38.
Он не вернулся. Прошло девять месяцев. Наступил июнь. Мне, как все думали, исполнился тридцать один год. И только мы с сестрой знали, что на самом деле мне практически тридцать два, что из моей жизни выпали десять месяцев. Поначалу я каждый день приезжала на берег реки. Утром перед работой и вечером после. Бродила там в бесплодном ожидании. А потом стало слишком холодно. Пришла зима, и река покрылась льдом. Я просыпалась среди ночи от кошмаров. Мне снилось, что Леви пытается вернуться в мой мир, но оказывается в ловушке подо льдом. Я подскакивала с колотящимся сердцем, шарила рукой по кровати, в надежде, что это был просто дурной сон, и что Леви спокойно спит рядом. Но его не было. Мне казалось, что в квартире все еще ощущается его присутствие. Но я выдавала желаемое за действительное. Конечно, после него осталась одежда, в которой он ходил, и которая всё еще пахла им. В ванной, в стаканчике стояли его зубная щетка и бритвенный станок. Мне по привычке хотелось утром заварить душистый черный чай. Но всё это был самообманом. Через некоторое время его вещи перестали пахнуть им, и мне пришлось постирать их. Я выкинула станок и зубную щетку, задвинула на верхнюю полку шкафа упаковки с чаем. После долгих раздумий я утвердилась в одной мысли: только после первого раза ты возвращаешься в тот момент, из которого прыгнул. А дальше лежит terra incognita. Я боялась, что, попытавшись вернуться, он окажется в прошлом или будущем. Я знала, что проход все еще там, и порой меня так и подмывало плюнуть на всё и прыгнуть, но я останавливала себя. Я обещала ждать. Я дала слово. В те первые месяцы я познала чувство настоящей потери: ты испытываешь настоящую физическую боль, и ничто не в состоянии ее заглушить. Я поняла, почему люди в таких случаях поворачиваются к алкоголю или наркотикам. Сама же я попыталась облегчить боль с помощью двух проверенных временем способов: я пыталась занимать себя каждую секунду своего времени, с облегчением отмеряя каждый прошедший час: начала учить чешский язык; как ненормальная разучивала ноты новых песен, чем сложнее, тем лучше; вернулась в лучно-арбалетный клуб; записалась на вечерние курсы в художественную школу. Все, что могло отвлечь мысли от этого червя, терзающего мое сердце, шло в ход. И это был первый способ. Полезный. А вот второй способ был не настолько хорош: я нашла утешение в сахаре. Конфеты, печенье, торты, пирожные, зефир, мармелад, халва — можно перечислять до бесконечности. И остановилась я только, когда перед Новым годом встала на весы и увидела цифру 58. С момента возвращения прошло четыре месяца, а я набрала одиннадцать килограмм. Это меня отрезвило, и я взяла себя в руки. К лету я скинула пять килограмм. Я не была такой худой, как до исчезновения, но впереди было лето, а значит — бег и возможность подтянуть себя. Что касается боли, то она никуда не ушла. Она притупилась, но не исчезла. Я поняла, что люди утверждающие, что со временем станет легче, были правы и неправы одновременно. Легче действительно стало, но бывало, что занятая каким-то делом, я внезапно вспоминала о своей потере, и меня накрывало чувство безжалостного черного отчаяния. Я попыталась прочесть мангу. Но когда дошла до десятой главы и увидела там Леви, на меня накатило ужасное чувство. С одной стороны рисовка была отвратительной, и он был совсем не похож на себя настоящего, но с другой стороны с экрана на меня смотрел он — мой потерянный возлюбленный. Я смогла пролистать еще несколько страниц, но потом закрыла мангу и больше к ней не возвращалась. У меня не было сил вытерпеть эту пытку. На Новый год приехала Ангелина. И я ей все рассказала. Но сначала она поделилась своей радостью: она собиралась выходить замуж. Его звали Александр, ему было тридцать пять лет, и он преподавал химию в ее университете. Она показала мне фото. С экрана телефона на меня смотрел очень высокий, широкоплечий, светловолосый, голубоглазый и белозубый швед. Я была очень рада за нее. Моя сестра недалеко ушла от меня по части доверия к людям. Мы с ней часто шутили, что останемся старыми девами. Просто мы тогда не знали, что мужчины, предназначенные нам, живут очень далеко: один в другой стране, а второй в другом мире. Поначалу, окрыленная своим счастьем, она не заметила моего состояния. Но на второй день, приглядевшись и все обдумав, она задала закономерный вопрос: — Марго, что с тобой случилось? И я рассказала ей все. Нужно отдать Гельке должное: она мне поверила сразу же. Она всегда мне верила, и я знаю, что так будет и впредь. У меня на телефоне была пара фотографий Леви: одна, сделанная в тот день, когда мы ездили к наскальным рисунка и вторая, сделанная дома. Гелька долго всматривалась в изображения. Потом она, потратив на это целую ночь, прочитала мангу и посмотрела аниме. А затем пришла ко мне со своим заключением: — Марго, у меня нет ответа, как могло произойти нечто подобное. Но у меня есть ответ, почему это произошло именно с тобой: ты всегда отличалась. Я знала, что когда-нибудь с тобой случится то, что никто и ничто не сможет объяснить: ни наука, ни религия, ни психология. Ты и сама представляешь из себя такой феномен — нечто необъяснимое. — Гелька, но мне от этого не легче. Что мне теперь делать? Как мне пережить это? Она обняла меня: — Он же обещал вернуться. Тебе остается только ждать. Но даже если он не вернется, ты справишься с этим. Ты всегда со всем справляешься. Порой ты мне кажешься тем сверхчеловеком, о котором писал Ницше. Я скептически усмехнулась: — Ты думаешь, я настолько сильная? Она сказала, посмотрев мне в глаза: — Я знаю. На этом разговор закончился. Новый год мы встретили в доме у родителей. А потом она улетела. И хотя она не сказала мне ничего нового, но почему-то я почувствовала себя гораздо лучше. Правда, ненадолго. Спустя какое-то время на меня снова навалилось чувство мерзкого, засасывающего одиночества. Легко Гельке говорить. Она всю жизнь считала меня сильной и умной. А какая я на самом деле? Ты — сумасшедшая. Поэтому Ангелина думает, что ты — сверхчеловек. Только холодное безумие может помочь пережить все, через что ты прошла в жизни. Здравый человек давно бы повесился. Ты знаешь, что сейчас подталкиваешь меня к самоубийству? Ты не сделаешь этого. У тебя еще есть надежда, что Леви вернется. Ты, правда, так думаешь? Этот разговор происходил в конце января. Было пять часов вечера, воскресенье. За окном стоял тридцатиградусный мороз, уже стемнело. С высоты одиннадцатого этажа я видела огни многочисленных машин, свет в окнах соседних домов. Люди проживали свои жизни, наверно, многие из них были счастливы. А я застыла, окаменела. Я устала от жизни, устала от ожидания, устала от бесконечного холода за окном, устала от неисчезающего голоса в моей голове. Я пошла на кухню и вытащила свой самый острый нож. Приставила его к вене на руке. Всего-то нужно было сделать разрез пару сантиметров глубиной и несколько сантиметров длиной, потом включить теплую воду и подставить под нее руку, чтобы кровь не свернулась. И просто наблюдать, как моя жизнь капля за каплей уходит в канализацию. Как вместе с ней уходит и боль. Чувствовать наступающую от кровопотери слабость. А потом погрузиться в черноту, где нет никого и ничего, только бесконечный покой. Голос в моей голове замолк. Он оставил за мной право выбора. И я практически решилась. Но в последний момент бросила нож в раковину. Той ночью мне приснился сон. Сначала я не поняла, где нахожусь. Оглядевшись вокруг, я увидела по левую руку от себя длинный ряд одноэтажных корпусов, передо мной асфальтированная дорожка убегала под уклон. В просвете между деревьями виднелись горы. Наконец, я узнала это место. Детский лагерь «Коинот», находившийся в горах недалеко от городка, в котором я жила в раннем детстве. Мое сердце противно забилось, нахлынули дурные воспоминания. Мы ездили сюда с сестрой семнадцать лет назад, но протянули совсем не долго. Большинство детей были из этого маленького городка, и они попросту третировали нас — столичных. Меня не спас даже тот факт, что я и сама когда-то жила в этом городе. Вдобавок к жестокости со стороны других детей, нам пришлось терпеть практически полнейшее отсутствие удобств и безобразное питание. Сестра попросила отца забрать ее через три дня, я выдержала неделю. Размышляя об этом, я понимаю теперь, что природа там была замечательная. Чистейший горный воздух, живописные горы, яркая зелень, небольшой сай*, протекавший на дне расщелины. А еще там было оно. Мои воспоминания смутны и размыты. Поэтому я не знаю, как можно назвать этот водоем: озеро, водохранилище, пруд? Скорей всего, это было небольшое водохранилище. Потому что из-под воды виднелись верхушки деревьев, а еще недалеко от берега можно было разглядеть верхнюю часть старых железных ворот, выглядывавшую из воды. Нам рассказывали, что раньше вход в лагерь был там. Но было это давно. А потом создали это водохранилище. *(Сай — так в Центральной Азии называют мелкие горные реки с чистой и холодной водой). Эти воспоминания нахлынули разом. Я думала, что практически забыла об этом «Космосе». Да, именно так переводится его название с узбекского языка. Я пошла по дорожке вниз, к водохранилищу. Вокруг совсем не было людей. Только птицы радостно чирикали, прыгая шумными стайками по ветвям деревьев. Спустившись к воде, я подняла глаза на горы, возвышающиеся на противоположном берегу. Ближе к вершине, если приглядеться, можно было увидеть огромные буквы «МИР», образованные наслоениями скалистой породы. Игра природы! Каждый, кто приезжал в этот лагерь впервые, отводился старожилами сюда и проходил процесс инициации: нужно было разглядеть эти буквы. Поначалу казалось, что там ничего нет — просто серые скалы с вкраплениями зелени, но потом внезапно проступали буквы и тебя охватывал дикий восторг. — Помню, после этого лагеря ты приехала жутко злая и оголодавшая, — раздался рядом со мной голос. Я узнала этот голос и повернулась в ужасе. Недалеко от меня стояла Алинка — красивая, улыбающаяся, навеки девятнадцатилетняя и мёртвая. Прошло, наверно, секунд тридцать прежде чем я поняла, что это не моя подруга. Это просто альтер-эго решило меня таким образом помучить, наказать за попытку самоубийства. Но я не стала прямо говорить ему об этом, вместо этого я сказала: — Ты — мертва. Она подошла ко мне, увязая каблуками в мягком грунте берега. Я обратила внимание на ее одежду: голубые джинсы-клёш, розовый топик с блестками на бретельках и босоножки с дико острыми носами. Мода двухтысячных, что поделаешь. — Конечно, я мертва, — сказала она, улыбаясь. — А моё так и незакрытое дело пылится в архиве Юнусабадского РУВД. — Зачем ты здесь? — Несколько часов назад ты была готова присоединиться ко мне. Поэтому я пришла сама — поговорить с тобой. Я знала, что это не она, но, тем не менее, разговаривала с ней так, как будто это была настоящая Алина. Я так настрадалась за последние месяцы, что мне нужен был хоть кто-то близкий. Она тряхнула своими длинными волосами, отбрасывая их характерным жестом за спину. Я помню этот жест. Я помню ее улыбку. Я помню эти ямочки на щеках. — Алинка, я так устала от всего. Я просто хочу освободиться. Она усмехнулась: — Маргарита, девочка моя, ты думаешь, что здесь покой? Но, сказать по правде, здесь нет покоя. Здесь совсем ничего нет. — Я это прекрасно знаю! — воскликнула я. Она вздохнула: — Ты знаешь, но не осознаёшь. Тебе нужно понять, что оказавшись здесь, у тебя не будет пути назад. Пока ты жива, ты можешь бороться. У тебя есть надежда. Но здесь нет ничего. Абсолютная пустота. Ноль в минус отрицательной степени. — Математическая тавтология. Она засмеялась: — Ты совсем не изменилась, такая же занудная отличница. — Чья бы корова мычала! Напомнить тебе, кто выиграл городскую олимпиаду по истории в десятом классе? — Нашла, что вспомнить. Этот странный разговор с покойницей принес мне чувство облегчения. Впервые за пять месяцев боль утраты практически притихла. Я спросила: — Что мне делать? — Ждать. Но если придет момент, когда тебе покажется, что ждать бесполезно, просто живи дальше. — Да ты — капитан Очевидность. — А ты — капитан Глумливость. Мы рассмеялись с ней одновременно. Я закрыла на секунду глаза, а когда открыла их, на берегу никого не было, кроме меня. Я снова подняла глаза на слово, сложенное из скал, а потом заорала, что есть силы: — МИР!!! Всегда хотела это сделать. Мой крик отразился далеким эхом в горах, и я проснулась. За окном была темень, часы показывали седьмой час. Я ощутила внутри себя какое-то умиротворение. Я сделаю, как ты сказал. О чем ты? Мой сон. Твои слова на берегу того водохранилища. Я не понимаю тебя. В этот раз меня не было в твоем сне. По моему позвоночнику пробежал холодок. Я сказала вслух сердито: — Слушай, хватит дурить меня! Ты опять прокрался в мой сон, приняв образ дорого мне человека. Я никогда тебе не вру. И сейчас я прямо тебе говорю, что меня там не было. И я поверила ему. А поверив, осознала, что со мной произошла еще одна необъяснимая вещь. Как-то у Янагихары я прочитала такие слова «…любовь, по крайней мере та чистая любовь, в которой мало кто из нас готов признаться, — это сложная, темная, насильственная стихия, договор, который невозможно заключать с легким сердцем». И я заключила этот договор, полюбив Леви. Теперь я должна принять последствия. После того сна мысли о самоубийстве меня больше не посещали. В апреле мы с родителями полетели в Швецию на свадьбу Ангелины. С нашей стороны были только мы. Таким было ее решение. И я ее понимала. Нам никогда не нравились татарские свадьбы со всей этой тяжелой, жирной едой, татарскими песнями на один лад и многочисленными родственниками, которых ты видишь впервые в жизни. Так же нас раздражали и русские свадьбы с их непонятными выкупами, дебильными конкурсами тамады, майонезными салатами и морем выпитого алкоголя, что нередко приводило к мордобою. Поэтому Гелька предпочла простую скандинавскую свадьбу. Были многочисленные друзья и родственники жениха, включая пятерых его братьев. Все очень высокие, светловолосые и голубоглазые, они по очереди развлекали меня. К концу вечера я начала подозревать, что они получили тайное задание от Гельки. Двое из них были холостяками, и они развлекали меня упорнее других. И была в этом какая-то ирония: до встречи с Леви мне нравились такие вот высокие, атлетичные, воспитанные блондины, насколько кто-то вообще может понравиться социопату. Но теперь мне не было до них дела. Я хотела, чтобы вернулся мой возлюбленный, который ниже меня, и пошловатый юмор которого заставляет меня краснеть. Перед отъездом у нас с Ангелиной состоялся разговор. Она сказала, что я выгляжу лучше, не такой напряженной. А я ответила, что это отрешенная обреченность. У меня просто нет другого выбора. Она как могла, постаралась подбодрить меня. Кажется, она чувствовала вину за своё счастье. Я развеяла ее заблуждения. Я была очень рада, что она счастлива. Она это заслужила. Я вернулась домой и жизнь вошла в привычную колею. Была весна. Каждый раз, когда в Сибирь после жутко длинной и холодной зимы, приходит весна, у меня внутри появляется чувство какого-то обновления. Я стала гулять практически каждый день, обновила свой гардероб, снова выкрасила волосы в рыжий цвет, на этот раз более светлого оттенка. Меня перестали мучить кошмары. Моё альтер-эго успокоилось и не доставало меня своими душеспасительными разговорами. В один из дней, возвращаясь с работы, я остановилась на первом этаже перед почтовыми ящиками. Мне нужно было проверить, пришли ли счета за коммуналку. Занятая этим делом, я не заметила, как рядом со мной остановился человек. — Привет. Я оторвалась от своей почты. Рядом стоял сосед с шестого этажа. Этакий противный жлобина, возрастом под тридцать, ростом под метр восемьдесят, с пивным животом, но считающий себя принцем Неотразимым. Раньше у нас с ним не было заведено здороваться. Но я вежливо ответила: — Здравствуйте. — Меня Костей зовут. Не хочешь со мной кофейку попить? Он явно ко мне подкатывал. Хочу заметить, что не он первый. После исчезновения Леви, я заметила внимание к своей персоне со стороны мужского населения. Не то, чтобы за мной стадом бегали жаждущие, но все-таки меня регулярно приглашали на свидания или пытались познакомиться. До попадания в другой мир и до встречи с Леви, я обычно наперед предвидела такие ситуации, и старательно их избегала. Но после того как я стала «настоящей» женщиной, мой радар пришел в негодность. Любовь к Леви притупила мою внимательность к таким вещам. Поэтому мне пришлось научиться вежливо отшивать потенциальных кавалеров. Но иногда попадались такие вот «самцы», которым хотелось тупо садануть веником по морде. Я не отреагировала на его банальный подкат. Повернулась спиной и двинулась в сторону лифта. Услышала, как он сказал нагло: — Какая цаца. Я тебя тут по осени видел с каким-то шибзиком. Но, похоже, ебарь твой уже ноги сделал. Моя реакция была мгновенной. Я подскочила к нему в несколько быстрых шагов, и моё альтер-эго прошипело угрожающе: — Слушай сюда, падла позорная. Еще раз вякнешь что-нибудь подобное или даже просто посмотришь в мою сторону, я тебе яйца оторву и заставлю сожрать. А потом пересчитаю все ребра так, что тебе полгода придется лечиться. При виде моего жуткого, изменившегося лица он отшатнулся и ударился спиной о железные почтовые ящики, а потом попятился и выскочил из подъезда. А я пошла к лифту. В движущейся кабине я думала о том, как мгновенно произошел этот переход. Я сказала про себя: Спасибо. Этот козел легко отделался. Нужно было врезать ему. И иметь дело с ментами? Как-то не хочется. Думаю, он усвоил урок. Будет теперь считать меня сумасшедшей. А от сумасшедших люди стараются держаться подальше. Произошедшее заставило меня задуматься. Я прожила в этом подъезде пять лет. За это время я видела этого дебильного Костю, наверно, сотни раз. Мы с ним вместе в лифте ездили ни однажды. Но он не предпринимал попыток подкатить ко мне. Что же случилось? Ответ был простым: моя защита пала. Окончательно и безоговорочно. Невозможно отмотать назад и вернуться в состояние своего холодного, уединенного безразличия. Теперь я женщина во всех смыслах этого слова и мне придется смириться с последствиями. Пришел май, за ним июнь. Я скромно отпраздновала свой день рождения с родителями. Казалось, что впереди будут только годы, наполненные механическими действиями, что я так и буду жить на автопилоте, пока не умру. Но я заблуждалась. В ту пятницу я возвращалась домой довольно поздно, уже в десятом часу. У меня был урок в школе барабанов. Я продолжала отвлекать себя, и моим новым увлечением стала игра на ударной установке. После занятия я поехала в магазин за продуктами, и, добравшись, наконец, до дома поняла, что придется припарковаться далеко от подъезда. Поэтому к подъезду я подходила уже жутко уставшей, неся в одной руке пакет с покупками. Я проклинала свое утреннее решение пойти на работу в платье и туфлях на каблуках. Знала же, что придётся весь день мотаться, идиотка. Не дойдя пятнадцати метров до подъезда, я поняла, что на скамейке спиной ко мне в расслабленной позе, опираясь спиной об ограду, сидит человек. Несмотря на довольно поздний час, света было достаточно — стояли летние сумерки. Он повернул немного голову, и я увидела его в полу-профиль. Мне показалось, что мое сердце выскочит через горло. Чтобы не упасть, мне пришлось ухватиться за железную ограду. Я чувствовала, как ее острый край впивается в мою ладонь. Другой рукой я изо всех сил сжимала ручки пакета. Ноги налились свинцом. Леви. Это был он. Я подумала, что это галлюцинация. Я боялась моргнуть и поедала его глазами, пока в них не появилась невыносимая резь, и они не заполнились слезами. Мне пришлось проморгаться. Но он не исчез. Все также сидел на скамейке. Мои губы шевельнулись: — Леви. Но звука не было. В горле пересохло. Вдруг он обернулся и увидел меня. На его лице появилась открытая мальчишеская улыбка. И я поняла, что сошла с ума. Что это не может быть правдой. За все время с ним я видела его улыбку два раза. И он никогда не улыбался так открыто. Всегда в его лице присутствовала холодность, присущая ему. Он встал и подошел ко мне. Одет он был в черные штаны и простую белую рубашку, на ногах ботинки. Приблизившись, он спросил: — Долго будешь здесь стоять? Галлюцинации не бывают настолько реальными, подумалось мне. — Леви? Как ты сюда попал? — спросила я. — На трамвае приехал. Разве ты не помнишь, что тогда заставила меня взять с собой местные деньги… Давай сюда свой пакет. Он выдрал из моих занемевших пальцев пакет с продуктами, а потом обнял меня другой рукой. Я буквально повисла на нем. Из моих глаз лились слезы. Я сжимала его в объятиях с такой силой, что мне самой стало сложно дышать. Тепло его тела. Его запах. Все это было настоящим, таким, как я помнила. Он вернулся! Во дворе было полно народу: на детской площадке носилась ребятня, бабки совершали вечерний променад, матери катили коляски со спящими младенцами. Некоторые люди косились на нас. Но мне всё это было до лампочки. Я с трудом разжала тиски объятия и посмотрела на него сверху вниз. Так как я была на каблуках, разница в росте была сантиметров пятнадцать. Он поднял лицо и сказал серьезно: — Прости, что так долго. Я кивнула: — Девять месяцев. — Три года. Сказали мы одновременно. А потом повторили пораженно друг за другом: — Девять месяцев??? — Три года??? Он опередил меня: — В твоем мире прошло всего девять месяцев? — Да. По его лицу разлилось облегчение, он уткнулся лбом мне в плечо и сказал глухо: — Как хорошо! Я боялся, что ты не выдержишь столько. Каждый день я проклинал себя. Но не мог ничего сделать, мне нужно было закончить дела. Как я и думала: течение времени в наших мирах разделилось на потоки, бегущие с разной скоростью. Бедный Леви. Сколько всего ему пришлось там вынести? Я сказала: — Я так рада, что ты вернулся. Больше я тебя никогда не отпущу. Если ты снова уйдешь, я умру. Он поднял на меня глаза, в них прыгали искорки: — Я тебе еще надоем, вот увидишь. Я легко хлопнула кулаком по его спине: — Капитан, Вы — дурак! — Пошли домой. Когда мы проходили мимо подъезда, он подхватил со скамейки рюкзак. Это был тот самый, с которым он ушел из моего мира. Мы ехали в лифте, я не спускала с него глаз, боясь, что он исчезнет и вдруг поняла, какой же невнимательной идиоткой была. Я воскликнула: — Леви, а они… Он перебил меня: — Все живы. Все твои друзья из того мира выжили. Я ощутила, как напряжение покидает мое тело. — А титаны? — задала я следующий вопрос. — С ними покончено. — Как? Дверь лифта открылась. Мы вышли, и он сказал: — Я тебе потом расскажу. Я открыла дверь, и мы вошли в полутёмную прихожую. Я сняла туфли и кинула сумку на трюмо, Леви опустил на пол пакет и рюкзак. А потом мы одновременно сделали движение навстречу друг к другу. После долгого перерыва наш поцелуй поначалу был неловким. Мы даже столкнулись лбами, но потом Леви завладел инициативой, и всё вернулось на круги своя. Наши языки сплелись в медленном танце. Мое сердце неслось вперед неровными скачками. А потом закончился кислород, и мы оторвались друг от друга. Я подумала, что нужно включить свет и нести пакет на кухню. Но у Леви были другие планы. Он скинул ботинки и потянул меня в сторону спальни. Я сразу поняла, к чему идет дело. Воскликнула: — А душ? Я весь день… — К черту душ! — перебил он меня. — Я три года не трахался! Как всегда прямолинеен в своих желаниях. В спальне он даже не позволил мне включить свет и задернуть занавески. Его руки сразу же начали шарить по моей спине, он пробормотал: — Как расстегивается это чертово платье? Я расстегнула молнию, спрятанную в боковом шве, и сняла платье. Через три секунды мой бюстгальтер улетел куда-то сторону. Вот это да! За три года отсутствия мой любимый капитан не забыл, как расстегивать наше местное нижнее белье. Он смял руками мою грудь. Вынес заключение: — Это даже лучше, чем я помню. Я чуть не прыснула. Раньше он не был таким разговорчивым. Потом он подтолкнул меня к кровати: — Ложись. Некоторые вещи не меняются, подумалось мне. Я скинула трусы и легла поверх покрывала. Он быстро разделся. Лег рядом. Он ласкал меня лихорадочно, пытаясь подготовить. Но я чувствовала, что ему не терпится. Я понимала, что пока он не удовлетворит это своё первое желание, он не успокоится. Поэтому я раздвинула ноги, подалась навстречу и обхватила его ногами. Леви не стал медлить, и я почувствовала, как он медленно проталкивается внутрь меня. Мне стало больно. Иного я и не ожидала. У меня никогда там не было широченного проспекта, тем более после такого перерыва. Но я терпела. Признаюсь честно, мне было плевать на боль. Он сразу всё понял и спросил: — Тебе больно? — К черту боль! Выдержу. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. И он начал двигаться. Сначала осторожно, растягивая меня, позволяя моим мышцам снова подстроиться под его размер. Но под конец всё же сорвался на глубокие, сильные толчки и мощно кончил. Он замер на некоторое время, дыша тяжело и уткнувшись лицом в мое плечо, удерживая свой вес на локтях. Я чувствовала на себе тяжесть его тела, правой рукой я перебирала его волосы, вдыхала его запах и была абсолютно счастлива. Мне хотелось одновременно смеяться, плакать и прыгать, как ненормальная. Потом он откинулся в сторону. И мы лежали голые рядом в полутьме. Его рука привычным жестом поглаживала мою грудь, потом спустилась вниз к животу. Его пальцы нащупали три небольших шрама. Он приподнялся на локтях: — Откуда они взялись? — Я сделала операцию. Действительно, через два месяца после его исчезновения я решилась на операцию. Эта была одна из тех вещей, которыми я пыталась отвлечь себя. — И теперь ты можешь забеременеть? — Да. — Может, даже сейчас? — Прости. Мне нужно было сразу тебя предупредить, чтобы ты мог принять меры. Он сказал холодно: — Я не собираюсь предпринимать никаких мер. И тебе запрещаю. — А? — не поняла я. — Я хочу, чтобы у нас были дети. И хотя он сказал это твердо и ясно, мне показалось, что я ослышалась. Это точно Леви? Его там не подменили каким-нибудь андроидом? Он неверно истолковал мое молчание: — Ты боишься, что я не смогу прокормить тебя и детей. Конечно, у меня нет никаких документов твоего мира. И я многого не знаю. Но я найду способ сделать все правильно. Я не буду до конца жизни сидеть на твоей шее. Я воскликнула: — Я в этом и не сомневалась! Ты же Леви Аккерман. Ты можешь все. Я перевернулась на живот: — Леви, я так счастлива сейчас! Он положил руку на мой зад и начал бессовестно мять его: — Мне нравится твоя задница. Такая мягкая. Понятно, лишние килограммы, которые я так и не успела согнать к лету, не остались незамеченными. Я сказала обиженным голосом: — Пошлый Леви. Испортил такой момент. Он ответил: — Я — мужик, и я три года не видел тебя. — Ты теперь всё будешь этим оправдывать? Он придвинулся ко мне и прошептал на ухо: — Ага. Придется тебе терпеть мои бесконечные приставания. Я рассмеялась, и он рассмеялся вслед за мной. Я пожалела, что в окончательно сгустившейся темноте, не видела его лица. Он умеет смеяться! Леви смеется! Он так изменился. Как будто распрямилась пружина, которая сжималась внутри него все эти долгие годы. Теперь он позволяет себе такие слабости, как: улыбка, смех, говорить, что думает. Потом мы принимали душ, и в безжалостном свете светосберегающей лампы я заметила, что в его густых волосах появилось несколько седых волос, а по бокам рта залегли небольшие морщинки. Но в остальном это был тот же Леви. Мой Леви. После ужина, когда была перемыта вся посуда, когда он напился чаю, мы сели на диван, и он начал свой рассказ: — Благодаря сведениям, которые я принес с собой, контратака на Шиганшину прошла по нашему сценарию. Они думали, что мы попадем в их ловушку. Но на самом деле в ловушке оказались они. Не понадобилось никаких героических самопожертвований, не пришлось выбирать, кому из умирающих товарищей колоть сыворотку. Мы ее так и не использовали. Увидев на моем лице непонимание, он спросил: — Ты так и не прочитала? Я призналась честно: — Я не смогла. Я начала, но мне стало только хуже, и я бросила. Он вздохнул, сказал терпеливо: — Хорошо, я объясню тебе. В отличие от написанного, к моменту битвы за стену Мария, в живых все еще была большая часть ветеранов Разведкорпуса: мой отряд, отряд Майка, отряд Ханджи. Я перебила его: — Майк тоже участвовал в этом? Леви недовольно сжал губы, но, тем не менее, ответил на мой вопрос: — Вопреки прогнозам врачей, на нем все зажило, как на собаке. Этот… — Леви осекся, потому что я сделала очень недовольное лицо, предвидя, что он скажет про Майка какую-нибудь гадость, потом он продолжил, –… не кривись, не обязательно напоминать мне о ваших странных отношениях с Закариасом. В общем, он оказался крепким орешком. И внес весомый вклад. Знаешь, а я виделся с ним перед тем, как отправиться сюда. — Правда? И как он сейчас? — После того, как все более менее разрешилось с Марлией, он вернулся в свой родной город, в Митру. Оказалось, что его семья владеет лавкой в столице. Мы виделись там неделю назад, на свадьбе. Я сказал ему, что скоро отправлюсь сюда к тебе, и на миг мне показалось, что он кинется на меня. Но он смог взять себя в руки. Я вздохнула: — Понятно. Я чувствую себя виноватой из-за него. — Не вздыхай. Если бы ты не появилась в нашем мире, он бы погиб. И не только он. Каким-то образом ты своим присутствием изменила ход событий. Чтобы уйти от этой скользкой темы, я спросила: — А чья свадьба была? — Эрвин Смит женился на королеве. — А? — мою челюсть нужно было подбирать с пола. — Но… но… разве королевой стала не та девчушка из сто четвертого? — спросила я пораженно. — Да. Хистория. Я вспомнила этого маленького, хрупкого, большеглазого ребенка. Но потом одернула себя. Сейчас ей, наверно, уже девятнадцать лет. А в мире, где пятнадцатилетние сражаются наравне со взрослыми, выйти замуж в девятнадцать лет — обычное дело. Даже если жених старше на двадцать лет. Мое шипперское воображение заработало на полную катушку: они оба светловолосые, голубоглазые, красивые. Рядом с высоким, мощным Эрвином эта изящная девчушка, наверно, выглядит, как хрупкая статуэтка. Определенно, у них будут красивые дети. Леви терпеливо ждал, пока я витала в своих бессовестных фантазиях. Потом я сказала с улыбкой: — Я так рада, что командор нашел свою любовь! Но Леви мои совершенно искренние слова пришлись не по нраву. На его лице появилось презрительное выражение, которого я давно не видела. Он сказал жестко: — А ты не изменилась. Все также обходишь стороной правду. Я сказала нервно: — Не понимаю, чем ты недоволен? — Говоришь, нашел свою любовь? Это брак по расчету. Будучи незаконнорожденной, Хистория не могла быть полностью уверена в своей власти. Тем более при таких сильных фигурах, как Главнокомандующий и Военная полиция. Поэтому ей нужен был сильный соправитель, тот, чей авторитет в народе был бы незыблемым. После отвоевания стены Мария и последовавших за этим событий, люди стали считать Смита своим спасителем. Остальные власть имущие видели это, но ничего не могли поделать. Женившись на королеве, Эрвин окончательно упрочил своё положение. Но я, как и многие другие, считаю, что это лучший выход для того мира. Никто не вложил в борьбу с титанами столько сил, сколько вложил он. Никто не добивался так отчаянно правды, как он. И только у него имеется достаточно ума и хитрости, чтобы поддерживать хрупкий мир с Марлией и другими странами континента. — Понятно, — сказала я. Честно сказать, я не поняла его выпад против меня. Откуда я могла знать, что это брак по расчёту? Я добавила: — Эрвин, действительно, как никто другой подходит на роль правителя в том странном, противоречивом мире. И если они с Хисторией согласились на этот брак, значит, они приняли друг друга в качестве своей второй половины. Думаю, они полюбят друг друга. — Эрвин будет относиться к ней очень хорошо, и скорее всего они будут счастливы. Но он не полюбит её. Я молчала. Я уже поняла, что именно он собирается сказать. И я совсем не хотела затрагивать эту тему. А Леви, видимо, решил резать всю правду матку до конца: — Эрвин, Майк, Эрен, Райнер и… я. Какая компания. Я могла бы начать доказывать с пеной у рта, что Смит никогда не питал ко мне теплых чувств, что у Эрена было мальчишеское увлечение, что Райнер стал жертвой стокгольмского синдрома, а Майк всю дорогу страдал от комплекса доблестного рыцаря. И только сам Леви совершенно точно знал, во что ввязывается. Я могла бы сказать, что меня напрасно считают красивой, упомянув свой нос с горбинкой и высокий лоб. Я могла бы сказать, что я сумасшедшая манипуляторша. Я много чего могла бы сказать. Но вместо этого я сказала правду: — Сами виноваты. Знаешь, Леви, я никогда не была заурядной, скучной или обычной. Во мне таится бездна, и даже я не могу полностью познать ее размеры. И эта бездна полна противоречий, загадок и неожиданных открытий. Я не удивлена, что многие хотели бы заглянуть туда хотя бы ненадолго, хотя бы одним глазком. Человек так устроен — всё редкое и необычное притягивает его. Эти мужчины пошли на поводу у своего любопытства. А потом, заглянув в неизведанное, уже не могли сдержать жажду обладания. Им просто хотелось через меня познать, каково это быть другим, как это не зависеть от ужасных, запутанных, жестоких вещей, которые происходили в вашем мире. Они думали, что я помогу понять им, зачем всё это и как научиться жить без страха перед титанами. Он смотрел на меня изучающе, потом сказал с усмешкой: — Ты впервые так прямо высказываешься об этом. Меня ты тоже причисляешь к этим мужчинам? Я подсела ближе к нему и взяла его руки в свои: — Тебя я люблю. И мне все равно, какими мотивами руководствовался ты, когда сделал меня своей. Я не вижу свою дальнейшую жизнь без тебя. Если ты уйдешь еще раз, я умру. Это не пустая угроза. Ты знаешь, что у меня особые отношения со смертью. Поэтому я спрошу тебя прямо: ты готов взять на себя ответственность за мою жизнь? Он ответил, не раздумывая: — Я взял на себя ответственность в тот момент, когда увидел тебя лежащей без сознания на берегу того озера. — И ты готов мириться с моей противоречивой натурой? — Маргарита, поздно задавать такие вопросы. Я вернулся, значит, я готов ко всему. Я обняла его, а он сказал: — Если хочешь услышать продолжение, не стоит тебе так прижиматься ко мне своей грудью. Я отодвинулась от него, сказала с улыбкой: — Прости. Конечно, я хочу узнать все. Ты еще не рассказал до конца про Шиганшину. — Они хотели заманить нас в ловушку. Но в итоге у них ничего не вышло. Мы разделились на команды и действовали слаженно. Райнер и Бертольт даже не успели трансформироваться, их усыпили газом, формулу которого я позаимствовал здесь. Райнер прятался в стене. И с ним было легче всего. Еще не доезжая до города, Разведкорпус разделился на две части. Мы знали, что о нашем приближении доложит титан Перевозчик. Поэтому в город отправился Эрвин с половиной разведчиков, основную часть которых составляли новобранцы и Ханджи со своими людьми. Задачей ее отряда было нейтрализовать Райнера, что они и сделали, пустив сквозь щели его укрытия усыпляющий газ. Звероподобный подготовил для нас ловушку: хотел взять нас измором, приказав титанам отрезать все пути к отступлению. Он не подозревал, что несколько отрядов затаились у него в тылу. В итоге наша атака стала для него неожиданностью. У каждого была своя задача: отряд Майка занялся титаном Перевозчиком. Бертольт находился в бочке у этого титана на спине и не мог трансформироваться, так как была опасность убить своего товарища. Пока Майк со своими людьми атаковали Перевозчика, Армин, Конни и Саша пустили газ в бочку, усыпив Бертольта. Эрен в форме титана и я напали на Звероподобного. Микаса, Жан, Петра, Оруо, Эрд и еще одна группа опытных разведчиков занялись безмозглыми титанами. Наши действия были отработаны множество раз на тренировках. Поэтому закончилось все быстро. — Что стало с врагами? — Райнера и Бертольта взяли в плен, как и женщину, бывшую внутри титана Перевозчика. Признаюсь честно, почему-то в глубине души я обрадовалась, что Райнера не убили. Да и этого олуха Бертольта. С самого начала они были пешками в руках марлийцев и натворили страшных дел, но все же они были всего лишь глупыми детьми. А вот Зик — совсем другое дело. Я вспомнила свою встречу с этим жутким типом и спросила: — А Зик? — Я убил его. — Эрен знал, что Зик его сводный брат? — Нет. Только я, Эрвин, Майк и Ханджи прочитали полностью всю историю, все главы. Другим мы это не показывали. Они знали только то, что мы им рассказали. — Почему? — Во-первых, реальный ход событий сильно отличался от написанного. Во-вторых, были моменты, которые мы хотели предотвратить во чтобы то ни стало. Например, не позволить Эрену узнать, что Зик его брат. Мы не знали, как этот импульсивный идиот отреагирует на такую новость. Когда в Шинашине Зик понял, что проигрывает, он попытался сказать Эрену, но я был готов к такому повороту событий и не позволил ему. Я убил его. — Понятно. Значит, Звероподобный пал от руки капитана. А ведь Зик обещал уничтожить всех, кто мне дорог. Ага. ¡Cuando las vacas vuelen, gilipollas! *(исп. Когда коровы полетят, мудак!) — Что было дальше? — Вернувшись с триумфом, Смит рассказал Главнокомандующему Закклаю и еще нескольким особо приближенным о тебе и о твоем мире. — Правда? И как они это восприняли? — Сначала не поверили, но когда увидели себя нарисованных, охренели. Видела бы ты их надутые морды. — Значит, им он показал? — Некоторые главы, не все. — Кстати, Леви, мы же с тобой не подумали тогда, что вся информация, которую ты тут собрал, на русском языке. — Да. Это было очень странно. Когда я оказался там, никто, кроме меня не понимал написанного. Побывав в твоем мире, я каким-то образом, выучил твой язык. Поэтому там мне пришлось все это переводить. Честно говоря, Ханджи меня достала. Каждую секунду она требовала перевести ту или иную бумажку. Она даже ночью от меня не отставала. Мне хотелось придушить эту четырехглазую. Я представила эту картину и хмыкнула. Если Зое что-то нужно, то она может быть очень настойчивой. — Ты не рассказал до конца про главнокомандующего и остальных. — Пиксис отнесся к этому философски, посетовав, что его изобразили пьяницей. Найл Док, возглавляющий Военную полицию, возмутился, что Эрвин скрывал тебя от них. А Верховный Главнокомандующий разозлился. Но уже было поздно. Эрвин полностью переиграл его. Во-первых, народ растерзал бы власти, если бы они что-нибудь сделали с человеком, вернувшим стену. А, во-вторых Смит показал им только часть информации. Он сказал, что остальное у меня. И что только я знаю, где проход в другой мир. — Таким образом, он подставил ТЕБЯ под удар. А если бы они попытались забрать информацию у тебя силой и заставить сказать, где дверь в мой мир? Леви посмотрел на меня свысока таким взглядом, что у меня даже ноги похолодели: — Ты, действительно, думаешь, что есть люди, которые могут справиться со мной? Я пискнула: — Нет. — Вот и там не нашлось идиотов, готовых ввязаться в бой со мной. И за нашими с Эрвином спинами стоял весь Разведкорпус. — Но про дверь знал не только ты? — Смит заставил всех осведомленных поклясться, что они никогда не обмолвятся об этом. К тому же, кроме меня, никто не знает, что конкретно нужно делать. Думаешь, кому-то придет в голову прыгать с высоченного обрыва в реку? Он остановился, потом поправил себя: — Никто не знает, кроме меня и Эрвина. Перед тем, как отправиться сюда, я рассказал ему. Я должен был. — Ты правильно поступил. Что было после того, как власти узнали обо всем? Информация, которую ты принес с собой, помогла? — Конечно. Во-первых, началась разработка полезных ископаемых. Во-вторых, на реке началось строительство электростанции. В-третьих, начали разрабатывать новые виды оружия и новые лекарства. К этим проектам привлекли ученых, инженеров, врачей со всей страны. Всех способных, умных, знающих. В-четвертых, людям вернули их воспоминания. В газете опубликовали информацию о марлийцах и элдийцах, откуда берутся титаны, о короле, который стер память людей в стенах. И еще одно. В приказном порядке всех людей, проживавших под землей, переселили на поверхность. Через три месяца все титаны в пределах стены Мария были уничтожены, и люди смогли вернуться туда. За стенами практически не осталось титанов, Разведкорпус разобрался с немногочисленными оставшимися группками. Ещё через два месяца в северной части острова нашли уголь. Месторождение располагалось практически на поверхности, и его начали добывать открытым способом. Таким образом, у нас появилось топливо. Спустя некоторое время был закончен первый паровой двигатель, работающий на угле. За пределами стен была проложена рельсовая дорога, ведущая к морю. По ней пустили первый поезд. Я говорю поезд, но это совсем не похоже на поезда твоего мира. Скорее, это несколько больших телег, соединенных между собой. Тебе все это показалось бы примитивным. Но для нас это был прорыв. Эта дорога позволила быстрее доставлять грузы к морю. Нам нужно было возвести там порт. Первое время это был просто палаточный лагерь. Но там были пушки и другое оружие. Состав военнослужащих был смешанным. Гарнизонные отвечали за пушки, разведчики за ближний бой. А самое главное там был Эрен. Ему пришлось торчать там безвылазно полгода. А вместе с ним и остальным из сто четвертого. — Зачем это все нужно было? — Чтобы бороться с кораблями, которые Марлия посылала к нашим берегам. Мы не могли допустить, чтобы противники пронюхали о том, что с титанами покончено. Поэтому все корабли, приближающиеся к нашим берегам, захватывались. Хочу заметить, что мы старались не убивать никого напрасно. В основном они, подавленные нашей огневой мощью и видом Эрена, сдавались добровольно. Но были и те, кто сопротивлялся. С такими не церемонились. В это же время активно осваивались земли за пределами стен. Привлеченные предлагаемыми правительством обширными земельными наделами, многие люди изъявили желание переселиться за стены. В основном это были бывшие жители Подземного города. Потом были открыты новые месторождения. Правительство Марлии правильно полагало, что остров богат рудами. Железо, медь, свинец, олово, цинк и множество других полезных ископаемых. Все это помогло нам создать новые виды оружия. Наконец, мы были готовы вступить в переговоры. К этому времени марлийцы, потеряв больше десятка кораблей, начали подозревать неладное. Они поняли, что миссия по поиску Координаты провалилась. Мы не стали брать в плен очередной корабль, появившийся у наших берегов. Вместо этого мы передали с ним послание. В нем говорилось, что мы все знаем о Марлии и об их намерениях, что у нас в плену находятся четыре титана. Кроме того, мы знаем, как использовать силу титана Прародителя и что в случае нападения тысячи титанов, спрятанных в стенах, будут призваны. Так же там сообщалось, что новая королева не желает войны и готова вступить в переговоры с целью заключения мира. К тому же у нас появился тайный союзник в лице восточного государства Хидзуру. Начались переговоры с Марлией. Оказалось, что в марлийском обществе не все довольны бесконечными войнами. Но в тоже время весь мир воспринимал нас, как угрозу. Переговоры длились год. Они были невероятно сложными, и несколько раз казалось, что наши государства находятся на грани войны. Но каждый раз Смит находил выход. Он проявил невероятную гибкость ума и изворотливость, умело лавируя между нашим командованием и марлийскими властями. Нам удалось заслать несколько шпионов в стан к врагу. Но не Эрена. Этот идиот натворил бы дел. В конце концов, мирный договор был заключен. Это было полгода назад. Это очень хрупкий мир. Но за то время пока шли переговоры, мы смогли многократно увеличить нашу огневую мощь. На острове нашли нефть. Построили первые небольшие самолеты. Схемы и чертежи, позаимствованные мной здесь, очень пригодились. — То есть получается, мирный договор держится только на их страхе перед вашими титанами и перед новым вооружением? — Да. Не знаю, изменится ли когда-нибудь это. Пока существуют люди, они будут жаждать уничтожать друг друга. Моей стране остается только развивать свою промышленность и экономику, искать союзников за границей и надеяться, что не придется применять силу титанов-колоссов. Леви замолчал. Я пыталась осознать все, о чем он рассказал. Но, не зная первоначальной истории, многое оставалось мне непонятным. Было кое-что, что меня беспокоило: — Леви, а как же срок в тринадцать лет, отведенный Эрену и другим? — Новые владельцы решили снести одну из стен в доме Рода Рейсса и обнаружили в стене тайник. Они тут же сообщили властям. Естественно, Ханджи была там первой. Там были разные книги, рассказывающие правду об Имир Фриц и о титанах. И было там еще кое-что: ампулы с двумя видами сыворотки и описание их действия. С помощью первой можно превратить неразумного титана обратно в человека. Учитывая, что к этому времени все неразумные титаны были уничтожены, она не представляла для нас практически никакой ценности. Но хотя бы мать Конни спасли. — А? — я не поняла, о чем он. — Длинная история. А по поводу второй сыворотки. Если ее вколоть человеку, обладающему силой титана, то он проживет всю жизнь до старости. Но после его смерти сила титана исчезнет. Она не передастся, просто перестанет существовать. Если же неразумный титан съест такого человека при жизни, то он не получит его силу. Она тоже просто исчезнет. То есть у представителей королевского рода на протяжении всех этих веков была возможность прожить долгую жизнь, пожертвовав при этом силой титана. Но они всегда выбирали смерть и передавали силу следующему. — А Эрен выбрал жизнь? — Ему не пришлось. Мы решили за него. Эрвин, я, Ханджи, Закклай и Хистория. Мы решили, что он и так достаточно сделал. И еще многое сделает. И будет лучше, если он станет последним носителем координаты и умрет, прожив долгую жизнь. Теперь ни у кого не будет соблазна прибрать его силу к рукам. Включая Марлию. Время титанов ушло. — И как же вы заставили Эрена уколоть сыворотку? — Микаса вколола ему силой. Ты знаешь, что в человеческой форме она гораздо сильнее него? Сила Аккерманов. И она готова пойти на все ради него. После этого Эрен еще какое-то время не разговаривал ни с ней, ни со мной, ни с Ханджи. А с Эрвином разговаривал сквозь зубы, да и то только потому, что тот командор. Этот олух Йегер перестал быть тем неуверенным нытиком, каким был когда-то. Он превратился в упрямого, своенравного идиота. — Я всегда думала, что он не обычный ребенок, что он многое сделает для своего мира. — Этот необычный ребенок, как ты его называешь, мог бы такого дерьма натворить, если бы все шло так, как задумал это автор. — Ты о чем? — Не важно. Не хочу вдаваться в подробности. Если тебе интересно, почитай сама. Тут мне в голову пришла одна мысль: — А что будет с колоссами в стенах? — В том манускрипте было написано, что если исчезнет сила титана-прародителя, то все безмозглые титаны превратятся в камень, в то же время все разумные титаны просто потеряют свою силу и станут обычными людьми. И марлийцы больше не смогут превращать элдийцев в титанов. Без прародителя это невозможно. Их сыворотка станет бесполезной жидкостью. Так что со временем все это дерьмо с титанами просто изживет себя. Королевский род знал об этом на протяжении веков и, тем не менее, продолжал бездумно цепляться за все это. Люди — жадные твари, как же им тяжело расставаться с властью. — Понятно. Мы замолчали. Казалось, что он рассказал обо всем. Но было еще кое-что, что интересовало меня. — Что стало с ним потом? — спросила я. — Кого ты имеешь в виду: Райнера или Эрена? — Обоих. — Похоже, женщины начинают испытывать своего рода чувство жалости к тем, кто их любит? — Ошибаешься. Я просто виновата перед этими детьми. Лучше б им никогда не встречаться со мной. Он вздохнул, но оставил мои последние слова без ответа: — Эрен живет уединенно. Помнишь тот дом в лесу, где ты скрывалась? — Он живет там? — удивилась я. — Это был его выбор. Он понял, что эта борьба не закончится никогда и природа людей такова, что с титанами или без них, но они всё равно будут убивать друг друга. Что ему самому придется до окончания жизни нести бремя титана. Когда он уходил, то сказал, что готов прийти на помощь, в случае если на страну нападут. Но не больше. Он так долго искал мести, но в итоге понял, что невозможно поквитаться со всеми. Он так же долго искал ответы, но оказалось, что окончательного ответа не существует. — И теперь он живет там один? Леви усмехнулся: — Зачем спрашиваешь? Знаешь же, что ответ отрицательный. Конечно, Микаса с ним. Я не знаю, что происходит между этими двумя, и какие чувства их связывают, но то, что их жизни сплелись в один клубок — это факт. О том, что они там живут, знают несколько человек. Каждый месяц им привозят продукты и другие необходимые вещи. Сам я с ними не виделся. Ханджи ездила туда один раз, а когда вернулась, на ее лице было странное выражение. Она сказала, что внешне они выглядят хорошо. Но что творится в душах этих двоих — сказать трудно. Они через многое прошли и теперь пытаются справиться с последствиями. — Понятно. Леви продолжил: — Возвращение пленных обладателей силы титанов было одним из условий мирного договора. В итоге, они пробыли в плену больше двух лет. Их держали в специальных подземных бункерах, где невозможно было бы трансформироваться. Раз в неделю им кололи успокоительное и выводили на прогулку. В принципе, условия их содержания были хорошими. — То есть они не заплатили за смерть стольких людей? — Ты — странная. Ты же не хотела, чтобы я их убивал. — Нет, не хотела. — Но я не мог отказать себе в удовольствии помучить этого ублюдка Райнера. Увидев мой взгляд, Леви добавил: — Не физически. Вместо этого я вел с ним разговоры. Совсем как ты тогда. Я рассказывал ему, как хорошо в твоем мире. Описал каждый мой день, проведенный здесь с тобой. Как мы гуляли с тобой по городу, как ты готовила мне разные блюда. Даже упомянул, что мы занимались любовью каждый день. Показал твои фотографии. По мере его монолога я опускала голову все ниже и ниже. Я понимала, почему он сделал все это. Но также я и понимала, каково было тому, другому слушать об этом и понимать, что у него никогда такого не будет. Услышав слово «фотографии» я встрепенулась и сказала с подозрением: — Фотографии? Мне на ум пришла одна ОПРЕДЕЛЕННАЯ фотография. Леви сразу понял, о чем я: — Не беспокойся. Ту фотографию я не показывал никому. Зато я показал ему ту, где ты совсем ребенком радостно смеёшься на фоне зимы. И я сказал, что у нас с тобой будут такие же. А он подохнет через несколько лет, не сумев исполнить своей миссии. И его будут помнить, как убийцу тысяч невинных людей. Я скривилась: — Зачем это всё? Леви разозлился, повысил голос: — Зачем? Он должен был понести хоть какое-то наказание. Я не мог отпустить его домой просто так. — Понятно, — сказала я со вздохом. — Но все-таки мы оказались не такими сволочами, как они. Перед тем как отпустить их, мы рассказали о сыворотке, которая отменяет правило тринадцати лет. Также мы рассказали, что Эрен вколол такую сыворотку, и что после его смерти сила всех титанов исчезнет из того мира. Напоследок мы дали им семь пробирок с сывороткой. Воспользуются ли они ею или нет — их дело. В любом случае, это уже неважно. Еще при жизни их поколения сила титанов исчезнет навсегда. — А что стало с девушкой в кристалле? — Её мы тоже вернули. Не знаю, смогут ли они вывести ее из этого состояния. Это уже их проблемы. — Таким образом, вы добровольно отдали им силу четырёх титанов? — Таким образом, мы показали им, что больше не боимся титанов. У нас в разработке находится оружие, способное с расстояния в километр поразить любого титана. У нас теперь есть летающие аппараты, и мы можем атаковать с воздуха. У нас есть корабли, захваченные у марлийцев, и мы построим свои, новые. Раньше мы отставали от всего мира. Но теперь благодаря информации твоего мира, столетний разрыв мы смогли преодолеть за три года. И дальше будем только ускоряться. — И наступит гонка вооружений, как у США и СССР, — пробормотала я. — Что? — он не понял. — Леви, от такого перемирия до войны один маленький шаг. — Лучше такой мир, чем бесконечная война. Там есть люди способные держать эту ситуацию под контролем. У них нет другого мира, им придется жить в существующих условиях. — А ты? Он замолчал ненадолго, потом сказал: — Я сделал достаточно. Время ближнего боя ушло и теперь моя сила не нужна там. Им нужны люди, которые будут учиться управлять самолетами и кораблями. А я буду учиться жить в твоем мире. Когда его рассказ был окончен, я попросила его оставить меня одну. Я сидела в темноте на диване, надев наушники и поставив подборку своих любимых песен. Я пыталась осмыслить услышанное. Перед моим мысленным взором проходили события, описанные Леви. Мелькали лица людей, с которыми я встретилась в том мире. Что дальше будет с ними? Я пыталась понять, какую роль я сыграла во всем этом. Какой ущерб я нанесла тому миру? Сколько людей пострадало лично из-за меня? Я опомнилась от своего транса, когда в наушниках играла песня Nickelback «If everyone cared».If everyone cared and nobody cried If everyone loved and nobody lied If everyone shared and swallowed their pride Then we'd see the day when nobody died …If they could love like you and me Imagine what the world could be
Действительно, если бы люди засунули свою гордыню и свою алчность куда подальше, мир был бы другим. Может, наступил бы тот день, когда никто не погибает. И мир Леви увидел бы такой день. В тот момент на меня накатило желание прижаться к Леви, удостовериться, что он все еще здесь. Я скинула наушники и пошла в спальню. Он лежал на боку. Я подумала, что он спит, но когда я прижалась к его спине, он вдруг повернулся ко мне: — Маргарита, все хорошо? — Да. Просто мне нужно было подумать, — сказала я. А потом потянулась к нему. Мы начали целоваться, и он становился все настойчивей, а я была совсем не против. И мы долго занимались любовью. Я уже успела подзабыть, как хорош в этом Леви, и насколько он знает мое тело. Как он умеет заставить меня забыть обо всем. Я в который раз подивилась тому, как мы подходим друг другу. И обрадовалась, что впереди у нас долгие годы вместе. Потом, после всего, когда Леви уже спал, дыша размеренно, я лежала, не в силах заснуть. Тело было легким. Часы показывали четыре часа, и за окном тьма ночи тихо рассеивалась в преддверии восхода солнца. Меня обуревали эмоции и мысли. Как мы дальше будем жить? У Леви нет документов, в этом мире он не существует. Но потом я успокоила себя. В этой стране, имея деньги и связи, можно найти выход из любой ситуации. И мы сможем. Вдруг я поняла, что на протяжении этого долгого дня мой извечный напарник не произнес ни слова. Ты здесь? Пока да. Мое сердце зашлось неровным стуком. Пока? Маргарита, подходит время прощаться. В тот момент я испытала чувства человека, которому собираются ампутировать здоровую ногу. Я воскликнула мысленно: Но ты был со мной практически двадцать один год. Почему сейчас? Я больше не нужен тебе. Это значит, что я стану глупой и слабой? Стану одной из тех заурядных женщин, которые не видят дальше своего носа? Он рассмеялся: Маргарита, ты смешная. Я много раз говорил тебе, что я — это ты. Твои ум, проницательность и сила никуда не денутся. Просто ты станешь целой. И, может, ты начнешь чуть лучше относиться к людям, доверять им чуть больше и перестанешь думать, что жизнь бессмысленна и бесполезна. Я не участвую в войне — она участвует во мне, добавил он. Цитируешь Левитанского? Эти слова о тебе. Последние двадцать с лишним лет ты жила, следуя этому принципу. Пора это заканчивать. Ты не на войне. Мы не на войне. Мне больше не нужно прикрывать твою спину. Я лежала, слушала его и не могла представить себе, что он исчезнет навсегда. Я высказала свой последний аргумент: Но без тебя мне будет одиноко. Он сказал поддразнивающе: А кто хотел избавиться от меня все эти годы? Я ответила серьезно: Ты же знаешь, что это было не всерьез. Если бы не ты, я не смогла бы справиться со многими ситуациями. Конечно, я знаю. Но я больше тебе не нужен. Теперь у тебя есть Леви. И я знаю, что ты можешь на него положиться. Ты больше не одна, понимаешь. И никогда больше не будешь одинока. Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Я плакала бесшумно, боясь разбудить Леви. Маргарита, не нужно плакать. У тебя впереди вся жизнь. И ты проживешь ее счастливо. У вас с Леви будет семья, дети. Вы будете путешествовать. Вы будете открывать новое друг в друге. Твой выбор был правильным с самого начала. А я… Я буду продолжать жить невидимой частью тебя. Я вздохнула тихо. Слезы исчезли. Я сказала, чувствуя, что настало время: Прощай моё неугомонное Альтер-эго. Прощай мой Брат, Друг, Напарник, Советник, Опора. Спасибо тебе за эти годы. Прощай, Марго! А потом впервые за долгие годы в моей голове стало очень тихо. Я была одна. Пропал голос, который всё это время был моим неизменным спутником. И в первый момент я испугалась. Мне показалось, что я падаю куда-то, что мне не на кого опереться. Но потом я придвинулась к Леви и обняла его. Он, не просыпаясь, обнял меня в ответ. Я не одна. У меня есть тот, кого я люблю по-настоящему, и кто любит меня. Я закрыла глаза, и сон накрыл меня своим мягким крылом.