10 расставаний

I gave you all the love I’ve got. I gave you more than I could give. Gave you love…

      1. Расставание раз       Когда старшекурсник подсаживается к нему за стол, Конгфоб и подумать не может, что эта встреча изменит всю его жизнь. Даже после короткого, ни к чему не обязывающего разговора он так не думает. Вот только… Сомнения, что мучали его весь последний год старшей школы, рассеиваются, как от легкого летнего ветерка. Это даже пугает. Проходит зябким ознобом и тут же растворяется в послеполуденной жаре, – старшекурсник говорит уверенно, спокойно, аргументированно. Не давит и не настаивает. И от этой непоколебимой уверенности, Конгу тоже немного страшно. Как перед погружением в воду. Действительно, шутка ли – бросить то, к чему на самом деле лежит душа ради улыбки старшекурсника, который обещает ему, что инженерия – это лучшее, что может с ним случиться.       Впоследствии он еще не раз убеждается, что выбор был опрометчивым, спонтанным и, в конце концов, неверным, но изменить что-то в сложившейся ситуации уже не хочет – улыбка старшекурсника все еще стоит перед глазами. Легкая усмешка, ямочки, прищур и искорки в темных глазах.       Конгфоб судорожно выдыхает про себя, как только старшекурсник уходит, и признает: он свой выбор только что сделал. Родители не настаивали на определенном курсе, не ограничивали и поддерживали его желания и увлечения, и Конгфоб собирался отплатить им тем же.       Если бы не эта встреча, которая пресекла все его душевные терзания.       Он удивляется сам себе, прислушивается к сбившемуся сердцу и еще раз прокручивает в голове разговор. И очень четко осознает, что не только определился с выбором, но и что он – довольно импульсивная личность, безрассудная порой и рисковая. Раньше он за собой такого не замечал. А еще не замечал, что может быть ведомым, доверчивым и слабым – судя по тому, что колени становятся неприятно ватными.       Он огорченно качает головой, заставляет себя крепко встать на ноги и отправиться на собеседование. И не думать о том, что прямо сейчас он расстается со своим разумом. Он уговаривает себя попробовать и, решившись однажды, не намерен отступать или пасовать перед трудностями. А то, что их будет много, он понимает почти сразу же: студент оказывается лидером наставников и занозой в заднице всех первокурсников. Конгфоб поднимает руку на собрании, спорит и все ждет, что парень его вспомнит, но Пи‘Артит оказывается жестким, непробиваемым, властным и самоуверенным наставником, который уже и думать забыл о случившемся когда-то разговоре. Не осталось ни тени от того спокойного, участливого студента, что поддержал его. И Конгфобу становится интересно, кто же он и для чего эта «подмена личности»?       Вступая в эту схватку, он еще раз понимает, что смысла в его действиях нет ни на гран, но и проигрывать он не собирается. Особенно, когда в ход идет унижение. Кто бы мог подумать, что они опустятся до грязных приемчиков. Но если Артит думает, что Конга так легко подчинить, то он ошибается. Конгфобу даже интересно посмотреть на его реакцию от слов про жену. Никакого триумфа он не испытывает. Вот только и того ликования он испытывать не должен. Той радости, что узнал, каким еще может быть этот притворщик. Он собирается раскрыть его, заглянуть за двойное дно, изучить. Он хочет знать, ради чего так жестоко обманулся.       Он провоцирует его, улыбается, смотрит открыто. Теряет голову и задыхается от собственной храбрости. Он и понятия не имеет, к чему все это может привести, но пока он в этой схватке выигрывает, он ей рад. Даже 54 круга по стадиону не утолят его жажду победить. Ни одно скупое слово, ни одно оскорбление не пошатнут его уверенность. Сколько бы боли они не причиняли на самом деле. Сколько бы ярости ни вызывали. Конг намерен держаться. Они с друзьями даже идут выпить, чтобы таким образом «поддержать» друг друга, а заодно расслабиться, поговорить, наконец, не об учебе и злыднях-наставниках. Пока Конг торопливо убеждает мать, что у него все в порядке, Вад курит в сторонке, а Эм, Оак и Тью обсуждают последние миссии в очередной RPG, они не думают ни о чем. Действительно на миг забывают, что они всего лишь студенты. Сейчас им хочется стать ближе и просто пообщаться на отвлеченные темы.       Конг курит вместе с Вадом, рассматривая сосредоточенное лицо – вот кто открывается только близким, вот кто уважает только равных по силе и более сильных. С простачками с литературного факультета он бы не пошел. Конг даже не удивляется вопросу о «богатеньком мальчике» – Вад наверняка слышал его разговор с матерью об учебе и семейных делах – но не встречает в ответ абсолютно никаких предубеждений, и снова поражается своей реакции. Да, он не хотел, чтобы о нем знали то, что он не стремится открывать, но дело оказалось лишь в правильном человеке. Интересно, стал ли бы Пи‘Артит относиться к нему предвзято, узнай он, что Конгфоб из обеспеченной семьи? Кто знает. А вот Вад, не стесняясь, рассказывает про неважное здоровье отца, отсутствие лишних денег, и так же, абсолютно не смущаясь, оставляет Конгу свой счет. И Конгфоб ни секунды не сомневается в этом парне, в то время как за Эма, Оака и Тью отказался бы платить в любом случае.       Они только-только начинают расслабляться, как заходит разговор о страшилках, и Конг опять напрягается – к таким откровениям он еще не готов. Даже осознавая всю иррациональность подобных страхов. Реальные, подчас, гораздо страшнее – и они действительно являются подобно призракам. Поят их отравленным вином, усмехаются и глумятся над «жалкими человечишками». И когда-то бравой команде только и остается уносить ноги. Мы встретимся с вами потом, при свете дня, но что принесет эта встреча Конгфоб, пребывая в алкогольном «раздумьи», не решается сказать.       Поэтому он и молчит на следующем собрании. Ему действительно интересно, что наставники будут делать дальше. Конгфоб отвлекается на секунду и становится не до наставников – боль и злость во взгляде Вада не дают ему покоя все безобразное собрание. Не уважению они должны были сегодня научиться, а сплоченности, единству – не давать своего друга в обиду. И Конгфоб клянется себе, что ни одного из своих друзей он больше не оставит. И в особенности, Вада. Человека, который знает об уважении куда больше самих наставников. Как и о гордости, чтобы уходить вот так: с упрямо поднятой головой и потянув за собой остальных. А потом он замечает немного рассеянный, раздосадованный взгляд Пи‘Артита, и понимает, что он опять у самого порога того «двойного дна» этих собраний. Все пошло не так, как ты планировал. Даже если все и вышло из-под твоего контроля, мы все еще слушаем тебя, все еще желаем научиться. Вот только, как показывает практика, методы вы не всегда выбираете правильные и доходчивые.       А что, если Конгфоб попытается влезть в этот процесс «обучения»? Что тогда получится? Чтобы проверить, всего-то и надо, что выучить имена всех своих сокурсников. Да многих он и так уже знает. Поэтому и называет имена с полной уверенностью в своей победе. Да, ты объяснил свои мотивы, но не нужно думать, что мы недостаточно умны, чтобы их понять. Он даже предполагал исход не свою пользу и с радостью смотрел, как выносится «приговор». Ему стыдно и жарко от этих мыслей, но он ничего не может с собой поделать – Пи‘Артит добился чего хотел, поставив на место выскочку. Вот только Конгфоб и не может не признавать своей вины, даже если она была сама им и подстроена, – он идет извиняться и знакомиться. А в ответ снова получает невнятные обиняки от лидера.       Теперь Конг точно уверен, что его целью станет увидеть этого человека настоящим, без личины напускной тирании. И он видит: на стадионе – жестокость, граничащую с мазохизмом, в медпункте – подачку, граничащую с настоящей заботой. От резких перепадов кружится голова, и он уже абсолютно не понимает этого человека и свое желание узнать его. Это напоминает сумасшествие. О чем он и рассказывает Ваду, с легкостью забрасывая трехочковый. Да, осуждаю, да, наказывают, но это действительно не все, что мы можем видеть. И он уверен, что Вад поймет. Не такие уж они на самом деле и страшные, эти «призраки». Хотя Конгфоб опять бы наверняка усомнился в только что составленном мнении. Когда в темном коридоре в тебя впиваются испуганные неожиданностью, но быстро сосредотачивающиеся глаза, ему и правда хочется вскрикнуть. А потом, выдохнув, тут же избавиться от этого глупого страха за веселой подколкой.       Наставник чертыхается, хмыкает, машет на него рукой и уходит восвояси, не сожрав при этом и не обглодав косточки. А Конгфоб в очередной раз поражается и подтверждает свое открытие: все не так на первый взгляд. И ему нужно быть внимательнее, чтобы узнать истину. А еще ему нужно прекратить думать, насколько двусмысленной была его подколка и сколько она несет в себе правды.       Он зацикливается на этом и почти пропускает завязку нового собрания, пока на горизонте опять не появляются третьекурсники. Не начинают отчитывать за скандирование лозунгов, не начинают унижать тех людей, кто на самом деле заботился о них с первого дня обучения. И этого он вытерпеть не может. Даже понимая, что лидер не может не показать свое превосходство и лишний раз напомнить, что сейчас здесь главный – он. Вот только метод он выбрал в корне неверный, как считает Конгфоб. Оглядываясь на все поднимающиеся руки, он не может в этом не увериться и не поздравить себя с очередной маленькой победой. Что ж, я подожду тебя после собрания, Пи‘Артит, чтобы ты увидел, как я торжествую. Но торжествовать, по сути, нечему. Конгфоб тоже может быть не прав, и он признает это в ту же секунду, как наставник говорит о помощи его друзей. Да, порой они могут быть слишком самонадеянны в своих клятвах.       Конгфоб признает «техническое» поражение без сожалений, видя, что наставник все-таки слушает его и слышит. Но не может не подколоть опять, обнадежившись минимумом взаимопонимания. Конгфоб, что ты творишь? Вопрос становится риторическим тут же, как только Пи‘Артит открывает рот в изумлении на предположение первокурсника. Он запал на него? Конгфоб, что ты творишь?! Это уже не риторика, это – истерика. Он действительно считает себя бессмертным героем, говоря такое в лицо.       А пока наставник смущается, Конг пытается понять: он уже сам начинает верить, что Артит на него запал? Или ему только кажется? Или это уже он запал на Артита? И это точно безумие. Абсолютно бесконтрольное, всепоглощающее, но отчего-то до невозможности желанное. Особенно, когда это безумие продолжается на соседнем балконе. Конгфоб не может сдержать глупой улыбки, подглядывая за сонным лидером, но продолжает мысленно биться головой о стену. Похоже, он никогда не найдет этому внятное и разумное объяснение.       Он не может объяснить себе, почему начинает дергаться, поняв, что на очередное собрание глава не придет. Даже отсутствие наказания и, не в пример, спокойный и сосредоточенный Пи‘Нот не могут утихомирить его разволновавшееся сердце. Почему ты подсматриваешь из дверей, Пи‘Артит? Почему не выйдешь к нам? Твоя рутина на балконе не даст мне ответа, хоть и принесет небольшое облегчение.       А принесет ответ Пи‘Минни – на фотосессии. Конгфоб только-только отмахался от сомнительного удовольствия быть старостой – он точно не хочет выводить их противостояние на новый виток, а тут опять такое… Ответ не просто огорошивает – он бьет под дых. Конгфоб не всегда просчитывал свои действия, но о таком даже и подумать не удосужился. Манерный наставник говорит о наказании для Пи‘Артита, и Конгфоба огорошивает ответственностью так, что земля уходит из-под ног. Хорошо, что он сидит. И очень плохо, что, даже учитывая возможность наказания для себя и своих сокурсников, он не подумал о реальной угрозе. Пора прекращать думать, что они тут играют в куклы. Они все уже давно выросли. И если Конгфоб всегда мог ответить за каждое свое слово, то брать на себя ответственность за здоровье и статус других людей – совершенно другой уровень. Ему нужно тщательнее продумывать свои поступки. И вывести «из-под огня» невинных людей.       Он старается не накручивать себя, но получается плохо. Только привычная ехидца наставника за столиком в кафе позволяет немного расслабиться. Он здесь. Все еще можно исправить. Исправить этой уже привычной игрой «кто кого перестебет» – Артит, заставив читать молитву тарелке, Конгфоб, узнавший о любви к розовому молоку, Артит, заставивший есть нелюбимую острую пищу, Конгфоб, желающий, чтобы наставник был осторожен по пути домой… Похоже, у них ничья. Вот только когда официантки говорят, что счета за ужин уже оплачены, Конгфоб понимает насколько эта игра глупая, детская. Наставник принял ее, потому что Конг сам предложил, но вышел из нее по-взрослому, с легкостью напомнив, что старший здесь он, и это он заботится о своих младших, а не наоборот. У этого поражения вкус клубничного молока. И Конгфоб не просто принимает его – он подчиняется и вспоминает о том, чему их все это время учили наставники. Они хотели, чтобы первокурсники их узнали – что ж, теперь Конг знает, что Пи любит клубничное молоко. Но только никто из них не говорил, что это простое знание может сделать кого-то настолько счастливым. Или безумным.       2. Расставание два       Эм зовет их поучаствовать в баскетбольном турнире, но Конг более чем уверен, что их опять заставят. Так почему бы не согласиться заранее, чтобы не делать все из-под палки? Ведь так и получается: Пи‘Артит приказывает им участвовать и опять бахвалится предыдущими выпусками. Но разве он уже не понял, что их не стоит недооценивать? Разве хотя бы один первокурсник не достаточно силен, чтобы победить? Думаешь, он только на словах такой борзый? Похоже, наставник не уверен в их силах, и Конгфоб собирается доказать обратное. Даже записывается запасным игроком, хотя изначально делал ставку на конкурс «Луны и Звезды факультета», но он и в своих физических силах не сомневается. Как не сомневается в их победе – не нужно недооценивать Эма. Друг был не просто увлекающейся личностью, но еще и геймером, и фанатом, и одержимым жаждой выигрыша. Такой не потерпит поражения, не приложив максимум сил и не выложившись на пределе возможностей.       Такую же яростную страсть он видит в глазах Вада – стоит только наставнику заикнуться, как он моментально вспыхивает. Сцена выходит безобразной, но весьма показательной – лидер наставников разнимает их как нашкодивших котят. И Конгфоб не может не ответить на упрек – ты знаешь нас недостаточно и если думаешь, что мы недостойны, то мы с радостью докажем тебе обратное. Вада даже уговаривать не пришлось. Но, похоже, у него совершенно другая мотивация к победе. Он все еще хочет добиться уважения? Больше напоминает подачку со стороны Вада. Но Пи‘Прэму, возможно, не стоило реагировать так бурно. Что-то происходит между этими двумя, и Конгфобу кажется, что только что их победа стала еще более значимой, чем могла бы быть.       Поэтому все их тренировки подстегнуты адреналином, нестерпимой жаждой и энтузиазмом. И Конгфоб ждет наставников на играх, чтобы продемонстрировать их решимость. Ждет Вад, бросая озлобленные усмешки и слова о том, что засунет наставникам этот кубок в… Ох, и это только подогревает нетерпимость первокурсников. Доходит даже до того, что Конг решается просить в открытую – с разумом своим он все равно уже попрощался, так почему бы и не подначить в очередной раз? И Пи‘Артита, и себя самого – выпросив награду.       Как ни странно, у него получается. На финальной игре он изредка поглядывает на трибуны и малиновые рубашки наставников. Их строгий, сосредоточенный взгляд жжет спины, и Конгфоб силой заставляет себя концентрироваться на игре. Он страхует Вада, заботясь о его травмированной лодыжке, забивает трехочковые и не может не ликовать, победив. Не может не напомнить о себе наставнику и не может не ждать его на конкурсе. Мысли о вознаграждении только прибавляют сил, и он уверен на все сто процентов, что на выступлении не останется незамеченным.       Даже натыкаясь на «подводные камни», он не намерен сдаваться. Накладка со светом только раззадоривает еще больше – финальная песня должна была стать его «выигрышным билетом», и он не позволит ей не прозвучать. Ты слышишь ее, Пи‘Артит? Понимаешь ли, что дело тут не только в нашей старой шутке и сердцах? На этот раз все гораздо глубже. Ведь я никогда не говорил, что отношусь ко всему этому несерьезно. Даже этот чертов вопрос о системе «Сотус» играет ему на руку – теперь Конгфоб может высказать свое мнение так, чтобы ты наверняка услышал и понял. А если повезет, то поняли и другие наставники, и первокурсники.        Как вы собирались учить нас со всей строгостью и уверенностью, так и мы намерены учиться, не прячась за вашими спинами, боясь собственных суждений.       Твоя легкая улыбка за кулисами означает, что ты его понял. Понял и принял – и это действительно делает тебя Наставником с большой буквы. Он так и говорит своим интервьюерам – на небе нашего факультета не только Луна и звезды, главное, это – Солнце, без которого невозможно существовать. И Конгу все равно, что его недомолвки и косноязычность не поняли – прямо сейчас он пытается понять, насколько это Солнце стало важным конкретно для него.       Он пугается этого знания и, кажется, пока не готов озвучить его вслух, но вечеринка после конкурса быстро расставляет все точки над i. Стоит только Оаку заикнуться, что на сайте факультета хают их наставников, как сердце Конгфоба болезненно сжимается. Разве не он всего лишь несколько часов назад говорил о том, что у этой системы есть не только минусы, но и плюсы?! Какого черта им неймется?! Они не просто только что сравняли их победу с нулем своими глупыми жалобами, но и опять нарываются на наказание.       Оак называет это «эффектом Конгфоба», а Конг только шикает на него, пока они отрабатывают приседания. Какой, к черту, «эффект», когда у меня горят уши от стыда за ваши жалкие попытки показать зубы?.. И они начинают гореть еще сильнее, а потом его и вовсе кидает в жар, когда в зале для собраний появляются четверокурсники. Что они затеяли? Конгфобу становится не на шутку страшно от жесткой отповеди Пи‘Диа – их лидер никогда не был настолько пугающ в своей строгой несгибаемости, но он всегда был достаточно решителен и силен. И у Конгфоба даже мысли не возникает вмешаться – это не просто не тот случай, он просто не позволит себе встать на пути их лидера. Даже если тот собрался пробежать 54 круга по стадиону.       Все это слишком серьезно. Все это не укладывается в мозгу. Сколько бы он ни пытался сосредоточиться на докладе в библиотеке. Он полностью выбит из колеи, и Пи‘Плэ нисколько не хочет ему помочь. Мысленно Конгфоб мечется от попыток заставить себя не пасовать до трусливых, тяжелых раздумий бросить все это и перевестись. Какого черта он решил, что одной той улыбки будет достаточно? Особенно, когда этот человек, кажется, вообще не признает никаких преград на своем пути. Какого черта Конг решил, что сможет равняться на него? Но уже столько пройдя и пережив, он боится показаться себе еще большим трусом. Нет, он не сдастся в середине пути.       И стоит только ему это решить, как звонок Эма тут же рушит все тщательно выстраиваемые в голове бравады. Артит не может все еще бегать! Не может быть настолько решительным и ответственным! Не может быть настолько строгим даже к самому себе! Ведь Конгфоб уже признал его своим наставником – этого было достаточно. И он готов не просто тебе подчиняться. Он чувствует твою боль, как свою, понимает все твои чувства сейчас. Одного только понять не может – почему? Ну почему младшие не могут беспокоиться за своих старших?! Почему не могут сочувствовать, сопереживать и заботиться о тех, кто уже столько дал им? Почему ты все еще не можешь признать его своим подопечным? Почему ты не можешь мне разрешить?..       И вот теперь Конгфоб готов расстаться со своим мужеством – раз ты не разрешаешь, то мне только и остается, что бояться. Переживать за тебя, за своих друзей, непрестанно беспокоиться, какой вред мы можем причинить друг другу словами, поступками или чувствами. Ну а что мне еще остается, Пи‘Артит, когда ты хромаешь, повиснув на плечах своих товарищей? Только сжиматься от боли и страха, еле сдерживая готовые пролиться слезы. Только держаться…       Держаться всю ночь напролет, все утро, пока неожиданная встреча с Пи‘Прэмом не дает слабый намек на отдушину. Пи‘Прэм смотрит странно, сомневается, но неотложные дела не дают другого выхода, а Конгфоб понимает, что снова может найти в себе силы для улыбки. Раз уж ты не позволил мне ничего, но запретить моим чувствам ты не можешь. И ты, так же, как и я, не можешь им сопротивляться. В конце концов, каким бы ты ни был, ты всего лишь обычный человек.       О чем он непременно тебе и напомнит – вот только привычный хмурый взгляд в ответ больше не способен напугать. Боится он теперь другого. А еще того, что уже не может сдерживать свое беспокойство и заботу о человеке, настолько его поразившем. Даже отвлеченный разговор об увлечении роботами и глажке белья не приносит должного облегчения, хотя и преследует другие цели. Пи, я теперь знаю тебя немного лучше, как ты этого и хотел. Но я настолько же сильно страшусь этого знания, насколько хочу узнать тебя еще лучше. Понимаешь ли ты, что эти мои чувства теперь не остановить? Наверное, нет, как и я сам. Вот только у меня уже нет такого желания.       Но я не смогу бояться вечно – видя тебя на последнем собрании уже почти полностью пришедшим в себя, мне тоже становится легче. Ненамного, как спешит меня уверить разбитое лицо Вада. Неужели они опять нарвались?.. Вад говорит о несчастном случае, но Конг уже знает его достаточно хорошо, чтобы так легко не верить только что придуманным отмазкам. Конг перехватывает его после пар у туалета, и Вад нехотя и односложно рассказывает правду. Конгфоб не думает, что им влетит за драку – ведь с наставников может статься, но раз и наставник в ней участвовал, то может и пронести. А еще старается не думать, как наигранно Вад отводит взгляд, как облизывает разбитые губы, погружаясь в воспоминания. Конечно же, тем наставником был Пи‘Прэм, и это не может не заставлять тебя задуматься. Конгфоб улыбается, понимая, что не только он с Пи‘Артитом смогли достучаться друг до друга – эти двое тоже на правильном пути.       Эта небольшая радость сопровождает его на ужин со студентами с парными номерами и вспыхивает сильнее, когда появляется Пи‘Артит. Забавное прозвище, дорогой наставник! Конгфоб может теперь стебаться над тобой до конца жизни. Только он, конечно же, не будет.       Не будет, пока ты не уверишь его, что с тобой все в порядке, что ему больше не нужно волноваться за тебя. Хотя он, наверное, не перестанет. Никогда не перестанет. Уже нет. И только ты, Ай‘Ун, в этом виноват. Виноват в том, что злишься сейчас на меня, обвиняешь в эгоизме, в открытую говоришь, что никогда не признаешь меня своим младшим. Но для всего этого у меня всегда были свои причины. У всех моих поступков был мотив. Но даже если ты не веришь в это, я не собираюсь тебя разубеждать – я просто захвачу флаг, и тогда ты поймешь, что какими бы ни были мои причины, но я достоин зваться инженером так же, как и ты.       3. Расставание три       Доказывать свою решимость приходят почти все первокурсники. Даже на собраниях никогда не было более двухсот человек. И это как никогда вселяет в Конгфоба уверенность. Он улыбается Ваду, пожимающему плечами и прячущему смущенную улыбку в уголках губ. Что-то произошло между тобой и Пи‘Прэмом, раз ты решил «зарыть топор войны»? Не только та драка помогла вам сблизиться, но, по всей видимости, что-то еще. Что-то такое, что заставило тебя сейчас прийти на стадион и побороться за уважение себя и других. Определенно. Ведь и наставники еще никогда не были так решительно настроены. Они сейчас напоминают атлантов, держащих столпы их обучения на этом факультете на своих плечах.       Хотя у некоторых они вызывают совершенно другие ассоциации – шутка Эма снимает нарастающее напряжение и бодрит. Они действительно намерены захватить свой флаг во что бы то ни стало. И, как ни удивительно, но воспоминание о старой игре и дает им первую подсказку. Донки-Конг. Уровни, что они должны преодолеть. А испытания, конечно же, будут по системе «Сотус». Слишком легко на первый взгляд и слишком сложно одновременно. Ведь их наставников сможет удовлетворить только стопроцентный результат и полная самоотдача. Тью, выбранный старостой первокурсников, только подтверждает это, принося в ответ требования наставников. Что ж, тогда начнем.       Приходится проявить смекалку, но когда Пи‘Диа тепло им улыбается и разрешает стать его подопечными, они уже не смогут потерять надежду на победу.       Они бегают, строятся, поддерживают друг друга, помогают ослабевшим и заботятся о менее выносливых, чтобы доказать, что любой приказ может быть выполнен ими на «отлично».       Они узнают о забытых традициях своего факультета, вычищают всю территорию стадиона от мусора и собираются продолжать эту традицию не только все время своего обучения в университете, но и всю свою жизнь.       Они готовы сорвать голос, исполняя гимн факультета, вкладывая в пение всю свою решимость и желание стать достойными студентами…       И только с проявлением силы духа у них возникает загвоздка. Конгфоб более чем уверен, что так просто глава наставников ее ни за что не признает. И Пи‘Артит подтверждает его догадку, но Конг готов сделать все, что угодно, чтобы он поверил. Поверил, что не только он, но и каждый из этих студентов, всем сердцем желает учиться здесь. Учиться у своих наставников. И самое малое, что они могут сделать – это поблагодарить за уже полученные знания. Выразить этим не только свой дух, но и понимание, принятие и уважение к своим наставникам. Конгфоб знает, что это – правильный, единственно-верный путь, чтобы достучаться до их сердец. Даже если глава наставников снова злится, снова отрицает, Конг замечает в его глазах не только злость, но и замешательство, и понимает – они победили. И они не уйдут отсюда, пока сами наставники это не признают.       Они готовы ждать сколько понадобится, но ждать почти не приходится – гаснет свет, а потом в сиянии тысячи свечей Тью приносит флаг, а наставники объявляют о начале церемонии завязывания нити. Конгфоб в легком шоке от того, что им все-таки это удалось, рад долгожданной победе, но все еще не уверен до конца в правильности их поступка – главы наставников нет на этой церемонии. И это даже пугает. Ведь Пи‘Артит ни за что не смог бы уйти, не признав своего поражения. Конгфоб смотрит, как упирающегося и смущенного Вада тащит за собой Пи‘Прэм, чтобы со всей смелостью заявить, что уважает своего первокурсника, завязав ему нить на запястье. А потом Конг натыкается на Пи‘Фанг, и становится понятно, куда исчез их лидер.       За трибунами все тот же мягкий полумрак и скованная спина Пи‘Артита. На оклик он судорожно отирает лицо, а потом оборачивается, и Конгфоб забывает, как дышать. Его наставник – всего лишь обычный человек, но Конг никогда бы не смог подумать, что их благодарность сможет растрогать того до слез. Сможет настолько глубоко поразить и найти отклик в его сердце. Пожалуй, только ради этого момента стоило столько стараться и пережить. Только ради того, чтобы узнать, что наставники могут быть отзывчивыми, понимающими и добрыми людьми. И прямо сейчас Конгфоб хочет получить нить именно от такого человека. Получить его пожелания, наставления, доброту, и выполнить все эти обещания.       Единственное, что не вяжется, так это его желание вытереть слезы с лица Пи‘Артита. Не вяжется настолько, что он не может не удержаться и не сказать об этом. А получает обратный эффект – Пи‘Артит снова становится самим собой – грозным наставником. Но с той же силой Конгфоб рад, что смог вернуть наставнику силу духа. И он никогда еще не был настолько рад жесткому окрику – с их лидером снова все в порядке, они вместе все это пережили и теперь они по праву могут быть страшим и младшим друг для друга.       Могут и будут, судя по тому, что через несколько дней группа наставников во главе с Пи‘Артитом подходит к ним во время занятий со второкурсником. Математический анализ – не та область, где кому-нибудь из них не могла понадобиться помощь, но старшекурсники всего лишь шутят, разряжают обстановку страха и напряжения перед экзаменом, и вселяют в них надежду не угрозами и увещеваниями, а простой верой, что их первокурсники могут с этим справиться. И это действительно поражает. Подошедшие чуть позже девушки не могут скрыть своего благоговейного страха и удивления от только что случившейся сцены. Кто бы мог подумать, что суровые наставники могут так спокойно улыбаться в их присутствии да еще и подбадривать их. Медленно, но верно до первокурсников доходит, чего ради они воевали с ними все это время.       И конечный результат не просто ошеломляющий. Еще больше они удивляются, когда узнают, что наставники готовят им поездку в качестве поощрительного приза. И это не может не волновать, не заставлять переосмысливать их теперешнее положение. Их действительно приняли.       Конгфоб радуется вместе со всеми, пока не замечает, что ему все еще этого мало. Мало отвоеванной победы, он хочет большего, но пока не может внятно выразить, чего же хочет еще. Пока не может. Но вдруг на следующей встрече с Пи‘Артитом ему удастся это понять? Понять, почему его так радует то, что он – один из немногих, кто знает, что Пи любит розовое молоко, что его прозвище – «Ай‘Ун», что Конг – единственный, кто знает, что тот не смог удержать своих чувств за трибунами. Почему знание всего этого настолько ценно для него? Почему он не может прекратить думать об этом и о человеке, всегда вызывающем в нем такие сильные эмоции? Конгфоб думал, что со взятием флага это пройдет, ведь «бой» окончен, но мысли не дают покоя, и он уже устал от их путаницы. И то, что старшекурсники теперь ведут себя не как надзиратели, а именно как наставники, нисколько не помогает Конгфобу.       Веселые подначки перед автобусом, собирающемся увезти их на пляж, не только не помогают разобраться со смятением, но добавляют еще большую сумятицу в чувства – к ним примешивается страх.       Конгфоб не любит купаться. Соленая вода, от которой кожа становится шершавой и липкой, медузы, которые почти незаметны в мутной воде, и старые воспоминания, которые вмиг пробегают по всему телу противным ознобом. В детстве Конгфоб чуть не утонул под неожиданно набежавшим шквалом на мелководье курортного пляжа. Он хорошо помнит испуганное лицо отца и подрагивающие губы матери, только что пережившей самый страшный приступ паники. Он хорошо помнит свой собственный страх, когда теплая терпкая вода попала в рот и нос, а его самого поток воды перевернул вверх ногами и затащил на дно, хорошенько перед этим вдарив головой о песок.       Страх пришел не сразу. И это был не столько страх смерти, сколько страх перед стихией, ее мощью и собственным бессилием избежать уготованной участи. Но когда пришел и остался, Конгфоб не смог его побороть, только научился с ним справляться – он неплохо плавает, больше не теряется в неожиданных ситуациях и может задержать дыхание как минимум на полторы минуты… И все равно предпочитает оставаться на песке под солнцем. Где не так уж и плохо, а, откровенно говоря, весьма весело: старшекурсники устраивают для них забавные конкурсы, обмазывают лица красками, пытаются с завязанными глазами угадать содержание горшков и получить приз, играют в догонялки и просто сходят с ума от лета, свободы и моря под боком.       И если бы только не одно «но» – все они до сих пор остаются подопечными и наставниками.       Это совершенно глупо, по мнению Конгфоба, разделять мужскую и женскую половины первокурсников. Это выводит его из себя. Парни, конечно же, начинают ныть, что не обязаны насильно сидеть по грудь в воде, когда девушки на пляже веселятся и поют вместе с наставниками. Хотя Конгфоба по большей части злит не это, но что именно он так и не понимает. Как не понимает логики поступков Пи‘Артита. В ответ на их закономерное возмущение он встречает привычную злость и приказ, который не должен обсуждаться, как не должны обсуждаться и мотивы их действий. Но сейчас Конгфоб вдвойне не готов выполнять несправедливое наказание.       Толща воды перед ним кажется чуть ли не такой же зловещей, как глаза наставника. Такой же холодной в самый разгар лета. Но Конг не может не подчиниться. Им обоим и своему страху. Он закрывает глаза и погружается с головой в набегающую волну, задерживает дыхание…       Ему действительно нужно успокоиться, остудить голову, как сказал Пи‘Артит. Перекинуть свою злость в робость перед водной стихией и наконец понять, что злость на самом деле была отголоском ревности. Конгфоб хотел, чтобы все внимание лидера было сосредоточено на них равномерно, хотел слышать, как наставники поют для них всех, хотел знать, что они одинаково важны для них, а не только… На этом мысль останавливается и разворачивается в диаметрально-противоположную сторону – Конгфоб хотел, чтобы наставник его признал, но как только это произошло, сам Конг перестал отличаться от всей массы первокурсников. А он не хочет этого! Теперь он хочет гораздо большего. И он не позволит пренебрегать собой.       Мысль фиксируется, а потом снова пускается в пляс, заглушаясь инстинктом самосохранения – чьи-то сильные руки хватают его под мышки и с силой тянут на поверхность. Испуг снова играет с Конгфобом злую шутку, и он неосторожно глотает слишком много воды, захлебывается и кашляет. Пока руки не усаживают его на дно мелководья, не начинают хлопать по спине, а встревоженный голос не начинает резать по ушам фальцетом, Конгфоба не может перестать трясти. Но как только он осознает, кому принадлежит этот голос, он расстается со всеми своими страхами. Испуганное лицо Пи перед его глазами, громкий голос и руки, до сих пор удерживающие его плечи, навсегда изгоняют любые тревоги. Как бы сильно они ни могли злиться друг на друга, кем бы ни считали, но его наставник всегда придет ему на помощь, всегда поддержит перед лицом опасности и защитит. Так стоило ли на самом деле бояться? Стоило быть неуверенным не в своих, так в его силах? Чего ради?..       Конгфоб осознает тщетность всех своих чувств за несколько бесконечно-долгих мгновений, а когда снова заглядывает в глаза наставника, на этот раз уже без страха уверяя, что с ним все в порядке, натыкается на вполне ожидаемую реакцию – гнев. Но разве это не ты, Пи, приказал мне остудить свою голову? Разве не ты в очередной раз хотел дать понять, что твои действия не подлежат сомнениям? И гнев твой сейчас вполне закономерен, но Конг его больше не боится. Не боится быть тем, кто он есть. Не боится твоей реакции на это, ведь ты, как и любой другой из наставников, в такой ситуации поступил правильно. Единственно-верно.       Конгфоб больше никогда не будет бояться, потому что за его плечом всегда будет более сильное плечо, на котором он сможет найти поддержку. Даже если не сможет найти понимания.       4. Расставание четыре       А ведь наставник на самом деле не понимает. И Конгфоб даже не удивляется привычному наказанию: они остаются без выпивки и развлечений. Вот только Пи плохо знает его друзей – они всегда найдут и силы, и возможности сгладить любую неприятную ситуацию. Даже если это будет украденный алкоголь и поддержка девушек. Оак смеется, расставляя бутылки, увещевая, что все будет хорошо, и они на самом деле это заслужили, пока друзья подтягиваются к нему со стаканами и усаживаются в круг.       Конгфоб сомневается и даже немного злится – они определенно сумасшедшие, раз осознанно решили навлечь на себя гнев во второй раз за одни сутки. Но останавливать их сейчас совершенно бесполезно – никто и слушать не станет. Придется идти на поводу и присоединиться, чтобы, в случае чего, всем попало поровну.       Они стараются вести себя тихо, пьяно хихикают и заплетающимися языками рассказывают друг другу небылицы. Сказки, а затем и вполне реальные истории, пока вместе с кондицией дело не доходит до самого сокровенного, а точнее – тривиальных пьяных откровений, когда градус раскрепощенности в крови не заставляет рассказывать о том, чем на самом деле хочется поделиться с друзьями. Конгфоб прекрасно помнит это состояние и прекрасно знает, чем оно обычно заканчивается. В прошлый раз призраки из их страшилок ожили и заставили их напиться до бессознательного состояния. На этот раз очередь секретов – и Пайпиллин рассказывает о том, что ей нравятся девушки. Звезда университета… И парни лишь смеются над тем, какой же их всех ждал облом. Алкоголь стирает смущение и предрассудки, и Конгфоб не может не заметить тихую радость Прэ от того, что ее поняли и приняли такой, какая она есть. Хотя возможно, большинство просто не вспомнит об этом разговоре на утро. Но если и вспомнят, то это, он уверен, не изменит их отношение к ней.       Изменит все настойчивый стук в дверь и громкая ругань того, чей гнев они так боялись вызвать. Конгфоб еще никогда не видел, как компания молодых людей трезвеет буквально за секунды. Щелкает открывшийся замок, и они застывают, как мелкая добыча перед безжалостным хищником. Но Пи‘Артит не говорит ни слова, и Конгфобу кажется, что это молчание куда тяжелее и невыносимее любого наказания. Лучше бы он накричал на них, отправил бы сию же минуту домой или заставил отжаться тысячу раз. Только бы не молчал так, как будто бы они совершили что-то страшное и непоправимое. Поэтому Конгфоб бросается за ним – разбить это молчание, вывести его из себя, дать волю его чувствам. Но то, что он слышит в ответ еще страшнее. Наставник говорит о том, что они и сами прекрасно понимали, но все равно надеялись, что гроза пройдет стороной. А потом он гонит его прочь от себя, и только теперь Конгфоб понимает насколько страшную ошибку они совершили – только-только с таким трудом завоеванное доверие они уже успели предать. Да, может быть, привело к этому всего лишь их глупое упрямство, но цена, несмотря ни на что, оказывается слишком высокой. Слишком больно сейчас чувствовать его разочарование. Слишком обидно терять все из-за собственной глупости. Но невыносимее всего знать, что Пи‘Артит никогда больше не будет смотреть на него так, как прежде. Никогда больше не будет считать достойным его…       Конгфоб мучается этим тяжелыми мыслями всю оставшуюся ночь и следующий день. Даже на собрании перед концертом он не может сосредоточиться на разговоре друзей, лишь машинально кивая в ответ на все их реплики. Вот только когда начинается представление, он понимает, что должен был слушать ту околесицу, что обычно несут его друзья – в прошлый раз она помогла им захватить флаг, а в этот, похоже, утопит окончательно. Ну с какого же рожна они решили, что именно эта сцена станет самой удачной для их выступления?! Вспоминая свои слова, сказанные тогда главе наставников, и видя сейчас их проекцию на сцене, он понимает, что никогда бы не решился на подобное унижение. Это же как плевок в спины наставников и конкретно в него, Пи‘Артита.       Но еще более ужасающим выглядит видео-запись третьекурсников, где те просят разрешения быть их старшими, обучать их и оберегать. На фоне предыдущего номера смотрится совершенно невероятно. Запись не только обличает все их ханжество и эгоизм, но и действительно выставляет их глупыми, ограниченными детьми. Конгфоб не может это видеть, не может знать, как у главы все равно хватило решимости не менять свои планы, даже после того, что устроили первокурсники за неполные два дня. Не может понять, почему наставники усаживаются в «живую тропу», готовые провести своих младших по собственным телам по пути к шестеренкам.       Он может только тихонько попросить у Пи‘Артита прощения – разом за все. За непонимание, за унижение, за злость и непослушание. За то, что все еще не может быть таким, как хочет он сам. Даже предложение Пи‘Диа стать будущим главой, хоть и шокирует, но не вызывает пока никаких чувств кроме отторжения. Прямо сейчас он не может справиться даже с ролью подопечного, не то, что уж загадывать на наставника. И только слова четверокурсника о шестеренке отвлекают его от всепоглощающего самобичевания. Может быть, она поможет? Может быть, станет тем ответом, который покажет и объяснит, что он на самом деле чувствует к Пи‘Артиту? Может быть, ему стоит еще раз попытаться и сказать наконец, что он думает по этому поводу?       Другого выхода Конгфоб пока не видит, поэтому и ищет главу наставников после церемонии. А находит на пляже, растирающим отдавленные локти обезболивающей мазью, и опять чувствует укол вины. Он неуверенно садится рядом, просит выслушать и снова извиняется, но Пи‘Артиту, похоже, уже не просто надоело их противостояние – они измучили его, и больше всех постарался именно Конгфоб. Наставник уходит, а Конгфоб чувствует, как все внутри него проваливается в глубокую-глубокую беспросветную темноту. Неужели он так его и потеряет? Неужели так и не сможет донести одну простую мысль, что все было сделано не со зла? Что ему действительно жаль и что он хочет…       Холодное прикосновение пробегает мурашками по всему телу. Конгфоб вскидывает удивленные глаза на вернувшегося наставника, а когда тот предлагает выпить, чувствует, как невыносимое щемящее тепло затапливает его сердце. Наставник не просто вернулся, он дает Конгфобу шанс, и тот ни за что его не упустит. Никогда больше не допустит, чтобы наставник сомневался в нем. И скажет он это более чем прямым текстом.       Эта шестеренка символизирует не только сущность инженера, их знания, навыки, традиции, их единство и гордость. Он действительно хочет, чтобы наставник заботился о ней до той поры, пока сам Конгфоб не сможет признать себя достойным ее и всех тех вещей, что она подразумевает. Еще эта шестеренка символизирует сердце Конгфоба в самом прямом из изощренных смыслов. Но когда чувства к этому человеку обернулись любовью, преданностью, уважением, волнением и заботой, он не возьмется сказать.       Даже если ты не поймешь сейчас весь «сакральный» смысл, но Конгфобу будет достаточно и того, что она будет храниться именно у тебя. У человека, ради которого он прямо сейчас так легко расстается со своим сердцем. Даже если ты никогда не узнаешь, но Конгфоб будет вечно помнить о том, что его сердце и душа в надежных руках самого достойного человека. Достойного, даже несмотря на то, что тот сам себя таковым не считает. Пи‘Артит рассказывает о том, что никогда не стремился к этой должности, что у него совершенно другой характер, а Конгфоб знает, что никого другого не смог бы увидеть на этом месте. Знает, что только он смог бы справиться с ней настолько отлично. И только они, первокурсники, заставили его пожалеть о том, что он ее занимает. Только они вынудили наставников совершать ошибки.       Конгфоб снова извиняется. Он не знает, как сгладить их оплошности, не знает, как справиться с собственными чувствами, снова и снова предающими его. На ум приходит только старый должок Пи‘Артита, и Конгфоб с радостью хватается за него. Теперь он знает, чего хочет. Хочет стать ближе к этому человеку настолько, насколько возможно, насколько будет позволено и насколько удастся. И он решается – протягивает Пи свою шестеренку – возьмет или нет? Но наставник ждет от него только подвоха, поэтому сразу же возмущается. А Конгфоб спешит успокоить – он никогда бы не отдал ее, намереваясь уйти. Он просто просит ее сохранить. Пи‘Артит смотрит с недоумением и подозрением – все, как Конг и думал – он не догадается. По крайней мере, не сразу. Поэтому только улыбается, когда наставник сжимает шестеренку в своей ладони и торопится вернуться к своим друзьям.       Прямо сейчас Конгфоб не готов дать тебе понять смысл всех своих действий, но может дать подсказку. Спроси у Пи‘Диа, Пи. А когда догадаешься, я буду готов прямо сказать тебе о своих чувствах. Просто подожди еще немного. Я пока не могу справиться с ними сам, не могу взять их под контроль, но когда ты захочешь вернуть ее мне, я смогу. Смогу признаться самому себе. Смогу рассказать. Мне просто нужно лишь немного времени…       Как будто наудачу у них ломается автобус, и Конгфоб может еще немного побыть рядом с Пи‘Артитом. Может еще раз убедиться, что его чувства – не обман, и с каждой минутой, проведенной вместе, они только растут. Как назло, девушки на заднем сидении болтают о «романтичном» значении шестеренки, и Конгфоб вспыхивает вместе со своими чувствами подобно вулкану. Он не может вынести этого горячечного смущения и отводит взгляд, но все равно замечает нахмуренное выражение лица наставника – значит, уже понял. Он понял, что Конгфоб имел в виду во всех смыслах. Но, пожалуйста, дай ему время хотя бы до конца нашего пути – не возвращай шестеренку прямо сейчас. Конгфоб еще не готов к этому, не тогда, когда ты засыпаешь у него на плече…       Расстояние кажется бесконечно коротким, время – катастрофически необходимым, но Конг все равно замирает от страха, когда наставник прощается с ним в студенческом дворике. Но старший ничего не говорит о шестеренке, и Конгфоб еле удерживается от вздоха облегчения. Он счастливо улыбается этому призрачному шансу, но все равно не очень-то ему верит. В 99,9 процентов из 100 Пи‘Артит вернул бы ее незамедлительно. В то, что Конгфоб входит в оставшиеся доли десятых процента, верится с трудом. Но эта отсрочка – то время, которого он так отчаянно желал.       Следующая неделя будет очень тяжелой. Конгфоб вспоминает, анализирует, раскладывает по полочкам и разбирает на составляющие все свои слова и поступки, все свои мысли и чувства. Чтобы понять наконец, чего он хочет от Пи‘Артита, а точнее – какого хочет от него ответа. Честно? Он и сам не знает. На самом деле его устроил бы любой, какой не будет подразумевать, что Пи его оставит. Вернет ли он шестеренку, предложив остаться друзьями. Примет, признавая своим младшим. Вернет, отрицая его чувства. Примет, принимая и его сердце. Лишь бы только больше не гнал от себя.       Поэтому, к субботнему «недо-свиданию», как он мрачно шутит своему отражению в зеркале, он готовится со всей тщательностью. И готовится не зря, потому что «выходной» Пи выглядит, говорит и действует совершенно иначе, не так, как Пи-наставник. И это выбивает из колеи, заставляет забыть абсолютно обо всем и только наблюдать и узнавать человека перед собой. Они выбирают игрушку для племянницы Конгфоба, говорят о семье, о предстоящей свадьбе старших наставников, и Конг даже успевает немного расслабиться, как появляется она.       Девушка, о которой Пи говорит с нежностью в голосе. И эта нежность впивается раскаленными иглами во все тело первокурсника. Конг думал, что его устроит любой ответ? Не после этого. Если бы взгляд Пи‘Артита, голос Пи‘Артита, слова… хоть когда-нибудь выражали то же самое по отношению к Конгфобу, тот бы никогда не сомневался, чего хочет. Ответ всегда был только один. Теперь он это понимает, как понимает и чувства Пи‘Артита к милой девушке, отмечающей третью годовщину с другим.       Наставник на это лишь отмахивается, отказывается признаваться в открытую, а Конг опять не может сосредоточиться на происходящем. Мысли расползаются, холодный пот оседает испариной на ладонях, а в груди все так же продолжает колоть. Он даже врет что-то про голод, объясняя свое состояние, но более чем уверен, что в него сейчас и кусок не полезет. Но Пи опять переворачивает его мысли с ног на голову. Конгфоб даже думает, что тот по привычке издевается над ним, меняя его блюдо на свое – снова острое, но Пи лишь усмехается и в момент обезоруживает простой мотивацией – он хотел, чтобы Конгфоб попробовал что-то действительно вкусное. И Конг не может не подчиниться веселым искоркам в глазах, не может не признать, что действительно вкусно, не может не дождаться в парикмахерской, когда Пи захотел подстричься, не может снова не подколоть – но у него и вправду перехватывает дыхание от того, как меняется глава наставников. Не может не проводить до общежития и не может не предложить свою помощь, малодушно радуясь, что лопнувшая труба в комнате наставника как никогда кстати…       Вот только ночевка в его комнате оборачивается настоящей катастрофой. Сначала наставник узнает, что они – почти соседи из-за балконов друг напротив друга, и, конечно же, опять пытается уличить Конгфоба. В чем бы ни было. А Конг так торопится разубедить, что почти сдает себя с головой. Одно дело, когда он действительно дразнил его намеками, но сейчас просто не успевает следить за своим языком и говорит абсолютно откровенно, что не хочет, чтобы для Пи был кто-то ближе, чем он. Ошарашенное лицо наставника как никогда ясно выражает то, что на этот раз к шутке все свести не удастся. И Конгфоб в панике. Самой настоящей. Он только-только принял решение, разобрался и определился со своими чувствами, но сказать об этом сразу же… Он не готов форсировать события так далеко. Ведь сам наставник еще не готов узнать об этом. Но у Пи храбрости куда больше, и он спрашивает напрямую: есть ли у Конгфоба чувства к нему? А Конг не может ответить. Он не понимает, что тот имеет в виду, ведь все его чувства перестали быть однозначными – это не просто любовь. И он не может объяснить все это сейчас, у него просто не хватит слов. Но Пи‘Артит не настаивает, сворачивая тему, уходит в душ, а Конг ругает себя последними словами за то, что струсил, за то, что даже не попытался объяснить, за то, что снова водит за нос своего наставника, сам того не желая.       Он мучается этими стыдливыми чувствами несколько часов, разглядывая расслабленную спину перед собой. Не будь он так расстроен и зол на себя, он давно бы уже нафантазировал, что мог бы сделать с Пи, когда тот в его постели. Но сейчас все его мысли далеки от этого. Сейчас он должен попытаться озвучить, хотя бы шепотом, хотя бы малую часть того, что чувствует к Пи‘Артиту. Получается из рук вон плохо, но на удивление это приносит хотя бы немного покоя, и он может поспать пару часов перед тем, как катастрофа снова даст о себе знать.       5. Расставание пять       Катастрофа начинается с самого утра: Пи – сонный, молчаливый, а когда их пальцы соприкасаются на стакане с соевым молоком, то и вовсе тушуется и сбегает. Конгфоб рассеянно слушает слова матери, а сам пытается понять, что нашло на Пи‘Артита. Тот ведь даже учебники и конспекты забыл в его морозилке. Конг пожимает плечами и отбрасывает дурные предчувствия. Пи просто не выспался на новом месте. Он никак не мог слышать ночное признание, чтобы так реагировать. Нет.       Но подозрения начинают крепнуть с новой учебной неделей – наставник как будто игнорирует его. Не отвечает на звонки, на смс и сообщения в мессенджере. Он ведь всего лишь хочет вернуть ему его забытые вещи! А не накинуться на него с поцелуями. Что за бред… Но когда о встрече приходится договариваться через Пи‘Нота, Конгфоб пугается по-настоящему. И уже неважно, понял ли Пи‘Артит смысл шестеренки или услышал ли его слова ночью – он определенно знает о чувствах Конга. Но на что он злится? Злится так, что кажется, как будто горячие деньки с начала курса вернулись. Он зол на то, что Конг не сказал ему правду? На то, что не ответил на вопрос прямо? Или, что хуже всего, догадался сам, и ему неприятны его чувства? За что он его ненавидит?       Липкий страх окутывает Конгфоба, давит невыносимой тяжестью на грудную клетку, и он не может его игнорировать. Адреналин гуляет по всему телу, и его начинает мелко потряхивать от перспективы, что наставник действительно не захочет больше иметь с ним дело. Что больше не захочет вообще знать его… Случайно он натыкается на старшего с его подругой Намтан и спешит скрыться, пока его не заметили. Подозрения и страх одолевают с новой силой – что это? Он действительно не хочет его признавать? Отрицает эти чувства настолько яро, что все-таки решил признаться подруге? Нет… Нет, нет, нет. Конгфоб не хочет в это верить. Он не может в это верить. Пи‘Артит не такой, он никогда бы так не поступил. Он сказал бы прямо. Он не оттолкнул бы его только потому, что хочет начать отношения с девушкой.       Конгфоб гонит от себя мрачные мысли, старается успокоиться, но все равно не может не нервничать. В такие моменты его тянет закурить и хоть немного расслабиться, навести порядок в мыслях, но в ту ночь, когда Пи‘Артит ночевал здесь, Конг обещал ему бросить вредную привычку, и он не может не выполнить это обещание. Вот только как теперь держаться? Сколько еще продлится эта «опала»? Сколько Конгфобу придется ждать?       Недолго, по всей видимости – звонит телефон, и вся тревога Конга устремляется к горлу. Наставник говорит о книгах, тон спокойный и совершенно безэмоциональный, а когда собирается уже положить трубку, Конг его останавливает. Останавливает паника – если он прямо сейчас, сию же секунду не скажет ему, насколько больно, пугающе и невыносимо это недопонимание, то он окончательно его потеряет.       И он говорит. Говорит о том, что не мог сразу ответить на такой простой и одновременно сложный вопрос, о том, что он осознает, что эти чувства неправильны по отношению к мужчине, но он не может, не может его не…       Наставник сбрасывает вызов, недослушав. И вместе с гудками в груди Конга все обрывается. Он потерял его. Потерял последний шанс быть услышанным. Больше Пи не подпустит его к себе и не позволит чувствам первокурсника влиять на него. Он его даже слышать больше не хочет, обрывая тем самым все связи между ними. И Конгфоб задыхается от боли и слез, понимая все это. Человек, ставший самым дорогим, самым невероятным в его жизни, самым ценным, только что отрекся от него. И он не может этого вынести.       Сколько он так стоит на балконе, глотая соленые капли и терпкую духоту ночи с привкусом отчаяния, он не знает. Но когда слезы заканчиваются, в мышцах поселяется противная слабость, а воздух наконец начинает проскальзывать в легкие, Конгфоб понимает, что первый шок прошел. Первый приступ боли он пережил. А что он будет не единственным, он даже не сомневается.       С садистским удовольствием он развязывает на левом запястье нить, что когда-то завязал Пи‘Артит, и чувствует новую волну безысходности. Прости, Пи, теперь я не смогу исполнить ни одного обещания, данного тебе, ни одного наставления, данного тобой. Я больше не смогу жить так, как раньше, и быть тем, кем являлся. Без тебя мне все это не нужно. Без тебя мне все это не важно.       Весь мир Конгфоба рассыпается на куски и собирается в обратном порядке, попутно теряя все цвета и оттенки. Все теряет смысл. Конг погружается в апатию как в омут с головой, тонет в нервной дрожи и мигрени и уходит в зал собраний, поддаваясь лавине горьких, мучительных и одновременно сладких воспоминаний. И кажется, что уже ничего не сможет встать на пути этой жестокой депрессии, как появляется Эм и напоминает про доклад для профессора. Учеба, друзья, повседневная жизнь… Он уже успел забыть обо всем этом, но оно тянет его обратно. В привычную рутину, далекую от переживаний и страстей. И Конгфобу остается только смириться, начать плыть по течению и надеяться, что когда-нибудь его раны исцелятся. Остается только фальшиво улыбаться друзьям, отвлекаться на учебу и передать злополучные учебники и тетради наставника Пи‘Ноту. Больше у него ничего не осталось. Даже шестеренку – и ту отдал. Но Конг не жалеет, ни о чем не жалеет. Все, что он пережил, дало ему бесценный опыт. Он, в конце концов, знал, на что шел. А вот то, что не был готов к последствиям – досадное упущение. Больше он такого не допустит. Теперь он всегда будет готов встретить любую боль с распростертыми объятиями, ведь самую страшную из них он уже испытал.       Как будто зная о том, что сейчас творится у него в душе, судьба снова посылает ему Эма и еще один не самый приятный разговор. Они отдыхают на лавке во внутреннем дворе университета, наблюдая, как парни гоняют мяч. Эм мнется, не зная, как начать разговор, и Конг уже почти злится на стесняющегося не к месту друга, как его неожиданный вопрос заставляет покрыться холодным потом прямо посреди жаркого душного вечера. Конгу не просто кто-то нравится – он влюблен по уши. Но Эм же не думает, что это Мей? Нет, не думает. И Конгфоб даже знает, о чем пойдет речь, но он ведь никогда и не поощрял ее. И совершенно невольно стал участником этого любовного треугольника. А потом Эм спрашивает, смог бы Конг отказать напрямую признавшейся девушке, и тот без зазрения совести отвечает, что – да, смог бы, примеряя его ситуацию на себя. А если бы отказать было сложно? Если бы твои чувства не были однозначными? Тогда Конг избегал бы признавшегося, игнорировал эти чувства – и так он понимает, в какое сложное положение поставил Пи‘Артита. Загнал в угол и вынудил обороняться. Он сам во всем виноват. Поэтому Эм и не хочет признаваться – не хочет, чтобы отношение любимого человека к нему изменилось, чтобы этот человек видел в нем кого-то другого. И Конг снова чертыхается – ты прав, Эм, он никогда этого не хотел. Но не хотел и скрывать свои чувства, не хотел, чтобы они принесли им боль. Поэтому теперь он пожинает свои плоды. Поэтому и мучается…       Но разговор, всколыхнувший только-только успокоившуюся душу, похоже и не думает заканчиваться – парни, гоняющие все это время мяч где-то на фоне их болезненной откровенности, случайно попадают в Мей, возвращающуюся из университета на велосипеде. Конгфоб поднимает упавшую девушку, отводит в медпункт, помогая справиться с болью в поврежденной лодыжке, а потом как никогда остро сочувствует Эму, выслушивая признание Мей. Он никогда бы не хотел этой боли для обоих своих друзей. Но и врать девушке он не может. У него уже есть любимый человек, и его отношение к подруге не изменится. Но теперь изменится она. Она будет так же разбита и сломлена, как и Конгфоб. Но однажды Эм найдет в себе силы, чтобы признаться, а она – сможет его принять. Вот только Конгфоб уже никогда не сможет стать прежним…       Тоска охватывает его с новой силой. Он старается сопротивляться, погружается в учебу, бродит вечерами по улицам и паркам, только бы не запирать себя в четырех стенах накатывающего отчаяния. В один из таких вечеров к нему присоединяется Вад. Просто садится на очередную парковую скамейку спиной к его спине и молчит, а Конг понимает, как много иногда значит самая простая и мизерная поддержка. Отец Вада снова болеет, и он, первокурсник, разрывается между университетом, больницей и нападками многочисленных тетушек и дядюшек, спорящих о том, кому достанется забота о сыне умирающего брата. Конг чувствует его боль и щедро делится своей. А еще, судя по тяжелым, мрачным вздохам Вада, у него тоже не все в порядке на личном фронте. Конгфоб рассказывает ему, что получил отказ, а Вад – что даже не пытался – бесполезно. Все, как и говорил Эм. Но сейчас уже бесполезно сравнивать, чья боль сильнее, и кто поступил правильнее – реальность у всех одна и далеко не утешительная.       Скорее, даже жестокая, потому что в другой из вечеров Конгфоб встречает в кафе свое наваждение. Поддавшись нелепому порыву, он заказывает клубничное молоко, так любимое его наставником, и, как назло, Пи‘Артит появляется рядом. А Конг к этому абсолютно не готов. Не готов смотреть в глаза человеку, ради которого пошел бы на что угодно, которому отдал бы все, что у него есть… И он и отдает это треклятое молоко, притворившись, что не знает человека, стоящего рядом с ним. Потому что он действительно не знал, что так все получится. Потому что действительно не знает этого человека. И, пожалуй, больше не захочет узнать, получив его ответ.       Ему останется только смириться с этим. Вот только как это сделать он ума не может приложить. Сколько бы он ни пытался как-то с этим справиться, у него ничего не выходит. В отчаянии он даже спрашивает об этом у Пи‘Плэ. Он не хотел идти на свадьбу, зная, что новой встречи и новой боли не избежать, но раз уж идет, может быть, сможет получить совет. Наставница ошарашивает его тем, что встречалась с Пи‘Брайтом – старшекурсник производил впечатление ветреного парня, крайне ненадежного и волочащегося за каждой юбкой. Но Пи‘Плэ лишь улыбается, вспоминая о нем. Говорит, что если встречи не избежать, то можно просто улыбнуться друг другу и двигаться дальше. Ведь любовь все равно остается прекрасным чувством, даже если может быть болезненной.       Уверенные слова вселяют в Конга маленькую, но надежду. Надежду на то, что у него получится однажды – так же вспоминать без боли, так же улыбаться и действительно перешагнуть через все это и идти дальше. Но все его надежды рушатся, даже не окрепнув – Пи‘Артит нисколько не хочет ему помогать, заводит совершенно нелепую, «непринужденную» беседу после совместной фотографии, и Конг не может этого вынести. Он останавливает его и может только просить. Не нужно притворяться «добрыми друзьями», не нужно говорить со мной, если одно только мое присутствие для тебя некомфортно, не нужно врать ему и давать совершенно напрасные надежды. Они никогда не исполнятся. Просто дай мне время, чтобы пережить это. Иначе он действительно пожалеет, что пришел сюда. Ведь сейчас у их наставников самый главный в жизни праздник, и не стоит омрачать его собственными неясными чувствами.       Весь оставшийся вечер Конгфоб старается держаться, не смотреть на наставников и их лидера. Получается плохо. Он все еще не готов отпустить его. Настолько, что даже отказывается возвращаться домой с Пи‘Плэ, намереваясь устроить себе прогулку и снова погрузиться в тяжелые мысли. Но он опять натыкается на Пи‘Артита… Наставник говорит, что голоден, зовет его поужинать вместе с ним, а Конгфоб не может не мучиться от терзающих его сомнений: кажется, всего лишь несколько часов назад он просил его не давать ему надежду, но Пи‘Артит снова поступает по-своему. А Конг снова подчиняется. Этот вечер будет бесконечно долгим…       Показная забота с этими палочками, фрикадельками, долгими взглядами в придорожной забегаловке, в которой проходит их ужин, просто выводит его из себя. Ведь Конг только что просил тебя, а ты продолжаешь сыпать соль на его раны, снова мучаешь его. А потом Конг понимает, что все эти неуклюжие метания и ужин – лишь предпосылки к чему-то большему. Его наставник никогда бы не стал издеваться над ним в этой ситуации, а значит, есть что-то еще. И скорее всего он хочет поговорить с ним об этом. И Конг решает подождать, пойти за Пи‘Артитом, пока тот не будет готов к этому разговору.       Но к тому, что говорит наставник невозможно быть готовым – тот проверяет, не отказался ли Конг от своих чувств, готов ли продолжать идти за ним, не зная, куда этот путь приведет и насколько он будет долгим. Но Конгфоб не мог и думать об этом. Да, смирился с отказом, но никогда и ни за что не смог бы отпустить этого человека из своего сердца. Но наставник идет дальше, спрашивая, осознает ли Конг, что отношения между мужчинами – это совершенно другая ответственность. Но для Конга это никогда и не было проблемой – нести ответственность ты их всех очень хорошо научил. Тогда наставник напоминает, что они – старший и младший, и Конг уже отчаивается понять смысл этого разговора, как и то, что пытается сказать ему Пи‘Артит. И тогда наставник дает ему еще одну подсказку, говоря, что тот знает его как никто другой: его предпочтения, его дурные привычки и черты характера. Спрашивает его, готов ли он принять его со всем этим багажом. И вот тут Конгфоб понимает, к чему все это было – наставник дает ему шанс. Шанс вступить в эти отношения, полностью осознавая, через что придется пройти и с чем придется столкнуться. Но Конг готов, и теперь его очередь спрашивать – а готов ли наставник? Тот заминается на несколько секунд, делая их самыми пугающими в жизни Конгфоба, а потом говорит, что готов узнать его лучше. И Конгфоб не может поверить в то, что слышит, не может поверить, что самое невероятное все-таки случилось. А ведь он даже в лотерею никогда не выигрывал. Безудержное счастье вмиг наполняет его жаркой волной, рвется на лицо в неконтролируемую улыбку, и Конгфоб совершенно не может да и не хочет ему сопротивляться, желая услышать более конкретный ответ. Но вместо него Пи‘Артит просто притягивает его к себе и целует в губы, тем самым подтверждая, утверждая и доказывая право Конгфоба на счастье. И первокурсник не может перестать улыбаться, принимая его. Не может больше бояться, что его чувства никогда не достигнут этого человека – ведь теперь он наверняка останется в его сердце. Через что бы им ни пришлось пройти, сейчас, завтра и даже через год эти чувства останутся с ними навеки. Конгфоб больше не один. Как не одиноко и его сердце.       6. Расставание шесть       Сладкую эйфорию приходится удерживать силой. Сосредотачиваться, останавливаться, задерживать дыхание. Чтобы глупое сердце не выскакивало из груди, чтобы смогло выдержать то количество счастья, что он сейчас испытывает. Потому что к нему он не привык. Не привык еще к мысли, что – все, теперь уже можно. Бой окончен и можно праздновать победу с чистой совестью. И этому придется учиться – учиться сдерживать не только боль, обиду и страх, но и счастье, и любовь. Ловить себя на совершенно неконтролируемой улыбке, поплывшем взгляде, учащенном сердцебиении, отдергивать и медленно про себя считать до десяти.       Он научится. Обязательно научится, потому что его Пи – тоже учится. Снимать маску непримиримого лидера, открываться хоть немного перед другими людьми и показывать свой характер без утайки. Например, когда группа наставников застает первокурсников у доски с результатами экзамена. Режим «злого наставника» включается моментально и настолько неотделим от привычного образа, насколько неуместен прямо сейчас – все они признали друг друга, и больше нет необходимости в старых ролях. Даже друзья Пи, без сомнений и посмеиваясь, открыто говорят ему об этом. Но Артит и так знает – просто привычка – второй характер, и он, не смущаясь, переводит тему на учебу, отмечая заслуги первокурсников. И вот тут Конгфоб не может сдержаться – это не только их заслуга – большая часть принадлежит наставникам и конкретно – Пи‘Артиту. И Конг сделает все, чтобы стать таким же. Стать наставником, который может гордиться своими младшими, приложив максимум усилий. Артита такое заявление, конечно же, удивляет, и, пока он не понял истинного смысла желания Конгфоба, тот торопливо желает ему тоже добиться успеха в учебе. И вот на что Пи реагирует. Но Конг и не думал сейчас подначивать его – это снова забота, которую нужно учиться принимать.       Наставник уходит, а Конгфоб может наконец расслабить подрагивающие пальцы. Он начинает походить на влюбленную фанатку, еле сдерживая порывы в лицо говорить о том, какой Пи классный. Он ведь уже знает, что на Артита не стоит давить слишком сильно. Особенно сейчас, когда они еще только учатся этим отношениям.       Он выдыхает, отвлекается наконец и чувствует на себе внимательный взгляд. Толпа учеников уже давно потеряла интерес к устроенной недо-выволочке, и только один человек продолжает оценивающе смотреть на Конгфоба. И он кивает Ваду, легко встречая его взгляд. Им стоит поговорить – Конг не хотел бы скрывать свои чувства от него. Как не хотел и хвастаться, и давать советы. Когда разговор случается, Вад лишь вздыхает – немного грустно, немного обреченно, немного радостно. Они оба знают, что никакие слова или советы тут не помогут – все, что происходит с ними, зачастую, зависит только от них самих, и если Вад не может найти в себе силы что-то изменить, Конгфоб не сможет ему помочь. Лишь продолжить поддерживать смятенное сердце друга. Он не знает, чего хочет Вад от Пи‘Прэма, но пока тот сам не определится, сделать ничего нельзя. Как нельзя и отвергнуть эти чувства – Конг на собственном опыте убедился, что не получится.       Не получится бороться со счастьем и безгранично затапливающим теплом, когда Пи ненароком, как будто походя, вручает Конгу свою шестеренку. Свое сердце… Не получится бороться с обжигающей нежностью, когда Пи впервые приглашает его на свидание, всеми правдами и неправдами открещиваясь от самого факта. Не может бороться со смутным беспокойством, раздражающей тревогой и парализующим страхом, когда Пи начинает говорить о Пайпиллин, сравнивать ее, хвалить. Когда резко вырывает свою руку из его, а голос дрожит от еле сдерживаемой ярости. И так же он не может бороться со своими надеждами, вручая Пи на вечеринке письмо со своими чувствами. Не может бороться с восторгом, уважением и восхищением, когда Пи в открытую признает перед всеми, что они – пара. И опять не может бороться со своим счастьем, любовью и эйфорией, когда слышит от Пи признание, когда целует его, даря ласку, когда впервые признает такое чувство, как ревность…       Он не может бороться с этими чувствами и не хочет. Но хочет научиться их контролировать. Он как никогда уверен в своих силах, даже признавая, что иногда судьба вмешивается в их жизни. Например, тогда, когда сводит совершенно незнакомых людей за столиком университетской столовой во время набора новых студентов. Пи не помнит об их первой встрече. Для него она незначительна – он наверняка ко многим выпускникам вот так подходил поболтать о трудностях поступления. Но для Конгфоба эта встреча по истине судьбоносна, и он принимает этот факт, как настоящее чудо. Он никогда в чудеса не верил, но теперь знает, что они случаются и тут же переворачивают жизни людей, меняя их до неузнаваемости. И так же он осознает, что не всегда они могут быть приятными и радужными. Но прямо сейчас он счастлив этому чуду, как маленький ребенок – новогодней елке, и он всерьез намерен продлить этот праздник до конца своей жизни.       И ему это удается целых два года, пока он и Пи‘Артит учатся вместе. Пока они дарят друг другу подарки, выражая свою любовь «материальным образом». Пока флиртуют и подначивают друг друга, играя на баскетбольной площадке на грани фола собственной выдержке в битве с гормонами. Пока дарят друг другу ни к чему не обязывающие прикосновения, добираясь до университета на одном велосипеде, разделяя общие воспоминания на двоих. Пока то робко и несмело, а то открыто и не завуалированно говорят о своем восхищении друг другом, о своем желании друг друга, о своей любви – заботой в столовой, горячими взглядами на совместной подготовке к тестам, песнями о своих чувствах на годовщину отношений…       Говорят, пока в этом есть необходимость, пока их чувства не изменились, пока ни один из них не стал ими тяготиться. Но к концу второго курса Конгфоб замечает, что все-таки что-то начинает меняться, медленно трансформируется, обретая иные значения. Они стоят на пороге перемен – Пи‘Артит почти выпустился, Конгфоб скоро примет новые обязательства, став лидером наставников. Они разъедутся, заменят разлуку новыми встречами, а в жизни начнутся новые перипетии. Но Конгфоб уверен, что они оба с ними справятся, да и Пи совершенно характерно для себя волнуется – им все по плечу, пока они вместе. Вот только наставник решает иначе.       Это потом Конг поймет, к чему была эта неизвестно откуда взявшаяся недосказанность, эта тщательно скрываемая боль во взгляде, перепады настроения – от апатии до безграничной нежности. Но сейчас… Сейчас земля уходит у него из-под ног почти в буквальном смысле – он переступает с ноги на ногу, когда смысл слов Пи доходит до его разволновавшегося сердца. Голос наставника полон сожаления, досады, боли. Он с трудом может смотреть в его глаза, но в своем решении более чем уверен. И Конг задыхается от моментально поднимающейся паники – схватить, прижать к себе, заставить взять свои слова назад. Но Пи‘Артит делает шаг в сторону от него – и вся паника превращается в ледяной, животный ужас. Артит снова повторяет, что хочет расстаться с Конгфобом, хочет закончить их отношения и дальше пойти своей дорогой. В одиночку. Продолжает смотреть пристально и с мукой в глубине глаз. И Конгфоб совершенно на автомате кивает – я услышал тебя, Пи, я тебя понял. Но я никогда не смогу этого принять. Не смогу отпустить тебя из своего сердца – оно уже у тебя. И уходя сейчас, ты забираешь его с собой. Ты забираешь с собой его любовь. Его жизнь, его чувства…       Конгфоб еще долго стоит на стадионе, не в силах осознать произошедшее, не в силах пошевелить ни единым мускулом – ему кажется, что он тотчас разобьется, ведь внутри него ничего не осталось. Его душу забрал наставник, и тело теперь – пустая оболочка. Выпотрошенная, вывернутая наизнанку, изувеченная тем, как грубо, резко, жестоко из нее с мясом вырвали ее сердцевину. Конгфоб понимает это так ясно и отчетливо, словно чувствуя, как все внутри наполняется неподдельной кровью от душевных ран. А еще знает, что, как только первый шок пройдет, у него будет истерика. Будет не один нервный срыв, стресс, кошмары…       И он сомневается, что переживет это. Переживет осознание того, что человек, которого он любит больше своей собственной жизни, может отказаться от его любви. И эту рану он ничем не сможет закрыть, ничем не исцелит и не облегчит боль. Не помогут бесчисленные слезы, кошмары, попытки связаться, увидеться, снова поговорить. Боль не может созидать, она только разрушает. И каждая попытка Конгфоба вернуть, поговорить, переубедить наставника лишь приносит еще больше мучений им обоим. Выжженное пепелище его души бесполезно поливать водой напрасных надежд.       7. Расставание семь       Он задыхается. Первое время ему всерьез кажется, что он не сможет дышать. Двигаться, просыпаться по утрам, говорить. Когда каждый его шаг навстречу оказывается бесполезным, бесплодным, безответным, он задыхается этим глухим отчаянием. Оно спирает дыхание и душит на корню любой мало-мальски проклевывающийся росток надежды. Ему не вернуться назад. Им обоим уже не удастся вернуться к тому, что было. И отчаяние от осознания этого перекрывает доступ кислорода ко всем чувствам. Конгфоб выгорает дотла в этом безжизненном вакууме, как бы невероятно с точки зрения физики это ни звучало. Но без чувств – он выцветает, иссушается, умирает. Ничто больше не может вывести его из этого состояния отрешенной апатии.       И Конгфоб снова учится притворяться, надевать маски фальши и фарса перед друзьями и знакомыми, делая вид, что с ним все в порядке. Да, больно, да, тяжело, но он справится – он же Конгфоб – сильный, решительный, целеустремленный. Мистер Совершенство, Луна факультета, новый лидер наставников. Молодой студент с разбитым сердцем – один из тех, которых в пору юности не счесть. Он всего лишь один из многих. В какой-то момент Конгфоб даже сам начинает в это верить. Порой у него уже не остается сил на боль и разочарование. Учеба все еще продолжается, статус наставника и лидера все еще несет в себе тот же груз ответственности, который он был готов принять. Иногда ему приходится забывать о том, что случилось, полностью отдавая те крохи, что от него остались, новым проблемам и заботам.       Только перед Вадом ему не приходится притворяться. Перед Вадом да еще Эмом. Но Эм, кажется, никогда не испытает такого же разочарования, что и Конг. А вот Вад понимает полностью – точно так же сгорев однажды, он может разделить с ним эту боль на двоих, принимая его и возвращая свою. Он не жалеет его, но сострадает. Не пытается пенять на опрометчивость поступков Конга. Что бы они оба ни делали, в результате остались с одним и тем же разбитым сердцем. Довольствоваться малым, сгорая от неразделенной, не озвученной, не отданной любви или взять все по максимуму, обращаясь в пепел – Конгфоб не знает, кто из них больший мазохист. Он вспоминает Пи‘Плэ, ее слова о том, что любовь может быть болезненной, но думал, что уже испытал ее всю. Выходит – нет. Всегда найдется что-то пострашнее.       Страшнее, больнее, ужаснее, непереносимее. Страшнее горьких слов, разрыва, боли в чужих глазах, разлуки. Страшнее, чем отсутствие всего этого, нет ничего. Поэтому из последних сил он старается отрешиться от этой боли. Забыть про нее хотя бы ненадолго. И если в присутствии Вада он мог полностью ей отдаться, получая психологическую разрядку, опустошение в мыслях, бессилие в сердце, то затравленный взгляд Тью возвращает боль с новой силой.       Он даже представить себе не может, как друг вляпался во все это, но нахальный первокурсник зацепил его с первого взгляда. Конг ловит краем уха разговор новичков о необходимости сбора подписей, – непреклонность парня, упрямство и почти брезгливость в голосе, и взволнованный взгляд Тью. Он окунается в воспоминания о себе и Пи‘Артите – в этой же столовой, с этим же заданием, с такой же непокорностью. И слишком хорошо понимает, чем все это может закончиться, если интерес Тью перерастет во что-то большее. И если первокурсник останется таким же упрямым. На место сжатых от боли кулаков приходит глухая тоска, окутывающая сознание удушливым туманом. Тью тоже хорошо знает, чем такие отношения могут закончиться, поэтому Конг может лишь просить его воздержаться пока от активных действий. Успокоиться и вместе подумать, как не превратить недопонимание в схватку между старшими и младшими. Возможно ему стоило спросить совета у наставников, но одна только мысль, что он может встретиться с Пи‘Артитом вызывает не предвкушение и радость, а муку.       Все его попытки были безуспешными, и сейчас ему придется смириться с поражением. Привыкнуть, научиться заново дышать, постараться самому, не опираясь на помощь наставников. Теперь он один и должен рассчитывать только на себя. Поэтому на встречу с теперь уже бывшими наставниками друзья Конга идут без него, но позже Эм пересказывает последние новости из жизни старших: кто все еще учится, кто работает, кто служит Родине. А еще о том, что Пи‘Артита не было на встрече – слишком много дел на его новой работе. И конечно же, Эм забывает обсудить их новую «политику» в отношении первокурсников, хотя и получает совет. Но о другом – нынешним наставникам не стоит забывать о приближающейся стажировке, и уже пора взяться за подготовку к ней. Конгфоб только тяжело вздыхает – новый учебный год и так тяжел для него, а проблемы все продолжают сыпаться. Все его силы уходят на них, но это неожиданно становится своеобразной отдушиной. Не очередным камнем на истерзанной душе, а тем грузом, что не позволит ему «всплыть» на поверхность отчаяния. Учеба – все еще тот якорь, который держит его. Кто и сколько бы ни пытался «раскачать» его «эмоциональный штиль», у них ничего не получится – Конг надежно увяз в болоте под названием «депрессия». Ни наивная первокурсница, забывшая свою табличку с именем, тем самым пытаясь воспоминаниями Конгфоба снова причинить ему боль. Ни упрямый первокурсник, продолжающий игнорировать их систему обучения, подобно самому Конгфобу когда-то. Раз за разом. Сейчас Конгфоб как никогда ясно видит в чем и почему заблуждался, отрицая идею наставничества. Жаль, что в свой первый год обучения он этого не увидел, быв так сильно ослепленным лидером.       Теперь же он может совершенно спокойно выслушать первокурсника и высказаться сам: уважение, принятие, понимание. Все они – разные люди с разными историями жизни, с разным мнением и разным прошлым. И именно для того, чтобы научиться сосуществовать со всем этим, и нужна система. Конгфоб уважает своих первокурсников и делает все, в первую очередь, только для них, потому что это – его обязанность как лидера – помочь сосуществовать в обществе, помочь научиться. Первокурсник все еще упрямится, отказываясь помогать своим товарищам в захвате флага, но Конг видит, что заставил его задуматься над своими словами и над самой системой обучения.       А еще видит за этим упрямством принципы, которых и сам придерживался и придерживается до сих пор. И не может не проводить параллели. Если бы в свое время на свое упрямство он не получил бы жестокий отпор, спровоцировавший его на не менее жестокую оборону, возможно, их отношения с Пи‘Артитом никогда бы и не переросли во что-то иное. Если бы он сам хоть раз подошел с таким спокойствием, хладнокровием к действиям наставника, то ему никогда бы не пришлось…       От того, каким все в его жизни могло бы быть, становится плохо. Почти настолько же, насколько сейчас, с другим развитием событий. И пока Конг не знает плохо ли это. Что было бы лучшим выбором. Единственное, что он знает наверняка это то, что прошлое нельзя изменить. Осталось только понять, что делать с этим прошлым. Особенно тогда, когда и настоящее нельзя игнорировать. Например, как сейчас – захват флага и церемонию завязывания нити. Пестуя свою боль и терзаясь воспоминаниями, он совершенно не замечает, как с момента, когда прошлое разделилось на настоящее, прошло уже больше четырех месяцев. И сейчас он – уже не только бывший возлюбленный, но и лидер наставников, только что посвятивший и принявший первокурсников под свое крыло. Зато он замечает чувства той самой студентки, что когда-то забыла свою табличку, Каофан. Чувства к нему – и снова чертыхается – как будто они – какое-то проклятие их факультета. Слишком близкие, переходящие черту отношения между старшими и младшими не приведут ни к чему хорошему, как он уже не раз убеждался, вспоминая себя, Вада, Тью. Поэтому не дает девушке никаких надежд, не подпитывает ее интерес и не отвечает ей ни одним словом или поступком. Все останется в строгих рамках. Он не намерен повторять свои ошибки.       Он будет наставником, помогающим с учебой – разложит примеры из математического анализа так, что любой поймет. Наставником, заботящимся о своих подопечных – снова пойдет с Тью уговаривать Дэ участвовать в их мероприятиях. Наставником, прислушивающимся к словам других людей – соберет подписи студентов, желающих присоединиться к ним в традиционной поездке на пляж, и придумает, как убедить декана одобрить эту самую поездку.       Он будет тем, кем должен быть, кем себя видел. Вот только не знал, что к этому моменту от него останется только половина, если не меньше. Все, что ему остается – быть наставником. И он добивается своего: мероприятие по посадке деревьев приносит им разрешение на поездку на пляж. Но только уже сидя в автобусе, Конгфоб вспоминает, что церемония посвящения завершается для первокурсников вручением шестеренок бывшим лидером наставников, а это значит, что встречи с Пи‘Артитом не избежать. В суете подготовки к поездке он даже не подумал об этом, не вспомнил. Он напуган предстоящей встречей. Предстоящей болью. Но с неожиданной отчетливостью он понимает, что часть него все-таки выгорела дотла и больше не принесет той боли, которой он боится. Это не значит, что она его отпустила, но эта мука уже стала такой привычной, что Конг даже осмеливается забыть про нее на мгновение. И если бы о ней еще не напоминали так часто…       Тью все никак не может отцепиться от снова идущего наперекор первокурсника, Эм ревнует Мей, все еще не решаясь рассказать ей о своих чувствах, Пи‘Прэм, приехавший на замену оставшемуся в городе Пи‘Артиту и спрашивающий о Ваде, и Каофан… Девушка, вручающая Конгфобу свою шестеренку. Свое сердце… Если бы она только знала, что за этим жестом может последовать, сколько боли может причинить это самое сердце. И Конг отказывается – с него довольно. У него уже есть чужая шестеренка, он точно так же уже отдал свое сердце, но, как бы сильно ни любил и ни заботился о чужом, свое он так и не смог сохранить. Поэтому он просто не в состоянии принять ее чувства. Его собственные раны еще не зажили и, наверное, уже и не заживут.       Конгфоб думает об этом, сидя на песке и слушая плеск волн. Вспоминает, как сам отдавал свое сердце и в очередной раз смиряется – раз отдал, значит нечему теперь болеть. А в груди все равно тянет, жжет и мучает. И так больше не может продолжаться. Ему нужно научиться жить с этим, переболеть, перетерпеть, справиться. Ведь когда-нибудь они с Пи‘Артитом встретятся, и Конг должен быть готов к этой встрече.       Неясная поначалу мысль становится твердым решением, стимулом, если не привыкнуть, то перешагнуть через все произошедшее. С прежним извращенным мазохизмом он почти превращает это решение в свою цель и почти пугается этому – ему придется забыть обо всем, чтобы существовать дальше. Иного выхода он не видит. Не видит смысла и дальше держаться за эти воспоминания. Ему нужно покончить со всем этим.       И решение, так быстро ставшее целью, даже внезапно получает возможность своего осуществления. На мысль наводит стажировка – они разговаривают о ней в университете, обсуждают планы, составляют резюме и выбирают будущие места стажировки, и Конгу кажется, что вот этот шанс проверить свою выдержку. Ведь наверняка, стажируясь в какой-нибудь компании, они могут пересечься с Пи‘Артитом. И если не поговорить, так хоть Конг будет знать наверняка, как отреагирует на бывшего парня. Конгфоб кивает сам себе, отгоняя глупые мысли о том, что он тем самым лишь продолжает сыпать соль на раны, продолжает тешить себя напрасной надеждой, все еще хочет увидеть одного единственного человека. Сколько бы он ни боролся со своими чувствами, выход у него всего лишь один, потому что любого другого Пи‘Артит его лишил.       Время стажировки неумолимо приближается, но Конг так и не может решить, в какую компанию хочет пойти. Он смеется на предложение Эма стажироваться в фирме отца – «теплое место» для богатенького сыночка давно готово, но разве Конг когда-нибудь не мог добиться чего-то сам? Они ужинают в кафе, обсуждая варианты, наблюдают за Тью, который в очередной раз натыкается на «амбразуру» в виде Дэ, а Конг старается не завидовать так сильно Эму и Мей, флиртующим за тарелками. Он может только вздыхать с болью да успокаивать позвонившую мать, что скоро встретится с ней.       Конгфоб пытается хотя бы ненадолго отвлечься, но судьба не на его стороне – то Тью с Дэ, то Эм с Мей, то Каофан, напоминающая о встрече парных номеров – Пи‘Артит все равно не придет… И не приходит. Конг заталкивает досаду и перегоревший адреналин подальше в душу и старается не расстраиваться – Пи‘Там, сам того не ведая, подал ему еще одну интересную мысль: можно не ждать случая, можно самому этот случай устроить, если Конг сможет попасть на стажировку в компанию Пи‘Артита. Идея очень даже неплоха. Конг же хотел забыть и переболеть – вот и шанс.       И всю дорогу от кафе до дома он обдумывает это решение – нет, мама, задерживаюсь я не потому, что не могу «отлипнуть» от своей второй половинки; нет, отец, пройти стажировку я хочу в другой компании. Моя «половинка» бросила меня, как будто я никогда для нее ничего не значил, а в другую компанию я хочу, потому что в будущем чужой опыт может пригодиться гораздо больше своего. А еще из-за возможности встречи с той «половинкой». Возможности начать жить заново. Все, что они пережили вместе, все, через что прошли, должно остаться в прошлом, и Конгфоб больше не может помнить это прошлое. Ему не нужна эта память. И если ответ из «OceanElectric» будет положительным, он расстанется с этой памятью, не жалея ни о чем. Ведь внутри Конгфоба не осталось ничего, о чем можно было бы жалеть – только эти воспоминания.       Он кивает сам себе, получая подтверждение из компании Пи‘Артита, ждет еще несколько недель до начала стажировки и собирается с духом. Если Пи понадобилось всего несколько минут, чтобы поставить точку в их отношениях, пока длился их разговор, то Конгу нужно было больше полугода, чтобы до этой точки дойти. Дойти, справиться с собой, чтобы прямо сейчас смотреть в твои глаза без страха. Смотреть, пока работник отдела кадров представляет его и еще одного стажера тебе и твоему отделу.       Он знает, что может расстаться с этим воспоминаниями, вот только любить тебя он, наверное, никогда не перестанет.       8. Расставание восемь       Конгу нравится Най. Его напарник по стажировке – добрый, мягкий и отзывчивый парень. И наверняка в его университете не было традиций ломать друг друга, подстраиваясь под определенную систему. Конг отдергивает себя от мыслей о предстоящей встрече, а Ная от выставочной продукции «OceanElectric» – любопытство его до добра не доведет. Пи‘Дуриан, встретившая их в отделе кадров, проводит им экскурсию по компании, параллельно знакомя с различными подразделениями. В кабинете совещаний они натыкаются на отдел продаж, а Конг – на ошарашенный взгляд бывшего наставника. Конг ждет, что вот, прямо сейчас его сердце зайдется в немыслимом ритме, дыхание перехватит, а в лицо бросится кровь, но его голос, на удивление, не дрожит, когда он представляется сотрудникам, пульс остается ровным, а спина – прямой. Только похолодевшие пальцы чуть подрагивают, но стоит отвести внимательный взгляд от Пи‘Артита, как и это эфемерное волнение проходит.       Они продолжают ходить по офису: в отделе контроля качества Най опять проявляет свое непоседливое любопытство, и Конг торопливо оттаскивает его от стола с приборами и не может не улыбаться – такое ощущение, что ни сердце, ни разум еще не поняли, с чем столкнулись. Конгфоб удивляется сам себе, что так спокойно отреагировал – неужели он смог? Неужели у него получилось? Да, легкая призрачная боль всегда сидит внутри него где-то позади грудной клетки, но то, что она сейчас не становится сильнее, радует его донельзя. И только единственное, чего он боится, так это, чтобы за неожиданным штилем не последовала буря.       Как назло, Пи‘Дуриан отправляет их по отделам – отнести документы, и Конг почти ее проклинает, читая в адресате отдел продаж, но тут же отдергивает себя – стоит еще раз проверить. И наверное, им надо поговорить с Пи‘Артитом. Для того появление бывшего подопечного стало шоком, и Конгу наверняка придется объяснять свое нахождение здесь. Но им нужно поговорить не только об этом. Конгфоб хочет знать, действительно ли для них все потеряно? Неужели не осталось ни одного шанса исправить хоть что-то в их отношениях? Нет, не вернуть былое, но может быть, они смогут избежать игры в незнакомцев и показушного игнорирования?       На свою удачу Конгфоб натыкается на Пи‘Артита в служебном помещении у отдела. Шок прошел, вместо этого взгляд наставника затравленный, и Конг даже немного растерялся, вручая документы. Пи даже не спрашивает, что Конг здесь делает – ясно же, что на стажировке. Но стоит только младшему открыть рот, чтобы объясниться, как Артит обрывает его, не смотрит больше в глаза, говоря, что у них у обоих много работы и некогда тратить время впустую, а потом и вовсе приходит коллега наставника и уводит его с собой. Конгфоб вздыхает и снова ловит себя на том, что не волнуется. Ни когда шел, ни когда пытался поговорить. Он пожимает плечами, но когда судьба снова сталкивает их друг с другом, больше не может оставаться спокойным.       Поступив на стажировку, Конгфоб решает переехать поближе к компании, чтобы не мотаться каждый день от студенческого общежития через полгорода. И каково же было его удивление, когда его соседом в этом новом спальном комплексе оказывается Пи‘Артит. Конг пытается удержать коробки с вещами, застряв в дверном проеме, а помочь ему решает наставник. И то только потому, что из-за коробок они не видят друг друга. Когда же коробки падают, изумление на лицах обоих абсолютно неподдельно. И в случае Пи‘Артита оно почти моментально сменяется на гнев… Конгфобу остается только чертыхаться – теперь Пи будет думать, что он его преследует. Теперь бесполезно доказывать, что все это было непреднамеренно – не поверит, судя по тому, с каким грохотом захлопывается соседняя дверь.       Конгфоб ошарашен и раздосадован, но больше за собой никаких других эмоций не замечает, поэтому не намерен переживать попусту. Разве только поговорить им все-таки придется. Конгфоб стучится к наставнику, звонит по телефону, но совершенно предсказуемо не получает ответа. Пи умеет быть задницей, закрываться и игнорировать проблемы – это Конг знает не понаслышке. Но так же прекрасно знает, что сможет его дожать. Он хочет только поговорить. Но Пи‘Артит продолжает бегать от него. Например, в столовой, где Конг и Най обедают с начальником производственного отдела, Пи‘Йоном, и его заместителем – громким, веселым и манерным Пи‘Черри. Артит приходит с коллегами – Пи‘Эрз и Пи‘Тодом, а завидя Конгфоба, почти моментально сбегает за напитками. Конг вздыхает и идет за ним, но Артит упорен – демонстративно меняет свой заказ, не желая иметь ничего «общего» с младшим, и тому приходится стерпеть, стиснув зубы.       О спокойствии больше не может быть и речи – Конгфоб медленно, но верно начинает закипать. И взрыв следует тем же вечером. Конг снова стучит в соседнюю дверь, снова получает тишину в ответ, но на этот раз решает немного подождать – если Пи до сих пор так бурно на него реагирует, то не сможет не выглянуть. И тот, конечно же, открывает, оглядывается, замечает Конгфоба и тут же испугавшись, пытается скрыться. Но Конгу уже до чертиков надоела эта игра в молчанку – хватит, он полгода ее терпел. Он пытается ухватить Пи за руку и тут же получает болезненный удар дверью чуть повыше запястья. И не может сдержать громкий вздох. А когда Артит выскакивает, сам хватает за руку и с таким же испугом рассматривает красную отметину наливающегося синяка, Конг не может сдержать злость. Мы оба уже давно не маленькие дети! Мы оба прекрасно знаем, к чему приводит недосказанность! Пора прекратить игнорировать ситуацию! Конгфоб с силой вырывает руку из пальцев наставника, хотя больше всего ему сейчас хочется прижать его к себе. Они так давно не были так близко друг к другу…       Где-то на периферии сознания мелькают Тью и Дэ: как Тью постоянно хватал своего младшего за руку, пытаясь утащить на очередное собрание первокурсников. Насколько жалко это выглядело. И насколько отчаянно… И это останавливает Конга от необдуманного поступка. Это и тупая боль в руке. Он собирает всю свою решимость в кулак и зло смотрит на наставника. Это соседство и стажировка в компании – всего лишь совпадение. Они больше никто друг другу, и нет нужды шарахаться от него, как от чумного. Конгфоб не собирается его преследовать! Пи‘Артит смотрит на него с приоткрытым ртом, слушает гневную тираду, навряд ли улавливая смысл – больше реагируя на эмоции, и теперь Конгфоб не дает сказать ему ни слова. Закончив с объяснением, он просто развернется и уйдет к себе. А в комнате, прижимая бутылку воды из холодильника к руке – все, что нашлось для компресса, будет изо всех сил сдерживать слезы. Но так и не сможет…       Ночь проходит в судорожных, отчаянных вздохах, на мокрой подушке, с болью в руке и затылке. Конгфоб хотел новой встречи и хотел забыть – что ж, получилось просто прекрасно. Настолько, что он не надеется дожить до утра. Надежда вообще – гиблое дело, как он выяснил.       Срыв отпускает только под утро. Конг пытается привести мысли хотя бы в относительный порядок, но получается из рук вон плохо. Взбодриться помогает Пи‘Черри, причем, почти в буквальном смысле. Манерный заместитель колдует над очередным прибором, при этом не переставая трепаться в мессенджере и хихикать, как секундой позже вскрикивает и начинает трястись. Конгфоб знает, что нужно делать в случаях ударов током, помнит технику безопасности, но все равно бросается вместе с Наем к пострадавшему. Только Пи‘Йон поступает правильно. Отключает рубильник подачи электроэнергии и совершенно справедливо выговаривает стажерам, как детсадовцам. Они же в ответ могут только извиняться, а некоторые еще и корить себя за несобранность. Пи‘Йон говорит, что прежде, чем пытаться помочь другим и заботиться о них же, нужно сначала научиться заботиться о себе, и Конг подвисает на этой фразе. Да, они с Пи‘Артитом заботились друг о друге, любили, уважали, принимали ответственность, но вот о самих себе думали редко. Но возможно, отсутствие именно этого здорового эгоизма и стало причиной разрыва? Конгфоб ведь до сих пор теряется в догадках о мотивах наставника. Почему тот захотел оставить его, прекратить эти отношения? Похоже, теперь он может предположить ответ. Ведь Конг более чем уверен, что нельзя разлюбить просто так, должны быть причины. Может ли забота о нем стать причиной? Он не знает.       Но думает об этом весь день, даже когда за ужином они оказываются за соседним столом с отделом продаж. Пи‘Черри шутливо переругивается с Пи‘Сом, секретарем другого отдела, Пи‘Йон что-то говорит о конкурсе новых электроприборов, а Пи‘Артит пытается оказаться как можно дальше от своего младшего в пределах небольшого стола. Новая, неожиданная встреча, но Конгфоб больше не злится, он чувствует только усталость и боль во вновь давшей о себе знать руке. Даже после ужина, на улице по пути к их дому, Конг не может сосредоточиться. Он даже не обратил внимание, что Пи‘Артит не сбежал от него как обычно, что идет на несколько метров впереди… Но потом он останавливается, и Конгфобу приходится поднять голову. Пи извиняется за случай с дверью, но Конг перебивает его, просто говоря о том, что только-только осенило его подобно ушату холодной воды: Конгфоб не знает, на каком расстоянии он теперь может находиться от Пи. Теперь, когда они не вместе. Теперь, когда он не знает, как Пи относится к нему. Наверное, то, что Артит так упорно бегает от него, означает, что расстояние это в десятки метров. Желательно за углом, за поворотом, в соседнем квартале или на другом конце страны.       Конгфоб невесело усмехается, но Пи‘Артит шагает навстречу, останавливается в метре от него, молча давая ответ. И Конг понимает – знакомые, просто знакомые люди – вот теперь кто они друг для друга. Даже не старший и младший…       Новое открытие приносит новую боль. На ее пике Конг даже жалеет, что все это затеял, но продолжает упиваться этой болью – он вытерпит ее всю, даже если сам виноват. Зато в следующий раз неповадно будет. Дни начинают проходить за днями, боль понемногу отступает, а Конг опять успокаивается: оказывается, в игру с игнорированием можно играть вдвоем. И теперь он очень хорошо понимает Пи – с глаз долой – из сердца вон. Чем меньше они друг друга видят, тем меньше боли испытывают.       Особенно, когда о ней вновь напоминают – Конг смотрит на Пи‘Йона и Ная. Господи, ему хватало Тью и Дэ в университете, но той химии, что происходит между его новым другом и начальником производственного отдела, он не может не замечать. Ему действительно нравится Най, и для такого светлого, чистого и доброго парня он никогда бы не пожелал тех страданий, что могут с ним приключиться. Конг может только надеяться, что слишком плохо все не закончится.       Боль выигрывает лишь с переменным успехом, поэтому Конг не стремится ломать надежды Ная, предпочитая оставаться в числе проигравших.       Чтобы хоть немного развеяться в один из вечеров он зовет Вада посидеть в баре Пи‘Брайта. Наставники собираются у него почти каждые выходные, чтобы их гиперактивный друг не заскучал, поэтому Конг надеется, что пока Пи‘Артит занят сверхурочно подготовкой к конкурсу со своими коллегами, их встреча и не думает намечаться. И не прогадывает – в баре почти пусто, а Пи‘Брайт смахивает фальшивые слезы, кидаясь обнимать своих младших.       Вад выглядит бледнее обычного в неверном полумраке бара, тих и устал. Конг наверняка выглядит так же. Они медленно потягивают пиво, и Вад понемногу расслабляется и рассказывает, как у него сейчас обстоят дела. Болезнь его отца прогрессирует, и Вад уже не может отказаться от академического отпуска – неизлечимая болезнь отнимает время, которое отец и сын могли провести вместе. Поэтому сейчас друг находится в больнице почти безвылазно. Конгфоб вздыхает, переживая за однокурсника, но ничего сделать не может, только быть вот такой же слабой, сломленной поддержкой. Конг многое бы отдал, чтобы с Вадом сейчас был человек, на которого он мог бы опереться в полную силу. Друзья – это только определенная степень поддержки, а той, которой бы хотелось, так и нет…       Через пару часов они собираются по домам. К ночи в баре становится более многолюдно и шумно, а им хочется продлить свою «тишину» еще немного. Но, кажется, не получится – в бар приходит Пи‘Нот, еще несколько их бывших сокурсников, и радости Пи‘Брайта просто нет предела, а потом появляется Пи‘Прэм в объятиях какой-то девушки. Конгфоб успевает бросить на Вада мимолетный взгляд, отвлекается, чтобы подойти к наставникам и поздороваться, а в следующее мгновение друга уже нет на месте. Выход из бара у Конга перед глазами, и, пока никто ничего не заметил, он старается так же тихо скрыться.       Вад обнаруживается в туалете. Его нещадно рвет выпитым, и Конг торопливо шагает к нему, приподнимает голову друга, чтобы тот не захлебывался, и гладит по спине. Крупная дрожь терзает все тело, рвотные позывы больше походят на рваные истеричные всхлипы, а дрожь эта знакома Конгу до каждого нервного сокращения мышц – он сам через это проходил. Давно. Еще в самом начале своего пути в Ад. И он совершенно не удивлен, что страх увидеть любимого с другим человеком может быть настолько силен. Это поистине ужасно. Конг не знает, что сделал бы, если бы увидел Пи‘Артита с какой-то девушкой. Он боится даже представить…       И пока переживает приступ Вада вместе с ним, пока помогает умыться и уводит из бара через черный ход, параллельно отписываясь смс с извинениями Пи‘Брайту, Конгфоб понимает, это – конец. Вад показывает ему, что надеяться бесполезно. Бесполезно измерять расстояние между ним и наставником, бесполезно увещевать себя и думать, что он может справиться и жить дальше. Бесполезно успокаивать себя и думать, что все однажды наладится. Бесполезно тешить себя напрасными надеждами. Им никуда не деться от этих чувств, им не сбежать от собственного сердца. Все, что они могут, так это – принять все, как данность и перестать надеяться. Ведь именно эта надежда причиняет им самую невыносимую боль. Именно она – источник страха, растерянности, волнений, злости и страданий. Пора перестать надеяться на чудо. Перестать надеяться на счастье. Им не нужна ни надежда, ни счастье без любимого человека. А значит, с этой глупой надеждой пора расстаться.       9. Расставание девять       После произошедшего в баре Вад еще несколько дней выглядит подавленным. Конг старается встречаться с ним как можно чаще, даже на неделе вытаскивает на совместный ужин в кафе, когда возвращается из университета. Вад постепенно приходит в себя и привычно отмахивается – он проходил через это уже не раз. Он уже не надеется и не может не заметить, что и Конг – тоже. Он даже пеняет ему, что тот бежит от бывшего наставника, а идея стажироваться в его компании оказалась не так удачна. И теперь очередь Конга отмахиваться: да, может быть, он сглупил, но это и помогло ему окончательно увериться в том, что им нет пути назад. Поэтому он примет решение Пи‘Артита – отойдет от него на максимальное расстояние и не сделает больше ни одной попытки сблизиться.       Даже если они теперь встречаются постоянно – целую неделю он работает в отделе продаж, а потом, благодаря Пи‘Эрз, знакомится с Пи‘Паккой, начальницей экономического отдела. Слухи о суровом нраве немолодой, но приятной женщины кажутся Конгфобу нелепыми – Пи‘Пакка совершенно не такая. Конг бы хотел стажироваться и у нее тоже – мысли об экономическом отделении магистратуры посещают его все чаще. Даже если он любит инженерию не меньше, но он все еще хочет изучать экономику, а Пи‘Пакка могла бы поделиться с ним опытом.       Конг заглядывает к ней еще несколько раз, но не забывает и о работе в отделе продаж – скоро начнется конкурс новых электроприборов, а это – дополнительная нагрузка. Конг бы хотел присоединиться к Пи‘Эрз или Пи‘Тоду, чтобы помочь, но Пи‘Тода перехватывает Пи‘Джон, который абсолютно не вызывает какого-то доверия, а Пи‘Эрз приглашает Пи‘Артита. А еще… Она зовет его «Ай‘Ун», и это каждый раз впивается раскаленной иглой в сердце Конга. Он чувствует почти физическую боль. И ладно бы, когда Пи‘Тод зовет наставника на иностранный манер «mister Sun», это можно стерпеть, но не ласковое, нежное прозвище из уст женщины.       И Конг отходит в сторону. Проще помощь Пи‘Данаю или в очередной раз остановить Ная от полной разборки какого-нибудь электроприбора. Да, в отделе качества это и может быть уместно, но офисная техника тоже страдает от пытливого ума неугомонного стажера. Конг переключает на них все внимание и вполне закономерно получает похвалу от начальника отдела продаж, а в Нае не может не замечать вспыхнувших чувств. Най и Пи‘Йон видятся довольно часто, и с каждым днем лицо друга кажется чуть более счастливым, пока однажды не потухает. Стоит только услышать от Пи‘Дуриан, что по прошествии месяца стажировки в разных отделах их переведут в основной – Конга – в производственный, а Ная – в отдел качества, как вся радость с друга мигом слетает. Он вымученно улыбается, но Конг прекрасно знает, что это не из-за расстройства от того, что придется работать не в понравившемся отделе. Конг подозревает, что Най и сам уже понял, что лучше всего подходит отделу качества. А значит, дело в другом. Это что-то глубже, болезненнее, и Конгу остается только точно так же тяжело вздыхать вместе с Наем. Он боялся, что чувства могут ранить друга, так и получилось. Но Най молчит, а Конг не собирается ему навязываться – он знает уже, что друг очень упрям – он должен справиться сам.       В отличие от него, Пи‘Йон очень вдумчивый и серьезный человек, но и он выглядит расстроенным, когда Конг переходит из отдела продаж в производственный. Пи‘Черри оказывается очень внимательным заместителем, а Конг даже не знает, стоит ли ему вмешиваться во все это. Он уверен, что начальник со всей мудростью и опытом найдет выход из положения. Ведь что бы ни произошло, это коснулось их обоих, и Конг видит искреннюю тревогу на лице Пи‘Йона. Все, что он может, это хоть немного подбодрить своего нового наставника, размышляя о том, что люди отличаются от механизмов тем, что они могут меняться, поступать по-разному и мыслить, и чувствовать совершенно иначе. Поэтому не стоит зацикливаться на чем-то одном – рано или поздно чувства изменятся. Конг знает об этом не понаслышке, он сам тому подтверждение. За болью придет смирение, за гневом придет страдание, за счастьем последует несчастье, а за любовью – боль. Порочный круг, из которого не так-то легко выбраться. Но Конг пытается, хоть пока и безуспешно.       Хорошей отдушиной и способом снять это напряжение становится поездка на пляж. Пи‘Джон и Пи‘Тод выиграли в конкурсе приборов, и компания отправляет их и смежные отделы в поездку в качестве награды. Через пару недель производственный отдел празднует завершение отгрузки первой партии нового товара, Пи‘Черри щеголяет в резиновой шапочке и с надувным спасательным кругом в виде утки прямо по цеху, а Конг улыбаясь звонит Тью – ему не отказаться от такой возможности хоть немного развеяться. Голос Тью расслаблен и весел, и он торопливо убеждает, что они смогут несколько дней позаботиться об их младших и без своего лидера. Друг беззаботно счастлив, и Конг понимает, что это вполне может быть из-за того, что наставник все-таки нашел общий язык со своим строптивым младшим.       Конг усмехается про себя и надеется, что так оно и есть, пока его мысли не начинают занимать воспоминания: позднее лето, жара, шумная компания, автобус и соленый запах воды. Они едут на море, и Конг задумывается о том, что взрослые гораздо ярче выражают свои эмоции – конкретно сейчас – радость. Это они, будучи студентами, гораздо чаще выбирались куда-нибудь веселиться и отдыхать, взрослые же сотрудники радуются этой возможности куда сильнее, чем они. В их новой взрослой жизни слишком много времени уделяется работе и семье, а вот возможность скинуть с себя груз ответственности, забыть хоть ненадолго об обыденности и рутине не так часто выпадает. Поэтому в автобусе царит самая настоящая беззаботная вакханалия, приправленная легким алкоголем.       Позже вся дружная толпа высыпает на горячий песок и продолжает радоваться и шуметь, участвуя во всевозможных конкурсах. От заботы о своей «тайной паре» до салочек и пляжного футбола. И Конг отдается во власть этому веселью. Стоит только заставить себя забыть хотя бы на мгновение, что Пи‘Артит сейчас здесь же, под этим же солнцем, в этой же компании и может точно так же расслабиться, как водоворот смеха, улыбок и радости поглощает его с головой. Пи‘Дуриан участвует в заплыве в бассейне, намереваясь побить свой школьный рекорд, Пи‘Данай лихо принимает мяч на грудь, а потом забивает решающий гол в свои же ворота, Пи‘Сомрак выигрывает в беге в мешках, Пи‘Черри и Пи‘Сом плещутся на мелководье, пытаясь в порыве горячей «любви» утопить друг друга, а Пи‘Тод с завязанными глазами разбивает арбуз, и даже Пи‘Пакка выглядит донельзя умиротворенной в шезлонге и сладким коктейлем в руках.       Конгфоб жмурится от яркого солнца и старается запомнить каждую деталь этого путешествия, – фотографии Пи‘Дуриан станут дополнением, но он хочет как можно тщательнее и подробнее запомнить это ощущение счастья, яркости и тепла, что приносит это лето. Он слишком давно не был так искренне рад. Даже вспоминая, как однажды на таком же пляже он лишился своего сердца, это не делает его менее счастливым. Однажды он даже сможет порадоваться этому факту…       Ближе к вечеру у компании открывается второе дыхание – начинается вечеринка, которая включает в себя поздравление начальником, быструю музыку, легкую одежду и более крепкий алкоголь, и она наверняка может продлиться до самого утра. Конгфоб легко пританцовывает, потягивает пиво, радуется за Ная и Пи‘Йона, играющих на приставке в футбол – их колени соприкасаются друг с другом, а горячее неровное дыхание обжигает плечо оппонента, и совершенно ясно, что все недопонимание, неловкость и обиды между ними исчерпаны. Конгфоб с легкой грустью салютует помирившейся парочке стаканом и направляется к шезлонгам, чтобы немного передохнуть, но там – Пи‘Эрз и Пи‘Тод, неловкость и сожаление. А он и не заметил, что и в отделе продаж вспыхнули чувства. Он качает головой и направляется дальше, на пляж.       Влажная ночь принесла с собой долгожданную прохладу, но песок под ногами и не думает остывать. Конгфоб валится на теплые песчинки и почти тут же захлебывается открывшимся видом: прямо над ним – бесконечность. Темно-синее полотно со сверкающими алмазами звезд, дыхание набегающих волн, спрятавших горизонт и как будто слившихся с космосом. И как же давно он не видел такой же захватывающей ночи… Когда-то… Они с Пи‘Артитом хотели съездить на пляж только вдвоем, хотели посмотреть на эти звезды держа друг друга за руки, хотели любить друг друга вечно… Даже если одна звезда всегда была рядом с Конгфобом, и она – Солнце, что уверенно признавало, что всегда будет единственным для него. Тогда они еще могли себе позволить быть собственниками. Но не эгоистами. И не было нужды загадывать желания на падающие звезды – у них было все, и не о чем мечтать. А что бы он загадал прямо сейчас?       Словно в ответ на его мысли темнота отзывается тихими шагами – Пи‘Артит присаживается рядом, а Конгфоб с болью усмехается про себя – его желания слишком просты и слишком быстро исполняются – Пи‘Артит рядом. Но раз желание так быстро исполнилось, то может быть, оно и не было желанием? Всего лишь реальность, совпадение, неизбежность. А мечта должна быть далекой, недосягаемой, тем, к чему по-настоящему всегда будет стремиться его сердце. И когда Пи‘Артит спрашивает Конга, что бы он загадал на звезду, тот внимательно прислушивается к себе. Он отбрасывает прочь волнение оттого, что наставник рядом, отбрасывает жадную дрожь оттого, что любимый человек – протяни руки и прикосновения не избежать, не остановить. Отбрасывает в миг вспыхнувшую боль оттого, что что бы он на самом деле ни пожелал, оно не исполнится. Но наверное, можно сказать… Конгфоб бы хотел, чтобы любимый человек каждый день признавался ему в любви. Каждый день говорил, как он дорог ему, как нужен, что он навеки принадлежит ему одному. И никогда не говорил, что им нужно расстаться…       От простых слов, от невысказанного подтекста и неприкрытого намека наставник вздрагивает. Молчит как будто ошарашенно, а потом Конгфоб не успевает даже заметить, как Пи‘Артит оказывается непозволительно близко. Придвигается, прижимается, кладет ладонь на его щеку и заглядывает в глаза. Что он хочет в них увидеть? Что пытается сказать этими действиями? Они ведь уже поставили точку в их отношениях. Но губы Артита говорят об обратном – он целует его. Легко, эфемерно, как будто во сне, но и горячо, страстно, жадно. Конгфоб мог ожидать любого ответа, но только не такого и не так.       Словно очнувшись, Пи‘Артит вскоре отшатывается от него. В его глазах паника, пальцы моментально зарываются в песок и сжимаются в кулаки. А потом наставник опускает голову и сдавленным, но по-прежнему уверенным голосом просит прощения. И изумление и шок Конгфоба вмиг заменяет огромная кровоточащая рана… За что ты просишь прощения, Пи? За то, что твоя любовь оказалась не так сильна? За то, что ты не поверил, что моей любви хватит на двоих? За то, что дал мне напрасную надежду? За то, что все еще пасуешь перед своими чувствами? Или за что, что не можешь их сдержать? Это все уже не важно. Не важно, что ты просишь прощения, ведь самую сильную боль я уже испытал. А ты… ты просто не сможешь бросить меня дважды, чтобы вновь ее причинить. Я знаю это слишком хорошо. И, глядя на то, как быстро ты сбегаешь от меня, от своей слабости, трусости и любви, я больше не могу испытывать боль. Она больше не нужна – она и так со мной постоянно. Превратившись в неотъемлемую часть моего существования, она достигла своего апогея. Ничто и никогда больше не сможет причинить мне подобных страданий.       Конгфоб запрокидывает голову, вглядывается в бесконечно-звездное небо, смаргивает не пролившиеся слезы и сглатывает солено-горькую кровь из прокушенной губы. Наставник сбегает от него подобно отступающему прибою. И подобно воде, с тихим шелестом волн боль покидает тело Конгфоба.       10. Расставание десять       Следующее утро туманно и сонно. Конгфоб силой заставляет себя улыбаться и участвовать в новых играх и конкурсах. Отрешенно наблюдает за радостью победившей команды и идет «сдаваться» Пи‘Эрз – она – его «тайная пара», и все, что он мог сделать для нее в качестве проявления заботы, так это угостить розовым молоком, к которому она так же неравнодушна, как и Пи‘Артит. Не надо… Не вспоминай. И снова он силой заставляет себя закрываться от воспоминаний о прошлом вечере. Ничего уже не изменить…       Взбодриться помогают внезапные собрания отдела продаж и производственного. Конг и Най недоуменно переглядываются, но совсем скоро получают ответ на все вопросы – новая продукция возвращена заказчиком, и многим отделам придется вернуться в офис, чтобы уладить возникшую проблему. Не сговариваясь и ни секунды не сомневаясь, Конг и Най едут в город вместе со всеми – даже если их помощь окажется мизерной и не самой существенной, лишние руки при аврале никогда не будут лишними. Так и получается: они помогают разгрузить возвращенный товар, а Пи‘Йон, глядя на коробки, коротко бросает, что идет проверять спецификацию по документам и характеристики товара по факту.       Причиной возврата оказывается низкое качество некоторых деталей, и все сотрудники могут только поразиться такой грубой ошибке. Это не может быть случайностью. Не тогда, когда они столько сил приложили к созданию нового товара. Чуть позже Пи‘Йон снова собирает производственный отдел: стало известно, какая именно деталь выходит из строя и почему. Им повезло, что новая жаровня была разработана на основе старого проекта и какие-то детали у них одинаковы, поэтому нужную можно заменить деталью со старой модели. У них не так много этих запчастей, но пока отдел продаж ищет нового поставщика, производственный отдел может заняться ремонтом. И снова Конг и Най могут пригодиться – они помогают на сборке, и пока Най сетует на то, что нужных деталей слишком мало, Конгфоб разглядывает пластиковый поддон на замену. На нем – логотип производителя, и Конгу очень не хочется думать о том, какая поднимется шумиха, если они не справятся сами, и ему все-таки придется просить помощи у человека, способного решить их проблему.       До позднего вечера они собирают жаровни, пока в небольшой перерыв к ним не заглядывает Пи‘Черри. Они утоляют жажду, а тот рассказывает последние новости: отделу продаж удалось найти нового поставщика, но в указанный срок тот сможет произвести только 30 процентов от необходимого количества товара. С теми 20 процентами, что соберет производственный отдел, у них все равно не хватает половины. И сложно представить, какой штраф за неустойку выплатит их компания и как долго они будут искать виновника случившегося.       Конгфоб не может больше смотреть на усталые, недоуменные и искренне-огорченные лица – он уже и сам успел полюбить эту компанию, влиться в коллектив и подружиться с большей его частью. Ему так же больно оттого, что работа пошла насмарку. Он больше не может сомневаться и уходит звонить. Короткий разговор не приносит облегчения – Конг знает, что совсем скоро на него посыплется лавина вопросов, а уж как отреагирует Пи‘Артит он и думать боится. Наверняка все окажется куда хуже, чем он себе представляет. С тяжелым сердцем Конг идет в отдел продаж и обращается к Пи‘Данаю, стараясь ни на кого не смотреть. Конг знает поставщика, который произведет им любое количество необходимых деталей в любой срок. Просто потому что руководитель этой фирмы – его отец.       Конгфоб никогда не кичился своим положением сына богатых родителей. Он скрыл это ото всех, даже от любимого. Просто потому что не хотел, чтобы на него смотрели предвзято. Он способен справиться со всем сам, без денег, положения и силы родителей. Но только не в этот раз. Сейчас речь идет о целой компании и о десятках людей, которые выбиваются из сил, стараясь исправить положение. Конгфоб больше не может полагаться на собственные возможности.       Пи‘Данай уходит разговаривать по телефону, а Конг сбегает в коридор – меньше всего ему хочется объясняться именно сейчас. Но, похоже, все-таки придется – на встречу с новым поставщиком Пи‘Данай отправляет Пи‘Артита и Пи‘Тода. И конечно же, наставник тут же обращается к нему с вопросом, но Конгфоб действительно не может рассказать ему вот так, походя. Может только попросить быть вежливым – меньше всего ему хочется оправдываться перед отцом в случае чего.       Пи‘Артит уходит, а Конг возвращается к Пи‘Данаю – вот кому стоит рассказать все сейчас, потому что это станет его ответственностью. Начальник отдела продаж, конечно же, удивляется, но искренне благодарит за помощь. Производственный отдел распускают по домам отдыхать, пока отдел продаж подготавливает документацию для заключения контракта, но Конг и не думает, что может еще чем-нибудь помочь компании – теперь он сам нуждается в помощи.       Как объяснить наставнику свой обман он не представляет, но попытаться стоит. Даже если и безрезультатно – на утренний телефонный звонок Пи‘Артит отвечает, но говорить не хочет. Пока – подразумевается, и Конг с тяжелым сердцем отправляется в офис. Совсем скоро горячая новость облетит всех сотрудников, и ему придется отбиваться от чужого навязчивого любопытства.       Положение спасает Пи‘Пакка, «реквизируя» Конгфоба из производственного отдела в бухгалтерию почти на всю первую половину рабочего дня. Юридическому и экономическому отделам положено проверить отдел продаж и его сотрудников в такой нестандартной ситуации, и лишние руки, особенно такого умного стажера, как Конгфоб, ей точно пригодятся.       Конг отвлекается работой, даже почти забывает обо всем, возвращаясь в производственный отдел через несколько часов, но долго отмалчиваться не удастся – в кафетерии, куда Пи‘Йон его утаскивает чуть ли не силой – Пи‘Эрз и Пи‘Артит. Конг замирает от страха как кролик перед удавом, но почти тут же себя одергивает – а почему он, собственно, должен бояться? Да, он чувствует вину за то, что не сказал Артиту о своей семье, но у него были на то свои причины. Конечно же, Пи‘Артит будет злиться на него, но Конг не собирался скрывать это вечно. Просто он прекрасно знал, что еще одного повода для насмешек от наставников тогда, на первом курсе было бы слишком много, чтобы он мог выдержать. Он бы не смог преодолеть и так не маленькую стену непонимания между собой и Пи‘Артитом. Ему и без этого пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать, что они – равны. Социальное положение стало бы недостижимой планкой и еще одной причиной, почему наставник не пожелал бы с ним сблизиться.       Поэтому вместо страха Конг выбирает уверенную оборону – он до сих пор считает, что поступил правильно. И это же он говорит и Пи‘Эрз – он сознательно скрыл свое положение, но это не значит, что он не может им не воспользоваться на благо компании. И получает в ответ благодарность девушки, одобрение Пи‘Йона и, как обычно, недовольство Пи‘Артита.       Конг устало вздыхает и начинает сомневаться, что в этот раз наставник его поймет. Но это не значит, что он не попытается снова все ему объяснить. Без лишних ушей и максимально открыто. Вот только Пи‘Артит продолжает упорствовать – Конг перехватывает его у входа в офис, где наставник ждет курьера, но добивается только совершенно однозначной реакции. Он молчит, смотрит на него странно, как будто с изумлением, но и со страхом. Конгфоб пытается извиниться, донести до, пусть и бывшего, парня, что он не хотел, чтобы Артит узнал обо всем так. И уж тем более не собирался скрывать все это вечно. Но старший продолжает молчать, а потом разворачивается и уходит. И сколько бы Конг ни звал, тот не оборачивается. Медленно, но верно Конг начинает злиться. Да, они расстались, но это не значит, что он когда-либо врал ему в своих чувствах. Он до сих пор его любит и не намерен терпеть незаслуженную обиду и игнорирование.       До конца рабочего дня он пытается успокоить свои чувства, подавить поднимающуюся боль в сердце, но получается плохо. Боль все равно приходит, а злость остается и даже вспыхивает с новой силой, когда Пи‘Артит снова сбегает от него без ответа, на этот раз – с парковки. Это уже не смешно! Два года назад ты мог не считаться с моим мнением, но ты всегда выслушивал его, так почему же сейчас не даешь ему и шанса? Все это время он шел за тобой, как когда-то обещал, был верным и преданным тебе, любил тебя, но ты в очередной раз показываешь, что теперь младший перестал для тебя существовать…       Или даже хуже. Нет, он же не мог его за это возненавидеть? Мимолетный страх ошпаривает нервы, но не успевает поглотить – его отвлекает Пи‘Эрз, которая предлагает подвезти Конгфоба. Может быть, хотя бы у нее получится узнать, что наставник думает по этому поводу? Может быть, хотя бы ей он открылся? Но спросить не так-то просто, а Пи‘Эрз только предлагает поговорить друг с другом – если бы он только не пытался! Он уже в конец запутался в настроениях Артита и больше не знает, о чем тот думает. Пи‘Эрз странно хмыкает, а потом предполагает, что причиной, кроме очевидной, может быть фото. Конгфоб непонимающе переспрашивает, и та открывает корпоративный чат на телефоне. Вот оно что… Пи‘Дуриан, игравшая всю поездку заядлого папарацци, успела-таки схватить сенсацию в свой объектив. Теперь понятно, почему Пи‘Артит бежит от него как от чумного. Теперь понятен затравленный взгляд и нервирующее молчание.       Конгфоб знает, что наставник боялся огласки перед обществом, только самым близким он позволил доверить эту тайну – но сколько раз он одергивал любые, даже чуть более откровенные, жесты со стороны Конгфоба «на людях», что теперь для него это фото становится подобно разорвавшейся перед лицом гранате. Для Конга это тоже – самое «захватывающее» зрелище. Но ему откровенно плевать, что подумают о нем остальные. Прямо сейчас – особенно. У этих людей никогда не было места в их отношениях, они никогда не играли роли, и Конгфоб не понимает и не хочет понимать, как Пи‘Артит может оглядываться на других, напрочь игнорируя одного единственного, по-настоящему важного человека. Неужели они, их мнение, одобрение, принятие важнее для наставника, чем его собственное? Когда оно стало важнее? Тогда, когда он с ним порвал?       Шанс спросить напрямую выпадает тут же. Пи‘Эрз привозит Конга к спальному комплексу, говорит, что пытаться преодолеть неприятности в одиночку – глупо – только крепко держа друг друга за руки, они смогут со всем справиться, и Конгфоб как никогда благодарен ей за такую поддержку. Перед глазами всплывает воспоминание о поездке на свадьбу с Пи‘Плэ – о ее поддержке, и Конг почти недоумевает: почему женщины настолько чуткие и понимающие? Почему у кого-то получается мыслить рационально, не забывая о своих чувствах и сердце? Не отрицая собственную душу. И вот он, шанс спросить – Пи‘Артит у дверей в свою комнату, и Конг неистово хватает его за руку – чтобы не вздумал снова сбежать, чтобы не вздумал закрыться и смолчать в ответ. Чтобы сказал наконец, значил ли Конгфоб для него хоть что-то?! Был ли когда-нибудь достаточно важным?! И кем, собственно, он был для него? Любимым? Младшим? Или просто знакомым, с которым можно приятно провести время? Кто, раз Артит даже не удосужился сказать ему о фото?! Разве Конга это не касается? Разве только Артит пострадает в этой ситуации? Но наставник снова молчит в ответ… Снова не смотрит на него, и Конг заставляет себя разжать пальцы на его руке. Похоже, даже требовать ответа он больше не в праве. Все это время он бегал за ним, добивался, потом пытался привыкнуть, смириться, забыть, но больше он ни в чем не уверен. Если Пи‘Артит никогда и не собирался быть достаточно сильным для каких-либо отношений, то какой же толк от усилий Конгфоба?       Он больше не может выносить эту безответственность. Он уходит в свою комнату, сжимает в бессилии кулаки и падает на кровать – он больше не вынесет. Он и сам не справится с этой болью. Если бы… Если бы Пи‘Артит хоть раз протянул ему руку, хоть раз поделился своими переживаниями, они бы вытянули друг друга из этой бездны отчаяния. Но этого не произошло, и теперь им придется страдать по одиночке.       Конгфоб старается сдержаться изо всех сил, но срыв все ближе, чаша терпения почти переполнена и опрокинулась бы, если бы не неожиданный звонок через час после его обличительного монолога перед дверью Пи‘Артита. Конгфоб срывается на улицу, ловит такси и называет адрес больницы – голос Вада в трубке неотличим от мертвеца, и Конг боится представить себе самое плохое. Пожалуйста, пусть хоть где-то все будет не настолько беспросветно… Конгфоб не знает, кому он молится, но кто бы он ни был – он помогает: рецидив у отца Вада хоть и сильный, но достаточно быстро правильно диагностированный, а это дает немалый шанс на успешную ликвидацию его последствий. Это Конг пытается донести до Вада всю оставшуюся ночь, успокаивает и поит дрянным кофе из автомата. Пик приступа, кажется, прошел, но это мало утешает на фоне тяжелого течения болезни.       И ни о каких сомнениях Конга больше не может быть и речи – есть люди, которым нужна его помощь, есть проблемы, которые он может решить, есть простые и бесхитростные чувства, которые он может отдавать и получать в ответ, но если Пи‘Артит до сих пор к этому не готов, то он умывает руки. Сейчас его заботы важнее невнятных чувств наставника. Важнее хихиканий по углам, любопытных взглядов, пересудов и слухов в офисе, которые почти сразу же пресекаются Пи‘Черри и смущенным взглядом Пи‘Йона. Конг не собирается оправдываться или извиняться за собственную ориентацию. Он силен в своих чувствах как никогда, ведь это – удар, который он обязан выдержать. И он держит, пока в один из вечеров все-таки не проигрывает собственным чувствам…       Сегодня с Вадом остается Тью – друзья тоже не могли не оказать хотя бы моральную поддержку, и частенько Тью или Эм оставались вместе с ним, а Конг возвращался в кампус. Конгу по-прежнему тяжело – университет на каждом шагу полон воспоминаниями о былом счастье, но теперь они слишком болезненны, чтобы он мог, как прежде, их игнорировать. Но он все равно шагает по коридорам, столовой, внутреннему двору, баскетбольной площадке, пока не останавливается в зале для собраний. Здесь началось их противостояние, здесь же он отчаивался и пытался скрыться от собственных чувств и здесь же наставник снова его находит.       Зачем Артит пришел сюда? Ради чего? Конгфоб замечает мелькнувшее на лице наставника удивление и понимает, что тот здесь не ради него. Не стоило и надеяться. Но раз Пи‘Артит не разворачивается и не уходит, то, возможно, он готов говорить с ним? Наставник присаживается рядом на сцену. Как ни в чем ни бывало спрашивает, что здесь делает Конг, а тому приходится сжать челюсть, чтобы не закричать. Зачем ты спрашиваешь?! Разве тебе это теперь важно?! Разве это не мой вопрос? Но Пи продолжает притворяться, заводит разговор о былых деньках, о тоске по студенческой жизни, о времени, пролетевшем слишком быстро… А у Конга кровь закипает в жилах – ты правда будешь говорить об этом?! Ты ничего не скажешь о том, что произошло здесь с нами обоими?! Тогда… Тогда я больше не могу нести этот груз ответственности в одиночку. Я больше не могу гнаться за тобой, ничего не получая в ответ. Если… Если это все больше не важно для тебя, Пи, то, может быть, мне стоит остановиться? Я помню, я когда-то обещал тебе на мосту, что пойду за тобой, как бы долог и тяжел ни был этот путь. И тогда ты позволил мне это. Но теперь мне придется остановиться. Ведь ты прячешься от меня, избегаешь, петляешь и увиливаешь, а я не настолько силен, чтобы и дальше заниматься самообманом. Просто ответь мне, Пи. А если не можешь, то тогда мне, наверное, стоит вернуть тебе твое сердце – твою шестеренку. Отпустить тебя и позволить идти дальше одному. Вернуть… И больше не ждать твоего ответа.       Конгфоб спрыгивает со сцены, тяжело ступает, чувствуя, как вместе с мышцами рвется его сердце. Как с каждым шагом расстояние между ними становится непреодолимым. По-настоящему огромным. Теперь он уходит от наставника, теперь он всем своим естеством превращается в огромный комок непереносимой боли, но так же, как и в прошлый раз, больше всего ему хочется, чтобы Пи‘Артит прекратил весь этот фарс. Чтобы остановил его, отер неконтролируемые больше слезы, обнял и сказал, что все-таки любит. Что все это время не было обманом. Что со всеми трудностями они справятся. Вместе. Что… Конгфоб даже останавливается, не выдержав и поддавшись отчаянной надежде, но за спиной не слышно ни звука, и он заставляет себя не оборачиваться, шагнуть вперед, вытереть слезы, но не показать наставнику, что своим страхом сейчас он окончательно погубил их души.       Конгфоб навзрыд оплакивает свою последнюю призрачную надежду и снова прощается со своей любовью. На этот раз у него не осталось и шанса.       Ему больно. Снова и снова. Снова тяжелый неглубокий сон прерывается судорожными всхлипами только лишь от понимания того, что самый близкий и родной человек – бесконечно далеко – за стеной комнаты.       И снова он бежит – стажировка скоро закончится, добираться до больницы или дома Вада ближе от университета, и шанс встретить наставника станет самым, что ни на есть, мизерным. Так и выходит – случайная встреча в лифте спального комплекса, почти физически ощутимая неловкость и затравленный взгляд один на двоих. Нет, он больше так не может – ему вполне хватит редких, вынужденных встреч на работе. Ему хватит смущенных вопросов Ная о запавшем в его сердце начальнике производственного отдела и того, что последний так же стыдливо избегает своих чувств. Он по себе знает, что все будет непросто, но не хочет ни обнадеживать, ни расстраивать друга.       Ему хватит бледного эфемерного призрака улыбки на лице Вада, когда в больнице Конг обнаружит рядом с ним Пи‘Прэма. У него язык не повернется сказать хоть что-нибудь тому, кто обрел сейчас самую необходимую, в действительности, поддержку. Кто стал не опорой для души, как друзья, а – опорой для сердца. И это не может не принести мизерного, но облегчения.       Конг знает, что совсем скоро оно даже станет чуть больше – стажировка подходит к концу, а это значит, что он сможет перевернуть и эту страницу своей жизни. Перевернуть, но не забыть. Конгфоб никогда не откажется от своих чувств. На вечеринке, устроенной компанией по случаю окончания их с Наем стажировки, Конгфоб даже споет об этом. О том, что он запомнит и радость, и грусть, и боль, и счастье, каждый момент, что он провел вместе с любимым человеком. Потому что эти воспоминания, этот опыт станет самой сильной опорой на его жизненном пути. Какие бы сильные эмоции они ни испытывали, все они останутся неизлечимой раной на их сердцах. Ты слышишь меня, Пи? Понимаешь ли, что в любом месте: на работе, дома, в университете – не важно – все они все равно останутся самими собой? И только если могут принять себя такими, могут такими выполнять свои обязанности в любом окружении, то это и сделает их счастливыми. Позволит им быть счастливыми везде. И Конг счастлив. Прямо сейчас, даже зная, что чувства любимого человека никогда не были такими же, как его. Даже зная, что иногда на поддержку можно не надеяться и смело тонуть в океане собственной боли. Даже веря в то, что и самая сильная и чистая любовь может быть безответна. Конгфоб все равно счастлив…       Сегодня он уйдет и, наверное, больше никогда не встретит самого дорогого человека, но он бесконечно ему благодарен за все пережитые эмоции. За то, что наставник научил его сердце самому главному – любить. Вот только похоже, что Пи‘Артиту тоже есть что сказать этому стажеру. Бывший наставник выходит на сцену быстрым уверенным шагом, смотрит в глаза Конга со страхом, но и с упрямством, а потом берет его за руку, переплетая пальцы… Конгфоб невольно задерживает дыхание, сердце моментально бросается вскачь, а в голове не остается ни одной мысли. Только голос… Но о чем он говорит? Конг не верит своим ушам! Наставник рассказывает всем собравшимся, что они с Конгом действительно были парой, что все слухи и злополучное фото из поездки – правда, но когда-то он испугался чужого осуждения и отказался от своих чувств. Струсил в угоду спокойному будущему обоих, разрушив тем самым свою любовь. Но теперь он не боится, теперь он может найти в себе силы смело встать перед людьми и открыто признаться всем, что он любит. Любит Конга…       Конгфоб не верит, не осознает, не понимает, но не может не чувствовать, как огромная дыра в его сердце начинает затягиваться от этого чуть дрожащего, но уверенного голоса. От этих холодных пальцев в его руке, которые сжимают его ладонь, уповая на еще один шанс, на поддержку, на помощь в этом непростом поступке. От этих глаз, в которых мольба о прощении, в которых надежда и любовь, любовь, любовь… И если только Конг поверит ему сейчас, то навсегда избавится от боли. Если только расстанется с верой в то, что его никогда не любили в ответ так же сильно, как и он сам, то станет самым счастливым на свете, самым любимым. А еще Конгфоб знает, что, решившись однажды, наставник всегда следует своему решению… И бросается в омут этих глаз с головой, чуть заметно улыбается и кивает в ответ под ошарашенные аплодисменты сотрудников компании. Пи‘Артит выбрал самый сногсшибательный способ показать ему свою храбрость. Но иного бы Конг, пожалуй, не принял. Не принял бы, если бы Пи снова позволил своей робости помешать честно смотреть в глаза возлюбленному.       А еще это не значит, что он не даст Артиту понять, какую боль тот ему причинил. Наставнику придется быть предельно честным теперь и выложить как на духу все свои мысли, желания и чувства, чтобы заставить Конга поверить в его любовь. И он говорит. На набережной, куда они сбежали от изумления и восторга офисной публики. Пи‘Артит не отстает от него ни на шаг, но держится за спиной. Конг все еще не может прийти в себя, а Пи как будто сбрасывает оковы, и на вопрос: почему он продолжает следовать за младшим, строптиво и совершенно уверенно отвечает, что больше они не будут гнаться друг за другом – теперь он всегда будет идти рядом с Конгфобом. Через все житейские трудности, отбросив любые сомнения и пересуды общества, полностью осознав, что на самом деле является самым важным в его жизни. И он даже докажет это – сфотографирует их переплетенные пальцы на телефон, поставит снимок на заставку экрана, чтобы тот не по разу на дню доказывал истинность его слов. И от этого фото он никогда не откажется. Конгфоб охает про себя на такие громкие заявления от своего всегда легко смущающегося Пи, но верит. Верит, улыбается, но не может не подначить: может быть, Пи хочет что-нибудь более «существенное» в доказательство своего прощения? И получает на это стиснутую ладонь, алеющие жарко скулы и тяжелый взгляд. Это самая лучшая награда, которую он мог получить…       Лучшая, но не единственная – словно в ответ на его вновь обретенное безграничное счастье, мироздание откликается веселой улыбкой Ная, собирающегося смотреть футбольный матч вместе с Пи‘Йоном; восторженными рассказами друзей о том, как прошла их стажировка; свиданиями Эма и Мей; свободными разговорами без споров и утайки Тью и Дэ; и, наконец, абсолютно непередаваемым счастьем Вада – его отец уверенно идет на поправку, а Пи‘Прэм с недавнего времени перестал отходить от младшего хотя бы на шаг. Конгу так же сложно поверить в это, как и Ваду, но он знает, что иногда это случается – иногда люди способны преодолеть самих себя для того, чтобы обрести любовь.       И еще одну награду он получает от Пи‘Артита. На все той же набережной, вместе с сертификатом о прохождении стажировки от Пи‘Дуриан. Шестеренку. Их шестеренку… Две половины, спаянные в одно целое, две разных цифры по краям, два разных металла… Но – одно сердце на двоих. Конгфоб не может не признать, что этот жест выразил сейчас все их чувства и всю любовь лучше любых слов и обещаний. Но у Пи‘Артита остался еще один вопрос – их будущее, и Конг улыбается больше не сдерживаясь. Готов ли я к нашему будущему? А ты, Пи? Ведь свой ответ я дал тебе еще тогда, на первом курсе, и сейчас хочу услышать твой. И получаю его – губами к губам, сердцем к сердцу. Однозначно и бесповоротно. Уверенно и смело. Теперь – без тени страха, сомнений или чувства вины. Теперь – именно так, как надо, как должно быть и как будет. Вместе и навсегда. Конец