***
Холодный, дикий пейзаж. Он завораживал путника своей странностью, какую может придумать лишь человеческий разум. Фантазия — это огромная пустыня, в которой сокровищами лежат идеи. Она воистину величественная! С ней не мог сравниться ни один король, этой пронизанной холодом земли, ни один богач, который способен превратить лишнюю слезу на глазах своего измученного раба в золотую монету. Фантазия — её могли бы сделать богиней и поклоняться ей… Но увы, на этой земле верили лишь мужчинам. Женщин самих считали рабами, редкий человек относился к ним с нужным достоинством, с нужной благородностью и вежливостью. Переспавший с юной, ещё не совершеннолетней девушкой даже дряхлый старик мог сделать её своей рабыней, носившей клеймо той, кто до конца жизни своей, или же хозяина удовлетворять его грязный потребности. Любовь между мужчинами тут давно считается нормой… И это поражало многих, приводило в ужас, но смирившись, они продолжали жить на этой забытой богом земле, позволяя одним следовать звериному инстинкту размножения и грязной похоти, а другим убивать собственных сородичей, во имя «крови дающей магическую силу», хотя многим известно, что что-бы стать магом, нужно проглотить его сперму… Люди считают это грязью, оскорблением их чести и убивают волшебников, которых и так слишком мало. Всё ради себя… Безобразные, что мысли в голове, пейзажи проносились перед глазами Бобховена. Юный дворянин, рано потерявший семью, он стал воистину благородным! Только в этом полугодье ему должно было исполниться 26 — самый расцвет сил! И мужчине не посчастливилось родиться именно в холодное время, когда густыми, голыми хлопьями снег выпадает и застилает собой абсолютно всё. Родившиеся в это время дети были больше подвластны обретению магического дара, да что там — только они и могли иметь его! И возможно вам кажется, что магия это прекрасно, но на самом деле это тоже клеймо раба на всю жизнь. Но постойте, почему именно раба? Нет, это было клеймо изгнанника, метка того, кто был обязан скрываться всё своё жалкое существование, или же умереть сразу после совершеннолетия. 24 года… Именно после этого возраста у людей проявляются магические способности. Бобховен молился, чтобы он был нормальным. Отвлекли его от этих мыслей голоса слуг, сопровождающих дворянина во время охоты. Да, для него они были, что семья, которой он лишился в раннем возрасте. «Сирота…» — шептали люди которым***
Дикий, дикий как зверь пейзаж. Деревья, укутанные в снег, выставляли свои голые ветки напоказ, как какая-то девушка в одном из «публичных заведений»… Бобховен там ни разу не был, но на всю жизнь запомнил как пьяные мужчины на улицах пыльного города орали: «Смотреть можно, трогать нельзя, какое же это тогда удовольствие?» — и их невнятная речь смешивалась с ещё кучей неприличных слов, но раз за разом они шли в это заведение, и раз за разом пьянели.***
«Порою мне кажется, что этот мир требует лишь полного удовлетворения потребностей других…»
— думал юный дворянин, приближаясь к собственному поместью. Это был весьма большой дом, в котором помещалось огромное количество прислуги. На самом деле этот «дворец» был разделён на две части, первая для гостей и хозяина дома, вторая же, поменьше, для слуг. Эта часть дома вмещала в себя кухню, прачечную, в то время как «гостевое» крыло содержало в себе множество комнат, огромных залов и маленьких спален. При ней же была и конюшня с библиотекой.***
-Бобховен, ты сегодня задержался! — сказала женщина средних лет, укутавшись в тёплую шубку. Экономка Татьяна, после смерти бабки, последнего родственника дворянина, она стала заменять ему мать. Но не долго ей пришлось это делать, лишь в 15 мальчик полностью осиротел. -Простите, Татьяна, но мы совсем сбились со счёта! — громко, как будто прокричав сказал Бобховен слезая с лошади. Он мысленно посмеялся над тем, что эта женщина вновь одета в то же, что и всегда: белая, нет, уже серая рубаха и красно-бардовая юбка, под цвет её глаз. Но пусть этот наряд не кажется вам таким простым, на самом деле он включал в себя множество деталей, рассказывать о которых мы не видим смысла. Часть синих волос была убрана в хвост, остальные были распущены, и красиво ложились женщине на плечи. Лицо её только затронули первые морщины, хотя возраста она была уже довольно солидного: 43 года она уже жила на этом никчемном белом свете. И не жалуется! -А зря. Зря, зря мальчик мой. Ну ладно, чего ворчать, — и тут экономка стала рыться в кармане своей длинной юбки, которая закрывала ей ноги, пока не достала конверт, — Тебе тут приглашение пришло. На бал, к Александру ДеЛардж. И знай, присутствие твоей личности там обязательно! -А могу я каким—нибудь другим образом туда свою личность послать? — устало спросил дворянин, поправляя на плече свой тёмно-синий, под цвет воды на середине озера, плащ. -Если бы мог, то я бы это письмо даже не читала! Но ты же у нас не маг, — и вздохнув женщина направилась в дом. За ней последовал юный дворянин.***
-Я надеюсь, этот наряд подойдёт? — спросил Бобховен выходя на середину комнаты. На нём была серебряная маска, изображающая вороний клюв. Волосы доходившие до подбородка дворянина были завязаны в аккуратный хвост и убраны назад. Белая как луна рубаха лежала, нет, парила на его теле. Рукава её сужались к запястьям, и этим показывали худобу владельца. Пышный галстук мог бы сливаться с ней, но в середине его, как по последней моде сверкал красивый камень, зелёный, цвета хвои. Узкие чёрные штаны, и такие же блестящие туфли, с золотыми застёжками. Бледная, практически прозрачная кожа сильно выделяла это одеяние дворянина. Татьяна, которой показал Бобховен свой наряд, в первые секунды потеряла дар речи. -Как… Как красив ты, как красив! — громко сказала она, — Только вот, что меня беспокоит. Почему именно маска ворона? Ты же знаешь, что Белая Гвардия может неправильно понять тебя и вообще… -Вороны покровители магов, знаю, — разочарованный тем, что его экономка намекнула на то, что Бобховен может быть магом, выкрикнул он, — Но эти птицы мудры и красивы, что же мне мешает надеть маску изображающию их голову и клюв? -Ничего… — смиренно женщина отпустила голову, смотря на ноги, — Но где ты её взял? — с беспокойством Татьяна вновь подняла свой взгляд на дворянина. Бобховен лишь пожал плечами. -В шкафу. Открываю-она там. -Ладно, милый, ладно, тебе уже пора. Иди, собирай лошадь. Кивнув, юный дворянин пошёл в конюшню, по пути снимая с себя маску.Думал он о том, может в его сущности и правда есть магические способности, дарованные ему самой ночью.
***
«Странно всё это…»
— пронеслось в голове у дворянина, пока его взгляд был устремлён на утоптанный лошадиными копытами снег. Холодное полугодье — страшное время, в особенности для крестьян. Им ещё повезло, если их деревней владеет кто-то вроде Бобховена, но чаще это зажравшиеся дарами жизни мужчины. Женщинам редко разрешалось иметь своё владение, деревню и всё в этом роде. Также большой редкостью было, когда они зарабатывали на жизнь не телом. Бабка Ховена была явным исключением — богатая, уважаемая, владелица большого поместья и деревни, что впоследствии досталось её внуку. Бобховен ужасно гордился ею. Где-то на половине пути к городу стоял огромный дом Алекса. Он превосходил дворянина во многом: граф, огромные владения, большое количество родственников и разных связей. А у Бобховена лишь деревенька и маленькое по сравнению с этим поместье. Но зависть его не брала — Александр был старым другом для него. В детстве он иногда приходил к Бобховену со своими родителями. Старше того на два года, он часто насмехался над юношей, но Ховен и не думал обижаться. Правда их игры иногда принимали совсем другой оборот: Алекс ни с того ни с сего залезал на Бобховена, целовал его и обнимал. Это уже больше походило на скачки, когда разъярённая лошадь пыталась скинуть с себя ездока. Правда Бобховен никогда не был зол, а ужасно смущен действиями друга, и часто мило «пищал» пряча личико в ладошки, чем очень смешил Алекса. И вот оно, огромный дом. Конец пути для молодого дворянина. Тёмный бархатный плащ развивался на его спине во время езды. Притормозив, Бобховен спрыгнул с лошади и взяв её за уздечку повёл ко входу тут же доставая приглашение. Спустя некоторое время к нему подскочил слуга: -Добрый день, мистер Бобховен! Позвольте, я отведу вашу лошадь в стойло, сами же идите на бал! — и не дав дворянину и рот открыть, выхватил верёвки из его рук и повёл кобылу. Следя за этим, Бобховен удивился тому, откуда лакей Александра мог знать его. Пожав плечами, он вошёл в здание.***
«Ох, как же тут красиво!»
***
Огромный зал приветствовал гостей. Огромная, кажется главная люстра освещала тысячами свечами его центр. Золотистый свет распространялся повсюду, и про себя Бобховен позавидовал и порадовался такому богатству, которым владеет его друг — свечи ужасно дорогие! В других местах под золотым потолком расположились маленькие, как будто стеклянные шарики, излучающие другой, холодный белый свет. Он не мог сравниться с мягким, золотистым светом восковых фигур. Стены украшали огромные витражи: вот, на одном изображена охота, на другом как Белая Гвардия сражается с магом. На колоннах гирляндами вились цветы, неизвестные дворянину. Всё пространство заполнили собой гости. Преимущественно мужчины, но где-то были и женщины. Каждые, что-то весело обсуждали друг с другом, у кого-то лица были наоборот, печальны. Тут же играла приятная уху музыка, спокойная, как будто специально созданная для того, чтобы обсудить между собой дела личные, деревень и страны. Очарованный этой обстановкой, Бобховен было пошёл в центр зала, надеясь увидеть там знакомые лица, но неожиданно на его плечо легла чья-то рука. -Мистер Бобховен, я полагаю? — спросил незнакомый для дворянина голос. Ну да, он то в поместье у ДеЛарджа первый раз, и не знаком с его слугами. -Да, — резко обернувшись ответил Ховен. Перед ним предстал невысокий человек, с каштановыми не очень густыми волосами, голубыми глазами и странными очками, которые обычно носят лишь часовщики, — А вы?.. -Моё имя сейчас не так важно. Вас ожидает видеть у себя мой хозяин, граф Алексан… -Я знаю его, спасибо, — резко перебил юношу Бобховен. Чем-то он ему сразу приглянулся, — Только, не могли бы вы отвести меня к нему? Я впервые здесь. -Конечно, — сдержанно ответил слуга, и пошёл вперед, — Прошу за мной, сир.