — Я в отличие от тебя думал о том, что рано или поздно у нас будут дети.       Я не нашлась, что ответить. И какое-то время просто молча смотрела на него. Он выдержал мой взгляд. Потом я вздохнула: — Ладно. Только без всяких гостей, шампанского, голубей, белого платья и прочего мещанства. — Хорошо. Значит, встанем на очередь без торжественной церемонии. — Geez, Леви, когда ты успел это всё изучить?!       Он пожал плечами: — Я всегда думаю наперед.       Через три недели мы расписались в ЗАГСе. Как и говорил Леви, церемония без торжеств прошла быстро, буднично и без заморочек. Я зашла туда Маргаритой Хамидуллиной, а вышла Маргаритой Аккерман. Это был рабочий день, поэтому на мне был брючный костюм и туфли-оксфорды. Леви же был одет в джинсы и рубашку. Когда все закончилось, мы забрали свидетельство и пошли в машину. — Я отвезу тебя на работу, — сказал Леви. Так получилось, что в последнее время большую часть времени «детку» водил именно он. — Нужно заехать в кондитерскую и купить торты, — сказала я. — Зачем? — удивился он.       Я скосила взгляд на свою правую руку, где поблескивало новенькое, тонкое обручальное кольцо из белого золота и сказала недовольно: — Кажется, твоей идеей было носить обручальные кольца. Теперь на работе все узнают, что я вышла замуж, а ты женился. Поэтому нужно принести что-то по случаю — у нас так принято. — Хорошо, — он был спокоен, как удав. И чего бы ему нервничать? Он вышел победителем из очередной схватки. За неделю до так называемой свадьбы он потащил меня в ювелирный магазин и заставил купить кольца. А я между прочим, не хотела афишировать факт нашего бракосочетания. Я сказала только родителям, Ангелине, Брагину, да еще написала Дани в Израиль, Машке в Канаду и Инге в Германию.       Но Леви почему-то уперся. Кольца будут. Без разговоров. Я долго ныла, что это не важно, пока он не выдержал, сказав зло: — Может, хоть это отвадит всяких козлов.       Я деланно засмеялась: — Не понимаю, о каких таких козлах ты говоришь.       Но тут же осеклась. Прекрасно я все понимала. В присутствии Леви не было смелых приставать ко мне, но когда я была одна, мужчины довольно часто оказывали мне знаки внимания. Поэтому я прекратила этот спор и согласилась на кольца. И нужно признать, что впоследствии мне самой очень нравилось, как кольцо смотрится на его руке. Леви — мой и только мой! Holy crap, я такая же, как все — недалёкая собственница. Как можно было до такого докатиться?       Беременность моя протекала относительно легко, особенно учитывая мой возраст. Конечно, были всякие сопутствующие неприятности, вроде довольно сильного токсикоза, утомляемости, сонливости, отечности и перепадов настроения. Но в целом, все было хорошо. Как обладательнице отрицательного резус-фактора мне удалось избежать главной проблемы — резус-конфликта.       А еще мне очень помогла книга Ольги Белоконь, которая уберегла меня от лишней нервотрепки, левых анализов, назначения ненужных лекарств и процедур.       Узи, сделанное на двенадцатой неделе показало, что детей будет двое. Я была на исследовании одна и, выйдя после него, присела в коридоре. Признаюсь честно, я была в легком шоке, хотя всегда знала, что такая вероятность существует. И со стороны отца и со стороны мамы было немало двойняшек и близнецов, как однополых, так и разнополых. Я представила себе двух мальчишек, похожих на Леви или двух девчонок, похожих на меня, и мне стало как-то не по себе. Как же мы справимся сразу с двумя детьми?       Когда вечером мы с Леви встретились дома, я сказала: — Леви, мне нужно с тобой поговорить.       Он посмотрел на меня с подозрением: — В чем дело? Ты же сегодня ходила на какое-то исследование. Что-то не так?       Я усмехнулась: — Даже не знаю, как сказать. В общем, детей будет двое.       Он замер, а потом кивнул и сказал спокойно: — Хорошо. Двое так двое. А это твое исследование не показало: мальчики это или девочки? — Нет, еще рано. Черт. Как мы справимся с двумя? Я и с одним не знаю, что делать! — Успокойся. Все будет нормально. Справились бы, даже если их было пятеро. — Да ну тебя с такими прогнозами! Это ты виноват! Сделал мне двоих детей, а сам спокойный, как удав!       Он посмотрел на меня с ехидством: — Можешь злиться сколько хочешь, но я тут вижу только повод гордиться собой.       Я только вздохнула: ох уж эти мужики!       На шестнадцатой неделе я снова пошла на УЗИ. На этот раз к врачу, которого мне посоветовали из-за его большого опыта. И он смог определить, что оба ребенка — девочки.       Леви и эту новость воспринял со своим обычным спокойствием. Он сказал, что пол детей для него не имеет значения. Он одинаково будет рад и девочкам, и мальчикам.       В положенный срок я пошла в декретный отпуск. Рожать решено было в перинатальном центре. Одна коллега посоветовала мне врача, у которого рожала двоих. Жанна Евгеньевна — женщина неопределенного возраста, ростом под метр девяносто, обладательница громового голоса, кладезь острых шуточек и акушер-гинеколог от Бога.       Когда пришло время рожать, я совсем не боялась.