Чёрное и белое

             Алый цвет смотрится на белом порочно, словно тяжкий грех, совершённый святым праведником.       — Давно мне не дарили такой вкусной жертвенной невесты…       Женщина облизывает губы.       Девушка, стоящая перед ней, выглядит в высшей степени преданной: зажимает рану на запястье, делает шаг назад, чуть пошатываясь. Её тяжёлое дыхание разрывает окружающую тишину, а фиолетовые глаза смотрят с ненавистью; Селестию это даже забавляет.       Алый цвет смотрится на чёрном незаметно, словно маленькая пакость, совершённая безнадёжным грешником.       — Я не жертвенная невеста!       Отчаянный крик срывается с губ Твайлайт. Две маленькие ранки давно не кровоточат, но она по-прежнему сжимает запястье дрожащей рукой. Страх принимает девушку в свои объятия, парализует и не позволяет отвести взгляд от глаз напротив, что совсем недавно вернули свой первоначальный розовый цвет.       Актрисы одеты не по своим ролям: непорочное создание в чёрном цвете, создание ночи — в белом.       — Твоё отчаяние придаёт крови небольшую горечь. Прекрати.       В уголках глаз собираются слёзы, единственный вход из проклятой комнаты за спиной Селестии, и это просто отвратительная беспомощность для той, что всегда могла за себя постоять.       — Господь, если я где-то согрешила, то прошу, укажи мне верный путь… — дрожащими губами шепчет Твайлайт, на что Селестия отрывисто смеётся. — Я исправлюсь, я каждый день…       — Договор, который я заключила с людьми, даже твой Господь Бог не расторгнет.       — Т-то есть?..       — К сожалению, посредником я выбрала Люцифера, поэтому… — Селестия пожимает плечами. — Знаешь, есть у них одно правило: не вмешиваться в дела друг друга.       — Но если Бог захочет!.. — воскликнула Твайлайт, чувствуя, как солёная влага течёт по щекам. — Он ведь сможет!..       — Это долгий разговор, милая, — вздыхает женщина в белоснежном платье. — Не хочешь обсудить его за чашечкой чая?       — Я не останусь здесь!       — Это мы и обсудим.       Лёгкая улыбка, чуть прикрытые глаза — у Твайлайт не было сомнений, что вампирша смеётся над ней.       — Давай не будем усложнять. Наш союз будет выгоден, вот увидишь.       — Не хочу… нет… — медленно опускалась на колени Твайлайт, закрывая лицо ладонями. — П-пожалуйста…       — Я буду ждать тебя в соседней комнате, — кинула напоследок Селестия.       Дверь закрылась почти бесшумно, оставляя рыдающую девушку наедине с собой в беспроглядной темноте.              — Сядь, — мягко настаивает женщина, когда Твайлайт более-менее успокаивается и выходит. Ей очень хочется пройти мимо, но дверная ручка не поддавалась, сколько бы девушка ни дёргала её. Она бежит к другой двери, но там её ждёт такая же история.       Селестия не спеша потягивала чай, даже не глядя за её бесплодными попытками сбежать. Спаркл медленно повернулась, признавая своё поражение, и села напротив. На небольшом столике перед ней стояло несколько тарелок с пирожными и горячая чашка чая. Чайника поблизости видно не было.       — Тебе нужно хорошо есть, — кивает Селестия на угощения. — Не стесняйся. Всё для тебя.       — Кусок в горло не лезет, — отводит взгляд Твайлайт. Мрачный особняк, изначально не казавшийся ей дружелюбным, сейчас словно давил на неё.       Благо, Селестия не стала настаивать: лишь сдержанно кивнула и поставила чашку на блюдце. Плавные и гармоничные движения не убавляли нервозности Твайлайт ни на грамм. Розовые глаза напротив изучали её с неприкрытым интересом, следили за каждым незначительным поворотом головы.       — Спустя много лет вражды, — начинает свой рассказ Селестия, подавая знак служанке. Та немедленно подлила ещё чаю. — Твой любимый Господь и многоуважаемый господин Люцифер обсудили некоторые договорённости, чтобы облегчить друг другу жизнь. Все их тонкости, конечно, никому не известны, но одна из договорённостей священна абсолютно для всех.       Размеренный тембр голоса и спокойный тон слегка усыпили бдительность: Твайлайт коснулась чашки, но по-прежнему обречённо смотрела в одну точку. Селестия сделала короткую паузу, внимательно следя за реакцией на свои слова, и продолжила:       — Люди, ставшие частью договора одной стороны, недосягаемы для другой.       — Но я не соглашалась на это… — одними губами шепчет девушка.       — Ваш город заключил со мной этот договор много столетий назад. Хотя фактически сейчас он только между нами.       — Значит, я могу расторгнуть!.. — с надеждой в голосе восклицает Твайлайт, но Селестия сразу остужает её пыл:       — Либо жертвенная невеста, либо тысячи жизней обычных граждан.       Клыки обнажаются буквально на мгновенье; девушка всей душой желает, чтобы ей показалось. Селестия продолжает вежливо улыбаться.       — Но да, ты можешь расторгнуть договор, — подтвердила она. Твайлайт смолкла и окончательно поникла.       — Выпей чаю.       Девушка мотает головой.       — Я настаиваю, — скользнули в голосе стальные нотки.       — Я не… с-скажите мне… покажите мне договор, — сглотнула Твайлайт, не решаясь поднять взгляд. — Ч-что… что входит в мои обязанности?       Женщина напротив, кажется, смягчается, кивает служанке, в руках которой, как по волшебству, оказывается пожелтевший плотный лист.       — Отнесите его в спальню Твайлайт.       Служанка кланяется, и договор растворяется в воздухе. Твайлайт никак не может разглядеть её лица.       — Оригинал будет лежать на столе в твоей комнате. Но если тебе интересно, я могу вкратце рассказать о пунктах.       После слабого кивка, Селестия делает глоток, отставляет от себя чашку и, сложив пальцы в замок, кладёт на них подбородок.       — Жертвенные невесты защищены от моих чар. Если вдруг одна из них решит расторгнуть договор, я не должна иметь возможности повлиять на это решение магически. Не важно, из какой семьи будет невеста, важно лишь то, чтобы до прихода ко мне она вела праведную жизнь… — на этом моменте Твайлайт поднимает взгляд, в котором плещется вопрос. Замолкнув, Селестия заинтересованно приподнимает брови.       — Почему праведную? — робко спрашивает Твайлайт.       — Грешницы легко наплюют на договор и расторгнут его. Что бы ты ни думала, он нужен мне так же, как и вам, людям. К тому же, верующие более покорны своей судьбе.       «А она ловко всё продумала», — заливается краской девушка.       — У тебя под одеждами крест.       Вздохнув, Селестия поясняет:       — Я чувствую его.       — Вам неприятно?       — Немного. Он не имеет силы в этом доме, носить его здесь бессмысленно.       — Я бы не хотела его снимать.       — Твоя воля, — быстро сдалась Селестия. — Я не имею право принуждать тебя к каким-либо действиям. Однако ты должна давать мне свою кровь, когда у меня будет в ней нужда. Добровольно.       — Иначе будет расторгнут договор? — сама догадалась Твайлайт. Согласное молчание служит ей ответом. Кажется, Селестия больше не хотела говорить ничего нового, поэтому девушка осторожно пододвинула к себе тарелку с пирожным.              

***

      Чёрное платье было расшито кружевами и сидело на ней великолепно. Поправив высокий воротник, полностью закрывающий шею, Твайлайт ещё раз покрутилась перед зеркалом. Единственное, что смущало — отсутствие в её одежде каких-то других цветов, помимо чёрного.       Селестия носила исключительно белый цвет, словно издеваясь над всеми человеческими стереотипами, и не требовала платы уже четыре дня. Все эти четыре дня для Твайлайт прошли словно в бреду: периодически она рыдала, билась головой о стену, царапала её ногтями, разбрасывала одежду, заворачивалась в простынь и, обхватив руками голову, сидела в углу комнаты. Безликие служанки приходили, безмолвно убирались, приносили всё необходимое, если Твайлайт отказывалась выходить, и словно испарялись.       Селестия не посетила её ни разу.       Где-то на подсознательном уровне Твайлайт понимала, что скоро она придёт и возьмёт своё; вероятнее всего, перед сном, потому что ночью Селестия заставляла девушку носить полностью закрытую одежду (что казалось Твайлайт немного странным).       Один раз она осмелилась выйти из комнаты в ночнушке. Женщина оказалась рядом с ней, едва она отошла от двери на метр, подхватила, как шкодливого котёнка, и, не принимая никаких возражений, вернула обратно, сказав, что подобное поведение, на правах хозяйки дома, не потерпит.       К бодрствованию ночью Спаркл привыкла удивительно быстро. Безликие служанки будили её ровно в восемь вечера, помогали одеться, приносили завтрак, уносили посуду. Считалось ли это завтраком, а не ужином, Твайлайт не знала, но ей было привычнее называть всё так же, как и прежде.       Сегодня она впервые решила выйти на всю ночь из своей комнаты. Оделась по всем правилам, едва привыкла к туфлям на небольшом каблуке и направилась вслед за одной из служанок на завтрак.       Удивление Селестия никоим образом не показала: лишь указала на стул напротив неё и подала знак служанкам.       — Рада, что ты вышла из своего затворничества.       Лунный свет в достаточной степени освещал комнату, чтобы обойтись без дополнительного освещения. Глаза Твайлайт, пусть и привыкшие к вечному полумраку в и без того тёмном особняке, имели свой предел. Служанкам и Селестии было более чем комфортно в абсолютной тьме, и свечи зажигались только для Твайлайт.       — Здесь… — робко начинает девушка, за что ловит чуткий взгляд Селестии. — Здесь есть библиотека?       — Конечно. Служанки покажут тебе.       — Спасибо…              Стрелки часов отбили ровно пять утра, и от звона часов, отразившегося эхом от тёмных стен, Твайлайт подпрыгнула на месте: слишком увлеклась чтением. Библиотека была поистине огромна и однозначно взяла золото в списке её любимых мест в пустынном особняке. Любой каприз, любая книга, любое знание: девушка взахлёб читала всё, до чего дотягивались её загребущие ручки, а на все непонятные вопросы ответ могла дать Селестия. Причём отвечала она без доли издёвки в голосе, медленно и терпеливо раскладывала по полочкам непонятный материал, от чего глаза Твайлайт загорались восторгом.       Но про сущность хозяйки особняка она не забыла. И сейчас эта женщина в издевательском белом стояла в дверях с лёгкой улыбкой на губах.       — Я рада, что ты нашла себе место в этом доме, — Селестия не спеша шла к ней, сложив руки перед собой. — Мало кто может по достоинству оценить знания, что копились здесь веками.       Твайлайт судорожно сглатывает, возвращаясь к чтению и стараясь не выдать своего волнения. Зачем она пришла? За кровью или просто так? Пальцы выдавали её лёгкой дрожью, из-за чего девушка тихо чертыхнулась.       Последний стук каблуков раздался прямо перед ней.       — Твой пульс участился, — Твайлайт была готова поклясться, что Селестия облизнула губы. — Что-то стряслось?       С другой стороны, какого чёрта? Она спокойно задаёт ей вопросы об анатомии человека и не может так же спокойно спросить, когда вампирша собирается пить её кровь?       Взяв себя в руки, Твайлайт решительно поднимает взгляд и так же решительно отскакивает назад, едва не падая со стула. Алая радужка глаза выдавала Селестию с потрохами.       Страх, такой родной и знакомый с прошлого раза, заключает в свои липкие объятья, в которых Спаркл чувствует себя безвольной куклой.       — В-вам нужно?.. — пролепетала она, прежде чем Селестия грубо прервала её:       — Не здесь. Мы ведь не хотим ненароком испачкать страницы этих бесценных книг?       Твайлайт поспешно кивает. Женщина, доверительно улыбнувшись, осторожно касается её пальцев своими.       — Это ненадолго, не волнуйся. Пойдём, милая.       Стряхивая с себя волнение, она следует за Селестией вдоль коридоров и пытается прогнать всепоглощающий страх. Увы, от последнего избавиться не удаётся даже стоя на пороге своей спальни.              — М-мне… раздеться?       Она действительно не знает, что ей делать: возможно, стоило бы расстегнуть верхнюю часть платья или ослабить манжеты, но Селестия одним взглядом даёт понять, что делать ничего не нужно. Она осторожно толкает девушку на кровать; та падает на тёмно-серое покрывало и невольно сглатывает, когда Селестия нависает сверху.       — Пять дней — слишком много, — произносит женщина, наклоняясь ниже и вдыхая запах чужих волос. — Я пыталась держаться, но у тебя столько щенячьего восторга в глазах, что это выше моих сил…       Пальцы цепляются за ткань и сжимают её до боли в костяшках, когда Селестия ненароком обдаёт дыханием ухо; когда она спускается ниже, Твайлайт едва вспоминает, как дышать.       — Давай сойдёмся на четырёх днях. Дабы не сводить меня с ума.       Не вопрос — утверждение. Вопросы здесь задаёт Твайлайт, Селестия же ставит перед фактом — вопреки своим убеждениям в том, что ни к чему принуждать не намерена.       Юбку приподнимают аккуратно, не торопясь; туфелька с тихим стуком приземляется на пол; чулок с левой ноги снимают до безумия бережно. Девушка краснеет до кончиков ушей, но не шевелится — лишь подрагивает, когда Селестия мимолётно задевает открытую кожу.       Вампирша, кажется, откровенно наслаждается такой реакцией своей жертвы.       — Я всегда кусаю не больно, — льётся в уши успокаивающий шёпот. — Тебе нечего бояться.       Губы проходятся по всей ножке и останавливаются на внутренней стороне бедра. Твайлайт, прикрыв глаза и позабыв об опасности, коротко вскрикивает — скорее от неожиданности, чем от боли. По телу разливается приятная тяжесть, постепенно начинает клонить в сон.       Алый цвет на почти идеально белых губах исчезает под влажным языком: Селестия довольно облизывается, оторвавшись от своей трапезы, смотрит на Твайлайт сверху вниз, а затем быстро уходит, предоставляя девушку служанкам.              

***

      Дождь за окном навевал тоску. Он лил, не переставая, уже вторые сутки, изредка раздавались раскаты грома. Селестия, лишённая удовольствия прогулок в саду, ходила мрачнее обычного, на любые вопросы отвечала неохотно и проводила время, читая какую-то кулинарную книгу.       — Я понимаю, что у вас нет настроения, но мне… — Спаркл запинается.       Женщина удивлённо вскидывает бровь, глядя на Твайлайт, но быстро возвращается к чтению.       — С чего ты взяла, что у меня нет настроения? — вопрос ставит Твайлайт в тупик.       — Я… не знаю… — понурив голову отвечает она. — Просто… чувствую?       — Это ты у меня спрашиваешь? — усмехается Селестия. Твайлайт машет руками:       — Нет-нет, я просто!..       — Я поняла тебя. Так что ты хотела спросить? — Селестия мягко останавливает поток бессмысленных слов.       — Зачем вам читать кулинарную книгу?       — О, — губы изгибаются в усмешке. — Надо же знать, как правильно запекать младенцев в духовке на День Благодарения.       — Вы… — Твайлайт задыхается в возмущении. — Вы… издеваетесь?!       — Просто решила проверить, насколько ты доверчива, — смеётся женщина. — Я люблю готовить. Но для себя, как ты понимаешь, мне готовить бессмысленно, а служанки — это безвольные марионетки. Изредка сюда приходят люди, но они не ценят мои старания. Сейчас я просто освежаю в памяти некоторые аспекты.       — А… а те пирожные ваши… то есть, вы их готовили?       — В первую ночь?       От двусмысленности фразы сердцебиение почему-то учащается.       — Да.       Селестия вопросительно смотрит на Твайлайт и закрывает книгу, не глядя.       — Нет. Это была работа служанок.       Спаркл отворачивается к окну, пытаясь скрыть краснеющие скулы.       — Хочешь, чтобы я приготовила тебе что-нибудь? — Селестия озвучивает вопрос за неё.       — Я была бы не против…       Ткань платья мнётся под терзающими её ладонями, и спина против воли сутулится. Вдоль позвоночника пробегают холодные пальцы, чуть нажимают, заставляя выпрямиться; Твайлайт поворачивает голову, тут же натыкаясь на заботливый взгляд розовых глаз.       — Сколько уже дней прошло? — ей даже не нужно пояснять, о чём речь, девушка сразу выдаёт ответ:       — Т-три.       На мгновение между бровей залегла морщинка. Исчезает она так же быстро, как и появляется; Селестия чуть наклоняется вперёд, обхватывает ладони Твайлайт своими, гладит, призывая расслабиться.       — Не мни ткань, — шёпот звучит неприлично громко на фоне монотонно льющегося дождя. — И не стесняйся просить у меня что-то.       Твайлайт тянется вслед за ласкающими руками, не успевая осознать, что она делает. Селестия улыбается своей дежурной улыбкой, кладёт ладонь на затылок и целует девушку в лоб.       — Приходи в столовую через два часа.              Полный мрак в комнате разгонялся парочкой свечей в изящных позолоченных подсвечниках. Стол был накрыт разнообразными блюдами, от которых у Твайлайт текли слюнки, но она сдерживала себя, присматривая то, что хотела бы попробовать в первую очередь.       — Я не заставляю тебя следовать абсолютно всем правилам этикета, — бокал вина покачнулся в руках женщины напротив. — Быть аккуратной в еде, в повседневной жизни, во всём, что тебя окружает — всё, чего я прошу.       Твайлайт слушается: старается быть максимально осторожной, периодически поглядывает на Селестию, когда та даёт маленькие советы.       — Промокни губы салфеткой. Следи за соусом, не запачкай одежду. Выпрями спину, убери локти со стола.       Во время завтрака и обеда не было ничего подобного: женщина не всегда спускалась, чтобы разделить с Твайлайт трапезу, а в редкие моменты их совместного времяпрепровождения молча пила чай. Но сейчас, кажется, ей нравилось наставлять, нравилось учить и указывать, потому что Твайлайт действительно старалась. Иррациональное желание порадовать вампиршу, которая совсем недавно забрала её привычную жизнь, приносило такое же иррациональное удовольствие.       — Уже гораздо лучше, — довольно подметила Селестия, не отрывая от девушки взгляда. — Я старалась класть на каждую порцию немного, чтобы ты смогла всё попробовать.       Твайлайт порывалась что-то сказать с наполненным ртом, но осеклась, вовремя сообразив, что это неприлично. Лишь тщательно прожевав и поднеся салфетку ко рту, она одарила Селестию лёгкой улыбкой:       — Вы очень вкусно готовите.       — Расскажи мне о своей прошлой жизни, — неожиданно просит Селестия. Твайлайт смотрит сначала недоверчиво; затем осторожно начинает рассказывать об отце, его работе, своём детстве — детстве простой девчушки при церкви, где каждый день подъём в пять утра. Постепенно она увлекается: повествует о том, как мальчик пожаловался на неё матери, а та наказала свою дочь, даже не выслушав её; описывает книги из кабинета отца, упоминает брата, с которым они были неразлучны, а потом он уехал учиться в другой город. Упоминает с тоской, улыбается вымученно и просит закончить этот разговор.       — Недавно узнала, что он помолвлен, — объясняет Твайлайт, доедая свой десерт, и начинает оправдываться. — Я не против!.. просто неожиданно, так быстро и… я совсем не знаю его невесту…       Подняв голову, девушка видит, что Селестии уже нет на месте. Позади чувствуется знакомый холодок.       — Какой он, твой брат? — шёпот на ухо вызывает дрожь по спине. — Вспомни его хорошенько.       — Е-ещё же не прошло ч-четырёх дней… — заикается Твайлайт, догадываясь, в чём дело, но оборачиваться боится. Бледные ладони ласково оглаживают плечи, пальцы пробегаются за ушами, чуть забираются под высокий воротник.       — Я не собираюсь кусать. Предайся воспоминаниям о своём брате, — Селестия настаивает, неторопливо расстёгивает верхние пуговицы. — Какой он? Храбрый? Мужественный? Добрый?       — Д-да… — протягивает девушка, зажмуривая глаза. — Он… защищал меня от мальчишек и… и подарил крест…       — Ты поэтому не хочешь его снимать? — вкрадчиво продолжает свой опрос Селестия, гладя беззащитную шею спереди. Твайлайт быстро кивает. Обхватив её подбородок, Селестия заставляет девушку откинуть голову назад.       — Зачем вы это делаете?.. — выдыхает Твайлайт, глядя в чуть светящиеся красные глаза.       — Твои эмоции важны мне не меньше твоей крови.       Селестия резко убирает руки.       — Мне нравится, что они такие яркие. Ты радуешь меня всё больше и больше.       Всё, что ощущает сейчас Твайлайт — опустошённость.