Ведьма

      Закат озарил зелёные просторы территории замка, и ты, увлеченная, наблюдала за ярким светилом, спускающимся за горизонт. В глазах немного щипало, словно хотелось плакать, а руки тянулись к ускользающему солнцу, будто последней надежде.       Завтра ты уже не сможешь стоять возле этого окна и вот так прощаться с солнцем. Завтра ты будешь в совершенно чужом, неизвестном месте, общаться с незнакомыми девочками-одноклассницами и слушать незнакомых женщин-учителей. Тебе было страшно: все семь лет своей жизни ты не выходила за территорию замка, общалась только с семьей и слугами.       Непередаваемая тоска окутывала твое сердце. Конечно, ты будешь скучать, возможно, даже плакать, капризничать, рваться домой. Наверное, тебя ждут самые страшные десять лет. Наверное, ты вернешься совсем другим человеком. Наверное, и мир, окружающий тебя, уже не будет таким, как сейчас, в минуты алого заката.       Ты страдала не одна — твой брат разделял твою участь, только его ждала закрытая военная школа.       Когда вы пересекались, ты непременно бежала в его объятия и долго всхлипывала на его плече. Вы ведь увидитесь уже совсем взрослыми людьми — вам будет по семнадцать. Но ты знала наверняка, что ни за что не оставишь дорогого брата, даже если влюбишься и выйдешь замуж за какого-нибудь герцога или виконта.       Утром вы увиделись на дворе, когда за братом приехала скромная чёрная карета. К нему вышел высокий грузный мужчина, представился королю и обещался воспитать в юном принце истинного воина. Мальчик молчал, поджав губы и смотря под ноги, а ты бежала к нему со всем ног.        — Когда я вернусь, сестра, я буду очень сильным и смогу защитить тебя.       Его красные волосы напомнили живописный закат, и ты не удержалась от протяжного всхлипа. Ты не смогла сказать и слова, но мальчик взял тебя за руку и, накрыв маленькую ладошку двумя своими, улыбнулся тебе. Так, словно вас не ждала разлука. Так, словно вы будете, как прежде, гулять, слушать сказки, дурачиться и мечтать о радужном будущем.       Ты долго смотрела вслед удаляющейся карете. А, когда на твои плечи заботливо опустились руки твоей кормилицы, капризно дернулась.       Твоя карета была украшена золотом и переливающимися самоцветами; дорога казалась мучительной, бесконечной, словно вы направлялись в самый ад. Женщины, что встретили тебя поклоном, учтиво улыбались тебе. Одетые в строгие серые платья, они казались тенями, а неприветливое здание в три этажа и совершенно не королевским фасадом — тюрьмой на ближайшие десять лет.       Сколько бы ты не горевала первые недели, со временем ты свыклась с распорядком дня и правилами гимназии. Преподаватели души в тебе не чаяли, и, пусть ты капризничала, закатывала истерики и создавала проблемы, благосклонно относились к тебе. Хотя, скорее, уважали твое высокое положение и страшились королевского гнева. Девочки, даже старшеклассницы, в основном сторонились тебя, а некоторые пытались наладить с тобой отношения в будущую угоду себе. Твое положение всегда делало из тебя центр всеобщего внимания. Дисциплины также не оказались чрезмерно сложными. Основы арифметики, каллиграфия, стихосложение, музыка, вышивание, верховая езда. Вы много гуляли, питались дорогими яствами даже в года неурожая, проводили балы и развлекались в свободное от учёбы время.       Тебе было уже двенадцать, когда шесть девочек твоего класса и сопровождающая вас преподавательница вышли в город за необходимыми покупками. Вернее, юные графини просто захотели новые шляпки. Пока они окружили витрину, наперебой рассказывая купцам о своих предпочтениях, ты скучающе осматривала окрестности.       За окном мелькнула маленькая фигурка, а за ней моментально последовали трое взрослых мужчин. Ты заинтересованно следила за погоней, пока, однако, не услышала сдавленный крик.       Ты вышла из лавки купца и сразу стала свидетелем избиения. На земле, в пыли, лежала девочка. Её лохмотья, порванные и грязные, окропились кровью, когда мужчины вновь и вновь заносили могучие руки для ударов. От такой жестокости и несправедливости ты крикнула во все горло:        — Прекратите немедленно!       И кинулась на выручку бедняжке.       Но мужчины отвлеклись от своего занятия только тогда, когда тебя окликнула преподавательница.       Услышав, что перед ними особа голубых кровей, те склонились в поклоне и, не поднимая глаз, рассказали, что эта девчонка — воровка, и уже несколько раз совершала набеги на их пекарню. Сначала они прощали, но бродяжка начала наглеть, огрызаться и уносить с витрины свежеиспеченный хлеб — плод честного труда.       — Разойдитесь, — приказала ты. Отношение в школе не давало тебе забыть о том, что ты, в первую очередь, принцесса. И все должны тебе подчиняться.       — Так кто же оплатит этот хлеб? Делать нам что, Ваша Милость?       — Корона оплатит жалкие буханки, — ты смерила презрительным взглядом трудяг. И, сняв с пояса мешочек с монетами, кинула его мужчинам.       Когда те удалились, ты наконец посмотрела на девочку. Она плакала, зажав рот рукой, чтобы не было слышно. Грязная, лохматая, едва ли прикрываемая своими одежонками, она вызывала невероятную жалость. Преподавательница позвала тебя, но ты, присев, не спускала глаз с лежачей. Она выглядела твоей одногодкой, только очень худой и некрасивой.       — Как тебя зовут?       Разбитые в мясо губы едва ли шевелились, и ты не разобрала, что она сказала.       — Идём со мной, мы тебя накормим и дадим хорошую одежду.       Она посмотрела на тебя в ответ. Из глаз, цветом в небо, не переставали литься слёзы. Она слабо кивнула.       Как выяснилось позже, после мытья, девочка мила, имеет высокие аккуратные скулы и вздёрнутый носик, пухлые губы и длинные ресницы. Из-за вшей её тёмные волосы пришлось отстричь, но даже короткостриженой, как мальчик, она выглядела хорошо. Тебе подумалось, что её мать была невероятно красива.       Девочка ела жадно, но держалась особняком, недоверчиво и скромно. К ней никто не обращался, все обходили её, словно больную чумой, смотрели с отвращением. Девочка намеренно пугала их, рявкала, кряхтела, дёргалась. Тебе пришлось выслушивать очень длинные речи сверстниц и педагогов о том, что тебе не стоит общаться с этой девчонкой, её вообще надо на улицу вернуть — и так много для неё сделали. Но ты принцесса. Ты решаешь, что кому делать, а что — нет.       — Вы не смеете выгнать Талию! — ты свирепела.       — Ваша Милость, она не домашний питомец, чтобы давать ей имя! — одноклассницы хихикали.       — Я её не называла, она сама мне представилась, — ты замялась. Конечно, это ты дала ей такое имя. Чрезмерно благородное, правда, но красивое, мелодичное.       Когда все оставляли вас, ты садилась напротив Талии и занималась вышиванием. Девочка следила за каждым твоим действием.       — Спасибо, — прошептали её губы. Она сгорбилась, словно на её плечах лежала непосильная ноша. А новое синее платье было ей как нельзя к лицу.       Ты улыбнулась.       — Я распоряжусь о том, чтобы ты смогла здесь остаться; тебе не нужно будет вновь воровать.       Но Талия опять заплакала, а её чудные, хрупкие плечики вновь и вновь содрогались от всхлипов. Предела её благодарности не существовало, а тебе грело душу то, что ты не просто поступила благородно, а заимела верную подругу на всю жизнь и духовную сестру.       Десять лет прошли для тебя почти беспроблемно: ты стала настоящей леди, изящной и обаятельной, умеющей поддержать любую беседу и обольстить любого мужчину одной только красотой своих ключиц. Ты выучилась игре на фортепиано, каллиграфии и бисероплетению, сама стала писать стихи, со вкусом выбирать туалет и готовить изысканные блюда.       Но ты не знала, вернее, даже не могла себе представить, какие испытания упали на долю твоего близнеца. Военных не волновал тот факт, что юнец — принц, его отчитывали и били вместе с остальными, непосильные тренировки, жестокий режим и грозные преподаватели сделали из милого мальчика настоящего мужчину. Он окреп, возмужал, стал искусным мечником, лучше всех стрелял из лука и арбалета, скакал верхом. Его тело окропили многочисленные шрамы, когда на лице ещё не росла борода.       Молчаливость и строгость красили юношу, а его навыки вызвали восторг и даже зависть у некоторых господинов.       За десять лет разлуки ты позабыла дворцовых фрейлин, своих гувернанток, слуг и подруг — дочерей всякородных герцогов. Ты едва ли помнила, как выглядит собственный отец — он ни разу не навестил тебя, но присылал подарки на дни рождения. От брата же не приходило ни единой весточки, словно он был в другом мире.       Настоящем мире: жестоком, равнодушном и непреклонном.       Ваше долгожданное возвращение под родительское крыло являлось настоящим праздником, сулившим роскошный бал.       В день выпуска девушки особенно сильно рисовались перед тобой, желая получить персональное приглашение на бал, но ты уделяла им внимание лишь в виде самодовольных ухмылок. Когда за тобой приехала золотая карета, все умолкли, затихли слёзы и слова прощания. Карету сопровождал кортеж из шести наездников. Один из них — предположительно, главный, — слез с коня, поклонился тебе и открыл дверь, чтобы помочь устроиться. Ты неохотно подала ему руку. Беспокойство вновь охватило тебя, как в день твоего прибытия в стены гимназии, словно предчувствие подсказывало тебе не возвращаться. Неужели в замке поселилась беда? Несчастье охватило столицу? Ты успокоилась только тогда, когда напротив тебя присела Талия. Она походила на истинную леди, но некоторую грубость и зажатость в её поведении было не скрыть. На улице она ведь прожила больше, чем с тобой.       Её вьющиеся каштановые волосы давно отросли и волнами спадали по угловатым плечам, длинную лебединую шею украшал твой подарок — медальон в форме соловья. Талия не сводила с тебя беспокойного взгляда.       — Такое странное чувство, — объяснилась ты, когда вы тронулись под весёлое ржание и постукивание копыт королевских жеребцов. — Впервые чувствую, что не хочу домой. Все эти годы рвалась, а сейчас — словно отрезало.       — Мне не понять Вас, — она пожала плечами. — Не знаю, что такое «дом».       Ты замолчала, понимая, что жалуешься на несуществующие проблемы.       Дорога прошла веселее, чем десять лет назад: когда вы останавливались, Талия непременно приносила тебе что-нибудь вкусное или на ходу сочиняла весёлые истории о людях, которые вам попадались. Ты ещё ни разу не успела пожалеть о том, что когда-то помогла этой уличной оборванке с глазами, цветом в небо.       Тебя встречали все, кто только мог: все гувернантки, слуги, стража и простой люд. «Правая рука» твоего отца, его ближайший советник, заметив тебя в окно замка, моментально спустился. Постаревший, он набрал в весе и седине, а в мышиных тёмных глазах искрилось всё то же подозрительное любопытство. Он горячо целовал твои руки, рассыпался в комплиментах и похвале.       Даже Талия не осталась без внимания: её приняли за новую служанку, но ты оборвала грубое слово, ведь всегда считала её своей помощницей. Когда тебе наконец дали войти во дворец, ты обомлела в дверях тронного зала — совершенно ничего не изменилось, только потолки, кажется, стали ниже.       Родитель, как оказалось, был в дипломатическом отъезде, а твой брат ещё не вернулся. Ты была странно рада этому и решила, что увидишься с ними на вечернем балу.       Когда вы остались с Талией наедине в твоих покоях, ты раскинулась на кровати, а девушка наконец размяла шею от постоянных поклонов.       — Что изволите надеть? — в издевательской манере спросила она, подражая услужливому тону остальных прислужниц. Ты захихикала.       — Советник рассказал, что отец привезет мне особое платье, — ты привстала на локтях. — Надеюсь, не серое. А то эта форма, — ты скривилась. Спокойный серый не вызывал у тебя негативных чувств, но платья гимназии до сих пор сравнивались с картофельными мешками.       — Ручаюсь, оно будет золотое, — Талия присела на бархатную софу, зная, что ты позволишь ей такую наглость. — Под цвет всего, что находится в этом дворце.       Парируя её завистливому и насмешливому тону, ты изволила пошутить.       — Тогда я буду сиять ярче хрустальной люстры.       Тогда эта шутка не вызвала нужных эмоций, но, когда посыльный отца принес тебе коробку с платьем, она резко стала актуальна. Золотые нити сплелись в роскошное полотно искусного кроя; струящаяся юбка в пол, отделанный самоцветами корсет и воздушные рукава сочетались с ещё одним подарком подвеской в виде цветка вишни. Обувь, правда, пришлось подобрать из старых запасов, а голову украшала праздничная диадема. Когда изящный образ истинной принцессы был завершен, ты отпустила служанок и залилась смехом, видя, как платье отражает закатные лучи красного солнца.       — Вы не люстра, Вы — солнце, — заключила Талия, а тебе вдруг стало приятно.       Ты знала, что бал уже начался, и королевская семья встретила уже большую часть гостей, только ты не выходила из комнаты. За тобой должны были прислать слугу, который отведет тебя в зал. Так, отец хотел показать свою дочь с лучшей стороны, подтвердив слухи о её неземной красоте.       Ты просила Талию спуститься на разведку, но, только ты отсчитала минуту после её ухода, в дверях показался необходимый слуга. Он провёл тебя к залу, остановившись у самой лестницы. И ты пожалела, что сейчас не можешь сжать руку своей дорогой помощницы.       В зале играла живая музыка, слышались тысячи голосов разных акцентов и манер, звенели бокалы, и пенилось шампанское. Ступая неслышно и грациозно, словно дикая кошка, ты медленно проходила по ступенькам, ловля на себе изумленные взгляды. Лелея надежды не свалиться, ты сохраняла беспристрастное выражение лица, даже когда слышала восхищенные мужские возгласы. Растерянным взглядом ты металась по толпе, пытаясь разыскать отца, но он сам окликнул тебя.       — Моя девочка, как ты похожа на свою мать! — немолодая стать отца как нельзя лучше сочеталась с его новым костюмом, многочисленные перстни и блистающая корона выдавали в нём падкого на драгоценности, расточительного короля. Но ты знала, что он мудр, справедлив и достойно правит вот уже двадцать два года. Он подал тебе руку, когда ты оказалась достаточно близко. Вы склонились в обоюдном поклоне, но брата рядом с Королём ты не видела. Возможно, он решил избежать роскошного сборища.       Все принялись расхваливать твою естественную прелесть, изысканный вкус и природную красоту. Дамы завистливо обмахивались веерами, кавалеры норовили пригласить тебя на танец, но ты умело избегала разговоров, пытаясь найти Талию. Ты понимала, что в этих стенах с ней ничего не может случиться, но, когда она рядом, ты чувствовала спокойствие.       Она показалась в толпе. Ты моментально бросилась к ней, путаясь в струящемся подоле.       — Я уж заволновалась, — шепнула ты, хватая её под руку. — Давай отойдём.       Но пройти вам не дал начавшийся вальс и новая волна предложений станцевать именно с ним. Ты наугад протянула руку в толпу, и её подхватила чья-то крепкая ладонь, облаченная в белую перчатку.       Приблизившись к кавалеру, ты увидела перед собой обаятельного молодого человека, светловолосого, голубоглазого, будто из романтической книжки. Он широко улыбался тебе, вел осторожно, грациозно, скромно придерживая тебя за талию и не давая себе наглости опустить руку ниже. Ваша пара моментально оказалась в центре круга танцующих, и ты заметила, с каким удовольствием твой кавалер ловит завистливые взгляды.       — Могу я узнать, с кем танцую? — ты решила, что беседой скоротаешь время.       — Герцог Золотых Земель. Ваше платье шилось лучшими профессионалами под моим надзором, — он говорил о себе с таким придыханием, словно о собственном кумире.       — Вы так молоды, — удивилась ты его положению.       — Но так талантлив.       — И так скромны.       Он улыбнулся, чувствуя в твоих словах лесть, которой там не было. Ты думала, вы завершите с ним один круг, и у тебя будет возможность передохнуть от его навязчивого общества, но он схватил твою руку и на второй танец. Так, словно считая тебя единственной достойной танцевать с ним.       От его компании всё более хотелось отвязаться, но на ум ничего не приходило. Тогда герцог всё говорил и говорил о себе, своих владениях и почестях, своих заслугах и положительных качествах. А плохих, в его понимании, конечно, не существовало. Высокое самомнение спутника давило на тебя, хотелось спустить его на землю или даже проучить. Но он оказался чрезмерно настойчив и едва ли собирался оставлять твою компанию даже на секунду. Талия вновь затерялась в толпе, отец-король всё принимал поздравления и вел беседы со своими советниками и друзьями. Некому тебе было помочь, и ты решила действовать сама.       — Ох, герцог, я чувствую усталость, дайте мне перевести дух, — ответила ты на его очередное предложение потанцевать. — Вы неугомонны, словно волчок.       Но герцога твои слова задели больше, чем планировалось. И вызвали абсолютно отличающуюся реакцию от той, какая планировалась.       — Как Вы можете, Ваша Милость, — ты перестала улыбаться. — Ваша Прекрасная, Очаровательная, Ангельская Милость оказалась неожиданно несправедлива ко мне! Попытки завоевать Ваше расположение и милость Вашего сердца тщетны, а я остаюсь сломлен и подавлен.       — Что же Вас так удручает? — осторожно спросила ты.       — Не удручает — нет-нет! Придает сил, стремлений и желаний вновь и вновь быть рядом с Вами — любовью моего жалкого измученного сердца! — ты удивленно и, пожалуй, довольно неприлично уставилась на него. Говорил он красиво, но откровенную ерунду. — Ваша Милость, проявите благосклонность!       По неведомому сигналу все замолчали, перевели взгляды на вас. Толпа расступилась, за развернувшимся действием наблюдал Король.       Неожиданно для всех, присутствующих в зале, герцог опустился на одно колено.       — Ваша Милость, примите мою жаркую и искреннюю любовь, примите мое верное сердце и закалённый в боях меч — выходите за меня замуж.       Ты замялась, осторожно отступив назад. Но герцог крепко сжимал твою ладонь. Толпа ахнула, отец моментально рассвирепел и двинулся к вам. Но его остановил другой голос.       — Ежели Ваш меч действительно закалён в боях, извольте показать свое мастерство Её Милости, — перед вами предстал юноша. Его уверенный тон, размеренная походка и свободные жесты выдавали в нём человека высокого статуса, но скромная тёмная одежда говорили об обратном. Тебя бы терзали сомнения его личности, но ты не могла не узнать подошедшего. Волосы, цвета амарантового заката, кровяные глаза и молочная кожа отражали твой портрет.       Ты в упор рассматривала брата, как диковинную зверюшку.       — Я не ношу оружие на светские мероприятия, — но, не дослушав герцога, принц вытащил из ножен на спине один из собственных мечей и кинул его оппоненту. Тот со звоном оказался на полу. Герцог неохотно взял его в руки, а принц вооружился вторым мечом. — При дамах?!       — Для Вас сейчас должен быть важен только противник, а не обстоятельства битвы, — только красноволосый сделал шаг, как герцог отшатнулся. Все молча наблюдали за развернувшимся поединком.       Движения брата были скоры и точны, но ты была уверена, что он не сражается и в половину своих сил — настолько проницательно он оценил способности оппонента. Герцог же, потеряв всю свою уверенность, едва ли сжимал предоставленный меч. Спустя десяток секунд, его оружие уже оказалось на полу, блондин сжал челюсти.       — Вы бесчестно сражаетесь! — он принялся оправдываться, но его не слушали. В доказательство своих умений принц дозволил вернуть герцогу меч и продолжить поединок.       — Тогда, — рассудил он. — До первой крови.       Ты не хотела становиться свидетелем безжалостного кровопролития, но, как ты приметила, даже благородные дамы с интересом наблюдали за волевой грацией принца и его ловкими выпадами. Только герцог всё более падал в глазах толпы. Ты отвернулась. Человек миролюбивый, ты никогда не понимала радости битв и, когда была маленькой, тряслась и плакала, если отец собирал войско на сражения.       Принц вновь заметно прижал соперника. Герцог споткнулся и опустился на колени, но продолжал сжимать меч. Тогда принц, отведя внимание оппонента и всех наблюдавших, быстро выудил из голенища сапога кинжал и полоснул им по щеке блондина. Тот взвизгнул, словно дама. Все расхохотались.       — Это против правил! — завопил он.       — А разве мы регламентировали какие-либо правила? — принц, не выражая и доли высокого самомнения, даже подал руку герцогу, чтобы помочь подняться, но тот обиженно отмахнулся.       Молодой человек бессильно сжал челюсти и бросил на тебя взгляд, полный мольбы. Словно он просил заступиться за него. Но что ты могла сделать? Закрыть его собственной грудью? Ты не подняла глаз, чтобы посмотреть на него в ответ. Герцог, проклиная бал и всё королевское семейство, скрылся в толпе и вскоре покинул дворец.       Толпа уже не могла утихомириться: все окружили твоего распрекрасного брата, а ваш отец горделиво пожал ему руку и загрёб в объятья, похлопывая его по спине. Только Талия осталась в твоём обществе и вскоре проследовала за тобой в сад.       Проходя мимо ветвящихся вишневых деревьев, ты внимательным взглядом считала сверкающее на мрачном небе звёзды.       — Ваш брат искусный воин, — Талия повела плечом от холода, и ты протянула ей свою накидку, которую она, пусть и не сразу, но приняла.       — Похоже на то. Он удивительно изменился.       — Ручаюсь, и Вы тоже. Вы были детьми, когда простились.       Привстав на носочки, ты сорвала розовый цветок с дерева и, покружив его между пальцами, согрела в своих ладонях. Лёгкие лепестки щекотали кожу.       — Как тебе этот герцог? Он всё-таки предложение мне сделал.       — Не думаю, что он не откажется от своих слов после того, что произошло. Его самолюбие слишком задето, — Талия подошла ближе к тебе и проследила за твоим уставшим взглядом. — Вам стоит отдохнуть, долгая дорога и танцы утомили Вас.       Ты кивнула.       Двери в замок распахнулись, и стали слышны многогранные голоса гостей. Кто-то кого-то звал, кто-то смеялся, кто-то просто наслаждался вечером в танцах, звоне бокалов и похрустыванию закусок.       На аллее показался твой брат, Талия, приметив его раньше тебя, сделала шаг назад и склонилась в поклоне. Ты обернулась, удивленная её реакцией.       — Нам так и не дали поприветствовать друг друга, — он улыбнулся уголками губ, а ты заметила, что его взгляд как-то переменился. Стал более прямым и уверенным, а его левый глаз приобрёл необычный янтарный оттенок. Странно, неужели так было всегда? — Я безмерно рад Вас видеть.       — Взаимно, — ты слабо кивнула. Между вами сохранялось напряженное молчание, и тебе даже пришлось прикусить язык, чтобы не расхохотаться. Но в тот же момент его губы дрогнули, и ты поняла это по-своему. Кинувшись к нему на шею, ты сжала юношу в своих объятиях и сразу почувствовала его руки на своей спине. Ты рассмеялась, когда он приподнял тебя от земли.       В замок вы вернулись вместе за разговорами о годах разлуки. Вопреки своим прошлым ощущениям, ты не чувствовала напряжения, сковавшего тебя, наоборот — ты ощущала себя под защитой, совершенно уютно и тепло, словно возле костра. Конечно, вам надо было обсудить слишком много, но теперь, после возвращения, принц вплотную приблизился к будущему трону и наследованию почестей короля, а, значит, у него едва ли оставалось время на свободные беседы с сестрой.       После бала, расставаясь и расходясь в разные покои, ты вплела в волосы брата вишневый цветок, сорванный ранее. Он терпеливо ожидал, когда ты закончишь.       На утро веселье продолжилось: к вам пожаловали семьи советников короля, чтобы присягнуть на верность его наследнику — твоему брату. Принц принимал эту необходимость с достоинством и королевским спокойствием, был со всеми любезен, но, когда вы встречались взглядами, всегда улыбался. Слабо, сдержанно, но искренне.       Дворцовая ключница поведала тебе, что король уже несколько месяцев страдает от тяжелого недуга и даже использует косметику, чтобы скрыть нездоровый тон кожи. Об этом знали только самые близкие — даже далеко не все слуги замка и уж тем более не простой люд. Как сказала ключница, подслушав разговор короля с доктором, тот рассказал об этом сыну и совету — и больше никому. Значит, ты не должна была об этом знать, поэтому поняла, что должна сохранить вид того, что тебе ни о чем не известно.       Тебе не было необходимости присутствовать на заседаниях совета, как и всем женщинам, прибывшим во дворец. Они скучающе бродили по его территориям, норовя пересечься с тобой, но ты коротала время, расположившись на подстилке под вишней и читая Талии короткие сатирические рассказы. Девушка хохотала.       Но вдруг к вам пожаловала девица в роскошном белом платьице и несказанно идущей ей шляпке. Она прибыла вместе с советником и явно являлась его дочерью.       — Ваша Милость, — в её ласковом тоне читалась льстивость, та поклонилась. — Такая честь видеть Вас.       Ты поднялась на ноги и кивнула.       — Меня зовут Равенна, — она протянула ладонь для рукопожатия. Ты приняла этот жест. — Могу ли я попросить Вас составить мне компанию в прогулке?       Ты обернулась на Талию, но та опустила глаза и не шевелилась.       — Хорошо.       Вы прошли к оранжерее, ты рассказала Равенне о цветах, которые высаживала вместе с садовниками. Та увлечённо слушала и улыбалась. Ты показала ей пруд, выкопанный по инициативе вашей матери, и хотела продолжить, как девушка остановилась.       — Ваша Милость, какой чудесный мостик! — Равенна двинулась к нему. — Идите сюда! Как же здесь чудесно! — она крутилась на месте, пока ты медленно вступила на деревянную конструкцию. Мостик, пусть и не новый, но прочный, сделанный на совесть. К тому же, сухой — с него нельзя было свалиться в воду.       — А это — Ваша служанка? Симпатичная.       Талия нахмурилась и подняла на тебя глаза.       — Это моя помощница.       — Тогда может ли она помочь нам освежит горло? Жарко что-то, — Равенна упорно хотела остаться с тобой наедине. Талия ждала от тебя приказа и не двигалась с места. Ты подошла ближе к ней и прошептала на ухо:       — Принеси ей лимонада и поставь отца в известность о том, что мы здесь наедине.       Та поняла и скоро удалилась. Равенна выглядела расслабленной и не переставала мечтательно вздыхать.       — Наверное, быть принцессой — такая прелесть! Все перед тобой пресмыкаются, стараются угодить, прислуживают. Делают комплименты, восхищаются, завидуют, — она перевела на тебя неожиданно серьезный взгляд. — Всегда хотела узнать, каково это.       Ты не понимала, к чему она клонит. Ты не пожалела о том, что попросила Талию предупредить короля.       — Вы так красивы, все Вас любят, — она опустила взгляд на воду. — Меня переполняет ужасное, недостойное чувство!       — Равенна, я понимаю, что Вы хотите сказать, но Вам не стоит принижать свои личностные качества потому, что есть кто-то выше Вас по положению.       Её глаза резко заслезились.       — Я так хочу, — она осеклась, поджала губы, но продолжила. — Так хочу выйти замуж за принца! А потом стать королевой и понять, что это такое! — она схватила тебя за воротник платья. — Но ты! Ты, вся такая красивая, такая прекрасная, такая милая всё портишь! — она развернула тебя к перилам мостика, и тебе пришлось выставить руки, чтобы не упасть. — Конечно, он наверняка всех с тобой сравнивает! Наверняка послушает твоего совета, если ты ткнёшь в меня пальцем!       Со всей злости она переваливала тебя через ограду, но ей не хватало сил.       — Убери руки немедленно, или я прикажу тебя казнить! — ты дёрнулась, но Равенна воспользовалась тем, что твои ноги разъехались и ты потеряла опору, поэтому сильнее приподняла тебя и почти перевесила. Узнав о своей неудаче, она ударила тебя по колену каблуком, ты согнулась от острой боли и совсем потеряла равновесие.       В секунду ты оказалась в воде. Декоративные водяные лилии цеплялись за твоё и без того отяжелевшее платье, и тебя медленно утягивало на дно. Ты пыталась вытянуть руки, чтобы схватиться за мостик, сжала губы и старалась дышать через раз, чтобы не потерять кислород. Равенна смеялась.       — А теперь я очень медленно пойду и расскажу о произошедшем! Бедная несчастная принцесса поскользнулась на мосту и свалилась в воду! — она всё не уходила с моста, а ты продолжала барахтаться. Где же Талия? Она сейчас очень нужна!       Паника охватила тебя, эмоциональный шок мешал здраво мыслить. Ты хотела кричать и плакать. В воде ты пыталась стянуть с себя платье, но оно скользко пристало к твоей коже, и, сколько бы ты не хваталась за ткань, только создавала брызги. Ты вновь и вновь погружалась под воду с головой, но выныривала и набирала в лёгкие воздуха. В глазах заметно потемнело, тело перестало слушаться. Ты заплакала, а Равенна медленно уходила с мостика.       Раздирающе громкий крик вырвался из твоего рта.       В секунду ты вновь нырнула, перед глазами всё поплыло, растения обвили ноги, мешая шевелиться. Ты понимала, что заглатываешь воду, но не могла всплыть.       Стало по-настоящему страшно. Ты понимала, что умираешь.       Нечто ухватило тебя и потянуло наверх, на воздух. Ты сделала глубокий вздох не сразу и долго ещё не могла открыть глаза от воды, стекающей с волос, и цветов, приливших к лицу. Тебя потряхивало и знобило, сердце бешено колотилось, и ты едва соображала, где сейчас, и что происходит. Одно ты поняла наверняка — ты не умерла, тебя спасли. Наверное, Талия успела. Потом надо будет её непременно поблагодарить. Ты не ступила на твёрдую землю, но чувствовала поднимающийся леденящий ветер — ты явно не в воде. Прошло еще пару мгновений, и тебя опустило на траву, ты закашляла водой и повернулась на бок. Стало холодно.       — Угораздило же тебя, — прошептал мужской голос, и ты вмиг вытянула руки, хватаясь за чужое тело. Соображать было тяжело, ты впилась в мокрую ткань и рвано дышала. Чужие руки приблизили тебя к себе и заботливо гладили по спине, когда ты кашляла водой и судорожно рыдала. Когда мысли немного прояснились, ты узнала голос брата и наконец разобрала, что он сказал. Неужели Равенна опередила Талию? Неужели он правда думает, что ты поскользнулась? Нельзя это так оставить, ведь тебя хотели убить! Ни как представительницу королевской семьи, а как человека! Эта Равенна может быть опасна в превращении своих планов в реальность.       — Я, я не упала, — глубоко выдыхая, прошептала ты. Брат убрал волосы с твоих глаз и заглянул в них. Его тёплые, но мокрые ладони сжимали твоё лицо. — Она меня толкнула, я не упала сама.       — Тише-тише; твоя служанка сказала мне, что вы остались одни. Больше ничего не бойся — она получит своё.       Перед тем, как провалиться в бессознательность, ты подумала о том, что приучишь брата называть Талию твоей помощницей.       Сэйджуро отнёс тебя в замок, где тебя мгновенно окружили заботой многочисленные фрейлины. Не приходя в сознание, ты ощущала чужое присутствие и даже слышала женские слёзы.       Когда ты пришла в себя, в горе одеял и подушек, в своих покоях, ты заметила Талию, сидящей на коленях возле твоей постели и спящей, сложив голову на край. Лунное сияние освещало её умиротворенное лицо.       Ты не хотела её будить, но девушка проснулась сама, почувствовав твоё копошение. Она разлепила глаза, вскочила и загребла тебя в объятия. Кажется, ты успела рассмотреть, что она плачет.       — Я думала, тоже умру, когда увидела Вас в воде, — она не разжимала рук, — Если бы ни Его Милость.       — А Король что? — на твой вопрос девушка судорожно выдохнула.       — Меня не пустили в Зал, даже когда я сказала, что меня послали Вы. Только Его Милость вышел, спросил, где Вы, и что случилось. Я рассказала, а он сразу к окну подошёл, и я за ним. А там — Равенна эта, чтоб её, идёт не спеша по тропинкам. Одна, — Талия изредка тихо всхлипывала, но всё ещё трепетно обнимала тебя за плечи. — Он сразу на улицу бросился, я едва за ним поспевала. Равенну он толкнул; а я его к мосту отвела. Вас там нет — только лилии на воде спутались, вниз тянутся. Его Милость в воду прыгнул, я и ужаснуться не успела. Когда он вынырнул, держа Вас на руках, то крикнул мне всех предупредить. А я так испугалась, что едва на ногах стояла. Честное слово — сердце в пятки ушло, глаза закрываю и вижу Вас, бледную, ледяную, — она разрыдалась. — Нет, точно бы умерла, если бы Вы…       Ты горячо поцеловала её в лоб.       — Значит, Его Милость спас меня целых два раза.       Но Его Милость — твой брат-близнец — спасал тебя далеко не два раза. То и дело он выручал тебя из маломальских неприятностей, защищал твою женскую честь и, что самое главное, отваживал от тебя женихов.       Отец пока не стремился выдавать тебя замуж — в этом не было необходимости, но множество представителей высших слоев общества сватались к тебе: молодые и старые, богатые и очень богатые. Ты понимала, что рано или поздно короне понадобится поддержка влиятельного человека, который смог бы и деньгами помочь, и людьми, но, безусловно, не рвалась замуж сама, раз тебе разрешали повременить с этим. Было неловко и даже стыдно вежливо отказывать немолодым статным мужчинам, выказывая им благодарность за визит и признательность за комплимент твоей красоте в виде предложения руки и сердца.       Многие принимали это спокойно, с достоинством, но были особенно пылкие или, возможно, упёртые, желавшие узнать, кто именно занимает твоё сердце, что ты так бесчувственна. Ты откровенно терялась, пыталась оправдаться, но, бывало, что совершенно отдалялась от отцовского расположения. Король стал склоняться в пользу замужества, решив, что ему понадобится поддержка при коронации единственного сына.       И тогда на помощь тебе приходил именно брат. Он постоянно вызывал гостя на дуэль, но его навыки значительно превосходили умения оппонента. Так, принц мог буквально избить жениха до полусмерти, мог ранить, а мог унизить словесно, а обиженные графы ответно плевались ядом на весь королевский род. Отец не одобрял самовольности сына, но не перечил ему на людях. Когда же они оставались наедине, ты понимала, что его жестоко отчитывают.       Когда же, в очередной раз Сэйджуро поднял жениха на смех своим остроумием, тот вскочил с предоставленного стула и решительно процедил:       — Это последнее, что ты произносишь в своей жизни, жалкий мальчишка!       Ты понимала, что королевские дети оказались в откровенно ужасном положении, ведь этот немолодой бородач был королём соседнего государства. Его приняли с соответствующими почестями, а унизили, словно крепостного, выставив напоказ его умственные недостатки. Это значило только одно — он объявляет вам войну. Возможно, не прямо сейчас, но очень скоро. Однако его расположение ты не потеряла — твоё удивление от слов брата дали ему понять, что ты не причастна к этому недоразумению. Значит, тебя пощадят. Значит, он все равно станет твоим мужем. Даже если насильно.       Когда гость покинул дворец, отец велел тебе вернуться в комнату. Ты бросила взгляд на брата, но тот лишь уверенно улыбнулся, словно ему ничего не грозило. Не просто строгий выговор, а гораздо более строгое наказание. Но, в другом случае, его ведь не могут изгнать? Он — единственный наследник престола, единственный сын, большая гордость родителя. Ты вернулась в покои в большом смятении. Взволнованная, ты отмеряла шагами периметр спальни, не желая переодеваться. И даже не догадывалась, какой разговор проходил между отцом и сыном в этот момент.       — Я жду объяснений, сын! — король свирепел, его глаза наливались кровью от гнева и негодования. Он знал, на что их обрёк его собственный сын. Армия Золотого королевства — вашего — составляла сотни тысяч обученных воинов, но Шёлковое королевство имело могучий флот, который мог бы атаковать ваши многочисленные прибрежные районы. — Ты осознаешь, что ты наделал?!       — Прекрасно осознаю, отец, — принц был обыденно спокоен, даже холоден. Его настрой только сильнее раздражал короля. — Я судил не только как будущий Король: расчетливо и справедливо, а как брат — защита и опора своей сестры. Я желаю ей лучшего избранника.       — Я тоже желаю ей лучшего избранника — уж поверь! — король ударил по обеденному столу, но юноша не вздрогнул. — У нас кончаются варианты, а договориться с униженными — унизиться самим. Пойми: мы — короли, но мы не всесильны. Нам нужна была поддержка Шёлка, чтобы укрепить свое влияние и положение в мире, — он встал со своего стула. — А ты же — мой сын, моя кровь, моя гордость — накликал на всех нас страшную беду!       — Мы не нуждаемся в поддержке этих отбросов, — серьёзный голос принца резал, словно меч, но отец издал сухой смешок. — За всю историю Золотого королевства мы не получали посторонней помощи, только постоянно вели войны. И разве это плохо? Разве у нас слабая армия? Разве плохие главнокомандующие?       — Я не хочу, чтобы моя армия шла в бой!       — Совсем скоро это будет моя армия, — принц тоже вскочил со своего места. — И моё королевство не станет пресмыкаться перед другими: моя сестра не выйдет замуж за чужака.       Король молчал. Наверное, ему хотелось верить решительности сына, но тот рассуждал совершенно не дипломатично. Их страна действительно привыкла к войнам и осадам и ещё ни разу не сдавалась, но постоянные войны всегда ударяли по казне. А простой люд? Будет множество раненых, убитых, да и просто недовольных.       — И за кого же ты её выдашь? — с издёвкой спросил старый король, зная, что у сына нет никого на примете.       — За себя: я сам возьму её в жёны.       Король не хотел верить своим ушам. Он схватил сына за воротник, но не смог приподнять его ни на миллиметр.       — Это невозможно! Это грешно! Ты не понимаешь, что говоришь, — разумеется, старый король выступал против близкородственных связей. — Безусловно, наша кровь ценна, но она не золото. Есть нечто дороже необдуманной гордости.       — Я знаю, что Ваш дед женился на собственной сестре, и они произвели на свет Вашего отца, — принц оставался холоден, и отца это особенно злило. Даже буквально прижатый к стене он не терял чувства собственного достоинства.       — Мой отец умер, когда ему было девятнадцать; а мать часто рассказывала мне, почему у нас нет его портретов: он был уродом. Таким, которые выступают в цирках! Она хотела повеситься, когда выходила за него замуж!       — Наши дети не будут уродами, — рассудил Сэйджуро.       Старый король отпустил сына.       — Уйди с глаз! Да подумай, что ты мне тут наговорил! — мужчина согнулся в судорогах и резко закашлял. Но принц, даже бросив на него взгляд, все равно покинул столовую.       Наверное, твоя судьба сложилась бы совершенно по-другому, ты бы даже ничего не подозревала, если бы этот разговор не подслушала Талия. Закалённая на суровых улицах, она бесшумно прокралась за дверь и успела убежать, как только в зале показался принц.       Шокированная услышанным, девушка моментально ринулась к тебе, вольно валяющейся на широкой постели.       — Ваша Милость! — прошептала она и сразу закрыла за собой дверь на замок. Ключ она крепко сжала в руке. — Не серчайте, но я такое услышала! — Ты села в кровати. Не терпелось услышать что-то о подробностях личной жизни кого-нибудь из слуг или что-то в этом духе. — Ваш батюшка беседовал с Вашим братом. Очень громко, они ругались, — ты понимающе развела руками. — Его Милость обвиняли в том, что он отваживает от Вас женихов, не думая о благе королевства. Тот очень рьяно защищал Вашу честь, но в конце сказал… очень странную вещь. Он сказал, что сам женится на Вас.       Ты расхохоталась.       — Ну, что ты! Верно, он был обижен на отца, пошутил или сказал сгоряча. Конечно, я люблю его, но мы же не можем пожениться — мы кровные родственники! Это совершенно противоестественно.       — Вы не видели его лицо, Ваша милость. А я видела: он был абсолютно серьёзен. Его глаза горели, когда он говорил о Вас.       Ты перестала смеяться. Услышанное совершенно не укладывалось в голове: стало не по себе. Ты растерялась, приобняла себя за плечи и замолчала. Талия подошла ближе. Тебя такое заявление озадачило, смутило, даже напугало. В одном только ты не сомневалась: Талия не лжет тебе. Она ни за что не стала бы лгать.       — Что же… делать теперь? Надо… поговорить с ним! И с отцом, и с братом. Ты правда уверена, что всё так и расслышала? — но Талия оставалась непоколебимой. — Что же он такое сказал!.. Он, наверное, не подумал. Если бы можно было где-нибудь переждать их глупые ссоры…       — По-Вашему, мы должны бежать? — глаза Талии заблестели. Ты вскочила на ноги.       — Бежать? Куда? — эта идея показалась не самой худшей, но ты понимала, что идти-то вам некуда: ты нигде не бывала, совершенно ничего не знала о собственной земле. У тебя нет родственников и друзей за пределами замка. Ты взяла Талию за руки. — А что сказал батюшка?       — Он был ужасно зол, он явно не дозволит этому браку состояться, — ты облегчённо выдохнула. — Но, вспомните, Его Милость серьёзно болен.       Голос Талии всё более резал тебя по больному. Она права: никто не знает, сколько осталось твоему отцу, он мог покинуть этот мир и завтра. Ты чувствовала, как заслезились глаза от осознания столь ужасного события. Ваша мать покинула этот мир в родах — ты её не знаешь вовсе, но горячо любила её через портреты невероятно прекрасной молодой женщины и истории твоей кормилицы, повествующие о доброте и великодушии королевы. Она очень хотела стать матерью, хотела подарить мужу наследника, а сама уделять бесконечное внимание доченьке, воспитывать из неё не леди или принцессу, а просто желанного ребёнка. Так и вышло: появились вы с братом, но дорогой королевы больше нет. Оттого и отца не хотелось потерять.       — Ваша Милость, Вы знаете, я за Вами на край света, и в огонь, и в воду, и на виселицу, — она сжала твои белые ручки. — Я не хочу, чтобы Вы боялись или плакали. Ведь это нельзя так оставить.       — Я поговорю с ним…       — И раскроете, что я подслушала? — она была права. Об этом не следовало говорить, а если следовало, то очень осторожно, не напрямую. — Мы можем уйти в город, поверьте, я знаю, что это. Нам придется скрываться, Вам придется забыть, что Вы принцесса. Но я буду рядом, я обещаю Вам. Я умру за Вас. Я убью за Вас.       Ты обняла Талию. Тебя захлестнули мысли о том, что во всём произошедшем есть и твоя вина. Когда тебя не было рядом — Сэйджуро ведь таким не был? Может, он сошел с ума в попытках защитить тебя?       — Я впервые это поняла: я его боюсь. Когда он набрасывался на тех, кто сватался ко мне, он был так зол. Он силен и непредсказуем, словно пожар. Я не знаю, каким он будет королём, каким мужем — и мне страшно. Я не хочу выходить за него замуж.       И вы убежали. Не ночью, как трусливые беглянки — Талия продумала план. Вы, не вызывая подозрения, просто вышли в город — так ведь изволила Твоя Милость, никто и не вздумал перечить. Воспользовавшись уходом отца и брата на охоту, тебе удалось уговорить десницу не уделять твоей прогулке особого внимания, но стражника вам приставили. Молодой мужчина, совершенно серьёзный и безэмоциональный, выглядел неподкупным и преданным делу. Ты даже отказалась от мысли побега, стало неимоверно страшно, словно он читал все твои мысли. Но Талия не растерялась.       Она перерезала ему горло со спины, когда ты отвлекала его. Девушка вытерла окровавленный кинжал об твой платок и бросила его на тело стражника, как знак твоей крови. И, схватив тебя за руку, повела переулками к площади, где вы потерялись в толпе.       Талия оказалась хитрее и находчивее, чем ты о ней думала. Ваш побег за побег и не приняли, а убийство стражника только подогрело мысли о том, что дорогую принцессу и её служанку похитили.       Вам было некуда бежать — вы это не продумали. Но у вас было немного денег и еды, которую Талия успела утащить с кухни. К тому же, простой люд не знал, как выглядит их принцесса, а в простой одежде ты тем более не вызывала подозрений. Вы только немного побегали от стражей порядка да от кареты какого-то важного человека спрятались, но, впрочем, особых проблем не возникло. Конечно, тебя мучила совесть за то, что из-за вашего побега погиб невиновный стражник, выполнявший свой долг, но ты старалась оправдать себя и Талию — вы не желали ему зла, вы помолитесь за упокой его души.       Когда вы оказались достаточно далеко от дворца, дома стали редеть, а их вид становился более обшарпанным и старым. Повсюду пахло чем-то сырым и гнилым, под ногами валялся мусор, дорогу могли пересекать лежачие мужчины, от которых пахло спиртным. Порванная одежда, худые дети, крики и слёзы — всё это смешалось в твоём восприятии, подступила тошнота. Ты вжималась в Талию, напуганная, но девушка не испытывала отвращения к этим людям, ведь когда-то она была такой же. Воровала, чтобы выжить, спала под открытым небом. Её часто колотили и ругали, но сейчас она в хорошем платье, у неё есть еда и место, которое она может назвать «домом» — там, где ты. Ты, её единственная опора и надежда, её свет. Она любит тебя всей своей душой и всем сердцем, не почерневшим от жестокости нынешних реалий.       Перед вами возник маленький мальчик, державший на руках котёнка. Облезлый, рваный, кровавый кот и смуглый ребёнок, от худобы которого проступали рёбра, ты взвыла. Вы пытались пересечь этот переулок быстрым шагом, но мальчик затормозил вас — видимо, увидел, что вы одеты лучше них, значит, есть деньги. Значит, можете помочь.       Талия взглянула на тебя, но ты уже потянулась за лукошком с пирожными, которые готовились на королевской кухне. Ты медленно протянула ребёнку одно пирожное, но стало так стыдно и больно, что ты отдала ему всё, что у вас было. Талия не остановила тебя, не осудила. Её глаза, цветом в небо, заслезились.       Тебе хотелось извиниться перед ней — вы остались без еды — но она не требовала извинений. Когда вы наконец пересекли этот страшный переулок, Талия сказала, что ты поступила правильно, а она может продержаться без еды недели. Только ты вот к такому не привыкла, а усталость и голод дали о себе знать на четвертом часу вашего побега. Вы шли напрямую, прямо в лес. На секунду ты перепугалась, но вспомнила, что отец и брат ведут охоту в королевских лесах — они в противоположной стороне от замка. Вас окружали высокие, сухие деревья, в низовьях царила тьма и сырость.       Ты устала от затянувшейся прогулки. Ноги начинали болеть, ведь ты совсем не привыкла так много и скоро ходить. Но признаваться в этом не хотелось, ведь вы не могли останавливаться. Тебя мучило ощущение того, что стражники нагонят тебя в любую минуту.       — Ваша Милость, — позвала Талия, когда ты в очередной раз споткнулась об старый массивный корень. — Отдохнём.       — Нет, нельзя. Мы должны идти. Куда-нибудь.       — Вот сядем, отдохнём и придумаем, куда нам идти.       Ты упала на землю. Девушка моментально подбежала к тебе и помогла приподняться. Подолы ваших платьев были испачканы землёй, песком и мокрой травой, руки кровоточили от царапин веток, туфли натирали тонкие ножки. Ты едва ли не плакала. Может, и не стоило убегать? Может, брат действительно сказал это сгоряча, как и ты, сгоряча сбежала, совсем не подумав? Но ты была не одна — и это тебя грело. Ты была с той, кто скорее умрёт, чем предаст тебя.       — Слышите? — шепнула она. — Кто-то идёт.       Ты осталась сидеть на жухлой траве, а Талия, достав кинжал, спрятала его за спиной и прислушалась.       На страх просто не оставалось сил, но волнение охватило тебя: ты мучилась, представляя, что это стражники или разбойники; и в этой ситуации даже не знаешь, что хуже. Однако, вопреки твоим представлениям, между деревьев показалась молодая девушка. В длинные светлые волосы были вплетены цветы, а одежда представляла собой простое светлое платье, длиной едва ли прикрывающее колени. Она держала в руках сухие палки — наверное, для костра.       Немой вопрос застрял в твоём горле, Талия тоже промолчала.       — Вы заблудились, сёстры? — поинтересовалась она. А её нежный голос моментально тебя расслабил. — Я могу показать путь.       — Нет, мы не заблудились, — слабо проговорила ты. Девушка опустила на тебя взгляд, полный внимания, — Нам некуда идти.       Талия обернулась на тебя, ты посмотрела на неё и поджала губы. Это ведь не значит, что этого нельзя было говорить? Девушка напоминала лесную нимфу, а не человека, которого вам стоит бояться. Услышав твои слова, её взгляд наполнился сочувствием, она сложила хворост в одну руку и освободившуюся протянула тебе, чтобы помочь подняться. Талия спрятала кинжал.       — Идёмте за мной. Я знаю место, где вас примут.       И вы пошли за ней, потому что у вас не было выбора.       Однако, пройдя сквозь ветвистые мрачные деревья, вы попали на зелёную поляну, облюбованную солнцем. Десяток пёстрых шатров окружали импровизированную площадь — невысокий плоский камень, на котором лежало множество цветов и корзинок, будто подношения.       Между шатрами сновали девушки — все молодые, в светлые платьях и распущенными волосами. Ты завороженно наблюдала за феями, словно они могли упорхнуть в любой момент, прекрасные и невесомые. Одна из фей приблизилась к вам, улыбнулась, приняв хворост у вашей новой знакомой, и, переведя взгляд на вас, спросила у соратницы:       — Кто эти бедные девушки?       — Матерь привела их к нам, не иначе! Проси Жрицу принять их у себя.       Она кивнула на просьбу и скрылась из виду, забежав в самый дальний и скромный шатер. Светловолосая девушка вновь обернулась на вас и, улыбнувшись, представилась:       — Меня зовут София, я дочь кузнеца. Но здесь неважно ни ваше имя, ни ваше положение. Здесь все мы — сёстры, у нас одна Мать и одна вера.       — Это культ? — резко спросила Талия. София растерянно развела руками. Она медленно пошла к дальнему шатру, а ты, вцепившись в руку Талии, повела ту за спутницей. Пока вы шли, ты с интересом осматривала встречных девушек, улыбавшихся вам, большой костёр, уложенный камнями, и тот плоский камень.       — Ты можешь называть это так, сестра моя, но для нас это больше, чем религия. Мы живем здесь, делаем подношения и совершаем безобидные ритуалы. Мы любим этот мир, людей и каждую зверушку в этом лесу, — София повернулась к вам, когда вы остановились возле шатра. — Вам предоставят еду и одежду, будьте нашими гостьями.       Мысли о еде подбодрили тебя. Но ты не успела воспротивиться, когда вас протолкнули внутрь шатра. Сумрак сразу ударил в глаза, ты отступила, но почувствовала себя увереннее, когда ощутила, что Талия все ещё сжимает твою руку.       — Проходите, — негромкий голос, словно загробный, мрачный и неживой, принадлежал невысокой смуглой девушке. Длинные тёмные волосы были сплетены в косы, голову венчала корона из засушенных цветов и веток. В отличие от всех встреченных дев, её кожу накрывала лёгкая тёмная ткань, просвечивающая прекрасные изгибы молодого тела. Её глаза были подведены чёрной краской, на щеках и лбу красовались чёрные отметины в виде лепестков. Но, возможно, это были просто несуразные круги. На её руках были браслеты из травинок и листьев, а на шее — деревянный амулет с изображением дерева. Она двигалась медленно, плавно, точно танцуя. Чёрные глаза её, сверкающие в полутьме, выражали глубокое знание и великую грусть. Жестом руки она посадила вас на подушки подле себя. Ты вздохнула с облегчением, когда опустилась на мягкое оперение. — Дева, которую возжелал собственный брат, и её верная спутница, на судьбе которой одно только горе.       Ты смутилась. Талия поёрзала на подушке, недовольная тем, что её судьба обязана быть горькой. Она мысленно сравнила эту неизвестную с дешёвой гадалкой, которая говорит одни и те же фразы всем встречным. Хотя, объективно говоря, с вами она угадала.       — Вы ищете крова? Помощи? Ответов?       — Скорее, первое, — призналась ты. — Мы сбежали, нам некуда идти.       — Вы можете остаться здесь столько, сколько пожелаете. Все мы равны перед ликом Её, — она опустилась на колени, сидя напротив вас. — Я ждала вас, — но ваше недоумение позволило ей продолжить. — Я видела сон, в котором Великая Мать говорила со мной: она знала, что вы придете. В смятении, страхе и неведении, маленькие одинокие девочки, — она придвинулась к тебе. Ты замерла, Талия дёрнулась, — Твою голову покроет золотая корона, но сердце облачится в броню. Как только ты подаришь Королю наследника, твои муки прекратятся, — и, оставив тебя в замешательстве, она придвинулась к Талии. — Уличная бродяжка, попавшая во дворец по милости…       — А ты чем лучше, фанатичная колдунья? — Талия повысила голос, давая эмоциональный отпор тому, кто напомнил о неприятном прошлом.       — Это святое место, здесь не кричат, — жрица поднялась на колени. Её лица коснулась странная горечь. — Я тоже была на улице, как и ты. Но меня спасла не королевская милость, а вера. Мне явилась Она и поведала мне Суть. С тех пор я воспеваю свою Богиню и рассказываю своим сёстрам то, что вижу. И я вижу, что ты навеки останешься подле своей госпожи, я вижу, что ты будешь чтить её память, и её имя останется святым для тебя. Я вижу, что ты пройдешь с ней её дорогу и продолжишь путь с её дитём.       Талия перевела на тебя растроганный взгляд. Ей понравилось это предсказание. Ты сжала губы, подавляя улыбку. Ты поняла не всё, что сказала жрица, но поняла то, что родишь сына для короля. Речь идёт о том короле, которого недавно прогнал твой брат? Значит, войны не избежать?       В шатёр вошла София с подносом, на котором лежали хлеб и фрукты. За ней вошла другая девушка, незнакомая вам, на её подносе было ароматное мясо и графин с вином. Третья девушка принесла вам платья, подобные их.       — Мы едим мясо только во время обрядов, но вы наши гостьи, — объяснила жрица, подавшая вам еду. — Пока вы трапезничаете, я продолжу рассказ. София, сестра, они будут спать у меня, — светловолосая кивнула и покинула шатёр. С улицы дул вечерний холодный ветер. Жрица взяла с подноса яблоко и надкусила его. — Наша Богиня — наша общая Мать. Она не породила нас, но приняла и дала смысл жить после всех бед, что упали на нашу судьбу. Она оберегает нас и это место: сюда во веки веков не ступит нога мужчины, не разорит наши сада и не надругается над нашими сёстрами. У нас всегда урожайно и тепло, мы всегда сыты и довольны. Мать заботится о нас и нашем счастье.       Забыв про манеры, ты ела мясо руками, поднимая глаза на жрицу и не переставая её слушать. Ты хотела ей верить, но нечто в религии постоянно отталкивало тебя, ты была рада за девушек, зная, что они продолжают жить и радоваться, но не понимала их, не веря в их божество. Это нормально, когда впервые сталкиваешься с чем-то ранее неизвестным. Талия разделяла твои чувства.       — Когда вы переоденетесь, я отведу вас к нашему Святому Древу.       Талия помогла тебе одеться, как делала это постоянно, пусть сейчас ты впервые ощутила странную неловкость. Когда вы надели белые короткие платья, ты узнала, что обуви вам не предоставили, а все девушки ходят здесь босиком. Вам тоже пришлось оставить туфли.       Вы вышли из шатра, и в нос сразу же ударил запах горящей травы. Ты насторожилась, но жрица оставалась холодной, она кивком головы показала на девушек, стоящих возле костра: те поджигали цветы и танцевали с ними между шатров. Одна из них почти подбежала к вам.       Вы шли старой узкой тропой, лежащей по холму. Деревья здесь росли только в низовье, и ты не понимала, к какому из них вас ведёт жрица. Путь занял всего около двух минут, но, ступив на влажную траву, ты подняла глаза и замерла, словно не веря своим глазам.       Неподалёку, раскинувшись могучими корнями, стояла вишня. Роскошные тяжелые ветки её облюбовали птицы, а миллионы розовых лепестков украшали дерево, словно невесту. Жрица ступила первая. Её хладнокровный взгляд сменился на восторженный, губы дрогнули в улыбке. Она прикоснулась к тёмной коре и вздохнула.       — Мать рада вам, — вы подошли ближе и с неким уважением склонили головы перед древом, но жрица заметила ваш жест. — Мы не рабыни, чтобы склонять головы. Наш взор направлен в Небеса, пока мы на Земле. А когда воссоединимся с Ней, то вечно будем смотреть на Землю, вспоминая о жизни.       Порыв ветра заставил ветви затрепетать. Но холода ты не чувствовала.       Повинуясь порыву, ты тоже прикоснулась к стволу. Нечто теплело внутри себя, и ты ощутила, что неведомая сила в ответ сжимает твою ладонь.       — Меня зовут Кирса — это значит «вишнёвое дерево». Так меня нарекла Великая Мать, своё ложное имя я давно позабыла, — жрица сорвала цветок и вплела его в твои волосы. Ты вспомнила, как однажды вплела вишневый цветок в волосы брата. — Завтра вам придется вернуться — так сказала Она. Близится потеря, но и обретение. Вы не птицы в золотой клетке, ведь в любой момент сможете согнуть прутья, вас окружающие. Вы не обречены, пока вместе. Пока верите, — Кирса взяла тебя за руки. — Ты будешь править, и править достойно. Ты склонишь голову, но всего единожды, чтобы потом гордо поднять её. Ты пойдешь на унижение, но не попадешь в лапы безумца; все, окружающие тебя, будут желать твоего провала, но двое: самый верный и самый могущественный — сделают всё, чтобы помочь твоему счастью случится. Никому не верь, кроме них двоих.       Талия опять сжалась. Она боялась, что речь идёт ни о ней. Жрица развернулась.       — Ты никогда не забудешь добро и будешь добра к той, что дала тебе веру. Иди с ней рядом, будь её опорой. Наставь на истинный путь, когда она с него свернёт, — жрица бросила твои руки и подошла к Талии. Она сняла со своей шеи деревянный амулет, — Храни этот амулет. Ты узнаешь, когда придет момент, чтобы использовать его.       Вы гуляли и веселились с девушками до темноты, пока за горизонт не село Солнце, и не взошла белёсая Луна. Вас расположили в шатре жрицы, как та и говорила; пёстрые тёплые одеяла приятно щекотали кожу. Вы с Талией улеглись вместе, положив головы на одну подушку. Только жрица не легла с вами: девушки рассказали, что еженощно та проводит обряды на добрые сны, и сама ложится к утру. Тебе подумалось, что эта Кирса, пусть и загадочная, очень любит своих сестёр.       Перед сном вы долго разговаривали о прожитом дне и рассуждали, как вам объяснить свой побег. С одной стороны, ты могла просто сказать, что тебе захотелось свободы, и ты, взяв свою «служанку» убежала в город. Но сюда совсем не клеится убийство невиновного стражника. Сердце вновь закололо, когда ты вспомнила о поступке Талии. Стало ужасно совестно и горько, ты подавила подступающие слёзы.       — Можно сказать, что это я Вас похитила. И стражника ведь я убила.       — Даже не думай, — прошептала ты. — Они убьют тебя.       К сожалению, прекрасная идея на сон грядущий так и не явилась: вы решили только одно — держаться вместе до конца. К тому же, Кирса не предсказала вам того, что вас накажут за побег. Наоборот, она (и её Мать) советуют вернуться.       Ты сама не заметила, как уснула. Сильный эмоциональный шок, пережитый сегодня, и общая усталость давали о себе знать. Ты не помнила, видела ли ты сны, как было это раньше: порой несуразные картинки, несвязанные события, что-то весёлое или страшное — ничего из этого не было.       Ты проснулась совершенно осознанно, чувствуя каждую клеточку своего тела и будучи полностью способной к рассудочной деятельности. Талии рядом не было, и ты вскочила на ноги и выбежала из шатра, чтобы найти её. На небе сияли миллиарды звёзд, и ночная синева приятно ласкала взгляд. Ты бежала между шатров, вокруг костра, подбежала к камню — никого и нигде.       Не могли ли девушки уйти куда-то? Или они все спят по шатрам? Тогда где Талия, которая обещала, что всегда будет рядом?       И ты услышала голос. Мягкий, трепетный, переливающийся, точно радуга. Нечто внутри тебя потеплело, и ты, повинуясь зову, пошла на голос. Он пел. Странную, невнятную песню, скорее, этот мотив совершенно не знаком тебе, слов же ты не разбирала. Поднимаясь по холму, ты осознала, что идёшь к Святому Древу, к той старой вишне. Одна, глубокой ночью, не зная местности. Но ты совершенно не боялась: на месте страха была не заинтересованность или любопытство, было ощущение чего-то родного и приятного. Точно ты шла на голос матери, который никогда не слышала.       Возле дерева стояла высокая худая фигура. Тёмная пелена, окружающая её, не давала разглядеть одежду — но ты была уверена, что не видела этого человека раньше. Чёрные вьющиеся волосы словно парили по воздуху, они крутились и выпрямлялись, разлетаясь в разные стороны и вновь сходясь. Ты подошла ещё ближе. Фигура дернулась и развернулась на тебя. И ты увидела её лицо. Большие зелёные глаза, точно изумруды, сияли в чёрных глазницах. Бледная, абсолютно белая кожа, белые губы и белые ресницы. Длинные белые руки накрывала чёрная шаль, а лёгкая юбка струилась от каждого движения Её.       — Дитя моё, — Её губы не двигались, но ты слышала дивный голос в своей голове. Фигура не шла, она плыла. И только она подплыла к тебе, вишнёвые цветки на дереве разгорелись ярким пламенем, точно пожаром. Цветки сложились в почки, почки — в ветки, ветки стали оседать и выпрямляться. Дерево оскудело, уменьшилось и вскоре превратилось в росток. — Такая радость видеть тебя в моём доме.       Её белые руки накрыли твои плечи. Но ты не чувствовала прикосновений, только невесомое холодное трепетание, словно воздух.       — Великая Мать? — спросила ты, выговаривая каждую букву с большим трудом. Она слабо улыбнулась, в её драгоценных глазах читалось расположение. Она приобняла тебя за спину и развернула к поляне с шатрами, которая хорошо просматривалась с этого холма. Но вместо поляны ты увидела замок, окруженный высокими стенами. А на самой высокой башне тлел огонёк в маленьком окошке.       — Пока женщины разговаривают, мужчины вершат историю, — насмешливо рассказала Мать. — Взгляни, дитя. Безумие, охватившее мальчика, надоумило его на столь страшный поступок.       Не прошло и секунды, как вы оказались в просторной комнате внутри замка. Спальня короля — твоего отца. Роскошная обстановка как нельзя сильно бросалась в глаза — убранство несколько изменилось с твоего последнего пребывания здесь. Свечка, горевшая на окне, слабо освещало лицо лежащего в постели отца. Бледный, больной, он едва дышал. Ты испугалась, что видишь будущее своего родителя, но Великая Мать подтолкнула тебя к кровати.       — Он не видит. Мужчины слепы, когда дело касается Сути, — ты невесомо коснулась лба короля. Ощущение сильного жара поцеловало твою ладонь. - Он в предсмертной агонии. Исчезновение дочери совершенно сломило его.       — Это всё моя вина? — ты почувствовала слёзы на своих щеках.       — Нет, — в комнату прошёл ещё кто-то, но ты не увидела его лица из-за полусумрака. Король привстал на локтях, его измученное лицо совершенно исказилось. Страхом.       — Сэйджуро, сынок, — слабый шёпот, уходящий в хрипение, встретил прибывшего. Юноша присел на край кровати, не обращая ни на тебя, ни на Мать, ни малейшего внимания. Они вас не видят. — Ты нашёл её? Хоть что-нибудь узнал?       Но лицо брата вновь оставалось холоднее металла. А разные глаза его воплощали огненную ярость. Он молчал, и отец совершенно размяк. Он что-то причитал, молился, плакал. Ты тоже не сдерживала слёз. Хотелось, чтобы всё это пропало, и ты бы ринулась во дворец посреди ночи, лишь бы увидеть и успокоить отца. Ты закрыла лицо руками.       — Смотри, дитя, — ты подняла глаза на Мать. — Прощайся. Но в его страданиях лишь часть твоей вины: его сморила болезнь. А в его смерти… — ты сжалась. Мать вытянула палец и указала на твоего брата. — Вина Безумия, Похоти и Могущества.       И, словно дождавшись сигнала, твой брат склонился над отцом.       — Прости, папа, — не меняя интонации, сказал он. Старый король принял это иначе, он закивал, не делая виноватым своего сына в исчезновении дочери. Он же столько сил прикладывает, ищет её. Но принц извинялся ни за это. Он вытянул одну из подушек из-под головы отца и накрыл ею его лицо. Старый король начал дёргаться, сопротивляться, хватал сына за руки, пытался закричать, но обессиленное тело едва ли слушалось его.       — Пусти его! Пусти! Не смей! — ты кинулась к родителю, пытаясь оттолкнуть брата. Но в мгновение всё исчезло. Только слёзы остались на твоих щеках. — Что это? Зачем мне на это смотреть? — взмолилась ты.       Старая вишня цвела, как ни в чём не бывало. Ветер нарастал. Великая Мать, склонив голову на тебя, коснулась ладонью твоей щёки, смахивая слёзы. Но ты вновь ничего не почувствовала.       — Это правда, которую ты должна знать. Завтра во всём королевстве поднимут траур по умершему от болезни королю. А его единственного сына посадят на трон.       — Так, значит, это… по-настоящему?       — Ты поверишь мне, если завтра эта вишня даст плоды? — ты посмотрела на розовые цветки. — Пойми, дитя. Я всегда буду оберегать тебя — от всех бед и покушений. Только от самой себя сберечь не смогу.       — Что мне делать? — собственный жалостливый шёпот нагонял невероятную тоску. Чудный голос отвечал тебе.       — Верить. Быть сильной. Не бояться. Я всегда рядом — в твоём сердце, — она улыбнулась. — Я так люблю тебя, моё дитя.       И она растворилась, оставив тебя наедине со всем тем, что тебе довелось узнать.       Ты резко проснулась и сразу вскочила, Талия ещё спала, а сквозь ткань шатра к вам стремился утренний свет. Ты выглянула на улицу и обомлела: девушки были тут, весёлые и прекрасные. Они смеялись и разговаривали, зажигали костёр, готовили общий завтрак. Ты неспешно ступала по траве, осматривая привычную для этой поляны обстановку. На душе было неспокойно: из головы не выходил твой сон.       Опомнившись, ты ринулась на холм, где ветвистая вишня дала первые алые ароматные плоды.       И ты поверила.       Девушки спешили срывать ягоды, хотя ты знала, что они ещё не созрели. София рассказала, что эта вишня даёт урожай всего на один день в году, и в течение этого дня они невероятны вкусные и совершенно безвредные. Если сорвать их на второй день — они ранят хуже любого ножа, вызывая сильное отравление. А самая последняя сорванная ягода способна убить любого, кто её съест, действуя страшнее самого сильного яда.       С Талией вы принесли горсть ягод Кирсе, ведь та оставалась у себя в шатре. Когда вы пришли, она расчёсывала свои роскошные волосы.       — Я могу узнать, сестра? — начала ты. Жрица подняла на тебя свои чёрные глаза. — «Самый могущественный» — это Великая Мать?       Та категорично покачала головой.       — Она ни за что не стала говорить о себе в мужском роде.       Ты была взволнована, пытаясь до последнего отгонять навязчивые мысли об увиденном. Ты рассказала всё Талии в присутствии жрицы, и последняя призналась, что знала об этом, об этой потери она тебе и говорила. Талия же принялась тебя успокаивать. Пусть она плохо знала короля, ей было жаль тебя, как человека, лишившегося обоих родителей. Ты бы плакала в её объятиях хоть всю вечность, но вспомнила, что сегодня вы должны вернуться во дворец.       Пришлось надеть старую одежду, которую хозяйственные девушки привели в нормальное состояние, и попрощаться с теми, кто стали тебе сёстрами.       София приняла твои объятия с энтузиазмом, она крепко сжала твою спину и горячо поцеловала в щёку, когда ты отстранилась. Кирса же оставалась сдержанной. Она взяла тебя и Талию за руку.       — Вы вернетесь: я знаю. Королева и её Первая Помощница. Да хранит вас Великая Мать.       Вы ушли в полдень. И ваш обратный путь занял куда меньше сил и времени, чем в первый раз. Ты вспомнила, как не хотела возвращаться домой, и внутри всё сжалось. Ты словно изначально ощущала это — странное чувство чего-то надвигающегося. Чего-то, перед чем ты не в силах устоять.       Вы попали на территорию дворца, но вас едва ли окружили вниманием и потоком вопросов, никто не накинулся, переживая за твою сохранность. Оно было объяснимо: Король умер. На самом деле умер. Когда ты вновь об этом подумала, слёзы непроизвольно полились из глаз. Так, в беспамятстве, ты добежала до покоев отца, увиденных во сне. Всё ровно так, как тебе виделось: совершенно бледный, даже желтоватый, отец, лежавший в роскошной постели, окруженный советниками и близкими друзьями.       Возле головы старого короля стоял твой брат.       Все обернулись, когда ты показалась в проходе, и расступились, давая тебе подойти к отцу. Ноги подкосились от странного чувства. От чувства того, что перед тобой лежал труп родного человека — отца. Единственного, кто мог помочь тебе. Может, это он являлся «Самым могущественным»? Только он уже не сможет ничего сделать. Даже обнять тебя.       Ты разрыдалась и кинулась к отцу. В мыслях держалось только одно: будь ты здесь, этого бы не произошло. Не убеги ты, он бы не умер. Не убеги ты, не случилось бы самого худшего. Не убеги ты, ты бы не встретила Великую Мать, не узнала Сути.       Стало немного легче. Но ты задрожала, когда почувствовала руки брата на своих плечах. Он приобнял тебя, поглаживая по спине, а ты судорожно всхлипывала. Не зная, от чего больше — от горя или страха перед неизведанным.       Причиной смерти старого короля назвали, разумеется, тяжелую болезнь, мучившую его на протяжении долгого времени. Твое исчезновение ускользнуло от внимания общественности и так, естественно, было даже лучше.       Близилось самое худшее: похороны, сопутствующие ритуалы, восхождение на престол нового короля — твоего брата. Ты сокрушалась всякий раз, когда думала о том, что рано или поздно он заговорит о вашем браке. Только Талия находила способы успокоить тебя, и только ранним утром ты засыпала в её объятиях, зная, что она — одна из двух, кому тебе велела доверять Великая Мать.       И он заговорил.       Вы остались почти наедине после поминального обеда, когда проводили всех советников и приближенных к короне. До коронации Сэйджуро оставалось девять дней.       — Сестра, — позвал он, возвращая тебя из своих мыслей. Ты сжалась, стоя возле окна и прижимая к груди белоснежный платок. Глаза, красные от слёз, чёрное одеяние — всё выдавало в тебе действительно безутешную дочь. Пока слуги уносили посуду, мельтеша перед глазами юного принца, ты старалась держать между вами дистанцию. Но он подходил всё ближе. — Есть нечто, что я могу обсудить только с тобой.       Ты кивнула.       — Совсем скоро я стану самым могущественным в этом королевстве. Мне нужна будет твоя поддержка.       Твои глаза резко расширились: неужели, твой брат, убийца вашего отца, новый король и твой будущий муж — тот, кому ты можешь доверять? После всего, что он сделал? Ты решила не подавать виду, но точно не смогла забыть об этом, а после обратиться за советом к Кирсе. Она наверняка знает.       Ты вновь кивнула, стараясь улыбнуться. Сэйджуро выждал, пока слуги покинули просторную столовую и оставили вас наедине. По твоей спине пробежался холодок.       — Мне, как королю, нужна королева. Женщина, в которой я буду уверен, — его серьёзность пугала тебя. Ты стала понимать, почему отец всегда был напряжен и сдержан в его присутствии. — Такая есть только одна.       — Я не очень понимаю, что ты хочешь сказать, — растерянно пролепетала ты.       — Ты, — ты наигранно удивилась. Но так, чтобы не сильно. — Я делаю тебе предложение, — и он назвал тебя по имени, хотя до этого ты была ему только «сестрой». Ты поджала губы. — Ты можешь говорить, что это неправильно, и я пойму тебя. Но мы не можем противиться заветам наших прадедов: сохранить величие нашего рода. Кровосмешение — это не грех.       Его рука, облаченная в безжизненный холод перчаток, коснулась твоей щеки. Ты подавила в себе порыв дёрнуться. Хотелось взвыть или истерически рассмеяться.       — Я должна подумать, — слабым шепотом молила ты. Он кивнул.       Девять дней до коронации ты провела в истериках и плаче, выходя из своих покоев только для того, чтобы возлагать цветы на могилу отца. Его тело покоилось в фамильном склепе, но мраморная статуя, готовящаяся ещё при его жизни, находилась рядом со своими предшественниками — отцом твоего отца, его отцом и так далее. Ты приметила, что на этой аллее нет ни одной женской статуи — королев. Неужели они не были достаточно великими, чтобы заслужить почёт после смерти?       Ты написала письмо Кирсе и отправила Талию в культ. Она не хотела оставлять тебя, но понимала, что это важно для тебя. Она знала о том разговоре между тобой и жрицей, знала, что ты ищешь того, кому можешь доверять. Ты ждала Талию почти четыре часа, и за это время чуть ли не сбросилась с окна, переживая за неё и свою судьбу. Наверное, Сэйджуро уже устал ждать. Наверное, он может ворваться в твою комнату в любой момент, разнести здесь всё и взять тебя силой. Ты ужасалась собственным мыслям. Но помнила, что жрица видела тебя королевой. Ты обязана была согласиться.       Талия вернулась с ответом. На пергаменте было выведено всего одно предложение:       

«Тот, кто таковым является, сам себя и назовёт».

      Верно, ведь брат и назвал себя самым могущественным.       Ты дала ответ на девятый день после похорон — в день коронации — застав брата в своих покоях. Он был один, никого не подпуская помогать себе с одеянием.       Он не удивился твоему визиту.       Ты оставила Талию за дверью, хотя не хотела расставаться с ней ни на минуту. Брат позволил тебе приблизиться вплотную и застегнуть пуговицы на его шелковой рубашке. Белая, лёгкая, словно вата, она грела руки. Но твой разум оставался холоден — наверное, ты переняла это от него.       — Я согласна, — бездушным голосом изрекла ты, но он всё понял. И, перехватив твою руку, сжал её.       Обряд коронации и сопутствующие празднества прошли для тебя в тумане. Ты всё думала, как быстро оправилось королевство после смерти своего короля. Бездушный мрамор на аллее — лишь малая часть истинного признания; ты решила, что, будь король воистину великим, он был бы бессмертен для своего народа. Память о нём была неприкасаема и непоколебима. И это только ты, как его дочь, должна целый год носить траур, а все его приближенные и подданные — уже вовсю чествуют нового короля.       Мысли о свадьбе не покидали твою голову, пусть пока брат молчал об этом. Каждый раз, когда вы встречались глазами, ты содрогалась, словно он прямо сейчас объявит о том, что скоро женится. На собственной сестре, чёрт его дери.       Ты слышала, как о браке короля постоянно говорили его советники, советовавшие ему поторопиться с этим. А он, гордо восседая на роскошном троне, лишь усмехался.       Тебя это злило. Тебе едва ли хватало решимости и самообладания, чтобы не накинуться на него с обвинениями, не придушить его собственными руками. Он убил вашего отца. Он не достоин сидеть на его месте.       Но Сэйджуро был с тобой так же мягок, как и в день вашего расставания, как тогда, когда он избавил тебя от общества герцога. Его глаза не были так холодны, как обычно, он старался успокоить тебя, замечая твои вновь и вновь слезящиеся глаза, постоянно держал тебя за руку. А на следующий день после коронации, когда основная часть празднеств ещё не прошла, он подарил тебе подвеску с искрящимися на Солнце камнями.       Цепочкой с этой подвеской ты однажды задушишь его.       Ещё через неделю, когда новый король собрал совет впервые после коронации, он сообщил приближенным о том, что намерен жениться. Все его поддержали. Но, когда он сказал о том, что женится на сестре, говор моментально утих. Кто-то посмеивался, кто-то осуждающе промолчал, кто-то неопределенно пожал плечами. Только ты, стоя за специальной перегородкой, от злости сжала кулаки. Ты будешь доверять ему, сделаешь всё, чтобы он доверился тебе. Но однажды воткнешь нож в его спину. Когда он не будет ожидать этого. Когда будет уверен, что абсолютно счастлив.       Он за всё поплатится.       Никто не смел перечить королю — голова ещё дорога. Ты чувствовала, каким прожигающим взглядом брат смеряет восемь важных стариков, восседающих на стульях. И эти люди управляют целой страной? Наверняка они носу не кажут из своих позолоченных карет, затыкая ноздри шелковыми платками, чувствуя вонь с улиц. Это гниют их сердца. Сердца, которые ты будешь есть на завтрак, обед и ужин, используя нового короля. Ты изменишь это королевство и этих людей.       И пусть тебе не поставят статую, благодеяния Святой Королевы будут жить в человеческих сердцах.       Мать наставила тебя на истинный путь, даровала Волю, и теперь ты воспользуешься даром с умом. Унизишься один раз, чтобы потом взмыть, как птица.       Подготовка к свадьбе шла сумбурно, в ускоренном темпе. Ты не знала, к чему такая спешка, но подбадривала себя тем, что, чем быстрее это начнётся, тем быстрее и закончится. Скоро ты станешь законной королевой.       Стоя возле алтаря в удивительно красивом белом платье, ты замерла, словно статуя, чувствуя братский поцелуй на своём лбу. Что-то внутри тебя моментально смягчилось. Он не притронется к тебе? Если это так, то ты не будешь к нему столь жестока, как планировала изначально. Наверное, ты действительно слишком плохо о нём думала. Наверное, он действительно просто не доверяет другим, чтобы жениться на ком-то другом. Отношения между вами не изменятся, просто вы будете законно правящей династией.       Но ты вернулась к первым мыслям, взволнованная, напуганная и обозленная, когда вы остались одни в главных королевских покоях, где даже твой отец уже не спал несколько лет из-за болезни. Ты надеялась, что тебе не придется делить постель с братом. Да, вы родственники, но он — другого пола. Он вообще весь другой. Не тот милый мальчишка, с которым ты прощалась со слезами на глазах.       Ты сидела на краю кровати, смотря в одну точку. Хотелось расплакаться в объятиях Талии. Или хотя бы просто расплакаться. Брат стоял возле окна, смотря на далёкие звёзды. Он не шевелился и не подавал голоса. Ты думала, что это хорошо, но тишина пугала тебя.       — Я пойду к себе, — ты привстала с кровати, пользуясь замешательством Сэйджуро, чтобы быстро покинуть комнату.       — Сядь, — его приказной тон пугал тебя. — Это не всё.       Всё внутри тебя сжалось и затрепетало. Больше не хотелось слушать эту тишину и сидеть здесь, боясь собственных мыслей.       Брат отошёл от окна и сделал несколько шагов в твою сторону. Одним движением он снял наплечники, скинув длинную королевскую мантию. За ним опустился крест, как символ религиозности короля, и корона, оказавшаяся на столике. Он сделал еще несколько шагов к тебе. Ты отодвинулась.       — Не надо, — слабо взмолилась ты. — Я же твоя сестра.       Он рывком уложил тебя на кровати, сжимая твои запястья над твоей головой и склоняясь над твоим беспомощным телом. Ты чувствовала невероятный жар. И страх.       — Ты — моя королева.       Ты выла, когда он рвал твою одежду. Плакала, когда он прижимал тебя к себе. Прикусывала язык, за болью чувствуя нечто отдаленно приятное. Ты не отбивалась, зная, что это не поможет, но жмурилась всякий раз, когда его губы касались твоих, когда он силой раздвигал сжатые челюсти. Неприятное отторжение происходящего окутывало тебя вперемешку с гневом, бессилием и страстью. Тебе было стыдно признавать, что тебе это нравится. Нравится, как он ласкает твое тело своими руками, как заставляет тебя прогибаться под ним, как целует твою кожу.       В ту ночь ты ненавидела его и любила больше, чем когда-либо. И несколько раз просыпалась в адском гневе, занося подушку над лицом спящего мужа, желая задушить его раз и навсегда. Но, в слезах и отчаянии, ты сжималась в комок и отодвигалась как можно дальше, желая только одного — смерти.       Наверное, ты бы не выдержала такой муки, если бы ночью опять не проснулась от приятного пения. Мотив казался тебе отдалённо знакомым.       Поднявшись с кровати, окутанная в одеяло, ты обнаружила отсутствие брата и сразу поняла, что примешь у себя самую важную гостью.       — Не кручинься, дитя. Ты сделала сложный выбор, решившись на этот шаг. Но теперь самое страшное позади.  — её убаюкивающий голос заставляет тебя расплыться в улыбке. Невесомое касание рук Матери придает тебе сил. — Будь уверена в том, что я сберегу тебя от бед. Будь уверена в том, что твои дети будут здоровы. Я благословлю их: и их никогда не коснется судьба, подобная твоей.       — Дети?       — Двое. От него, — изумруды презрительно блеснули в сторону смятой постели. — Приходи в мой дом на пятый день после того, как почувствуешь сильные материнские боли, — на лбу ты ощутила тёплый поцелуй Матери. — Я так люблю тебя, моё дитя.       Ты проснулась в странном расположении духа, но в полном одиночестве — и это не могло не радовать. Судорожно накинув на себя ночную сорочку, ты окинула взглядом постель — на белоснежной простыне виднелось алое кровавое пятно. Ты с отвращением закрыла его одеялом.       Когда ты заходила по комнате, к тебе ворвалась Талия. Заплаканная, бледная, словно неживая. Ты кинулась в её объятия и расплакалась, вспоминая каждую подробность прошедшей ночи. Тебе было стыдно, страшно и больно.       — У меня тоже был мужчина, — резко начала Талия, укачивая лежачую тебя, словно ребёнка. — Мне было лет одиннадцать. Он словил меня в порту и…я не особо помню. Было очень больно, но я ничего не понимала. А потом он дал мне три апельсина. И они были такие кислые.       Ты обняла её крепче.       — Я обещала тебе другой жизни, а вместо этого мы вместе только страдаем.       Она хохотнула.       — Зато вместе.       Ты узнала, что король проводит приёмы в тронном зале, как делал отец. К нему приходили представители разных сословий и рассказывали о своих проблемах или предложениях для реформаций. Обычно эти приёмы проводились для вида, и ничего из услышанного не исправлялось и даже не принималось во внимание. По бокам от короля восседал совет, который якобы записывал принятые решения. Ты, естественно, не обязана была присутствовать на подобном заседании, но решила послушать, каковы проблемы у твоего народа, и чем ты можешь им помочь.       — Умоляю Вас, Ваша Милость, — бедно одетая девушка, сидя на коленях перед королём, сжимала на руках младенца. — Мой муж отказался от этого ребёнка и бросил меня, когда узнал, что я понесла от нашего феодала. Мне нечем его кормить и нечего есть самой. Пусть он что-нибудь выплатит, совсем немного — на еду, — она перешла на сдавленный плач, как плачут только рабы. — Ведь он имел на это право, а теперь я осталась без возможности на жизнь. Он взял меня силой, ведь за ним закон, а я…       Тебе было больно слышать её слёзы и смотреть, как она не поднимает голову, когда, унижаясь, просит всего пару монет. Ты ринулась к бедняге через главные ворота, минуя внушительное расстояние между входом и троном за несколько секунд. Талия держалась позади тебя, и с ней ты чувствовала себя увереннее. Когда ты подошла к бедняжке совсем близко, она повернулась к тебе, не поднимая глаз и продолжая плакать. На вид она была даже младше тебя.       — Ваша милость, — продолжила она, обращаясь уже к тебе. — Ребёнок не может расти в таких условиях.       Ты помогла ей подняться, придерживая ребёнка. Но она всё равно тянулась к полу, словно не привыкшая ходить прямо. Ты не могла найти подходящих слов, чтобы успокоить её, но знала, что можешь ей помочь. Можешь помочь тысячи девушкам, попавшим в такое положение.       — Я знаю место, где тебя примут, — шепотом сказала ты, приобнимая девушку. А потом, набрав в лёгкие воздуха, приняла самый решительный голос, который только могла. — Нам необходимо отменить Право первой ночи.       Советники разлились хохотом, и ты перевела на них обиженный взгляд. На короля же, вызывавшего у тебя лишь презрение, ты старалась не смотреть. Ты почувствовала, как заалели щёки, когда один из совета, грузный толстяк, заговорил, обращаясь к тебе:       — Простите мою дерзость, Ваша милость, но мы не можем отменить многовековую традицию. К тому же, по необдуманному желанию женщины…       — Помни, с кем говоришь, — разразился разъяренный голос, и толстяк моментально заткнулся. Все посмотрели на поднявшегося с трона короля. Каждое последующее слово он выговаривал с нажимом, используя всю свою властную холодность. — Это — твоя Королева. А если ты или кто-то другой до сих пор не усвоил данный факт, — он вооружился мечом, и внутри тебя что-то приятно сжалось. Хотя, возможно, советник задевает самолюбие короля, дерзко обращаясь с его женой. Что-то смутно тебе верилось в то, что король испытывает к тебе такие нежные чувства, что так разозлился от грубости в твой адрес. — Тому идиоту я отрежу язык, чтобы он не посмел даже извиниться, и выколю глаза, чтобы преподать урок другим.       — В-ваша милость, — затрепетал толстяк, вставая со своего стула и складывая руки в молитвенном жесте. — В-ваша милость, да я же… со всем уважением…       Король спустился с возвышения, на котором располагался трон, и подошёл к тебе, державшей в объятиях бедную девушку. Та совсем не понимала, что происходит, и что ей делать, кому молиться. Ты, впрочем, разделяла её позицию и смотрела только на Талию, которая не рискнула подходить после твоего жеста. Холодный пот от волнения и напряжения скатился по твоей спине.       — Не сегодня и даже не завтра, но очень скоро, пока мне принадлежит этот трон и всё, что находится в этом королевстве, я отменю это дикарское право. Такие, как вы, недостойны подобных почестей, — никто не рискнул перечить королю, в зале сохранилось беспокойное молчание. Когда он договорил, вернув меч в ножны на спине, ты взяла девушку под руку и повела из тронного зала. Ты боялась, что брат остановит тебя, но он ничего не сказал.       Только оказавшись в светлом холле, ты смогла перевести дыхание. И решила, что это так оставлять нельзя; Великая Мать была права, эти люди желают твоего провала, но Сэйджуро защитил тебя — и это вызывало лишь горькую усмешку, но ни доли благодарности или признательности. Ты попросила Талию позже отвести девушку в культ, где, ты знала точно, о ней позаботятся. Но помощь одной бедняжке не соизмерима с тысячью страдающих сейчас: бедность, голод, несправедливость — ты сталкивалась с этим всего два раза: когда спасла Талию и когда вы проходили через переулок, облюбованный нищими. Теперь ты понимала, что являешься единственным человеком, способным, если не изменить кардинально, то значительно улучшить положение тех, у кого нет прав, обездоленных и всеми забытых.       Ты планировала поговорить об этом с королём, хотя в душе сохраняла к нему дикую ненависть. Если он — тот, кому ты можешь доверять, значит, ты пересилишь себя и выдавишь из себя улыбку на сегодняшнем обеде. Значит, ты будешь с ним милой и уважительной. Значит, ты позволишь ему вновь сделать с тобой что-то плохое. Только однажды ты обязательно воздашь ему по заслугам. Однажды — обязательно.       Вечером, когда вы вместе ужинали, ты пожалела о том, что отпустила Талию в культ, а сейчас страдаешь в напряжении перед внимательным взглядом короля.       Кусок не лез в горло, когда ты вспоминала о людях, просящих милостыню возле ворот замка. Интересно, кого-то когда-то волновало то же, что и тебя сейчас? Хоть что-то было сделано для того, чтобы помочь другим людям, а не набивать собственные животы?       — Эти старые ублюдки мне надоели, — спокойно отозвался король, и ты подняла на него взгляд. Он говорил размеренно, но сохраняя обозленный тон на тех, о ком он говорил. — Это не совет, а сборище развратников и идиотов.       — Так расформируй его, — почти ласково, покладисто ответила ты. Он усмехнулся. Ты тоже.       — Знаешь, что говорил отец на этот счёт? Мы короли, а не боги, — он сложил руки в замок, смотря прямо в твои глаза через длинный дубовый стол. Внутри ты сжималась, пусть и выглядела спокойной. — Но я с ним не согласен. Если они поднимут свои мерзкие головы — я отрублю их.       — Так отруби, — не меняя тона сказала ты. Он вновь усмехнулся, а ты поднялась со стула и приблизилась к мужу, приобнимая его со спины. — Только мне ты можешь довериться, — посмелела ты, когда он положил на твои руки свою ладонь. — Я могу стать твоим советником.       — У тебя есть какие-то идеи? — понизив голос, спросил он. — Раз уж сегодня я выслушиваю всех недовольных.       — Разумеется, — внутренний голос советовал быть менее напористой, подходить к делу постепенно. Но ты боялась, что его расположение ускользнет от тебя, и ты потеряешь единственный шанс. — Эту страну необходимо изменить, чтобы она стала такой же сильной, как её правитель. Начнём с низов: построим новые школы, приюты и гостевые дома. Ты ведь знаешь, люди неодобрительно приняли наш греховный брак, почему бы не задобрить их? Отец редко делал что-то для людей, а мы должны показать им, что не такие, как он.       Он поднял на тебя глаза. В алом янтаре читалась и заинтересованность, ­ и беззлобная насмешка. Наверняка, он считает, что ты ничего не смыслишь в политике. Пожалуй, так и есть, но ты куда более проницательная, чем он. Твой дух куда сильнее. И ты знаешь то, о чем невдомек сильнейшему королю. Суть.       — Я всегда помнил тебя самым добрым человеком, которого я знал. Воспоминания о тебе придавали мне решимости в учении, — ты приподнялась, отпрянув от спины брата. Зачем он это вспоминает? Тоска прошлого цепкими лапами сжала сердце, перед глазами встал образ умирающего отца. — Хорошо, я думаю, ты права. Завтра я расформирую совет на утреннем заседании, а потом, — он осекся, видя, что ты беззвучно плачешь. Он позвал тебя по имени.       Ты закрыла лицо руками и выбежала из столовой. Сердце обливалось кровью, в висках пульсировала истерика. Как ты можешь любезничать с убийцей вашего отца? Со своим насильником? С тем, кого ты будешь проклинать до конца своих дней?       Ты бежала по лестницам и коридорам, пересекая сквозные комнаты.       Ты оказалась в саду. Алый закат щипал глаза. И ты вспомнила ту ночь десятилетней давности, словно она была вчера. Словно не было всей той боли и страданий, что тебе пришлось пережить. И предстоит пережить. Сильный ветер сдувал слёзы, а в голове мутнело.       Ты рухнула в обморок, но почувствовала под собой опору.       Ты пришла в себя только на следующее утро, уложенная в кровать в своих новых покоях. Брата не было, и тебе полегчало. Ты сама не понимала причины подобной реакции, и не была готова отвечать на его вопросы. Тебе нужен был совет или поддержка, хотя бы время, чтобы перетерпеть те напасти, что тебя окружают.       Ты вскочила на ноги, но в глазах секундно потемнело, и ты замерла. На прикроватном столике лежало письмо, а на нём — белая роза. В школе тебя обучили языку цветов — бесполезному, казалось бы. Но сейчас ты определила, что оставленный цветок значит «искренняя, невинная любовь». Ты взяла его в руки, но сила внутри тебя подсказывала тебе, что убийца не сможет полюбить «искренне и невинно». В том, что письмо оставил брат, сомнений не было.       Он советовал тебе оставаться в покоях, потому что днём в замке начнется настоящее представление. Он писал, что убеждён в том, что с бесполезным мусором пора покончить раз и навсегда.       От чтения тебя оторвали только крики и возгласы с улицы, ты кинулась к окну и увидела беснующую толпу. Люди, с вилами и факелами, теснились возле стен замка. Страх сковал твое тело, и ты, услышав, как кто-то подходит к тебе сзади, спросила:       — Что там происходит?       — Его Милость задумал что-то недоброе, — ты услышала голос Талии и развернулась. Девушка взяла тебя за руку, успокаивая. — Он собрал свою стражу и весь совет на большом балконе.       Вы вместе смотрели на происходящее через небольшое окно, но толком и не увидели основных событий. Сначала ничего не происходило, но потом, под общий крик радости, вниз упал один из совета, и его растерзала толпа. Она накрыла его стихией, разорвала всю одежду и выдрала волосы, отрывая кусочек за кусочком. Нечеловеческий крик врезался в уши. Другой советник упал прямо на вилы. Третий — за ним. Люди радовались и смеялись, пока умирал, истекая кровью и крича от дикой боли другой человек. Зверское, отвратительное зрелище вызывало у тебя тошноту.       Талия придержала тебя, когда ты отшатнулась от окна, и зашторила его. В судорогах ты упала на кровать.       Он убил их, кинул толпе на растерзание. Наверное, самая никчемная и позорная смерть для тех, кто служил короне. Не простым людям, а именно королевской семье. Совет был опорой короля тогда, когда ему требовались деньги или люди в армию. За сыновей советников короли отдавали своих дочерей, чтобы сплотить между ними дружбу. Да, они пользовались своим положением и требовали постоянных почестей, но такой смерти не заслуживает даже последний монстр. Такой, как твой брат.       Целый день ты провела в своих старый покоях, слушая рассказы Талии о жизни культа. Сёстры уже по тебе скучают, а Кирса передала маленький подарок — и она передела тебе сверток с вишнями, собранными в первый день. Удивительно, что ягоды сохранили свою свежесть, наверное потому, что были благословлены Ею. В обед ты вновь уснула и проснулась за полночь, в объятиях мужа. Его крепкие руки гладили твою кожу, а губы трепетно целовали твой лоб.       Ты не рискнула выдавать свое пробуждение, но в ту ночь опять заносила кинжал над его грудью.       Следующие три месяца прошли для тебя в ускоренном темпе, но крайне продуктивно. Как бы ты не страшилась брата и его непредсказуемости, народ полюбил нового короля. Он действительно распорядился о постройке новых школ и больниц для простого люда, открыл новое производство для чеканки золотой монеты, чтобы у казны всегда были деньги. Он издал ряд действительно важных указов: по его обещанию, Право первой ночи было упразднено под чистую, а все, продолжающие его придерживаться, были казнены на гильотине; он лишил всех титулов тех, кому они достались от родительской славы, так, любое звание стало необходимо зарабатывать верной службой короне; так, происхождение перестало иметь значения — например, на пост верховного главнокомандующего взяли простого вояку из народа. Ты видела, как немолодой статный мужчина, чье лицо искажено многочисленными шрамами, как воспоминаниями о битвах, пустил скупую слезу. Впоследствии вы познакомились, и он рассказал, что всегда мечтал доказать короне свою преданность и теперь ужасно рад.       Ты же, Королева-Солнце, как тебя прозвали в народе, постоянно уходила в город, посещала приюты, играя с ребятишками, давала уроки в школах, спонсировала просветительную деятельность, привозила еду и одежду в особенно бедные кварталы. Ты знала, с каким отвращением встречали твои наклонности всякие фрейлины, видя, как ты возвращаешься в замок в грязном платье и без обуви.       Отношения с братом совершенно сгладились: вы виделись лишь по ночам, в греховной агонии, прижимаясь друг к другу разгорячёнными телами.       Но ты ни на секунду не забывала о том, что он сделал, и о том, что собираешься сделать ты. Ты не любила его, что-то внутри тебя упорно уничтожало любые чувства по отношению к мужу, кроме ненависти. Но ты уважала его. Как брата, как короля, как политика, как воина. Конечно, не будь всех тех событий, произошедших за последние десять лет, ты бы считала его самым лучшим мужчиной в своей жизни, даже когда бы вышла замуж за другого. Только вот, всё это есть. А вместо любви — всепожирающая чёрная ненависть.       Когда тебя стошнило после завтрака, ты насчитала пятый день после того, как ощутила это впервые. Где-то полтора месяца назад. Собравшись с силами и переодевшись в выходное платье, ты взяла с собой Талию и, сев в карету, умчала в культ.       Радости сестёр не было предела, они обнимали тебя, расспрашивали и кормили ягодами. Помимо Софии, Кирсы и той девушки с ребёнком — очаровательной девочкой, ты увидела ещё одно знакомое лицо.       — Равенна? — но она скрылась за разноцветным шатром. Талия кинулась за ней. Ты замерла, но через секунду услышала взвизг, и побежала на звук. Талия прижала Равенну сверху, уложив на землю, и кричала на неё, грозясь ударить. Сёстры разняли их не сразу, Талия оказалась слишком проворной в желании отомстить за тебя. Только когда ты взяла её за руку, она успокоилась.       Равенна объяснила, что её отпустил палач, сжалившись над ней. А она убежала в лес, где попала в культ, и Великая Мать приняла её, простив её грех. Бедная девушка ползала у тебя в ногах и извинялась, говорила, что не знала Сути, что глаза её были плотно сжаты, а теперь она сожалеет и сделает всё, чтобы искупить свою вину и вымолить прощение.       Но Великая Мать простила её, значит, и ты простишь. Повезло, конечно, что она тебя тогда не убила, но она — не тот человек, которого ты ненавидишь всем сердцем и душой.       — Сестра Кирса, — обратилась ты, когда вы с Талией вместе зашли в тёмным шатёр. — Великая Мать велела мне вернуться сюда на пятый день после женских болей.       — Да, — зная каждое твое последующее слово, расслабленно подтвердила она. — Ты ждешь ребёнка, — она осеклась. — Ребёнков, — и снова. — Детей.       Она прижала свою ладонь к твоему животу.        — Мать обещала, что дети будут здоровы. Значит, так и будет. Она благословляет их, даря свой божественный поцелуй, — она щелкнула тебя по носу. — Нечего волноваться.       Ты осталась в культе на ночь, не желая расставаться с сёстрами и покидать единственное место, где ты чувствовала себя в безопасности. Даже «женские боли» не мучили тебя, а никакая еда не вызывала тошноты.       Вернувшись в замок, ты сразу узнала о том, что Его Милость уехал с доброй половиной своего войска на границу вашего королевства с Шелковым — именно его король когда-то делал тебе предложение. Похоже, он сдержал своё обещание и решил напасть, пусть и не слишком своевременно. В одночасье тебя захлестнули противоречащие эмоции: ты была рада, что в ближайшее время не увидишь брата, взволнована грозящейся войной и переживала за своё положение, оставшись без могущественного покровителя. Конечно, ты полюбилась народу, и маловероятно, что они смогли бы напасть на представителя королевской семьи, но, беременная, ты чувствовала себя особенно беспомощно.       С каждой неделей твоё состояние ухудшалось: ты не могла есть, тебя постоянно тошнило и клонило в сон, адские боли преследовали тебя. Брата не было уже два месяца, и всё это время страной управляла ты, зная, что на границе идут кровопролитные сражения. Твой брат слишком горд, чтобы заключить перемирие — и это в нём явно от отца.       Тебе было неимоверно сложно: ты всё так же не разбиралась в политике, пусть и старалась изо всех сил. Каждый день к тебе приходили люди и рассказывали о своих проблемах, только теперь ты не могла воспользоваться советом и спихнуть эту обязанность на них — ведь ты «упразднила» его руками своего брата.       Наступила зима — брата не было уже вот полгода, но он высылал с воронами приказы о тяжелом военном положении, а тебе — личные письма, говоря, что победа близка. Ты сжигала их, с наслаждением наблюдая за тлеющей бумагой.       Твое положение улучшилось, ты почти втянулась в политические дела, продолжая управлять страной самостоятельно. Правда, пришлось экономить королевскую казну, ведь большая часть денег уходила на содержание солдат и новое вооружение. К тебе чаще и чаще стали приходить жены и матери, рассказывающие о своих мужчинах, ушедших на фронт. Они молили тебя прекратить эту войну, считая, что только ты можешь повлиять на короля. Наверное, они были правы, но ты не хотела влиять на него. Тебе было жаль этих несчастных женщин, но ты и так достаточно стараешься, чтобы помочь им это пережить — даже открыла ворота замка для свободного посещения и королевские защищенные погреба на случай нападения врагов. Тебе нравилось править одной, пусть и поначалу это было трудно, но сейчас ты чувствовала себя независимой и могущественной, тебе принадлежала вся власть на этих землях. Ты не желала возвращения своего брата. По крайней мере, точно не сейчас.       В это время ты познакомилось с одной одинокой герцогиней, которая одолжила короне весомую сумму, ведь её семье принадлежали многочисленные золотые прииски. Как ты узнала, она потеряла нелюбимого мужа на войне, а её ребёнок погиб ещё в утробе, когда супруг поднял на неё руку и сильно ударил в живот. Девушка оставалось невероятно грустной, зная, что сейчас ты — её королева — ждёшь ребёнка.       Ты старалась скрыть своё удивление, рассматривая семейные портреты герцогини. Её убиенный муж — тот самый герцог, сделавший тебе предложение на балу. Бедная девушка: нелегко ей пришлось терпеть такую самобытную личность.       Брат не вернулся и спустя девять месяцев, когда ты, в агонии и криках, произвела на свет двух младенцев: мальчика и девочку, как и обещала Великая Мать. Ты верила Ей, верила в то, что эти дети будут не только здоровы, но и счастливы. Ты хотела съездить в культ, чтобы Она благословила их и дала им имена, как Кирсе, но тебе пришло письмо от короля. Он писал, что возвращается, а вражеское королевство было повержено и разорено. Обратный путь займет около недели, вспомнила ты.       Близился финал вашего правления — ты это чувствовала, поэтому поехала в культ незамедлительно, зная, что тебе о многом нужно поговорить с Кирсой. Тяжелые роды ослабили тебя, и ты едва ходила, что говорить о тяжелых физических нагрузках. Талия постоянно поддерживала тебя, когда вы, оставив карету у дороги, углублялись в лесную чащу.       Сёстры увидели твое состояние и позвали жрицу, на её вечно холодном лице дрогнула трогательная улыбка.       Вас усадили возле большого костра, пока девушки играли с маленькими королевскими детьми. Твое сердце трепетно любило их, как части себя, но разум не давал забыть о том, что в этих детях течёт и кровь короля. Ты желала им счастья при любом раскладе, и что-то в твоей голове нашёптывало тебе исход событий.       Кирса принесла тебе вишнёвую ягоду. Спелая, тёмная, она игралась в солнечных бликах, точно радуясь своей безграничной силе.       — Последняя, — прошептала она. Ты привстала с подушки, сердце забилось быстрее. Ты поняла, что она хотела сказать. И ты сделаешь это. Ради отца, ради себя и ради детей.       Кирса поцеловала детей в лбы, даря им Материнское благословление. Девочка сразу же перестала плакать, а мальчик — наоборот, закричал сильнее. Но Мать не дала детям имена, ведь они не могут принять её веру, будучи детьми. Так, они сами сделают этот выбор, а пока будут носить имена, данные тобой.       Ты назвала детей так, как захотела.       Ты вернулась в замок окрепшая телом и духом, от короля не было вестей, как и его самого. Ты принялась ждать его, готовая решиться на отчаянный шаг.       Когда, спустя неделю, с триумфом вернулась армия, ты натянула радостную улыбку, встретившись с живым мужем. Он крепко обнял тебя, прошептал, что в самые тяжелые минуты представлял твое лицо, и у него появлялся стимул сражаться до последнего. Но ты не хотела ему верить. Ты все ещё любила его, как своего брата, но ни как мужа и отца своих детей, ни как короля. Наверное, на его судьбу упало бы ещё много побед, много трудностей, но ты перечеркнула всё его будущее.       Той же ночью, в королевских покоях, ты ждала своего мужа после встречи с главнокомандующим и главами отрядов — они всё никак не могли нарадоваться закончившейся войне, много пили и веселились.       Король вернулся абсолютно трезвым, но несколько уставшим. Он улыбнулся, увидев тебя в одной полупрозрачной сорочке. Ты стояла к нему спиной и ела вишню из медной посуды. Твои руки дрожали, всё внутри твердило тебе не останавливаться. Только сердце горячо содрогалось, зная, что ему тебя не остановить.       — Вот мы и одни, — прошептал он, целуя тебя в плечо. — Знаешь, как я скучал по тебе?       Ты усмехнулась.       — А ты знаешь, как мне было плохо? — ты облизнула пальцы от вишнёвого сока. — Когда я осталась совсем одна.       — Но теперь я здесь…       — Когда ты убил нашего отца, — твой голос дрогнул. — Я всё знаю.       Он на секунду замолчал, но не был удивлён твоим словам.       — Это была необходимость: он был слаб.       Ты оттолкнула его и отшатнулась к столу. Его лицо осталась серьезным, но взгляд мутнел. Ты испугалась, что он может прижать тебя или даже ударить.       — Я ненавидела тебя всё это время и желала твоей смерти. Я собиралась убить тебя, — ты сделала акцент на слове «собиралась».       — Что же тебя остановило? — без насмешки спросил он. Наверное, он подозревал это, но больше всего не ожидал твоего предательства.       — Дети: я боялась за них. Но теперь я знаю, что с ними случится. Я желаю им лучшей судьбы, а не рядом с таким отцом и такой матерью.       — Меня это раздражает, сестра. Тебе лучше объясниться.       — Я тебе больше не сестра! Я перестала ею быть, когда ты насиловал меня на этой кровати, — ты взяла его за воротник, привстав на носочки. Он остался неподвижен, но его взгляд прожигал тебя. — Но теперь всё закончится…       Он разжал твои руки и отступил. Ты заплакала. И сквозь слёзы рассмеялась.       — Ты не в себе, — процедил он. — Я сделал тебя королевой, хотя ты не имела на престол никаких шансов. Я защищал твою честь и защищаю её сейчас. Я спасал тебе жизнь и готов сделать это снова, — ты взяла в руки ещё одну ягоду и положила в рот.       — Ты мною пользовался?       — Пользовался? — он осёкся. — Я тебя любил.       Ты улыбнулась.       — И я тебя любила, — ты взяла последнюю ягоду и протянула её брату. — С нашего сада. Люблю вишню.       И он взял её в рот. Сладкий вкус обжёг язык и нёбо.       Ты обняла его, но он не успел ответить на твои объятия, как, пошатнувшись, рухнул. Его волосы цвета амарантового заката, открытые глаза и застывшая полуулыбка — всё навеки запечатлелось в твоей памяти. Даже после смерти, даже в другом теле ты будешь помнить его. За хорошее, за плохое, за любовь. Ту любовь, которую ты сама погубила.       Не помня себя зовёшь Талию и встречаешь её в проходе, не пропуская внутрь. Твои глаза пусты, словно рыбьи, и девушка это вмиг замечает. Она спрашивает, в порядке ли ты, но ты улыбаешься. Наверное, плохо, ведь она не поверила. Она взяла тебя за руки и заплакала. Сказала, что всё поняла.       Её поцелуи касаются твоих щёк и лба, а ты стоишь, как вкопанная, боясь шевельнуться. Перед твоими глазами лицо брата, а в ушах его слова о любви.       — Отдай сына герцогине с золотых приисков, — она прекратила, осматривая тебя с жутким удивлением. — А с дочерью уходи в культ, к Матери. Береги её, как свою. И помни, что дороже тебя мне никого не было.       Она что-то заговорила, зарыдала, но ты молча обняла её. Обняла в последний раз.       Когда Талия отправилась к детям по твоей просьбе, ты ринулась к окну. И, получив охлаждающий порыв ветра по лицу, шагнула вниз.

***

      — Моё дитя, — сладко шепчет голос, и ты просыпаешься. Вокруг тебя лишь тьма, но она не режет глаза, а расслабляет. — Не смогла я тебя спасти… Такая юная, но такая сильная, — Мать мимолетно касается твоей головы, приятный голос обволакивает тебя, и ты поднимаешься на ноги. — Идём за мной…       Ты ступаешь по невидимой мягкой земле, тебе легко и спокойно. Изумруды смотрят на тебя с лаской, тёплое чувство накрывает тебя с головой.       — Талия с девочкой в моём доме, — говорит голос. — Талия носит кулон с древом, подаренный моею жрицей, он напоминает ей о тебе. Она ужасно скорбит.       — А мой сын?       — Мальчик нашёл дом в золотых песках, где вдова приняла его в материнские объятия.       — А королевство?       — Оплакивает смерть правящей династии. Оно не скоро оправится, — изумруды застыли на месте, ты тоже прекратила идти. — Благодарные люди сделали тебе статую из вишнёвого дерева, и вознесли на её главу золотой венок.       — А…брат?       — Его душа нашла покой в другом мире; не печалься о нём.       — Что теперь? Я исчезну? — тебе даже не грустно. Сердце не стучит от страха или отчаяния. Тебе спокойно.       — Нет. Только не ты, — Она обнимает тебя за плечи. — Впереди — вся вечность, дитя моё. И эта вечность принадлежит тебе…