Гермиона проснулась с четким намерением выбить из Джинни все то, что ее волнует. Она, как обычно, самостоятельно заправила кровать, не прося помощи у домовиков, зевнула и поплелась в ванную. Потом, выполнив утренние процедуры, трансфигурировала себе стул с мягкой спинкой и села читать отложенный ночью интересный фолиант.
Вскоре начали просыпаться девочки: сначала Парвати, встрепанная сверх меры, а потом Лаванда. Без своей косметики она выглядела более красивой, чем с ней. Лаванда же, заглянув в маленькое зеркальце, скорчила недовольную рожицу и пошла наводить марафет.
Гермиона наколдовала Темпус: отлично, пора одеваться, потом подождать мальчиков, позавтракать, ответить на Трансфигурации (не зря же она выискивала дополнительную информацию!) и отсидеть остальные уроки. Сегодня ночное дежурство не у нее, так что, если не будет никаких казусов, она освободится где-то часам к трем дня. Гермиона прикинула: тренировки по квиддичу шли вечером, расписание у Джин было похожее, значит, есть вполне себе такой внушительный шанс ее выловить и все вытрясти. Она собрала волосы в быстрый, но аккуратный пучок (вот еще, тратить время на волосы!), поправила юбку, вновь пересчитала учебники и книги, которые нужно сдать в библиотеку сегодня, и спустилась вниз.
Мальчиков пришлось ждать долго. Спустился один Рон.
— А где Гарри? — спросила Гермиона менторским тоном. Сердце укололо, но она считала себя выше простых девичьих мечтаний о мальчиках. Все равно Рон на нее не смотрит (ей это без-раз-лич-но!), так что и она не будет на него смотреть. Даже если это происходит против ее воли. Тем более если это происходит против ее воли.
Но сдерживаться и не язвить было трудно. Но… Рон же. Он не заслужил такого отношения к себе из-за ее ревности, о которой не подозревал.
— Заболел, — коротко бросил Рон, отвел взгляд и попытался отвлечь ее внимание. — Сказал, что голова болит, да и вообще в целом плохо себя чувствует. Я, конечно, посоветовал к Помфри идти… Ну, а он…
— Рон Уизли, — начала Гермиона строго, зная, что этот тон прекрасно влияет на Рона. Тот и правда стушевался и немного покраснел, нелепо дернул руками, будто бы не знал, куда их деть. — Не ври мне. Причину. Иначе я пойду сама.
— Герми, да я не вр…
— Не Герми, — обрубила Гермиона, сохраняя холодный тон голоса.
Боже, как это было сложно!
— Бо-ончик! — с лестницы, ведущей в комнаты девочек, быстро спорхнула Лаванда, обдав Гермиону приторным запахом роз, и повисла на Роне. Тот глупо улыбнулся и похлопал ее по спине, как друга.
Гермиона закусила щеку изнутри, чтобы не испортить момент. Наблюдать за этим, казалось, было больно физически. Почему Лаванда?.. Почему она могла обнимать его, целовать, проводить больше времени и узнавать, а Гермиона — нет? Рона считали недалеким гриффиндорским простачком, и только Гермиона и Гарри могли заглянуть дальше, увидеть суть. И тут… Тут приходит Лаванда и уводит его. Рон влюбился, будто бы… Будто бы воспринимал Гермиону мальчишкой, другом. Будто бы это было в порядке вещей.
Хотя, смотря на себя в зеркале, Гермиона наблюдала неутешительную картину. Типичная отличница, с которой не о чем поговорить. Только если обсудить уроки — вернее, попробовать попросить списать. И все. Примерная ученица: серая юбка до колена, гольфы, начищенные туфли, выглаженная школьная белая блузка и аккуратно завязанный гриффиндорский галстук — все в ней говорило о том, что говорить с ней, собственно, не о чем. А синяки под глазами и стянутый строгий, не девичий пучок волосы еще и отпугивали… претендентов.
То ли дело Лаванда, красивая, улыбчивая и незамысловатая. С ней было что обсудить, она слышала все, что ей говорили, и красиво хлопала незаметно подкрашенными глазками. Задумчиво теребила в руках локон мягких блондинистых волос и красиво хмурила пухлые розовые губки. Мило надувала щеки, когда притворно обижалась, умела плакать, когда это было нужно, умела отстоять свое теми способами, которыми располагала. Она обладала женским чутьем; Лулу сразу раскусила чувства… Чувства Гермионы. Специально обнимала Рона перед ней, целовала его и требовала к себе внимания, как ластящаяся к хозяину кошка, и смотрела на нее. Безмолвно говорила: «Рон — мой!».
Гермиона не могла переделать себя. Хотя пыталась. Пыталась вести себя более… девчонкой, но чувствовала себя некомфортно, смешно и глупо. Потом решила, что она не станет менять себя. Это заявление вызвало в ее голове такие философские вопросы как «А что такое любовь?» и «Что такое компромисс в отношениях и где проходит его грань?», и она даже мучилась мигренью в тот вечер и не смогла заснуть.
Потом, злая и не выспавшаяся, новым взглядом посмотрела на Рона. Он не был виноват в том, что Гермиона влюбилась. Он… старался сгладить ситуацию, не вскипал, никак не зазнавался, терпел ее отвратительное поведение и просто считал другом. Возможно, за эти качества Гермиона и была влюблена в Рона. Ей было ужасно стыдно, настолько, что она даже впервые за весь год (а скоро уже приближалось Рождество) намазала ему тост, как делала раньше. Рон удивленно посмотрел на нее, смущенно улыбнулся и солнечно поблагодарил. Гермиона тоже смогла выдавить из себя улыбку. Находящаяся поблизости Лаванда победоносно хмыкнула, и Рон отвлекся на нее. Гарри тогда положил ей руку на плечо и кивнул в знак поддержки.
— Я пойду проверю Гарри, — выдавила Гермиона, стараясь выглядеть невозмутимо.
— Он заболел, — терпеливо повторил Рон.
— Грейнджер, да ладно тебе. Сегодня легкий день, пусть пропустит, — капризно протянула Лаванда. — Не занудничай. Жизнь сразу станет легче, вот увидишь. Даже, может, парень найдется.
Гермиона молча повернулась, не справившись с лицом, и пошла в комнату мальчиков.
— Лулу, — донесся до нее строгий голос Рона. — Не нужно так разговаривать с ней, Гермиона мой друг…
Гермиона, не сдержавшись, рвано выдохнула и вошла в комнату мальчиков.
Гарри спал, раскинувшись звездочкой на кровати. Гермиона немного покраснела, но окликнула его. Гарри даже не шевельнулся.
— Гарри, уроки, — снова позвала она и мягко коснулась его плеча. В следующий миг ее запястье было крепко сжато, а зеленые глаза внимательно осматривали ее, спросонья не узнавая. Гермиона тихо вскрикнула от неожиданности, Гарри моргнул, проснулся и уже более осознанно посмотрел на свою руку.
— Прости, — хриплым голосом сказал он и лег обратно, положил подушку на голову, спасаясь от солнечного света. — Герм, мне, правда, плохо. Я к Помфри попозже спущусь…
Гермиона встряхнула головой, сбрасывая лишние мысли, и осторожно поинтересовалась:
— Что случилось, Гарри? Что-то болит? Давай лоб потрогаю? Тебя к мадам Помфри проводить?
— Спасибо, я сам, — пробурчал Гарри. Даже по голосу было видно, что он засыпал. — Все, Герм, иди, я неделю нормально не спал…
— Это из-за Того-Кого-Нельзя-Называть? — встрепенулась Гермиона, но Гарри не ответил. Грейнджер стащила с его головы подушку и недовольно воскликнула: — Гарри!
Но Гарри не проснулся и даже не пошевелился. Гермиона посмотрела на него, решая, что делать. Гарри не болел. Он спал. Настолько крепко, что можно было предположить: перед этим он бодрствовал довольно долгое время.
Она все сама выяснит. Учителям не нужно знать больше необходимого. Подумаешь, Избранный заболел. Подхватил банальную простуду. Отлежится, выпьет зелье и придет. Зачем волновать преподавателей такой мелочью?
Лаванда называла ее занудой и беспрекословной блюстительницей правил, но она не была другом Гермионы. Потому что для друзей она могла… немного поступиться своими принципами.
***
— Джинни! — начала Гермиона опасливо сузив глаза. Потом, оглянувшись на встрепенувшуюся мадам Пинс, невербально наложила на нее заклятье тишины, но и сама сбавила громкость и продолжила уже спокойнее. — Я хочу с тобой поговорить. Тебя что-то волнует?
— Матч по квиддичу, — ответила Джинни, не поднимая голову и упрямо смотря в учебники. — Завтрашняя контрольная по трансфигурации. СОВ.
— Не в СОВ дело. И не в контрольной, — спокойно произнесла Гермиона и пододвинулась поближе. Джин удивленно посмотрела на нее, будто бы Гермиона сморозила глупость. А, ну да, она же фанатка учебы и правил… — Ты странная в последнее время.
— Обычная, — Джин нервно дернула плечом.
— Ты рассталась с Дином.
— Такое случается.
— Ты почти забросила все свои прошлые увлечения.
— Подростковый возраст. Поиски себя и все такое.
— Ты чуть не лишилась жизни!
— Я не помню этого, Герми, — устало сказала Джинни. — Вернее, помню, но… Только то, что мне было плохо, а потом я проснулась — и — бац! — Джинни, ты была в коме, профессор Снейп спас тебя зельем, ах да, без него бы ты провела всю жизнь овощем, но это же ничего, правда?
— Это событие, которое нельзя просто забыть, — упрямо возразила Гермиона и накрыла своими руками ладошки Джинни. Та любила прикосновения, была тактильной.
— Я не помню, Гермиона, — сказала Джинни. — Не могу понять всю… серьезность ситуации. Умом знаю, что могло быть, а не понимаю все равно.
— Я знаю, что было, — тихо ответила Гермиона, внезапно успокоившись. — Рон места себе не находил. Каждую свободную минуту рвался в Больничное Крыло. Думать ни о чем не мог. Гарри ходил сам не свой. Даже профессора — и те были взволнованы, и тщетно призывали всех к порядку. Я тебе больше скажу, Гриффиндор, честно, хотел идти на Больничное Крыло, но нам директор объяснил все… Миссис Уизли плакала. У Билла было такое лицо, как будто ты уже умерла. Это… страшно, Джин. Было страшно смотреть на кого-то родного, зная, что… что все.
Джинни дернула уголком рта и опустила голову. Потом мягко высвободила руки и обняла себя в защитном жесте.
— Я не помню ничего, — почти отчаянно повторила она.
— Ты и не должна, — мягко сказала Гермиона. — Я рассказала тебе это не для того, чтобы обвинить или заставить чувствовать себя виноватой. Просто… Есть много людей, которым ты можешь довериться. Поделиться тем, что тревожит. Нет необходимости хранить все в себе, Джинни, пойми.
— Кто об этом говорит, — блекло улыбнулась Джин. Гермиона почувствовала, что начинает краснеть.
— Мы можем устроить девичник, — сказала она, не обращая внимания на пылающие щеки. — Ты и я. У меня комната старост не занята, можно воспользоваться. Будем плакаться друг другу.
— Обещаю достать сливочное пиво.
— А я обещаю не заметить его, — улыбнулась староста-Гермиона
***
— Дин — козел, — подвела итог Джинни и моргнула, залив в себя почти всю кружку сливочного пива.
— Поговорить с ним? — спросила Гермиона, настроенная очень воинственно.
— И что? Встречаться мы все равно не будем снова, заставить любить нельзя, а Амортенцией я пользоваться не стану… Симуса расстрою, Дина тоже. Он же не виноват в том, что дурак. А может, это я такая… слепая.
— Ты просто добрая, — уверенно возразила Гермиона.
— И кому я такая добрая нужна?.. — вздохнула Джинни, размахивая кружкой. — Дину вот не пригодилась. Дура.
Гермиона начала возражать, эмоционально и экспрессивно, как не делала никогда, и успела еще подумать затуманенным от сливочного пива мозгом, что пить ей нельзя.
— Зато ты красивая. И спортивная. И парней понимаешь.
— Я настолько их понимаю, что меня вслепую бросили, — с сарказмом отозвалась Джинни.
— Умная, верная, преданная… — продолжила Гермиона, не теряя присутсвие духа.
— Вот «преданная» — это точно, — перебила Джин со смешком, даже немного повеселев.
— В другом смысле! — растерялась Гермиона. — Ты…
— Да все я понимаю, — ответила Джин, прежде чем она закончила. — Просто… эта ситуация заставила меня задуматься. Сейчас война, и… В прошлом году… Я не соображала, что делала, знаешь, адреналин и все такое… Но сейчас вот думаю: там был Люциус Малфой, отец нашего однокурсника, и… Я не уверена… Просто… Если Тот-Кого-Нельзя-Называть станет еще сильнее и перейдет в действительно открытый конфликт, то помогать ему станет следующее поколение Пожирателей. Наши однокурсники. Мы должны будем драться с теми, с кем учились семь лет. Я… не уверена, что смогу поднять палочку. Потому что добрая и все такое.
Гермиона замолчала на полуслове. Атмосфера в комнате сразу перестала быть легкой, стало слышно тишину. В ней было только их дыхание, означающее, что пока что они живы.
— Джинни, — осторожно позвала Гермиона. — Это наш выбор. Это их выбор. Даже если Малфой станет Пожирателем… А он станет… Мы все равно вступим в Орден Феникса. И будем драться. Это… предрешено.
— Я знаю, — грустно улыбнулась Джинни. — Знаю.
***
Цель была найдена опять же в библиотеке. Гермиона осмотрелась, наложила на предполагаемый участок «охоты» чары тишины и отвлечения внимания и приготовилась к броску. Поправила книги — ах, она так занята, села за первый попавшийся стол, просто мимо проходила, увидела и решила подсесть, что тут такого, она же Гермиона Грейнджер, все свободное время проводящая в библиотеке. И вообще, какого черта она придумывает себе алиби?
— Гарри, — она плюхнула книги на стол, обратив на себя внимание. К черту алиби, они друзья, и она имеет право знать, что происходит.
— Герми? — удивленно воззрился на нее тот, отвлекшись от книг. Гермиона посмотрела — «Зелья». К чему это, интересно.
— Не называй меня так, — привычно огрызнулась Гермиона и, решившись, села рядом. Это сильно напоминало ситуацию с Джинни. — Что происходит? Не прикидывайся не понимающим, — предупредила она. — Я задала вопрос.
— Что ты имеешь ввиду под «что происходит»? — спросил в ответ Гарри. — Все время что-то происходит. Скоро матч по квиддичу, Рон головой об бладжер ударился, Джонсон на Чарах опозорилась, Симус и Дин начали встречаться…
— Квиддич не интересует, Рону ничего не будет, потому что сотрясать там нечего, Джонсон надо меньше смотреть на Смитсона, а Дин — козел, — отчиталась Гермиона без запинки. — Что-то
с тобой происходит.
— Конечно, — кивнул Гарри. — Вчера я, например, ответил по Зельям впервые за шесть лет, в квиддиче думаю над новой стратегией, она, кстати, может оправдать себя, Рон одобрил…
— А потом получил бладжером по голове, — перебила Гермиона, сразу сделав себе пометку: сходить в Больничное крыло. Вдруг что серьезное. Главное, на Браун не натолкнуться…
— Именно, — кивнул Гарри, мельком взглянул на нее и снова зарылся в учебники.
Гермиона посмотрела на него. Все такие же беспорядочные вихры, глаза зеленые — мамины, ага, ничуть не изменившееся лицо…
Но Гарри изменился. Это было заметно в мелочах: он перестал сутулиться, стал как-то… более уверен в себе, что ли. Начал говорить громко и четко, по делу. Наблюдать. У него появились незнакомые жесты, привычки, слова. Он стал смотреть на всех немного насмешливо и иронично, как будто знал что-то, что не знал больше никто. Но в то же время он все также проводил время с ними, шутил, сам смеялся, играл в квиддич. Он был другим, но в то же время — своим, родным.
— Ты же знаешь, что мы поможем, если что, — уточнила Гермиона без интонации.
— Знаю, — тонко улыбнулся Гарри. — Но все нормально. Правда.
Гермиона поняла, что Гарри умеет врать. Ей.
