«Ты никогда больше не сможешь увидеть
той милой девушки, что смотрит с любовью
ты проебал своё счастье, ублюдок
мешай таблетки свои с алкоголем.»
Но силы воли не хватает, чтобы отправить сообщение подобного содержания. Слишком откровенно. Слишком интимно. Слишком — слишком. «Моя девочка с каре» — так иногда в шутку Кристина называла Макса на проекте, и именно так она записала его номер уже после того, как они вышли с проекта и получили свои телефоны. Обменяться номерами «на всякий случай» идея, конечно, классная, но теперь она жалеет, что у неё вообще есть его номер. Потому что сказать хочется так много всего, но в то же время — ничего. Мыслей в голове так много, что натурально голова болеть от них начинает. Словно капля дождя по грязному окну, Кристина сползает на пол в ванной, кладёт телефон рядом, а себя обнимает, сжавшись до состояния маленького комочка. Просто так удобно. Просто, когда обнимаешь себя — становится чуть легче. Просто она так привыкла. Так легче справляться с одиночеством и тактильным голодом, который сводит с ума. Дрожащая рука снова тянется к телефону, а мысленно хочется убить себя за эту дурацкую слабость. Телефон словно подаёт знаки судьбы, поэтому его получается разблокировать не с первого и даже не со второго раза, но упорство у Кристины присутствует. Холодными пальцами, так ещё и позе максимально неудобной, предпринимает ещё одну попытку написать ему. Стирает, потому что всё не то. И снова печатает, чтобы снова стереть всё к чертям собачьим. «Кошелева, успокойся» — даже мысли в голове озвучиваются его голосом. Скучает. Сильно. Понятное дело. Сил действительно уже нет — ни моральных, ни физических. Не удивительно, что крыша едет уже капитально. Какая это ночь без сна, кажется, третья? То дорога с утомительным перелётом, то работа, то просто слёзы, которые поспать не дают, если свободное время вырисовывается, то мысли о нём. Написать хочется много всего. Мотает от милых сообщений о том, как она рада вернуться в Москву, как скучала и ждёт встречи, до чего-то дьявольски негативного, где чувства и душу наизнанку вывернуть хочется, рассказав, как же ей плохо и виной тому — он. Тысячу раз писала о любви, а в следующую секунду стирала и писала, как же ненавидит его. Но ничего из написанного отправить так и не решилась. Недосказанность уже настолько витает в воздухе, что дышать трудно. Вот если бы номера его не было, то было бы жить проще? Не истязала ли себя сообщениями этими дурацкими? Ситуация, буквально, сюр — ничего из написанного отправить не может, но и писать не перестаёт. И номер удалить не решается, без сообщений в пустоту — будет ещё труднее. Просто запуталась. Со всеми бывает. Девятнадцатилетние влюблённые девочки — тоже люди. Кошелева по привычке в сотый раз за последние минут десять открывает инстаграм в надежде… В надежде на что она это вообще делает? Что он сторичку выложит? Или пост какой-нибудь выкатит? Дождалась, Кристина, умница. Лучше бы не заходила или отписалась вовсе.«Люблю тебя»
Одна короткая и никчёмная подпись под фоткой — и сердце вдребезги. Всего лишь одно фото. Всего лишь одна блондинка на фото, которая обнимает её Максима. Блондинка — как он любит. А душу уже на части разрывает так, что обратно не склеить. Осколки эти душу изнутри уже не просто царапают, а режут. Опять слёзы солёные по щекам стекают, а искусанные в кровь губы — щипать неприятно начинает. На руках уже места свободного не осталось. Все запястья в свежих порезах, которые не заживают, а если увидит кто-то — вопросов задавать много будет. Уже невозможно кофты до костяшек натягивать, а на дворе лето тем более. Но в то же время мысль в голову безумная приходит. Ведь на теле так много свободного места, которые лезвия ещё не видели. Пожалуйста, пусть физическая боль заглушит душевную. Пожалуйста… В порезах не только пытается самовыразится, но и спокойствие найти, чтобы забыться. Тело настолько измотано, что подняться с пола с трудом получается. Даже, скорее, не подняться, а просто хотя бы как-то принять сидячее положение, чтобы не лежать больше лицом на холодной плитке, глотая горькие слёзы. Обещала же себе, клялась, что выбросит лезвие к чертям собачьим, чтобы соблазна больше не было, но силы воли не хватает, а руки сами тянутся к нему. Не вывозит девочка, никак не вывозит. Да и не хочет вывозить, если быть уже совсем честной, прежде всего, с самой собой. Холодный металл не холоднее пальцев, но почему-то обжигает. Кончики пальцев пощипывать начинает, как будто бы снова шокеры пробует. Перед глазами каждый раз пелена ровно в тот момент, когда кожи касается остриё лезвия. Кристина уже не чувствует боли, когда острым лезвием режет себя до появления капелек крови, а туман перед глазами не даёт этого «стопора».«Сука, больше нет сил! Ты не простил.
Раньше говорил, что меня любил.
Сука, больше нет сил! Ты не простил,
А я тебя люблю — ну а ты, любил?»
Строчки сами всплывают в мыслях, а с губ срывается тихий хрип в такт собственным мыслям. А действительно ли эта физическая боль сейчас сильнее душевной? Скорее, нет. На душе по-прежнему кошки скребутся вперемешку с теми осколками, которые живут где-то внутри уже не первый месяц. На ватных ногах, заметно пошатываясь и держась за всё, что попадается под руку и кажется более или менее опорой, Кристина поднимается с холодного пола, холода которого уже давно не ощущает. Её можно назвать «разумной» суицидницей, потому что каждый чёртов раз она садится на край ванны и обрабатывает раны перекисью. В эти моменты, когда жидкость начинает шипеть, образовывая розоватую пенку, Кристина наконец-то начинает чувствовать хоть что-то. Раны обычно начинает щипать до противной тошноты и отрезвляющего чувства. Только сейчас она выходит из этого тумана, наконец-то понимая, какую глупость совершила снова. На граблях стоять уже становится привычно, а губы всё больше и больше кровят, от того, насколько сильно кусает их в моменте. Возвращение в реальность — неприятное. Теперь Кристина замечает, как разрывается её телефон от бесконечных уведомлений — знакомых и не очень людей. Как буквально все её социальные сети начинают атаковать с одной темой, от которой снова кошки скребутся — «Крис, что у вас со Свободой? Что за девушка с ним на фото?». И почему всем есть до этого хоть какое-то дело? Почему все уверены, что между участниками шоу — Крис и Максом — вообще когда-то было хоть что-то? Ах, да, проект, шоу… «А что за тема у вас со Свободой?». Ни черта. Ничего. Просто друзья. Мало кто знает, что это просто пиар-ход, не более. Просто дали людям то, что они хотели видеть, не более. Хотели видеть лёгкий флирт — держите. Хотели видеть драму — вот, пожалуйста. Объятия, лёгкие касания и шуточки — заверните два. — Кристин, ты же хочешь попасть в Лейбл? — Как сейчас вспоминаются слова Фадеева. — Знаю, что ты девочка далеко не глупая и понимаешь к чему я веду. Это же просто шоу, ничего более. Зрители и так заметили между вами некую химию, а вам надо лишь подыграть. Рейтинги взлетят, ваши песни будут залетать в топ на Тунце, а я со своей стороны обеспечу тебе место в Лейбле. Со Свободой я уже поговорил, решение за тобой. Поступок настолько некрасивый, насколько это вообще возможно. Оказывать давление на девочку девятнадцати лет, прекрасно понимая, какой это для неё шанс. Знать, что попасть в Лейбл — чуть ли не мечта всей её жизни. Знать, но всё равно поступать как скотина, морально давя на то, что решение нужно принять прямо здесь и прямо сейчас. И тут очевидно, что выбор — без выбора. Либо всё — либо ничего. Ввязываясь в эту, на первый взгляд, безобидную авантюру, Кристина ещё не понимала, к чему всё это приведёт по итогу. Да, Максим неплохой парень и они сразу нашли общий язык. Да, с Максимом ей было комфортно и в плане общения, и в плане творчества. Они всегда могли найти тему для разговора, а когда все слова заканчивались, то даже молчать было комфортно вдвоём. Казалось, что просто пофлиртовать на камеру для рейтингов это меньшее, что можно сделать, чтобы начать строить карьеру и получить на старте мощную поддержку. Но слишком уж далеко зашёл этот показушный флирт. Втрескалась по самые уши, ещё и не взаимно, зато какое шоу вышло — теперь все только их и обсуждают. Конец проекта не стал тем глотком свежего воздуха, на который она так надеялась. По факту проблем стало только больше. Тяжёлый разговор с Сергеем, который видел всё, понимает всё, но отпускать не хочет. Потому что любит своей больной любовью. Но в этот раз Кристина не купилась на эти бессмысленные разговоры, тяжёлые вздохи и мокрые глаза. Потому что для себя уже твёрдо решила, что человека не любит больше и никогда не полюбит вновь. Шансов было так много, что уже непростительно даже просить хотя бы ещё одну попытку, чтобы исправить то, что уже давно сгорело к чертям собачьим и развеялось с высоты тридцати четырёх этажей Меркурия. Даже самой себе было страшно признаваться, что рядом с собой хочет видеть только Свободу. А что Макс? Макс сделал своё дело, договорённость с Фадеевым была соблюдена, а теперь он свободный человек, который никому и ничего больше не должен. Да и зачем ему эта малолетка, когда после проекта социальные сети буквально разрываются от сообщений разных девушек, которые могут дать ему то, чего он хочет, не требуя ничего взамен. «Какой чёрт меня дёрнул влюбиться?» — и снова мысли в голове озвучиваются почему-то именно его голосом, того самого кота из Владивостока, который больше мяукает, чем говорит. Шлейф знакомого запаха приводит Кристину к полке с вещами, которых в квартире пока не так много. А на этой самой полке лежит одна единственная вещь — толстовка Макса, которую она случайно или не очень, забрала с собой. Ткань ещё пахнет его шампунем вперемешку с парфюмом. От одного только запаха моря и Свободы — хочется выть и на стены лезть, потому что крыша едет капитально. Кристина надевает толстовку, которая, конечно, на пару размеров больше, вытягивает рукава по самые костяшки и снова обнимает себя руками, создавая иллюзию, что обнимает один конкретный человек. Душевные терзания настолько увлекли, что Кристина не сразу слышит звонок в дверь. Она никого не ждёт, никого не звала, но есть догадки по поводу того, кто мог бы оказаться на пороге. Он всегда чувствует её. Всегда старается быть рядом просто чтобы быть рядом и оказать молчаливую поддержку. Серёжа без слов проходит в квартиру и закрывает за собой дверь, видя красные глаза и отстранённый взгляд Кристины, которая на ногах уже с трудом стоит. Обнимает крепко-крепко, понимая, что сейчас говорить ничего не нужно, просто быть рядом и подставить своё плечо и тёплые объятия. Трущёв видел всё с самого начала, знал к чему всё идёт и видит к чему по итогу привело. Осуждает ли он? Ни в коем случае. Кто он такой, чтобы кого-то осуждать. Всё что сейчас в его силах — напоить девочку чаем, потому что та дрожит не то от холода, не то от слёз. — Мартышка, расстроилась из-за фотки? — Проходит не меньше часа, прежде чем на кухне арендованной московской квартиры слышатся голоса, а не тихие всхлипы. Кристина уже не плачет, слёзы попросту закончились, а глаза болят до противного ощущения сухости. Рядом с Серёжей хорошо и спокойно, но рядом с Максом всё иначе. — Это просто девушка, которая снималась в его клипе, ничего более. А насчёт подписи… Я бы не стал думать, что она имеет какое-то отношение именно к той девушке. Это же Макс, у него на уме одно, говорит другое, а делает по факту вообще третье. Серёжа действует очень успокаивающе, а главное его словам хочется верить. Может, всё действительно не так, как это показалось на первый взгляд? Может, это просто очередной пиар-ход и провокация на комментарии? Ведь, если посмотреть именно с этой стороны, то эффект достигнут — социальные сети бомбят сообщениями не только у Кристины, но и у Макса. Но какая к чёрту разница? Чувства так и остались безответными. Макс не рядом. Поэтому, единственное, что остаётся Кристине, так это уткнуться влажным носом в плечо Серёжи, стараясь просто не думать, чтобы не накрутить себя ещё больше. — А это что? — Толстовка задирается не в то время и не в том месте, оголяя перед Серёжей не только порезы, но и фактически всю душу. Ещё свежие порезы, конечно, привлекают внимание. А у Трущёва просто не хватает мудрости промолчать, потому что за Крис переживает до чёртиков. Её нельзя назвать маленькой и глупой девочкой, просто она в беде. Немного запуталась, немного растерялась, немного словила грустинку. Просто такой момент, который нужно пережить. И лучше, чтобы в этот самый момент она не оставалась наедине с собой и своими демонами. Серёжа аккуратно поглаживает её по голове, с ужасом понимая, насколько же ситуация патовая, если человек не справляется со своей болью и тянется к самоистязанию. Он был в ситуации, когда мир рухнул, знает, что это такое. Знает, зачастую каждый ударяется в свои зависимости. А ещё знает, что всё проходит, даже всё то плохое зло, из которого, казалось бы, выхода нет. Кристина и без его нотаций понимает всё. Поэтому не сопротивляется, когда Серёжа предлагает выпить третью чашку чая с малиной и мятой в обстановке полной тишины. Сил не осталось настолько за эти сутки, которые кажутся вечностью, что в сон начинает клонить прямо за столом. Неся Кристину на руках, словно младшую сестру, которая уснула, не дождавшись боя курантов под Новый год, Серёжа аккуратно укладывает её в постель, укрывает одеялом и мягко касается губами её прохладного лба. Но далеко не уходит, остаётся в комнате, сев на самый край кровати и рассказывая что-то очень монотонным голосом, чтобы Кошелева заснула как можно скорее, чувствуя себя не одиноко.***
— Привет. — Едва открыв глаза, хочется закрыть их обратно. Всё тело напряжено до ужаса, аж покалывает в кончиках пальцев. Нет, это всё не реально. Свобода не может вот так вот просто сидеть на её кровати и улыбаться так… так мягко и тепло. Щемит в районе груди так, что дышать становится невыносимо просто физически. Нет, это какой-то очень реалистичный сон, такого просто не может быть. — Привет. — В разы холоднее отвечает Кристина, с головой закутываясь в одеяло и отворачиваясь в противоположную сторону. Если это не сон, то Кристина бы не хотела, чтобы в этой реальности Макс видел её настолько заплаканной и слегка опухшей. А у Макса своё шило в заднице, которое просто не позволяет ему и дальше сидеть и чего-то ждать. Он и так ждал достаточно долго, пока Крис проснётся, потому что в общих чертах наслышан о её состоянии и просто не хотел тревожить человека. А теперь как будто дорвался. Макс ложится рядом, обнимая и утыкаясь носом в её макушку. — Я скучал. Ждал, что ты напишешь. Ждал, пока мы оба, ну, остынем после проекта и насладимся свободной жизнью. А ты даже не сказала, что приедешь в Москву. Я от Серёжи узнал, что ты тут и ты грустишь. А я подорвался. Потому что, — Макс замолкает на пару секунд, чтобы подобрать нужные слова, а не ляпнуть какую-нибудь чушь, — ну, потому что скучал? Да, точно, скучал. Мы так сблизились на проекте, что, когда всё закончилось… Всё закончилось. И ты даже не написала. У Максима в голове целый шторм из мыслей и слов, которые хочется сказать, но пока непонятно как. Непонятно как вывалить на человека все свои чувства и эмоции, когда видишь, как этому самому человеку и без тебя всего хватает. Поэтому на нервяке вторит одно и тоже. А Кристине от каждого слова, как ножом по сердцу. Как будто вставили, надавили, покрутили в одну сторону, надавили ещё сильнее, покрутили в другую сторону. В голове ровно ноль понимания, что Макс может говорить это искренне. Жалость? Скорее всего. Он просто говорит то, что Крис хочет услышать. Просто кто-то до сих пор не может снять маску после игры на публику. И зачем Трущёв ему вообще позвонил и что сказал? Мыслей в голове Кристины очень много, а ещё и чувствует себя глупо теперь. — Перестань разбрасываться словами. Проект закончился, камер здесь нет, можешь не притворяться. Теперь больше не нужно этого делать, Макс. — Зарывшись носом в подушку, бурчит Крис, сдерживая слёзы. Но Свобода слышит всё и крепче обнимает. — А я и не притворялся. И не играл на камеру, а был честным и искренним что тогда, что сейчас. Кошелёк, ты классная и я сильно привязался к тебе, правда. — Улыбка на лице словно призрак надежды, что всё действительно не так. Словно тусклый свет от маяка в полнейшей тьме, но он настолько призрачный, что верится с большим трудом. — Лучше расскажи мне, что за приступы грусти и самоистязания. Очевидно, если Макс просидел у кровати Кристины, то яркие порезы нельзя было не заметить. А то, с какой лёгкостью он об этом говорит, значит лишь то, что ему очень страшно услышать истинную причину. Никто не хочет быть тем человеком, из-за которого другие причиняют боль себе. — Просто грустно из-за расставания с Сергеем. — Врёт, но так убедительно, что и не докопаешься. Потому что и сама понимает, что не может даже чисто физически сказать Максу, что она себе что-то надумала и разрушала себя этими придумками и морально, и физически. — Не стоит так убиваться. Крис, ты молодая и красивая девчонка, ещё теперь и безумно популярная. Найдёшь себе крутого парня или на крайняк можешь дать шанс Роде, он так сох по тебе весь проект. И хоть Макс пытался, как всегда, свести всё в шутку, чтобы Кристина улыбнулась, но не сработало. «Не хочу я кого-нибудь, не хочу я Родиона. Я с тобой быть хочу» — крутилось в голове Кристины, но духу сказать вслух не хватало. Сил хватило только на то, чтобы выбраться из своего одеяльного кокона и развернуться к Максу лицом. Уткнувшись носом в его шею, накрыло очень сильно. Запах моря, свежего ветра и сигаретного дыма настолько стал родным, что крышу снесло моментально. Хочется вдыхать эту смесь ароматов бесконечно, но надышаться не получается. Макс, устроившись чуть удобнее, чем было до этого, ещё крепче обнял Кристину и поцеловал в макушку так нежно и невесомо, что тут нельзя не поплыть ещё сильнее, чем есть сейчас. Это сильно напомнило Кристине проект, то как Макс делал это для «пиара», привлекая тем самым большой интерес к их «паре». Но тело не обманешь и даже если это всё для пиара, то мурашкам не прикажешь. — Крис, мы же друзья. Если тебе снова станет грустно или просто скучно, то звони и я брошу все свои дела, чтобы приехать. Мы же друзья. «Мы же друзья. Друзья. Друзья. Друзья…». Тошнит уже от этого слова. Какие к чёрту друзья? «Друзья» себя так не ведут. Вот с Трущёвым у них дружба, да. А это уже «передружба» какая-то выходит. Но Кошелева ничего не говорит, лишь аккуратно кивает, мол «Да, ты прав. Мы друзья.». Потому что в настоящих чувствах признаться страшно. Телефон Максима разрывается уже не первую минуту от большого количества сообщений, к которым теперь добавились и звонки. Игнорировать такое уже просто нельзя, мало ли, что там случилось. И, оказалось, что кусочек из трека, анонс которого вот-вот должен состояться, просто потерялся при сведении. Максу ничего не остаётся, как уехать, но перед уходом пообещал, что как только всё решит, то снова приедет. Кристина смотрела на Макса уже чуть иначе, когда обнимала на прощание, потому что в голове сложились последние кусочки пазла их непростой истории. Сил уже действительно не осталось, чтобы терпеть эти чудовищные качели, которые уничтожили уже все эмоции. Поэтому Кристина ещё раз вдыхает запах, который остался на толстовке и понимает, что для себя уже всё решила. Пока набирается ванна горячей воды, Кристина отыскивает лезвие и кладёт его на бортик рядом. Не снимая одежды, она садится в ванну и моментально чувствует, как порезы начинают противно щипать и болеть, аж до слёз. Но все слёзы уже выплаканы. Надоело. Просто надоело. Без него невыносимо. А с ним невозможно просто дружить. Больно. Хочется обниматься дольше, чем это позволено друзьям. Хочется засыпать и просыпаться вместе, в одной постели, в одних объятиях. Хочется губ его касаться. Заботиться и завтраки в постель ему приносить. Вечерами фильмы вместе смотреть и косички ему заплетать. За руку держаться не в прикол, а потому что хочется. Хочется посты в инсту выкладывать, чтобы не как друзья, а как пара. Хочется снова в парке погулять, только без камер и дурацкого статуса друзей. На коленях его лежать хочется. Целовать. Трогать. Обнимать. Кричать о своей любви к нему хочется, а не проглатывать все чувства и эмоции, мило улыбаясь статусу друзей. Наверное, если бы он действительно любил, то давно бы сказал? Сделал хоть что-нибудь? А если не сделал, не сказал, значит — не любит? И жить не хочется.«важна лишь степень искренности;
важны лишь чувства и любовь»
В голове крутится много всего, но эти строчки выделяются из этого мракобесия больше остальных. Вода уже достаточно набралась, а тело привыкло и ему больше не больно. Порезы слегка кровоточат, но уже так плевать. По щекам катятся солёные слёзы. Сквозь пелену слёз на руки свои смотрит, которые в мясо изрезаны, а в голове мысль чётче некуда — в этот раз уже вдоль, а не поперёк. До крови закусывает губу нижнюю и проводит лезвием по руке, давя сильнее. Как можно глубже. Чтобы наверняка. То, что кто-то трезвонит в дверь, уже абсолютно не волнует. Вода постепенно окрашивается в более красный оттенок, становясь с каждой секундой всё темнее и темнее. Голова начинает кружиться, но учитывая состояние последних дней, даже привычно. Ещё чуть-чуть и сознание точно потеряет, а все проблемы уже не будут иметь никакого смысла. Последнее, что видит, пока глаза медленно начинают закрываться — как Макс в ванную залетает, откидывает букет ромашек в сторону и к ней подлетает. Что-то кричит, но все звуки смешались в один белый шум. Макс пытается первую помощь оказать, не понимая за что хвататься. А Кристина в улыбке расплывается, потому что последнее что видит — Свободу.