Другой мир

«Неужели это он?» — не верила своим глазам Анна. «Ах, точно, Джон», — быстро пришла она в себя и кинула на мальчика взволнованный взгляд.       Он не мог осознать, что спасся, и просто иступленно смотрел на солдата. Анна заметила, что пар явно больно обжигал мальчику тело.       Откинув в сторону осточертелое лезвие, девочка на пошатывающихся ногах стала делать медленные, тяжелые шаги к Джону, чтобы помочь ему слезть с титана.       Ее опередил разведчик.       Подойдя к Джону, он легко и аккуратно, чтобы не задеть травмированную ногу, поднял его и, посадив на спину, спрыгнул с почти полностью испарившегося титана.       Анна продолжала устало плестись к ним.       Вернув мальчика на так желанную им землю, солдат пронзил девочку взглядом ледяных глаз цвета грозового неба. «Это он», — звонко раздалось у той в голове. В сознании вновь стал всплывать мальчик с размытыми чертами лица, которых к тому же скрадывала тьма.       Джон перевел взгляд с разведчика на Анну и тут же постарался встать, но сильная боль пресекла попытку. «Какие же они страшно холодные», — подумала Анна, чувствуя волну мурашек по телу и разгоряченность зудящих рук.       Вдруг она узрела слабо выраженное удивление на лице солдата. Он явно хорошо умел контролировать эмоции. Но затуманенный взгляд выдавал еще и какую-то поверхностную задумчивость.       На Анну обрушилась страшная усталость. Она все также смотрела в глаза разведчика, а тот, словно оценивал состояние девочки, оглядел ее с ног до головы и вдруг переменился во взгляде.       Сделав очередной шаг, Анна согнула спину в страшной слабости, а затем вновь воззрилась туманным взглядом на солдата. Земля плавно уходила из-под ног.       Последнее, что Анна услышала перед тем, как потерять сознание — это звук, будто кто-то сорвался с места, а после чей-то очень быстрый бег. Да такой, что она слышала его секунды две.       А последнее, что почувствовала — это сильные руки, поймавшие хрупкое тельце и аккуратно, даже как-то нежно поднявшие. «Такое знакомое тепло…» END POV: Анна POV: Леви       Очередная экспедиция провалилась. Мы так и не смогли узнать что-то новое про титанов.       Снова трупы товарищей, их крики, кровь, оторванные конечности, эмблемы, которые я, словно следуя какой-то негласной традиции, срываю и отдаю родным и близким погибшего или же просто храню у себя.       Ад.       Я поражаюсь терпению Эрвина и его готовностью, несмотря на негодование народа и большие потери, вновь и вновь повторять экспедиции, которые практически не приносят ничего ценного. Изредка получается словить пару титанов для Ханджи, дабы она изучала их, а потом часами молола языком о своих открытиях, которые, как бы то ни было, важны.       Этот вечный ад…       Иногда хочется просто впасть в небытие. Сдохнуть, но только не смотреть на потухшие и безжизненные глаза товарищей. Забыться и не чувствовать эту раздирающую боль.       Каждый раз нацеплять на лицо маску, скрывая негативные чувства — мое личное частилище. Мой персональный ад, к которому я уже успел привыкнуть.       Тренировать новобранцев, смотреть на их старания, наблюдать за ними со стороны, за их улыбками, радостью, когда получается сделать что-то новое на тренировках, на их уставшие и изнеможденные лица, на то, как они отдают честь, а в их глазах пылает огонь смелости, уверенности, решительности, готовности отдать свою жизнь за человечество, а после… А после смотреть на искривленные животным страхом, ужасом и болью лица, окровавленные конечности, а может и просто недосчитываться их — ад.       В разведке привыкли к такому. Будто это рутина.       Не совсем. Больно абсолютно всем.       Я тоже не исключение. Привыкнув видеть эти кровавые картины, сохраняя маску спокойствия и безразличия на лице, сначала я сам того не замечая, отрывал вместе с очередной эмблемой разведки кусочки от своей души, даже не задумываясь, что когда-то от нее может ничего не остаться. И пока этого не случилось, я все также могу чувствовать боль. Боль, поедающую изнутри, которая и ведет душу к исчезновению. Это будто замкнутый круг, выхода из которого нет.       Порой хочется броситься в смердящую пасть титану, закончив свое существование в этом жестоком и беспощадном мире, но что-то всегда одергивает себя и заставляет все глубже продвигаться в пылающие просторы.       Мое извечное, набившее оскомину, оправдание, что мой долг — следовать за Эрвином и его, как я уже давно догадался, мечтой.       В тот самый день, который стал для меня роковым, я потерял Фарлана и Изабель, но нашел человека, чье превосходство над собой и признал. Этим самым человеком оказался Эрвин Смит.       И до сих пор я свято верю в него, будто глупый ребенок.       Признав его, я никогда не сожалел о том, что продолжаю следовать за ним.       Он, прикрываясь тем, что хочет сделать все, чтобы человечество, наконец, выбралось из-под гнета титанов, привести его к процветанию, на самом деле мечтает разузнать все об этих тварях.       Но, как бы то ни было, я продолжаю верить в эту его мечту, делая все, что в моих силах для ее исполнения.       Я ни капли не сожалею о своем выборе, ибо Эрвином в действительности восхищаюсь, всегда будучи готовым отдать жизнь за него и его мечту.       Я всегда поддерживаю и верю в Смита, даже тогда, когда он предпринимает что-то, несущее за собой огромные потери.       Такую веру в человека, его действия и решения объяснить очень сложно, ведь я даже сам не знаю, чем она обусловлена. Всем что-то перманентно движет.       Но что заставило меня идти за этим человеком в самые гущи ненавистной ада?       Возможно, это и есть самая обычная, святая вера.       Копать глубоко бессмысленно, ведь как бы то ни было, я всегда буду следовать за Эрвином, и этого не изменить.

***

      Этот день, ставший роковым для всего человечества, чуть ли не сводит меня с ума. Сначала провальная экспедиция, описывать которую бессмысленно, ведь она окрещена «провальной». А это всегда значит одно и то же.       А после…       Вернувшись с экспедиции, мы не ожидали ничего нового. Солдат осталось мало, что в этот раз и каждые другие вызывало гнев народа, а в частности родственников погибших разведчиков, которые хотели отдать за человечество собственные жизни и сделали это.       Рыдания несчастных матерей и сестер, брань отцов и братьев с честью отправившихся на тот свет солдат, только осрамляют их достойные, хоть и ужасающие смерти.       Но как бы это не раздражало, понять их можно.       Терять тех, кто тебе дорог — больно, и я на своей шкуре знаком с этой болью.       Самое интересное случилось несколько позже. На дорогу выбежали дети, преградив нам путь.       Их было пятеро, а в руках у каждого были венки.       Три мальчика и две девочки, одна из которых меня заинтересовала сразу. На ней была повязка, прикрывающая глаз. Другой же был карий под стать цвету ее волос. Сначала я подумал, что она просто без одного глаза, но интересно было совсем другое.       Как это неудивительно, но она показалась мне очень знакомой. Не то, чтобы эта девочка напомнила мне кого-то. Нет. Она, будто сама являлась человеком, которого я забыл.       Но тут же отбросив эти мысли, я сослался на то, что еще не отошел от того, что происходило на вылазке.       Та самая девочка с повязкой промолвила, немного замявшись: «Извините… Мы сделали это для вас!»       После Эрвин, Ханджи, Майк, я и Шадис слезли с коней, встали на одно колено и отдали честь, наклонив головы, чтобы дети смогли надеть на них венки.       Водрузив их на нас, они хором крикнули: «с возвращением!»       Все, кроме той самой девочки с повязкой, которая и подарила мне свой «знак благодарности».       Она замерла с широко распахнутым глазом смотрела в мои глаза.       Я ничего не понимая, с удивлением, которого скрыть не смог, смотрел на девочку. — Аня, — окликнул ее мальчик, явно забеспокоившийся о такого поведения подруги или сестры.       Я узнал ее имя, но в голове высвечивалось другое. Я не могу сказать, какое точно, ведь оно был видно смутно. Хорошо я мог разглядеть лишь первую букву «С», но это было бессмысленно для моей памяти. Есть много женских имен, начинающихся с нее. Я лишь убедился, что это не та девочка, хоть и продолжал, сам не пойми от чего, убеждать себя в обратном.       И тут, спустя несколько секунд произошло то, после чего я подобно девочке широко раскрыл глаза и замер. Что-то всколыхнулось внутри, заставив ослабить самоконтроль.       Веревка повязки порвалась, и белая ткань упала на землю, обнажив до этого скрывающийся под ней, глаз.       Девочка оказалась не калекой. Второй ее глаз был чисто голубым.       И тут в моей памяти что-то всколыхнулось.       Еще в детстве я словил амнезию чуть ли не на целый год. Словно зараза смыла часть моих воспоминаний, как та же чума забирает жизни.       Проснувшись однажды, я просто понял, как бы это странно не прозвучало, что чего-то не достает в моем сознании, и я с ужасом осознал, что не могу вспомнить произошедшее за год.       Причиной того, что я не могу сказать точно, на сколько хотя бы месяцев, так это рутинность моих будней. Дни ничем не отличались от предыдущих и последущих. Я все также убивал, крал, чтобы выжить в том Богом забытом месте. Подземный город.       Люди изо дня день умирали в нем, как крысы, которыми, кстати, город кишит подобно подобно червивому мясу.       Недостаток солнца — главная причина.       Порой мне казалось, что место, в котором я родился и жил несколько лет до вызволения Эрвином , один большой, жесточайший эксперимент. По разведению людей-крыс отчасти.       Хотя, я до сих пор убеждаюсь в том, что властью располагают самые настоящие свиньи, волнующиеся только о том, чтобы получше набить себе живот. Прискорбно.       Им не интересен народ и их мнения, даже если они оппозиционные. Бунтов же нет. Да и зачем. Никакой речи о демократии и быть не может, ибо слова людей, над которыми они главенствуют, ничего для них не значат.       Жаль нельзя позволить титанам сожрать их, ведь свиньи засели в самом центре.       Утратив память на год, я будто потерял часть себя, которая, как мне сразу отчего-то показалось, была очень важна.       Сердце и душа словно не досчитывались нескольких составляющих.       Звучит как-то сопливо, но что поделать, если по ощущениям тогда было именно так.       Это забвение забрало у меня что-то важное. И если зачинщиком беспардонного ковыряния в моей голове был человек, я бы нашёл его. А дальше... Ясно без слов. <tabЕдинственное, что меня отныне связывает с утраченной частью памяти — белый платок, который был на моей шее, когда я проснулся и осознал, что забыл часть прошлого.       Чисто белая атласная ткань, о появлении которой я не могу вспомнить и потому, понимаю, что этот платок как-то связан с прошлым.       Я не думаю, что сам его купил, да и где тогда его можно было найти. Изготавливали самую обычную одежду. В основном нетеплую, ибо под землей почти никогда не было холодно. Обычную, непримечательную. Я не видел, чтоб на рынке продавали шейные, да еще и атласные платки и потому, мне кажется, будто кто-то сделал его для меня сам и подарил. А когда я думаю об этом, перед глазами нарисовывается маленькая девочка, чьи черты лица скрывает тьма, будто она блуждает глубоко в подсознании.       Но как мне всегда казалось, глаза у этой девочки были разных, неразличимых цветов. Я видел их неотчетливо, но оттенками они различались: один был темнее другого.       И вот передо мной предстала девочка с разными по цвету глазами, один из которых карий, а другой — чисто голубой.       Тогда я застыл в оцепенении, а в голове творилась полнейшая, беспрецедентная вакханалия.       Черты лица девочки в моем сознании прояснялись и медленно стали совпадать с чертами девочки, стоящей в тот момент передо мной, пока она не закрыла свой голубой глаз и не сбежала. Словно покинула меня на поле битвы с единым врагом. Я еще некоторое время не мог прийти в себя. Из ступора меня вывел Эрвин, сказавший взбираться на лошадь и ехать дальше. В его взгляде я смог разглядеть удивление и непонимание. Почти такие же физиономии были у всех присутствующих тогда возле ворот и видевших происходящее. Заметив, что других детей тоже не было, я понял, что слишком долго пробыл в собственных раздумиях. Стало не по себе, и я быстро вернул былое бесстрастие, взобравшись на лошадь и даже не окинув удивленную публику взглядом, ибо она меня совсем не заботила.       Всю дорогу мои мысли занимала эта девочка.       Эрвин поехал дальше за стену Роза с большей частью оставшихся разведчиков, в особице ранеными, а мне и еще нескольким разведчикам разрешил остаться здесь, дабы передохнуть. Раненых же нужно было доставить в госпиталь в разведке, чтобы их там подлатали, а у Эрвина с Шадисом были дела в РазведКорпусе. Что касательно Ханджи, то ей просто нетерпелось к пойманным на предыдущей вылазке титанам и потому она с большим рвением поехала дальше на очередное рандеву со своими любимыми питомцами. Мерзость.       Я же и еще три разведчика заселились в гостинице, благо чистой. Двое из них высказали желание прогуляться по городу, на что я им дал разрешение, и как в дальнейшем оказалось, зря.       Девушка-новобранец решила остаться. Я замечал, что она до сих пор не могла отойти от того, что увидела на экспедиции и, запереревшись в своем номере, долгое время не выходила оттуда. Ее состояние ни капли не удивляло, ибо она лицезрела эти кровавые картины впервые.       В первый раз девушка вышла днем, чтобы пойти в столовую. Я наблюдал за ней какое-то время, сидя за столом, но та ни на что не обращала внимания. Ее глаза были пустыми и стеклянными, ничего не выражали.       Насколько я знаю, еще одной причиной разбитого состояния девушки послужило то, что она потеряла на вылазке за стены брата. В один момент я стал волноваться, чтобы она ничего с собой не сделала, но все же отбросил жужащие мухами в голове мысли об этом. Как после оказалось, тоже зря.       Солнце стало заходить за горизонт, окрашивая небо в алый, желтый, оранжевый цвета.       Я просто смотрел в окно, наслаждаясь этим, воистину, прекрасным видом, ведь никогда не прекращал радоваться простым вещам и ценить их, чему меня научила жизнь под землей.       Ничего, казалось, не предвещало беды и не норовило нарушить спокойствие.       Но в один момент возле ворот стены показалась вспышка молнии и ударила возле них.       Земля стала ощутимо содрогаться, хоть и дом, в котором я пребывал, находился далеко от ворот, ближе к стене Роза.       Чашка упала со стола на пол и звонко разлетелась осколками       Я не мог оторвать взгляд от стены, ибо там узрел руку. Гигантсткую красную руку и исходивший из нее пар.       А после…       Из-за стены показалась такая же голова, будто с нее содрали всю кожу.       Я широко распахнул глаза. «Этот титан выше стены», — судорожно пронеслось у меня в голове. Мгновенно выпав из оцепенения, я тут же пришел в себя и ринулся к номеру, в котором находилась та самая девушка.       Постучавшись туда несколько раз, я заметил, что мои руки немного подрагивают. Она не отвечала.       Я стал стучать громче, приказным тоном прося ее открыть дверь, но ответа не было.       Решив, что приказ не будет выполнен, я выбил дверь.       В комнате в глаза сразу бросилась сгорбившаяся девушка. Возле ее шее блеснул нож.       Подбежав к самоубийце, я выбил острый предмет из ее рук, но та даже не обратила на это внимания, будто находясь в неком трансе.       Схватив понурые плечи, я начал сильно трести девушку и та, наконец, пришла в себя.       Ее взгляд прояснился и начал блуждать по моему лицу, пока его обладатель не зарыдал, уткнувшись мне в плечо. Я почувствовал, как рубашка промокает от слез.       Но времени на утешения не было, и я тут же стал разъяснять происходящее, и девушка успокоилась. На смену несчастью пришел шок. Повысив тон, я приказал ей одевать УПМ, и она тут же принялась выполнять приказ.       Сам я ринулся в свой номер, где тоже принялся надевать устройство.       Но тут раздался невообразимо сильный грохот, будто что-то огромное было разрушено чем-то или кем-то не менее большим по величине, и тут не сложно догадаться: титан пробил стену.       Дальше детально описывать происходящее бессмысленно.       Кровь. Ужас.       За предыдущими кровавыми картинами в пику последовали новые, но теперь гибли и мирные жители.       Их жрали титаны, давили камни.       Я же с Хилл спасал людей, но мне приходилось следить за девушкой, дабы с ней ничего не произошло. Ее психика не оправилась от произошедшего на вылазке.       Будучи на крыше дома, я заметил четырехметрового титана, который собирался вот-вот съесть мальчика.       Но вдруг гигант пал на задницу, а ребенок приземлился на ноги, издав громкий стон боли, отчего не сложно было догадаться, что он либо подвернул себе ногу, ведь вся опора при падении пришлась именно на нижнюю конечность, либо чего похуже.       Узнать, почему гигант упал, я решил позже. Куда важнее было то, что малец все также восседал на ногах титана, которые очень быстро регенерировались.       Не медля, я отдал приказ Хилл, дабы та следовала за мной, а после с большой скоростью ринулся к титану, вскоре ударив клинками в его заднюю часть, отчего гигант, лишившись возможности к регенерации, упал замертво, и от него стал исходить пар. Стоя на голове гиганта, я смерил взглядом мальчика, сидящего так, чтобы травмированная нога была в воздухе. Я вгляделся в его лицо и быстро понял, что это один из тех детей, встречавших нас днем. Он был удивлен, наверняка тоже узнав меня.       Заметив, что пар больно обжигает мальчику тело, хоть виду тот не подавал, я подошел к нему, и аккуратно, чтобы не задеть ногу, поднял, а после спрыгнул с почти полностью испарившегося титана.       Посадив ребенка на землю, я заметил, что тот как-то взволнованно смотрит в сторону.       Машинально проследив за его взглядом, я посмотрел туда же… И остолбенел.       Медленными шагами, пошатываясь и дрожа, к нам шла та самая девочка с разными глазами, которые она попеременно устремляла то на меня, то на своего друга или брата.       Я глянул на ее руки и заметил, что с них капала кровь. Она, не обращая внимания на боль, шла к мальцу.       И тут в моей голове промелькнула мысль, в чью истинность поверить сложно, но я убедился в этом, когда мой взгляд упал на окровавленный клинок, который успел сбросить какой-то солдат, наносивший удары титану. По сути это даже не оружие, а часть от него, которую использовать уже нельзя.       Сначала можно было подумать, что меч неизвестного просто солдата сломался, когда тот нанес удар титану, и часть упала на землю, но один факт того, что на нем кровь, говорит о многом. Она не испарялась, а значит, человеческая.       Значит, что ее. Эта кровь явно принадлежала девочке, чьи руки были окровавлены. Да и клинок находился не так далеко.       Вдруг я смог разглядеть то, что полностью подтвердило мои догадки. Клинок был обернут тканью. Сначала я не заметил этого, ведь она пропиталась кровью, побагровев, отчего просто казалось, что само лезвие испачкано красной жидкостью.       Переведя взгляд на платье, я убедился, что это отрезанная ткань принадлежит ему.       Поверить в это было трудно, но все указывало на то, что это девочка перерезала ноги титану жалким затупленным клинком, обернув его тканью, что все же не спасло от явно глубоких порезов.       Я был поражен.       В голове продолжала всплывать девочка, чьи черты лица становились все отчетливее и более похожими на черты этой самой девочки, перерезавшей титану ноги.       На мгновение она согбенно остановилась и окинула меня туманным взглядом, после чего стала падать, явно теряя сознание. Я рефлекторно сорвался с места и вскоре подхватил слабое тельце и поднял на руки, вглядываясь в милое лицо, находя его черты для себя все более знакомыми.       Тут подоспела Хилл, и я перевязал девочке кровоточащие раны, от которых будут уродливые шрамы.       После я отдал приказ солдату, дабы она несла ее, и, подойдя к мальчишке, посадил его на спину.       Затем на УПМ мы отправились к кораблям, которые перевозили гражданских за стену Роза. END POV: Леви