10 расставаний. Артит

I gave you all the love I’ve got. I gave you more than I could give. Gave you love…

      1. Расставание раз       Он так и думал, что все этим закончится. Или начнется, раз уж он заступил на должность главы наставников. В итоге обязательно найдется кто-то смелый. Или недостаточно умный. Каждый год так было. Даже в его первый курс. Так что неудивительно, что и теперь. Но парень не только смелый, но и глупый, раз считает, что может противостоять наставникам. Здесь не первокурсники устанавливают правила. Пока они не прошли посвящение, они вообще никто, но все никак не могут этого понять. Но они их научат. Всему научат. Не мытьем, так катаньем. А уж особо смелым достанется по отдельному тарифу. Как и особо глупым.       Вы только посмотрите, герой решил помочь другу. Ну и насколько этого твоего геройства хватит? Спасуешь ли перед унижением? Сможешь ли и дальше так храбро смотреть в глаза наставнику? Давай, 0062, Конгфоб, покажи свою решимость. Парни за столом смеются над глумливой шуткой, оценивают по достоинству задумку своего лидера, уже знают, что это – еще не конец. Артит не был бы лидером, если бы не мог или не умел добиваться своего. Расстроенная мордашка 0062 как никогда лучше это подтверждает. Вот так. Знай свое место. Артит смеется вместе со всеми – так ему и надо.       Это противостояние не будет длинным. В конце концов первокурсник поймет, что лучше просто заткнуться и делать то, что ему велят, не задавая вопросов. Вот только тот либо окончательно спятил, либо откровенно нарывается. Он сказал, что сделает его своей женой?! Он что, совсем страх потерял?! Не понимает, что наставники его за это в пыль укатают? А уж что сделает лидер… Артит даже опомниться не успевает, как красная тьма вспыхивает перед глазами, а кулаки сжимаются на воротнике футболки первокурсника. Он не может дышать от переполняющего его гнева, он тут же расстается со своим разумом. Эту реакцию нельзя объяснить, как невозможно предугадать действия 0062. Но это случилось. Артит приходит в себя только когда ощущает руку Нота на своем плече, но злится весь оставшийся вечер. И уже намного позже он находит в себе силы оценить выпад первокурсника. Не только ответил, но и воспользовался недавним своим унижением в столовой, как щитом – отразил удар, спровоцировав на открытую агрессию. Умно. А вот своим действиям Артит никак не может дать положительной оценки. Не сдержался. И это не только выставит наставников в дурном свете, но и еще больше запугает первокурсников.       Ему нужно успокоиться и хорошенько проанализировать свое поведение. Он для них должен быть непоколебимой стеной, тираном, которому они не посмеют прекословить, солнцем, без которого не смогут жить, пока не выучат, не поймут и не примут все, что он собирается им сказать и чему собирается научить. Всего лишь пять простых непреложных истин, на первой же из которых они споткнулись. Ну, подожди, 0062, Конгфоб, даже если ему придется отправить тебя в больницу, но он вобьет в тебя университетские законы. Так, что даже ты будешь их исполнять. Нет, насчет вбить, он, конечно, несерьезно. Одного раза, когда он дал волю своим чувствам было более чем достаточно. Теперь он будет действовать осмотрительнее. Жестче, но честнее. Теперь, раз Конгфоб действительно решил им противостоять, проявив недюжинную силу, можно оставить грязные приемчики, можно даже не думать о физической расправе. Можно просто надавить. С каждым разом все сильнее, и посмотреть, когда дерзкий мальчишка сломается.       Именно поэтому он одергивает Прэма на собрании. Его претензии не беспочвенны, но лидер избирает другие методы, и ты тоже будешь им подчиняться. Ты просто еще не понимаешь или уже не помнишь, что они – всего лишь первокурсники, какими были и мы. Малолетки, несмышленыши. Кнут и пряник с ними больше не сработает. Просто посмотри, как их уносит всего лишь от пары-тройки стопок текилы. Посмотри, как они спят на ходу и еле сдерживают рвоту. Всерьез хочешь о них руки марать?       По всей видимости, хочешь, потому что на следующем же собрании ты, Прэм, вообще перестаешь себя контролировать. Но тут Артит не может его осуждать – сам уже однажды сорвался. Да и кто сказал, что смельчаков в их потоке меньше одного? Этот Вад даже наглее Конгфоба, но и в его словах есть смысл. Он задает правильные вопросы. Вот только ответы на них вы должны найти сами. А мы не обязаны ничего вам объяснять. Только научить. Артит всего лишь надеется, что со временем они это поймут. Не верит, конечно, но бездумно надеется. Поэтому и выговаривает Прэму, а на следующем собрании решает еще и наглядно показать, что топить первокурсников можно не пачкая рук.       Решить-то решает, и, если бы опять не встрял 0062, все бы отлично получилось. Но тот лезет «под руку», ухмыляется нагло, как будто знал, что делает, как будто заранее был готов к такому исходу. Не может быть. Но даже если и так, то наставник с удовольствием проверит, как ты выполняешь это «задание». Ведь ты не сможешь не ошибиться, не сможешь быть умнее Артита. Нужно просто показать тебе это, ткнуть лицом. Даже если Артит оценил твою силу духа, но ты все равно не сможешь «прыгнуть выше головы». Ведь ты – только один первокурсник, шестеренка в едином организме, и как бы ты ни был силен, все твои друзья не смогут быть такими же. Думаешь, это проявление жестокости? Да, я жесток. Даже если вы пачками будете падать на стадионе от гипервентиляции, я не пошевелю и пальцем. Потому что все вы должны понять – сила каждого из вас не единолична – она принадлежит вам всем. И если кто-то слаб, то только в ваших силах не дать ему упасть. Я думал, ты понял это, Конгфоб, когда собирался бежать 54 круга. Надеюсь, теперь тебе и всем вам понятно наверняка.       А если нет, так может чертовы апельсины скажут понятнее? Даже если я снова насмехаюсь над тобой, ты же понимаешь, что, не разбив яиц, не приготовишь завтрак. То-то же. Вот только теперь я это осознаю с особой отчетливостью. После выговора от своего собственного наставника. Понимаю свои ошибки, признаю их, но все равно не намерен делать жизнь ни одного из вас легче.       Поверь мне, ты когда-нибудь допрыгаешься, Конгфоб. И эту ночную вылазку «за конспектами» я тебе обязательно когда-нибудь припомню. И эти твои подначки тоже. Собираешься и дальше мусолить свою единственную достойную победу? Нравится меня дразнить? Или тебе действительно нравятся парни, как ты кричал об этом в столовой? Только не говори, что этим я тебе одолжение сделал. Да и не похож ты вроде на «этих»… Что ж, в любом случае, держись. Я напомню тебе и твоим дружкам, кто здесь главный. И с кем не стоит шутить таких шуточек. Вы все, похоже, забыли, что наставникам подчиняется не только первый курс, но и второй. Что даже такую мелочь, как лозунги, нужно кричать до боли в горле – громко и четко.       И конкретно тебе, 0062, стоило бы послушать, а не лезть опять со своим геройством. Ты что, правда думаешь, что этим поможешь кому-то? А ты не думаешь, что этим заступничеством ты только унижаешь второкурсников?! Думаешь, они ему рады будут? Погладят тебя по головке, и дело с концом? Ты тупой, 0062, или действительно всего лишь ребенок?! Ну тогда я покажу тебе, чего стоит твоя выходка. Даже заступничество твоих друзей не сильно поможет. Но если ты все еще не понял, то я скажу тебе прямо, уже успокоившись, прямо здесь на ступеньках перед моими друзьями.       Доходит, как ни странно, быстро. Оказывается, ты можешь, когда хочешь, так, Конгфоб? И все было бы прекрасно, если бы не твой длинный язык. Ты опять нарываешься на грубость. И этими пошлостями производишь только обратный эффект. Как я, как ты выразился «задираю» тебя, так и ты отвечаешь мне тем же. Так что я могу спросить у тебя то же самое, когда отойду от шока из-за твоей наглости и своего смущения. Ты безумен, спрашивая такое у жестокого лидера, и делаешь безумным меня, потому что мне хочется ответить, что это мой вопрос.       А еще мне действительно интересно… Конгфоб, что ты творишь?! Есть ли предел твоим безумствам? Потому что уже сейчас я начинаю пожинать их плоды. И плоды собственного безрассудства. Временное отстранение – вот чего мы добились в итоге. А Пи‘Диа ведь предупреждал, а я все равно сделал по-своему. Мне, как оказывается, тоже есть чему еще учиться. А еще – перестать считать вас теми, кто может нести ответственность. Мне придется долго и кропотливо учить вас этому. Помогать вам взрослеть и не «крыситься» по поводу и без.       Можно начать прямо сейчас, здесь, в кафе, когда вездесущий 0062 оказывается за столиком напротив. Не любишь острую пищу – дитя – ешь «взрослую». Не можешь не грубить своему наставнику – читай молитву – громко, для всех. Можешь хоть на время усмирить свою гордыню и в полной мере ощутить острый вкус своего поражения – ужинай бесплатно. Игры кончились. Как я беру ответственность на себя, так и тебе придется. Особенно, за твои заботливые слова. Не думаешь, что я когда-то потребую ответить за них? Не думаешь, что я могу потребовать с тебя той заботы, с которой ты их говоришь? А ведь я могу, как бы безумно это ни звучало. Если ты решил, что сблизиться и узнать одного наставника – это все, чего я от тебя хочу, то ты ошибаешься. Наставников много. А есть еще второй курс, четвертый, и твои собственные друзья. Хватит ли тебя на всех? Тебя не разорвет от этой заботы? Думай, что и кому говоришь, 0062, я – все еще твой наставник, как бы ты ни старался переступить эту грань.       2. Расставание два       Думай, Конгфоб, и старайся не забыть, что в первую очередь вы должны заслужить наше признание, доказать, что вы достойны быть нашими младшими. И это будет касаться каждого аспекта вашей студенческой жизни, будь то хоть спортивные соревнования, хоть конкурс на звание лучшего студента. Все вы должны быть лучшими. Сколько раз мне об этом напоминать? Сколько раз разнимать ваши стычки? Когда же до вас дойдет, что уважение старших – непреложный закон? Сколько вы еще будете в этом сомневаться? Ведь ваши наставники могут быть жестокими в наказании. И провоцировать их напрасно не стоит – Прэм опять не сдержал себя, накинувшись на того грубого первокурсника. Похоже, что друг тоже ведет какую-то свою игру. Артит хмурится, но больше не собирается вмешиваться – ему надоело нянчиться со всеми вами. Ему нужна ваша решимость, и, слушая, как 0062 опять бахвалится, он решает проверить его слова. Если ты не победишь во всех мероприятиях, то грош цена всем твоим смелым тирадам. Грош цена вам всем.       Хотя еще ему кажется, что Конгфоба нельзя недооценивать – он уже проявил себя достаточно сильным и целеустремленным – у него может получиться. Вдруг дополнительная мотивация поможет ему победить? Что ж, он пойдет на это. Но награду ты получишь, только если приложишь абсолютно все усилия. Мне не нужны «полумеры», Конгфоб, ты должен быть лучшим. Вы все должны привести наш факультет к победе. И я даже приду посмотреть на результат ваших стараний. Ведь мне не показалось, что вы неплохо играете в баскетбол, неплохо бегаете и прыгаете. Дополнительная физическая нагрузка на собраниях пошла вам на пользу – еще одно очко в пользу наставников. А вот концерт…       Это уже становится личным. Личным – между тобой и мной. Я хочу увидеть, как ты победишь. Мне действительно интересно, настолько ли ты глуп, выбрав эти песни, или это был тонкий расчет? Даже неполадки с освещением сцены были подстроены? Нет, не настолько ты изощрен. Ты просто хотел, чтобы я тебя услышал. Но услышал что? Очередную подначку про сердце? Я услышал и оценил. Вот только не могу в толк взять, говорил ли ты серьезно или опять решил меня высмеять? В чем ты хочешь, чтобы я тебя подозревал? Что слышал за твоими словами? Хотя, твое мнение о «Сотусе» я узнать не прочь. Тебе чертовски везет на «удобные» вопросы, 0062. Но то, что ты говоришь, как никогда ясно отражает все мысли нынешних первокурсников. И заставляет задуматься нас, наставников. В твоих словах есть доля здравого смысла и ты достоин той награды, что сейчас требуешь от меня. Даже не желая рассказывать сейчас, я более чем уверен, что ты о ней не забудешь, и мне придется пойти у тебя на поводу.       Но только не сейчас. Не сейчас, когда вы, окрыленные победой, все вместе в открытую высмеиваете нас на страницах факультетского сайта, укоряя и виня за жестокое обращение. Никому из вас не было дано право голоса. Вы опять забыли, кто здесь является главным, кто действительно умеет и может нести ответственность за все свои слова и поступки. И раз уж вы посмели, то мы покажем вам еще раз, кто здесь «правит балом». Даже если мы договорились с Пи‘Диа об этой «показательной порке», но мне хочется выполнить ее так, как надо. Потому что вы уже конкретно меня достали своим нытьем.       Мне хочется унизить вас, вывернуть ситуацию наоборот, обратить в противоположное значение, чтобы до вас наконец-то дошло – все, что было сделано, было сделано исключительно для вас, ради вас и из-за вас. Даже эта чертова пробежка. Чтобы до вас наконец-то дошло, что вы не имеете права совать нос в дела старшекурсников, и уж тем более – осуждать или поощрять их методы. Вы все еще никто. Даже волноваться о нас вы не имеете права…       Но как он мог забыть, что для 0062 никакие законы и правила не писаны? У этого – хватит смелости прийти наутро в комнату Артита, принести еду и скалиться от деланной заботы. Артит может только вздохнуть на эту очередную наглость – у него сегодня совершенно нет сил на то, чтобы спорить. В конце концов, ничего нового 0062 не скажет. Но ни к чему не обязывающий разговор про роботов и поглаженное белье опять наводит его на мысли о мотивах Конгфоба. А уж наставления принять лекарства и вовсе – становятся непрозрачным намеком. 0062, тебе не кажется, что ты форсируешь события? Мы с тобой не друзья, чтобы ты так обо мне переживал – у меня уже есть кому защитить и его, и его должность перед ректором. Мы с тобой не друзья, чтобы ты «квохтал» надо мной как курица-наседка – заставь Прэма Богу молиться или банально за завтраком сходить… Черт, кем ты хочешь мне быть, Конгфоб? Для простого младшего этого – слишком много…       От тяжелых мыслей его сначала отвлекает Нот, принося новость о том, что деканат не хочет утверждать поездку – вот уж точно, проблема из проблем, о которой стоит думать в первую очередь. А потом его отвлекает Прэм, объявляясь в кампусе с разукрашенным лицом. На все вопросы он отмахивается, и тут даже последнему дураку понятно, что в стычке опять замешаны первокурсники. Точнее, один. Тот, что идет под номером два по шкале выбешивания наставников. Да только Прэм не только молчит, но еще и слабо улыбается разбитыми губами, и Артит понимает, что за эту драку наказывать бесполезно. Прэм влез бы при любом раскладе – это в его характере. Но еще так улыбаться может только победитель, и кажется, что выиграл он не только пару синяков, но и что-то еще, что-то намного важнее.       Артиту приходится оставить и его, и этот инцидент в покое. Что-то можно получить, не отдавая ничего взамен, а чего-то придется добиваться потом и кровью. В прямом смысле. И у них как раз второй случай. Потому что после безобразной встречи на ужине с парными номерами, Артит действительно намерен согнать с них семь потов и кровей. Потому что 0062 действительно вывел его из себя…       А начиналось все довольно мирно. Со вполне ожидаемых подколок про его прозвище и не совсем ожидаемых, но тоже уже привычных, подколок про заботу о здоровье. А потом Артита просто захватывает яростная злоба пополам с обидой, болью и унижением – 0062, этот чертов Конгфоб, на самом деле хотел учиться на экономическом! Так какого же ляда, спрашивается, он все это время делал здесь?! Что делали они все?! Он хоть понимает, что он творит?! Вся эта суматоха была только из-за того, что ты, как примерный мальчик, собираешься следовать наставлениям своих родителей? Серьезно? Ты хоть понимаешь, что тем самым просто оскорбил сейчас и свел на нет не только все свои старания, но и старания своих наставников?! Чего ради они тогда издевались, мучили, но учили вас? Чтобы ты вот так просто взял и перевелся на другой факультет в следующем году? Не смешная шутка. И ты ответишь мне за нее. Даже увещевания Нота о том, что еще не поздно сделать правильный выбор, не помогут. Я тебя не отпущу. Не сейчас, когда ты показал, что можешь быть сильным, решительным и добиваться своей цели, несмотря ни на что и ни на кого.       Я сделаю твое испытание невероятно сложным и трудным. Я сделаю все, чтобы доказать вам, желторотые первокурсники, что больше ни одной минуты не буду тратить на вас зря. Чтобы доказать вам, что вы все – недостойны. А потом можете катиться на все четыре стороны. На любой другой факультет… К черту на куличики!       Его лицо сейчас не выражает ничего, кроме решительности, но первокурсников, по всей видимости, не впечатляет. Нет, они, конечно, прониклись торжественностью момента и перетрухнули, когда поняли, что флаг факультета так просто им не достанется, но долго не паниковали. Артит слышит немного нервные похихикивания со стадиона и настораживается – его задумку не могли так просто раскусить. Но когда этот первый курс действовал по правилам и держался в хоть каких-то рамках?       Как только на стадионе появляется Пи‘Диа, Артит понимает, что его загадка разгадана. Быстро. Но никто не говорил, что и дальше будет просто. Вы должны не только правильно выполнить все задания, но и убедить наставников, что действительно чему-то научились. Даже если вы четко и уверенно выполняете все приказы, оберегая друг друга и сохраняя строй, даже если вы узнаете и последуете их незабвенным традициям, даже если сорвете голоса, исполняя лозунги. Этого все еще недостаточно, чтобы показать насколько силен ваш дух… Но, пожалуй, одна вещь могла бы не только показать со всей ясностью и доступностью вашу силу воли, но и превзойти силу воли вашего самого главного наставника.       И ей стала ваша благодарность…       Никогда и ни за что на свете Артит, спускаясь в импровизированный круг, не смог бы предположить, что первокурсники станут благодарить его. Благодарить, показывая, что не только чему-то научились, но и выражать свою благодарность за то, что именно он их учил. Как бы им ни было тяжело, больно и обидно, они нашли в себе силы сказать ему спасибо за такую непростую науку. И это поражает до перехватившего дыхания в первую секунду, заставляет просто опешить, а потом включается «защитный механизм», и он опять ругается на них. Уходит, обрывая всякие надежды. Но первокурсники остаются на своих местах, не теряют веры и присутствия духа. Они намерены идти до конца, и Артит просто машет рукой Ноту – они не просто заслужили – они прорвали их оборону, победили и вполне достойны и флага, и их уважения. Теперь уже да.       Все еще пребывая в легком шоке от содеянного, Артит уходит за трибуны. Прямо сейчас он не готов встречаться с теми, кто одержал над ним такую сокрушительную победу. И эти слезы не от разочарования – он оценил их действия по достоинству. А еще… Никто и никогда не благодарил его так. С силой, чувством, идущим от самого сердца, и за то, что он безбожно измывался над ними, мучил и унижал, даже если и был обязан делать это.       Противная влага накапливается в уголках глаз, а он все никак не может успокоить разбушевавшееся от момента сердце. Он судорожно вдыхает несколько раз, а потом слышит за спиной уже знакомый, надоевший голос. Конгфоб растерян, зрачки сужаются, сосредотачиваясь на одновременно смущенном и недовольном лице наставника, пальцы нервно подрагивают, а рот приоткрывается в поспешно прячущемся удивлении. Да, младший никогда бы и представить не смог, что реакция наставника будет такой. И тебя это шокирует не меньше, чем самого Артита. Но Конгфоб быстро приходит в себя, чуть улыбается, протягивая ему нить. И вот это – еще один удар под дых. Завязать эту нить – не просто передать их святыню в твои руки. Сейчас Артит действительно поверит тебе, поверит в то, что ты гордишься своим званием инженера, и сам сможет гордиться тобой. Пусть ему и не по нраву то, что ты застал его в момент слабости, но он умеет и может принять чужую силу без обиняков. Все, что тебе нужно сделать, Конгфоб, это с честью принять все возложенные на тебя обязательства.       А еще – скорее уйти, чтобы Артит мог оправиться от только что пережитого поражения. Но наглый 0062 опять остается, опять подначивает, и хватает всего пары слов, чтобы Артит снова почувствовал смущение и злость. Ты все еще мой младший, и не тебе заботиться о том, что чувствует твой наставник. Даже если втайне он понимает, что все слова были сказаны только для того, чтобы привести его в чувство. Черта с два! На это он своего позволения не давал! И вместе со злостью возвращается и сила духа наставника – вот теперь они по праву могут называть себя старшим и младшим.       И не только называть, но и быть ими: давать советы по поводу экзаменов, учить, подкалывать, разряжая обстановку, и быть серьезными, когда надо. Даже вытребовать поездку для первокурсников Артиту теперь не кажется сложным – для таких, как они это – достойное поощрение. Он даже успевает немного расслабиться, наблюдая за веселящимися на пляже студентами, как самый проблемный ученик снова дает о себе знать. Ну что опять?! Что тебе опять не нравится, Конгфоб? Мои приказы? Мы же вроде уже зарекались их обсуждать, так что иди, окунись с море и остуди свою голову, чтобы не нести околесицу. Послушай меня хотя бы теперь.       Но 0062 и тут непременно перевернет все с ног на голову, а точнее – скроется с этой самой головой в набегающих волнах – и поминай как звали. Черт!! Он тащит брыкающееся тело из воды, сам заходясь безудержной паникой. А когда первокурсник отплевывается и вполне спокойно убеждает, что с ним все в порядке, на Артита накатывает такая злость, что он почти ничего не видит перед глазами. Расталкивает столпившихся первокурсников, чеканит шаг до собственного номера, а в комнате яростно бьет обоими кулаками в стену. Когда?! Зачем?! И почему он вдруг решил, что эти первокурсники могли хоть чему-то научиться?! С чего вдруг он взял, что теперь можно ослабить тотальный контроль и быть уверенным, что самый простой приказ они смогут выполнить без происшествий?! Только не в случае 0062…       А это значит, что ему все еще придется их учить, вдалбливать в них такую простую науку, как послушание, и всегда и везде приглядывать за ними, предостерегая каждый их шаг. Они ни на минуту не сделали его участь легче, поэтому ему придется вернуться к прежней манере поведения. И снова, и снова наказывать их всех. Бросать Конгфобу жестокие слова и вновь бесполезно поражаться, как они могут быть такими… Детьми. Похоже, ему никогда от этого не избавиться. Они все еще жестоки и беспринципны. Смеют смеяться прямо в лицо, устраивая на концерте постановку с шестеренкой и издевкой Конгфоба про жену. Но Артит готов забыть об этом.       С той же яростью он понимает, что они – только те, кто они есть. Те, кто может сочетать в себе как благородные и теплые черты характера, так и глупые и надменные. И бесполезно что-либо исправлять, придется принять это как данность и продолжить работать с ними такими. Поэтому он готов расстаться со своей памятью об их противостоянии – оно уже не столь важно. Он уже сделал для себя выводы. Теперь ему придется рассчитывать все свои действия с поправкой на то, какие именно первокурсники ему достались. Изменить их, как показала практика, навряд ли получится. Зато можно сделать скидку на то, кем они являются, и уже под это подстраиваться. Сегодня он забудет, каким путем они ко всему этому пришли, и станет относиться к вам, как к младшим. А завтра… Завтра он все еще будет вашим наставником.       3. Расставание три       И он забудет об этом настолько быстро, насколько скоро 0062, Конгфоб перестанет извиняться. Но тот продолжает смотреть глазами побитой собаки и бормотать эти извинения себе под нос. Артит уже устал и морально, и физически от их противостояния. Давай наконец забудем про него, а? Можно же хоть раз нормально поговорить…       Артит оставляет подсевшего к нему на пляже Конгфоба, а потом возвращается с парой стаканов пива. Выпьем «мировую», первокурсник, и, так и быть, просто поболтаем ни о чем. Я расскажу, что на самом деле не хотел быть главой наставников – слишком не сдержан и эмоционален порой, а тебе позволю напомнить про обещанное желание – что захочешь, не стесняйся. Пройтись по магазинам? Заметано. Брайт уже зовет меня, так что давай закругляться…       Но Конгфоб снова его останавливает. И лучше бы он этого не делал, если снова собирается все испортить. А собирается! Его шестеренка на ладони Артита говорит об этом яснее ясного. Конгфоб!! Это шутка такая?! Так долго идти к ее получению, чтобы так просто вернуть?! И что дальше? Ты теперь со спокойной совестью переведешься на экономический? Думаешь, я тебе позволю?! Но первокурсник улыбается и заверяет, что ничего подобного не намеревался делать. Он просто хочет, чтобы наставник ее сохранил. Для чего? Что ты пытаешься этим сказать? Нет, у Артита, конечно, есть пара идей, но ты хоть представляешь, как это выглядит со стороны? С точки зрения Артита?       Все еще в легком шоке, он даже решает проверить свою теорию, переспросив у Пи‘Диа значение шестеренки. А когда получает ответ, то заливается мучительной краской – что из всего вышеперечисленного ты имел в виду, Конгфоб? Артит может ее принять, как принимает тебя своим младшим. Может принять твое желание быть инженером всем сердцем. Вот только если это – сердце в романтическом смысле… То тут невозможно опять не покраснеть. Какого черта, 0062? Опять эти твои двусмысленные шуточки? Нет, с таким бы никто шутить не стал. Но был ли во всех этих смыслах еще и этот? Ты хоть сам понял смысл этого поступка?       Артит мучается вопросами даже в коротком неглубоком сне в автобусе. Но что толку мучиться, когда можно спросить напрямую. Случай выпадает почти сразу же – первокурсники оказываются в автобусе наставников, а Конгфоб, когда Брайт наконец-то избавил Артита от рулад своего храпа, и вовсе – на соседнем сидении. Первокурсник мнется, его забота почти навязчива, но Пи отдергивает себя – не ему жаловаться, попивая любимое розовое молоко. Да и ответ находится почти сразу же – девчонки сзади поднимают больную тему о романтике и шестеренках, а Конгфоб смущается так, что только слепой бы не заметил. И вот теперь Артит уже не сомневается. Но и понять не может. Как Конгфоб?.. В смысле – с чего бы вдруг? Артиту казалось, что их непростые отношения, дай Бог, улягутся, утрясутся когда-нибудь, но то, что между диаметрально противоположными чувствами действительно окажется всего лишь шаг, никогда бы не предположил. Это сублимация? Или какая-то разновидность «стокгольмского синдрома»? Он не может в это поверить. Но вспоминая все предыдущие встречи с Конгфобом, их слова и поступки, не может заставить себя отрицать, что такая вероятность все-таки есть. Чем бы она ни была. Но что в таком случае делать ему? В обычной ситуации, если бы, например, это была девушка, которая призналась в своих чувствах, Артиту нужно было бы дать ей ответ – принимает ли он их. И похоже, тут должно быть тоже самое. Влечения к парням Артит за собой никогда не замечал, к однополым отношениям относился спокойно – с их-то «разномастной» компанией, и уж точно никогда бы не смог представить Конгфоба в качестве предмета своей страсти. А значит, все, что нужно – просто вернуть ему шестеренку. Извиниться и предупредить, что его отношение к нему не изменится.       Найти решение оказывается довольно легко, особенно, когда ему все-таки удается поспать. И он почти решается, поднимая голову с плеча Конгфоба без смущения, вот только настороженный, испуганный взгляд первокурсника отчего-то режет, как по живому. Такое впечатление, как будто он снова ждет от него самого сурового наказания. И Артит только чертыхается про себя, желает ему удачно добраться до дома, а видя, как в ответ расцветает лицо младшего, и вовсе сдается.       Хорошо, будь по-твоему, я верну тебе ее в следующий раз. Например, в субботу, когда будем ходить по торговому центру. Его решение навряд ли изменится, но вместе с тем Артиту почему-то хочется присмотреться к младшему еще раз. Если у их противостояния была еще и такая подоплека, серьезно, без шуток, то получается, что Артит не знал и половины о своем сопернике. Так что можно сейчас и пересмотреть свое мнение. Видя 0062 «при полном параде», нервничающим и одергивающим рукава, Артит еле сдерживается, чтобы не прыснуть в кулак – малец и правда приготовился «шагнуть на эшафот», понимает, что это будет не простая встреча. И Артит надевает привычную маску недовольного наставника, чтобы подыграть первокурснику.       Чтобы через пару минут она с легкостью слетела – 0062 ведет его в магазин игрушек. Это раз. Просит помочь с выбором подарка на день рождения племянницы – это два. Спрашивает про семью и рассказывает о своей – это три. И это – не первокурсник 0062. Не его друг, Конгфоб. Это парень, которой боится, что ему откажут, что его чувства растопчут. Он так отчаянно хватается за эти фразы, крохи информации, что Артит еле удерживается, чтобы его не пожалеть. Кажется, он забыл, зачем сюда пришел. Стоит вспомнить. А еще, раз уж они в магазине подарков, еще и о том, что скоро у их старшекурсников Пи‘Тама и Пи‘Фон свадьба, и было бы неплохо что-нибудь для них приобрести. И если бы не неожиданная встреча с Намтан…       Его и так растрепанные чувства подвергаются новой атаке. Воспоминания вспыхивают от ее слов. Прошло уже три года как он отчаялся. И стоит только взглянуть на Конгфоба, чтобы понять, как жалко выглядит он сам. Боль, ревность, обида, отчаяние. Ну что с тобой таким поделать? Для Артита прошло уже три года, для тебя – и трех недель не было. И как наставник может вот так просто…?       Артит гонит от себя мысли, что снова идет на поводу у младшего, но решает вывести их обоих из этого тупика безнадежности. Он пропускает мимо ушей ложь первокурсника о голоде и послушно ведет его в любимую лапшичную. Очень скоро они оба придут в себя. Стоит только вспомнить проверенный метод – подразнить тебя, заказав нелюбимую еду. Ты слишком ограничен в этом плане, тебе стоит попробовать что-то действительно вкусное и улыбнуться наконец ненавязчивой заботе своего старшего.       Стоит вернуть себе уверенность, даже если Артит на самом деле позволяет тебе и этому горе-парикмахеру посмеяться над вами, приняв за пару. А вот когда ты уже достаточно пришел в себя и осмелел, предлагая проводить до дома, тебе, 0062, стоит остановиться. Мы все равно когда-нибудь поговорим об этой нашей проблеме, так что не надейся, что эта небольшая отсрочка тебе сильно поможет. Но говорить, похоже, придется прямо сегодня. Чертова труба, прорвавшаяся как назло, мокрые книги и конспекты, предложение первокурсника и его тщательно, но ненадежно скрываемая радость в глазах, когда Артит все-таки соглашается переночевать у него. Если бы не друзья, так некстати бросившие его…       Но начнем по порядку: ужин, снова розовое молоко и почти щенячий восторг, балконы, выходящие друг на друга почти вплотную и чувства… Как давно ты скрываешь все это от меня? Что за чувства испытываешь на самом деле? Для чего все это делаешь? И ответ оказывается настолько ошеломляющим, что Артит прикусывает себе язык, чтобы удивленно не воскликнуть. Точно так же, как первокурсник, только что заявивший, что не хочет, чтобы у наставника был кто-то, кто знает его настолько же хорошо, как сам Конгфоб. Прикусывает и замирает в страхе, но теперь уже Артит не может не спросить напрямую. Это ты любишь ходить окольными путями и изъясняться витиевато, а наставнику нужен прямой и однозначный ответ на прямой и однозначный вопрос. Вот только младший «включает дурачка», тянет время, делает вид, что не понимает и настолько выбешивает его, что Артит предпочитает скрыться в ванной, чтобы не сорваться.       Странно, он считал Конгфоба смелым и довольно самоуверенным, но когда дело дошло до его чувств, тот задрожал как кролик перед удавом. И это наводит Артита на мысли о том, каковы же они должны быть эти самые чувства, чтобы такой смельчак, как Конгфоб, мялся, краснел и мастерски уводил разговор на другую тему. Насколько сильно он боится признаться. Насколько сильно боится получить ответ. Артит еще никогда с подобным не сталкивался. Никогда не видел ничего подобного у своих друзей и знакомых. И никогда бы не подумал, что такие чувства могут быть направлены именно на него. Пожалуй, его это пугает не меньше, чем Конгфоба.       Пугает так, что он не может уснуть добрую половину ночи, ощущая слабое тепло чужого тела за своей спиной. А потом сон и вовсе пропадает, когда он слышит сбивчивый шепот, который несет в себе правду о первокурснике. Пробирает по самому позвоночнику. Кажется, когда-то Артит хотел просто вернуть ему шестеренку, извиняясь, развести руками и остаться навсегда просто наставником и подопечным. Но теперь уже не получится. Не теперь, когда утром 0062 как ни в чем ни бывало приносит завтрак, а наставник, только что уговаривавший себя вести себя как обычно, не роняет злополучный стакан с молоком, всего лишь соприкоснувшись пальцами с Конгфобом.       Это уже какое-то помешательство. И Артит бежит от него сломя голову. Бежит от Конгфоба, от его звонков и сообщений все следующие дни. Бежит в коридорах университета между лекциями, в столовой… И все равно не может скрыться – первокурсник загоняет его в угол при помощи Нота и лабораторной. Что ты хочешь сейчас от него услышать? Почему я злюсь? Почему игнорирую тебя? А сам как думаешь?! Ты не можешь просто вывалить это на меня и ждать, когда я приму решение за нас обоих! Ты не дал мне ни времени, чтобы подумать, ни права выбора. Я ничего не смогу ответить тебе сейчас, и если ты продолжишь давить на меня и настаивать, то я и вовсе умываю руки – мне все это не нужно. Не нужна твоя боль сейчас и уж точно не нужны наставления Нота, что мне с тобой делать. Просто оставьте меня в покое и дайте хоть немного подумать над тем, что сейчас тут творится!       Но похоже, молитвы наставника никто не услышит – звонит Намтан, и он просто не может отказать ей во встрече. Он снова раздражается, но как только видит улыбку близкой подруги, успокаивается. Какой смысл сейчас себя накручивать? Он обязательно со всем этим разберется. Да, Конгфоб снова поставил его в трудное положение, в очередной раз доставил проблем, но когда Артит не мог их решить? Всегда получалось и теперь выйдет. Он отвлекается на рассказ Намтан, ругает про себя Джея и обещает серьезно с ним поговорить, а потом ловит себя на мысли, что больше не испытывает боли и досады при виде подруги. Все его несостоявшиеся чувства внезапно отошли на задний план и видоизменились. Он больше не хочет видеть ее своей девушкой, хотя и по-прежнему любит. Но любовь эта теперь только как к другу, которому нужно помочь, выслушать, поддержать без одной ненужной мысли. Как будто она – то лекарство, что уже не поможет. Да, принесет облегчение, снимет боль, но больше не сможет излечить его истерзанную душу.       Как не кстати Намтан вспоминает про Конгфоба, рассказывая о своей подруге, влюбившейся в него. Просит рассказать про него, и Артит, не задумываясь, пускается в путанные рассуждения. Он не может объяснить ей, каков первокурсник на самом деле. Сколько хлопот принес и доставляет до сих пор. А Намтан, выслушав, указывает на то, что из его рассказа нельзя заключить, что Артиту он не нравится. И тогда наставник осознает, что на самом деле и не чувствует так, как хочет ее убедить. Он лишь говорит о его привычках в еде, общении с друзьями и реакции на наставников. Но разве это все, что он о нем знает? Разве он не восхищался смелостью Конгфоба, когда тот давал ему отпор? Разве не признал его силу духа и стремления? Разве не знал, насколько решительным он может быть? Какой он… Список можно и продолжить, но его уже и так достаточно четко охарактеризовали, присудив титул Луны факультета, а за глаза прозвали «Мистер Совершенство». Тогда где же Артит неправ? Что в этом парне может вызвать неприязнь? Только то, что он испытывает чувства к своему полу? На этом его мысли превращаются в бездну, в которой наставник теряется. Если он хочет избавить их обоих от мучений, то ему нужно было просто отказаться от этих чувств с самого начала. Так почему же он не может сделать это до сих пор? Не может или не хочет – вот в чем теперь вопрос.       Встреча оставляет странный осадок из легкой грусти и старых воспоминаний. Но она же и помогает Артиту определиться: он не должен жалеть первокурсника, но может бояться причинить ему боль. Он не готов видеть в Конгфобе кого-то большего, кого-то более близкого. Но не может не признавать, что, возможно, самую малость, ему когда-то этого захочется. Он уважает его и, откровенно говоря, может даже назвать его удивительным человеком, но, пожалуй, он не тот, кто может дать ему то, что Конгфоб хочет. Черт возьми, у Артита даже девушки не было, чтобы иметь хоть какой-то опыт во всех этих чувствах, встречах и расставаниях. Намтан тут совершенно не в счет. Но, наверное, он должен попытаться. Попробовать объяснить, что с ним происходит.       Решиться оказывается просто, вот только набирая номер Конгфоба и слушая гудки, он понимает, что совершенно не знает, как начать этот нелегкий разговор. Поэтому и говорит о первом попавшемся, вспоминает про забытые книги, тушуется. Но когда слышит неприкрытую боль в дрожащем голосе Конгфоба, больше не может вымолвить ни слова. Первокурсник все-таки решается сказать о своих чувствах прямо, и Артита поражает словно молнией – если сейчас он услышит это признание, то не сможет оттолкнуть Конгфоба. Не сможет ни быть с ним, ни отпустить от себя вот так – с болью и растоптанным сердцем.       В панике он сбрасывает вызов, расцепляет сведенные судорогой пальцы и медленно дышит сквозь стиснутые зубы. Все-таки он – чертов трус. Даже если Конгфоб слишком сильно давит на него, даже если его собственное сердце сбивается с ритма, даже если осознает, что они оба – в тупике этих чувств, он все еще не может их принять. Не может принять любовь парня. В его сердце всегда была только Намтан. Других девушек он воспринимал только в сравнении с ней, но ни одна не смогла дотянуться до его идеала. Но появился дерзкий первокурсник, и сердце наставника дрогнуло.       Артит начинает мучиться сомнениями, обнаруживает в себе трусость и нерешительность. А еще с кристальной четкостью понимает, что чем бы ни закончилась эта история, он больше никогда не сможет сказать, что его не любили, что ему не предлагали и не отдавали свое сердце. Он больше не одинок, и он больше никогда не сможет не вспомнить Конгфоба и все те эмоции, что он у него вызывал и вызывает.       4. Расставание четыре       Подавленное настроение лидера замечают друзья. Пытаются ненавязчиво выяснить причины, но Артит врет про бессонницу, и они умолкают. Он пока еще может сдерживать себя, все еще может притвориться, что ничего не случилось. Вот только врать самому себе гораздо сложнее, чем друзьям. Да и они не слепые – столько времени они уже провели вместе, чтобы отличать его настроения. «Парламентером» выбирают Нота – он, пожалуй, единственный здравомыслящий человек в их компании. Артит ни разу не видел, чтобы друг когда-либо в чем-то сомневался: от выбора меню на обед до четкого высказывания своего мнения. Поэтому он сдается, когда Нот снова напоминает ему, что он может на них положиться. Всегда и во всем. Они же друзья все-таки. И Артит говорит ему, что запутался. Запутался в чувствах признавшегося первокурсника, запутался в собственных чувствах. Он уже не может понять ни себя, ни его. А в ответ Нот приводит простой пример на кофе и молоке – необязательно иметь причины, чтобы что-то любить. Будь то хоть гастрономические предпочтения, хоть чувства к другому человеку. И Артит всерьез над этим задумывается, пытаясь проглотить нестерпимую горечь от «американо» на корне языка. Так вот каковы на вкус чувства Конгфоба – что-то совершенно новое, неизвестное. Но Артит снова не может понять, нравится ли оно ему.       Он продолжает наблюдать за первокурсником. Отмечает рассеянный взгляд, упрямо поджатые губы и отсутствующее выражение лица – ему все еще больно, но он старается держаться. Держаться изо всех сил, а Артит знает, что сил у Конгфоба много. Все, что ему нужно – это дать младшему время, и боль утихнет. Но рассматривая свои старые фото с Намтан и Джеем, перекладывая из ящика в ящик шестеренку, что как будто жжет ему руки, он понимает, что не хочет, чтобы Конгфоб через все это проходил. Так же, как и он сам. Ему кажется, что любое неосторожное движение, любое слово или поступок разрушат то хрупкое равновесие, в котором сейчас пребывают их души. И тогда лавину осколков уже будет не остановить – они только еще больше ранят друг друга.       Он убеждается в этом, неожиданно натыкаясь на Конгфоба в кафе. Последний стакан чертового клубничного молока… Артит замечает мелькнувший на мгновение страх первокурсника, дрогнувшие ресницы и судорожный вздох. Он отмечает, что и сам отводит взгляд, а ладони вдруг становятся противно холодными. Но младший как ни в чем ни бывало делает вид, что незнаком с ним, совершенно спокойно отдает свой заказ ему и уходит, а Артит в очередной раз поражается его выдержке. А еще тому, что не хочет отпускать Конгфоба, не хочет, чтобы они становились чужими друг другу, не хочет, чтобы тот сбегал от него, только завидев. Что это? Почему? Разве он не оборвал любые надежды первокурсника? Так зачем же теперь убеждать себя, что все будет в порядке, что так – правильно? Потому что это – ни черта не правильно! Сколько бы Артит ни сомневался, но без Конгфоба эти сомнения все равно никуда не денутся. Так что разыгрывать из себя незнакомцев совершенно бесполезно. Ему нужно как-то уже собраться с силами и решить, что делать дальше. Определиться наконец, чего он хочет больше: чтобы первокурсник остался в его жизни или чтобы сам Артит изменился?       Он дает себе время до свадьбы Пи‘Тама и Пи‘Фон. Он знает, что Конгфоб обязательно будет на праздничном вечере, и это весьма удачный случай, чтобы поговорить. Вот только разговора не получается – Артита встречает холодная стена отчуждения и слова, снова наполненные болью. Первокурсник просит его не притворяться, не заводить этих якобы «непринужденных» бесед. Не давать напрасных надежд, несущих лишь новую боль. И Артит снова поражается его собранности, а потом начинает злиться – мальчишка неправильно его понял. Да, ему чертовски сложно принять это решение, но не нужно домысливать за него того, чего нет.       Весь вечер он пытается успокоиться, незаметно поглядывает на Конгфоба и признается себе, что, похоже, окончательно спятил. И его догадку подтверждает Пи‘Там – Артит чуть не забыл о купленной когда-то открытке, а еще о том, что его наставник все-таки женится – вот уж кто поможет ему окончательно решиться. Пи‘Там смеется, говорит прописные истины, о которых и сам Ай‘Ун должен был бы знать, но из уст наставника они звучат гораздо весомее. Человек, находящийся рядом с тобой, всегда делает тебя не таким, как раньше. И не важно, через что вам придется пройти. Не важно, сколько пройдет времени. Ведь если не можешь найти ответ на вопрос, нужно просто спросить у своего сердца. А если и сердце не подскажет, то лучше всего сделать именно то, чего хочешь сам. И Артит не просто понимает это. Ему с самого начала нужно было поступить именно так. Не мучить Конгфоба и не мучить себя, а просто признаться, что он не хочет отпускать этого человека из своей жизни. Человека, что так нагло ворвался в нее и полностью изменил…       И только бы успеть сказать ему это до того, как он уйдет. Но Конгфоб здесь – смотрит непонимающе и снова хмурится, но послушно идет следом за наставником в придорожное кафе. Снова пытается оттолкнуть его – но кто сказал, что Артиту будет легко признаться? Ему нужно лишь еще немного времени… И старшекурсник снова смеется над собой – снова все дело во времени, и снова он теряет его на глупые сомнения. Останавливаясь на мосту и чувствуя чужое присутствие рядом как никогда остро, он понимает, что тянуть больше нельзя. Но все равно начинает не сразу, издалека. Для начала – не отказался ли еще Конгфоб от своих чувств, готов ли следовать за ним несмотря ни на что? Тот согласно кивает, не понимая, к чему ведет наставник и к чему этот допрос. Но Артит продолжает спрашивать – понимает ли он, что отношения между мужчинами – это совершенно другая ответственность, и готов ли он ее нести? Первокурсник снова соглашается. Понимает ли он, что они все еще старший и младший друг для друга – и вот тут у Конгфоба просыпаются подозрения. Понимаешь ли ты, что за столь короткий срок, всего лишь за несколько месяцев, узнал не только почти все его привычки, но и его совершенно не «сладкий» характер? Конгфоб понимает – безобразно-счастливая улыбка появляется на его лице, и первокурсник однозначно выигрывает этот раунд. Даже осмеливается спросить его в ответ, но у него есть на это право. Потому что Артит действительно хочет узнать его лучше. А вот то, что он любит дразнить своего наставника, он уже прекрасно знает, но, похоже, единственный способ остановить эти подначки – просто заткнуть первокурснику рот поцелуем. Если уж это не прогонит страх и неуверенность из твоих глаз, то Артит уже просто не знает, что еще сделать. Как выразить еще понятнее то чувство, что он испытывает к нему. Но больше и не надо – Конгфоб принимает его ответ, принимает его всего без остатка, как делал всегда, продолжая ластиться. А наставник не может заставить себя прекратить смущаться и вздрагивать от нежных прикосновений. Пи‘Там определенно был прав – таким, как был Артит уже никогда не будет. Он действительно изменился.       Взять хотя бы этот случай у доски с результатами экзаменов – разве хоть кто-то из первокурсников смог бы рассмеяться на привычно суровую отповедь главы наставников? Нет, наставник уже не тот. Но и первокурсники меняются вместе с ним – Конгфоб говорит, что и сам в будущем хотел бы стать наставником – и вот что уж совсем невероятно. Но это есть, и Пи‘Артит не может сказать, плохи ли эти изменения. Ведь изменяются они сами, а вместе с ними и их чувства.       Артит снова наполнен смущением и робостью, приглашая Конгфоба на «не-свидание», понимая, что ему нравится проводить с ним время. Артит снова думает об отношениях между парнями и начинает сомневаться в их «целесообразности», когда первокурсник говорит, что хотел бы иметь сына. Ребенок – это не то, что он может ему дать, и навязчивые отголоски страха начинают преследовать его по пятам – он и не думал, что снова может струсить. Но это та тема, над которой он бы хотел хорошенько поразмыслить.       А еще этот страх подпитывает зависть, – кто бы мог подумать, что одно «недо-свидание» принесет столько сумятицы в его еще неокрепшие чувства. У афиши кинотеатра они встречают Пайпиллин. Звезду факультета. Глядя на то, как Прэ и Конгфоб совершенно свободно, увлеченно обсуждают общее хобби, Артит ловит себя на мысли: как хорошо они смотрятся вместе. Как правильно. И он более чем уверен, что ему с Конгфобом такого никогда не достигнуть. Они никогда не будут смотреться естественно. И это чувство оседает тяжелым камнем на его груди. Он не может не думать о нем, отговаривается голодом на вопрос в глазах первокурсника, хотя сейчас у него кусок не полезет в горло. Но, может быть, молчать об этом – не самое правильное решение? Всего-то и нужно – спросить, считает ли Конгфоб ее милой, есть ли у нее парень и похвастать, что уже раздобыл ее номер телефона, поняв, что он слишком рано сбросил со счетов «гетеросексуальность» младшего. Тогда к чему же бы весь этот сыр-бор? Если тебе все еще нравятся девушки, то какого черта ты все это время морочил ему голову?! Артит пытается успокоиться, не верить, что все было затеяно ради очередной шутки над наставником, но совершенно теряет над собой контроль, снова видя Прэ и Конгфоба вместе – в столовой. Наш герой опять стремится спасти и защитить. На этот раз – честь дамы. И на этот раз Артиту хватает с избытком. Даже испуганный вид первокурсника не вызывает у него жалости – он будет так же жесток, как и ты. И если ты думаешь, что он позволит тебе играть на его нервах, то ты ошибаешься – он не позволит.       Взбешенное сознание просто не может не орать благим матом, не может не принять нестерпимую боль, не может не задыхаться от того, что его обманули. И снова на помощь Артиту приходит Нот. Он не поверит в головную боль, недосып и дурное настроение – как всегда он знает куда больше, чем говорит. Сейчас он снова готов выслушать друга. И Артит рассказывает. О своих сомнениях, об ответственности перед семьей, обществом, даже собственными не рождёнными детьми, о том, что такая милая девушка, как Пайпиллин, подойдет Конгфобу куда лучше, чем он. А Нот, добрый, всепонимающий старина Нот, снова открывает ему глаза на собственные чувства: Артит не может знать о том, что чувствует Конгфоб, не говоря с ним об этом; Артит не может все время беспокоиться о его будущем, при этом не замечая и игнорируя этого человека рядом с собой; Артит не может прикрываться завистью и неуверенностью в самом себе, на самом деле лишь ревнуя любимого человека… И Артиту нечего на это возразить – он действительно понимает, что снова лишь поддается сомнениям, забывая, что жить, чувствовать и любить нужно прямо сейчас.       И он уже даже знает, как исправить то, что натворил – «Вечеринка благодарности» как никогда лучше для этого подойдет. Но Конгфоб опять успевает быстрее – вручает письмо и терпеливо ждет, когда наставник прочитает. А у Артита от каждого слова заходится сердце – это не просто слова благодарности – Конгфоб принимает свою любовь к нему как самый ценный подарок в жизни. И это чувство не выразить словами. Артит тронут до глубины души, и если раньше хотел сделать ответный подарок вдали от посторонних глаз, то теперь не станет ждать ни минуты. Всего лишь парные браслеты, но для них обоих они значат гораздо больше, чем могут выразить. Они – обещание любить друг друга. Поэтому Артит может совершенно спокойно отвечать на подколки Брайта, остальных наставников, друзей и студентов. Они – встречаются, и Артит готов сделать все, что угодно, только бы прогнать призрак неуверенности из глаз Конгфоба. Например, в открытую сказать, что он его любит. Но уже не здесь, а наедине доказать, что он – единственный, кто есть в сердце наставника, и прямо сейчас он без каких-либо сомнений расстанется с этим сердцем, вручая его младшему. Он не знает, что ждет их в будущем, но он готов встретить его рука об руку с ним. Теперь он может без зазрения совести звать его не только на свидания, но хоть на край света, зная, что Конгфоб последует за ним.       5. Расставание пять       Артит не видит предела этому счастью. Не помнит сколько раз его сердце замирало на доли мгновения и пускалось вскачь, стоило только Конгфобу оказаться рядом. Теперь он как никогда отчетливо понимает, что все его сомнения были бессмысленны. Первокурсник медленно, но верно проникает ему под кожу, в мысли, во сны. Артит даже пугается этой захлестывающей с головой страсти, но быстро отбрасывает страхи в сторону – Конгфоб рядом с ним – и этого более чем достаточно, чтобы развеять любую неуверенность, что может возникнуть. Ведь так же, как наставник поддается страсти, так и младший не может ей сопротивляться. Они продолжают дразнить друг друга, улыбаться, целовать украдкой и дышать одним воздухом на двоих. И этого слишком много и слишком мало одновременно. Свидания, совместные праздники, дни рождения, выходные, каникулы, учеба – постепенно их жизни настолько тесно переплетаются, что Артит не может даже представить одну без другой. И опять ему и страшно, и радостно от этой мысли. Эту любовь невозможно сравнить с чем-то другим. Но он с уверенностью может сказать, что ни с Намтан, ни с любой другой девушкой он не испытал бы такого. Не потому что они – девушки, а потому что ни одна даже самая близкая подруга не стала бы настолько близка ему, как этот парень. Никогда бы не вызвала таких чувств.       Артит в который раз наполняется радостью и не может сдержать счастливой улыбки, когда Конгфоб дарит на День Святого Валентина парные часы. Да, у них уже есть браслеты, но шаг со стороны Конгфоба делает их еще ближе друг к другу. Или, например, когда они сходятся на любви к баскетболу. Артит просто не может не дразнить и не подначивать разошедшегося парня – его ставки смешны и просто выдают с головой, обличая все бушующее в нем желание. И наставник прекрасно понимает эту страсть. Поддаться ей слишком легко, а противостоять – трудно. Поэтому Конгфоб отжимается, делая вид, что обижен обманом любимого, а Артит не может не радоваться, что выдержку младшего можно тренировать, а не только ломать раз за разом.       А еще можно снова уколоть его за любовь к пресной пище и неумение готовить. Но и тут Конгфоб не спешит сдаваться – он обещает научиться готовить и сделать наставника зависимым от него, как от еды. Не то, чтобы это было не так или Артит был бы против. Он уже от него зависим. Зависим от его любви, от его заботы, его слабости и силы, тихого дыхания под боком и слов, что он говорит. Ведь с ним даже обычная совместная подготовка к парам превращается в нежный флирт. Конгфоб просто снова его хвалит, восхищаясь его усердием к учебе, а Артит снова гадает: пытается задеть или действительно делает комплимент? Это так по-детски и несерьезно, что наставник даже и не думает сравнивать себя с этим «мистером Совершенство». Но младший снова переворачивает его слова, заставляя признаться. Он – такой, какой есть, и именно таким он ему нравится. Да, Артиту все еще нелегко даются такие искренние признания, но Конгфоб настолько непередаваемо мило смущается, что наставник не может не засчитать очко в свою пользу.       Сколько Конгфоб ему отдает – столько же Артит возвращает. Они действительно признают друг друга. И Артиту точно так же нравится заботиться о нем, как и тому о наставнике. Он подвезет его на велосипеде, когда младший не может добраться до университета сам. И точно так же будет вспоминать все то, что привело их друг к другу, пока горячие руки будут обнимать его за талию. Ему совершенно не трудно, а даже приятно прокатиться вот так со своим парнем. Все, что нужно Конгфобу – это научиться уже принимать его проявления любви как данность. Да, может быть, Артит не так смел, чтобы говорить все, что у него на сердце, но он старается, и знает, как много значит и насколько дорого Конгфобу его усердие. Простая песня о любви в качестве подарка на их годовщину делает младшего абсолютно счастливым. Да, может быть, Артит не так эмоционален и отзывчив, но эта дата важна для него. Важен человек рядом, его поддержка, забота и любовь. Важно это счастье, что он ему дарит. И важно слышать, что Конгфоб рад, что наставник впустил его в свою жизнь. Важно все, что происходит с ним…       Но в этом счастье, как и предсказывал Пи‘Там, не может не быть темных пятен. Артит все еще иногда чувствует уколы ревности, когда кто-то проявляет к Конгфобу слишком пристальное внимание. Или когда сам Конгфоб, слишком тесно на взгляд Артита, общается со своими друзьями. Наставник ни в коем случае не собирается ограничивать его свободу, но хочет его внимания иногда чересчур эгоистично, малодушно и безраздельно. Они все еще иногда обижаются друг на друга из-за того, что не могут сойтись во мнениях по тому или иному вопросу. Недопонимание проскальзывает, не оставаясь незамеченным, но они постепенно учатся с ним справляться. А иногда Артит не может не злиться на недомолвки и на то, что Конгфоб пытается что-то он него скрыть. Они стерли границы между своими жизнями, но все еще признают личное пространство каждого. Но это нормально для любых отношений. Они по-прежнему любят друг друга, продолжая открывать для себя все новые и новые грани этой любви. Даже если они оказываются не самыми приятными, но они – все еще ее часть. И пожалуй, самой неприятной из них для Артита становится страх.       Началось все с банальной вывернутой лодыжки. Конгфоб сбрасывает ему смс, и Артит не может не сбиваться с быстрого шага на бег, спеша к спортивной площадке. Игра в футбол заканчивается растяжением, стиснутыми от боли зубами и очередным признанием Артита – они пара, и беспокоиться друг о друге – в порядке вещей. Конгфоб улыбается, крепче обхватывая наставника за шею, а Артит, ощущая тяжесть «седока» на его спине, не может успокоить свое сердце. Младший что-то щебечет о том, что Пи – самый добрый, отзывчивый и любимый, но наставник продолжает ощущать, кроме нежности, еще и едкую тревогу. Она расползается по жилам противным холодком, встает комом в горле и сжимает виски. Это – уже далеко не только ответственность наставника за жизнь и здоровье младшего. Теперь это – страх за жизнь и здоровье любимого.       И на следующий день становится в десять раз хуже – к вечеру Конгфоб оказывается в больнице, и страх Артита становится всепоглощающим. Разъедающим кислотой и загоняющим иглы под ногти. Еще одно неудачное падение Конгфоба, на этот раз из-за неловкости какой-то первокурсницы на лестнице, и ушиб превращается в полноценный вывих. Всю дорогу до больницы Артит пытается взять себя в руки и утихомирить свою злость на этого бессменного героя-спасителя, на его «удачливость» и на то, что тот не сразу ему позвонил. Он прекрасно знает, что Конгфоб всегда найдет рациональное объяснение своему поведению: не геройство – так поступил бы каждый, не фортуна – а судьба, неизбежная и непредсказуемая, не равнодушие – а нежелание беспокоить любимого во время очередного теста. И Артит, конечно же, со всем этим согласится, когда перестанет бояться. Но, похоже, страх этот въелся под кожу так же, как и сам Конгфоб.       Артит больше не сможет за него не переживать, и так он прощается со своим мужеством. Дело ведь не в пресловутом вывихе – он действительно не знает, что с ним будет, если в следующий раз случится что-нибудь похлеще. Он действительно не знает, сможет ли вынести, если однажды все станет совсем плохо. И уж тем более боится даже представить себе что-то непоправимое. Как он будет тогда жить? Это пугает до чертиков. Осознанием того, насколько он действительно для него важен. Это поражает до крайности, до дрожащих ладоней и только фальшивой улыбки в ответ. Артиту до безумия страшно, что однажды жизнь Конгфоба может быть сломлена. Гораздо страшнее, чем тогда, когда младший чуть не утонул на пляже перед посвящением. Теперь чувства наставника изменились, и теперь он может в полной мере оценить масштаб их бедствия.       А еще в этот полыхающий костер, как некстати, подкидывает дров одна из старших сестер Конгфоба. Артит обнаруживает ее там же, в больнице, но уже после того, как высказал Конгфобу все, что думает о нем и об этой ситуации. На что у младшего, как всегда, хватило наглости, лишь счастливо улыбаться да увещевать об осторожности в следующий раз. Как же Артит надеется, что следующего раза не будет! А сестра Конгфоба, внимательно наблюдая за перепалкой, лишь хмурится. Она ждет Артита в коридоре недалеко от палаты, а потом в открытую высказывает свои подозрения. Говорит, что поначалу не верила, когда Конгфоб заявил, что у него есть любимый человек. Но теперь только дурак не сложит два и два вместе и не поймет, что человек этот – мужчина. Она не высказывает никаких отрицательных чувств на свое открытие, но нельзя сказать, что и рада этому. Артит изо всех сил борется с краской стыда на щеках и снова страхом – что осудят, отвергнут, не признают. Но родственница до странного равнодушна к тому, что брат выбрал мужчину. И это немного отвлекает Артита от своих терзаний. Что же на самом деле происходит в семье Конгфоба? Какие у них отношения?       От путанных мыслей его отвлекает известие о том, что отец и мать Конгфоба вернутся из заграничной командировки только через неделю. Так что она просит Артита приглядеть за ее младшим братом. А еще напоследок она как бы невзначай говорит о том, что родители – не поймут. О чем это она? Наставник смотрит вслед уходящей женщине и снова начинает теряться в догадках. О чем она говорила? О том, что родители Конгфоба не примут их отношения? Или предупредила? К чему был весь этот разговор? Артит решительно разворачивается и уже намерен спросить об этом у Конгфоба, как вспоминает… Вспоминает теплую сожалеющую улыбку, забинтованную ногу и любящий взгляд, полный заботы о нем самом. Не о том сейчас нужно думать младшему. И Артиту – не о том. Не Конгфоб сейчас должен бороться со страхами, а сам Артит. Сначала парень должен поправиться. Должен перестать волновать наставника по поводу и без. Должен заботиться и думать в первую очередьо себе. И наверное… Перестать быть настолько важным для него?       6. Расставание шесть       Конгфоб возвращается из больницы через три дня. Хромает, улыбается, пьет обезболивающее. Зависает с друзьями, с радостью принимает помощь наставника, а когда тот остается в его комнате, восторгу вообще нет предела. Артит старается себя не накручивать. Успокаивается понемногу. Но тяжелые мысли так до конца и не отпускают – они теперь постоянно с ним. Ложатся ощутимым грузом на плечи, и Артит не может их игнорировать. Да, это – ответственность, которую он принял и к которой думал, что был готов. Оказалось, что готов из рук вон плохо. Сотни раз он прокручивает случившееся в своей голове, разговор и свои чувства, но так и не может найти былой храбрости и прежней уверенности в своем сердце. Вот то будущее, о котором он говорил Конгфобу на мосту, и тот смело в него шагает. Так почему же сейчас сомневается Артит? Он знал, что когда-нибудь этот день настанет и им придется открываться не только перед друзьями. Время игр прошло. Их отношения больше не из разряда студенческого романа, легкого флирта и ненавязчивого увлечения. Как никогда он понимает, что они уже давно перешагнули эту грань. Он не захочет, он не сумеет, он не сможет считать эти отношения ни к чему не обязывающими. Они слишком глубоко в его сердце. Они для него на всю жизнь. Так почему же сейчас он позволяет сомнениям и страхам управлять им? Разве его любовь не сильнее этого? Артит не может дать однозначного ответа. Ему снова нужно время, чтобы хорошенько все обдумать. Чтобы не загонять себя в тупик бессмысленными рассуждениями и четко видеть перед собой то самое пресловутое будущее.       Вот только времени этого катастрофически мало. Львиную долю забирает учеба – близятся выпускной, экзамены, защита дипломного проекта, работа, поиск жилья… Столько проблем сразу, что сил не хватает справляться. А еще Конгфоб. Он приносит ему розовое молоко по утрам, украдкой ворует поцелуй в щеку в перерывах между парами, частенько пишет какую-то милую ерунду в смс, не требующую ответа, и обязательно звонит по вечерам пожелать спокойной ночи. Он с радостью делится лишним карандашом, покупает новый том любимых наставником комиксов, когда Артит устраивает себе небольшую передышку, разминает его затекшие плечи выверенными массажными движениями и снова, и снова продолжает говорить о том, как сильно он его любит. Словами, жестами, взглядами, прикосновениями… И Артит тонет в зыбком тумане страха, понимая, что не сможет выбраться. Не сможет без него. И тогда страх превращается в панику.       Он почти срывается, и если бы не снова своевременное вмешательство Нота, он мог бы натворить таких дел, о которых бы сильно пожалел впоследствии. Но мудрых увещеваний старого друга хватает ненадолго. Как только экзамены заканчиваются, и Артит может наконец немного расслабить тот узел, которым завязаны его чувства и эмоции, просыпается его разум. Он больше не может слушать только свое сердце, больше не может просто бояться. Прямо сейчас он делает шаг в новую, взрослую жизнь и переживать ему нужно в первую очередь за себя.       Рациональная часть сознания твердит о том, что ему стоит еще раз пересмотреть свои приоритеты и выбрать путь, по которому он дальше пойдет. Да только колени все еще слабеют, озноб пробегает по позвоночнику, а щеки горят при виде любимого человека. Конгфоб ведь даже ни разу его не упрекнул. За недостаточную эмоциональность, за слишком редкие встречи и недолгое совместное времяпрепровождение, за скупую ласку и завуалированные слова привязанности. Он все понимает, он все чувствует, оставаясь незыблемой опорой, чувственной поддержкой, столпом, что за двоих держит их любовь. И Артит не знает, откуда у него берутся на это силы. Он никогда не сможет вернуть ему и малой доли того, что Конгфоб для него делает.       И это больше не страх и не сомнения. Это обреченность, неизбежность. Артит никогда не сможет достичь его уровня. Это не самобичевание и не эгоизм. Артит просто понимает, что хочет, чтобы у его любимого человека было все только самое лучшее. Учеба, дающаяся легко, работа, захватывающая и интересная, семья, любящая без оглядки на совесть, друзья и знакомые, принимающие его легко и без предубеждений. Любовь… в которую не будут тыкать пальцем, на которую не будут оглядываться и которую не будут осуждать. Артит желает ему этого всем сердцем и понимает, что не имеет права у него это отбирать. Даже если изначально это был выбор Конгфоба, но Артит, принимая его, изменил всю его жизнь. Его и свою. И изменился сам. Но он не имел право делать это. Все то счастье, что они испытали будучи вместе, не стоит той боли, что они испытают, если и дальше останутся рядом. Артит никогда не позволит им страдать по вине этой любви. Какой бы неправильной, горячей и страстной она ни была, он не может и дальше продолжать бояться ее сильнее, чем просто любить. Он не может не бояться мнения общества, что будет окружать их в будущем – от коллег по работе до соседей по лестничной клетке. Он не может не бояться упущенных возможностей в карьере из-за предвзятого отношения. И он не может не бояться реакции их семей – самых близких, что с рождения были рядом, любили и оберегали. Он не может их предать. Как и представить, что они могут этого лишиться.       К решению он идет долго. Бессонными ночами с мокрой от незамеченных слез подушкой, хмурым утром с тяжелой головой и все еще стоящим в горле комом. Вечерами в обнимку за просмотром очередного любимого фильма Конгфоба и опять ночью – под ласковым теплом обнимающей руки, от которого сердце обливается кровью. Он не может это прекратить. Дальше они пойдут разными дорогами. Так будет лучше для них обоих.       А самым страшным станет то, как он донесет эту мысль до Конгфоба…       Выпускной прошел, вещи собраны, половина друзей уже разъехались, а Артит все еще не может проститься с этим местом, поговорить с Конгфобом и расстаться со своей любовью. Слишком сильны эти узы, связывающие его жизнь. Артит думал, что никогда не сможет разорвать их, но понимает, что они – лишь его выбор. И только в его власти выбирать свое будущее. И он даже не вздрагивает, когда Конгфоб находит его погруженным в нелегкие воспоминания на стадионе. У него не дрожат руки и не срывается голос. Он уходит не на войну, а всего лишь вступает в новую жизнь. Он будет заботиться о себе и сохранит все воспоминания о своей студенческой жизни до единого. Он никогда не перестанет думать о нем. Но дальше он пойдет по этой дороге один.       Конгфоб смотрит недоуменно, ошарашенно. Артит не просто видит зарождающуюся боль на словах о разрыве, но и чувствует ее вместе с ним. Он продолжит его любить, но больше не будет счастлив рядом с любимым человеком. Не сейчас и, наверное, ни когда-нибудь позже.       Теперь уже второкурсник, будущий лидер наставников и самый невероятный человек, которого когда-либо видел Артит, задыхается от нахлынувших чувств. Он не хочет верить, он не может принять его решение и понять мотивы бывшего наставника, любовника и персонального Солнца. Но ему придется это сделать. Это последнее, чему наставник хочет его научить. Делать самый нелегкий в жизни выбор, от которого эта самая прекрасная и счастливая жизнь зависит. Тебе придется смириться. Потому что как бы сейчас ни было больно нам обоим, но эта боль не сравнится с той, что однажды сломает нас.       Артит не может ответить на единственный вопрос младшего: почему? Он должен сам прийти к этому и понять. И однажды он даже сможет согласиться с этим его решением. Однажды боль от разлуки пройдет, и они смогут снова дышать полной грудью. Однажды они снова смогут стать счастливыми. Ведь в их жизни больше не будет страха…       Артит уходит со стадиона на негнущихся ногах, оставляя Конгфоба растерянным и сломленным. Он и сам собирает себя по кусочкам, пережив сильнейший стресс в своей жизни. Он знает, что это – еще не конец, что совсем скоро боль накроет его с новой силой, но теперь каждое утро он будет просыпаться совершенно другим человеком. Он уверен, что сможет это пережить, несмотря на все возмущение, недопонимание и сомнения его друзей. Он сделал правильный выбор. И он более чем уверен в нем.       Однажды боль от расставания с любовью пройдет…       7. Расставание семь       Как он и предполагал, справиться с этими чувствами ему очень сложно. Очень сложно принять собственный выбор. Сложно смотреть в зеркало и даже дышать. Боль накрывает с головой. Он старается отрешиться от нее, не думать о Конгфобе, не вспоминать, но больше всего сил уходит на то, чтобы не отвечать на его звонки. Артит знает: стоит только еще хоть раз услышать любимый голос, как он сорвется. Натворит глупостей, снова пустит Конгфоба в свое сердце и сломает им обоим жизнь. Поэтому он старается держаться.        Он разругался с Нотом, который не может понять его мотивов и поступков, который просто отрицает все его доводы, говоря, что это всего лишь эгоизм и трусость. Артиту уже плевать, что тот думает. Да, он эгоист и трус, но он никогда себя не простит, если однажды Конгфобу станет еще больнее. Да он может быть кем угодно, но он не позволит случиться непоправимому. Он слишком слаб, он не сможет этого вынести. Зато может принять ответственность за разрыв отношений. Даже Конг может считать его мелочным ублюдком и тряпкой, но Артит точно знает, что как раз-таки у младшего есть силы на то, чтобы оправиться от этой раны. Поэтому Артит игнорирует его звонки, блокирует сообщения и моментально переключается на все что угодно, только бы не думать и не вспоминать.       В этом деле хорошо помогает переезд, – когда он все-таки нашел подходящее жилье в спальном районе неподалеку от места работы, и эта самая работа. В «Ocean Electric» он был на стажировке. Все сотрудники, с которыми он успел познакомиться, отнеслись к нему хорошо, но больше всего Артит хотел бы попасть в производственный отдел, с чьим начальником, заместителем и работниками подружился. Да и сама специфика работы ему по душе. Поэтому, когда Пи‘Дуриан из отдела кадров направляет его в отдел продаж, он может только раздосадовано вздыхать – работа с бумажками никогда его не привлекала. Цифры, графики, отчеты – ему хотелось делать что-то собственными руками: чинить, проверять, собирать. Теперь же придется смириться с должностью простого офисного планктона и забыть, даже если и на время, о том, что он не на своем месте.       Но как тут забыть, когда коллеги в первый день игнорируют, чужая начальница делает строгий выговор ни за что и даже простая офисная техника смотрит на него, как на неандертальца. Это не его место. Это не его выбор. Все, что он может сделать, это сцепить зубы и терпеть. Ему тяжело как никогда, но тут же Артит вспоминает, как осваивался в университете, когда поступил – тогда тоже было сложно. Все эти трудности – временные, нужно только привыкнуть. И он привыкнет, он знает это.       Вот только к одиночеству он не может привыкнуть.       С тем же успехом, с которым он пытается все забыть, он точно так же вспоминает. Вспоминает Конгфоба почти на рефлексах: когда Пи‘Сом, секретарь его нового отдела, не стесняясь спрашивает за ужином, есть ли у Артита «хозяюшка», когда Пи‘Эрз, теперешняя коллега, отмахивается от предложения починить ее ручку, когда Пи‘Джон, этот чертов наглый менеджер-эксплуататор, напоминает этой самой наглостью одного очень хорошо знакомого Артиту человека… Бывшему лидеру порой хочется удариться головой обо что-то твердое, чтобы вытрясти из своего сознания эти ненужные мысли о любви, любимом человеке, его подарках и улыбках. Он не должен об этом думать.       И Артит продолжает закрываться от самого себя, полностью погружаясь в работу. Он игнорирует манипуляции Пи‘Джона, но легко перенимает его опыт работы с поставщиками. Он все равно сделает по-своему, но это – его способ научиться. Поэтому и встречается с представителями других фирм, подбирает товары и учится решать совершенно разные проблемы. Забываясь в этой своей новой жизни, он старается не думать о том, о чем забыть невозможно. Да и как забудешь, когда друзья из раза в раз зовут его на встречи в баре. А Артит боится, что там могут быть младшие и частенько отказывается, но рад, что друзья все-таки смогли принять его решение и не отвернулись от него.       Вот только ни на одной такой встрече младших нет, и Артит понимает, что чувства Конгфоба тоже щадятся, – и он рад вдвойне. Со временем звонки и сообщения прекратились, и он надеется, что младший когда-нибудь оправится от той раны, что он ему нанес. Ведь и жизнь Конгфоба изменилась: он – лидер наставников, третьекурсник, не за горами и его стажировка. У него порой банально не должно хватать времени на душевные переживания, как и у самого Артита.       Он был прав, когда думал, что со временем боль утихнет – друзья зовут его на захват флага новыми первокурсниками и церемонию завязывания нити, а Артит, уже по привычке отказываясь, понимает, что за эти четыре с небольшим месяца они с Конгфобом стали как никогда далеки друг от друга. Та стена, что бывший наставник выстроил со своей стороны стала высока и почти непреодолима. И уж тем более он не позволит разрушить ее Прэму – друг напоминает об обязанности вручения шестеренок новым первокурсникам предыдущим лидером на их последнем посвящении на пляже. Артит замирает на мгновение, вспоминая университет, покой и привычную жизнь, и с болью отказывается – ему и вправду в этот день нужно работать. Прэм раздосадован и сетует на то, что друг не может вечно прятаться от Конга, а Артит лишь усмехается, понимая, как именно его действия интерпретируют.       Нет, он не прячется и уже не избегает – им действительно больше нет необходимости встречаться друг с другом – они оба знают, какую боль это принесет. Поэтому бывший лидер лишь фыркает на подначки и предлагает Прэму насладиться обществом своего младшего. Он выделяет последние слова, намекая на Вада, а на другом конце линии повисает тяжелая тишина. Артит всегда подозревал, что чувства Прэма вышли далеко из разряда дружеских, вот только он никогда не позволит им коснуться Вада. Их конфронтация чудом переросла в сдержанное общение, потом в легкую дружбу, но ни один из них не позволит, чтобы их отношения трансформировались во что-то еще. Артит теперь понимает, что их выбор – самый правильный, и он и сам должен был поступить точно так же. Вот только прошлого не изменишь. Как и не изменить их чувства сейчас.       В конце концов Прэм соглашается провести посвящение сам, а Артит может больше ни о чем не беспокоиться, кроме как о работе. Он встречается с поставщиками, проверяет товар и документацию, выполняет уже привычные обязанности и почти верит, что втянулся, освоился в этой новой жизни, но удар приходит с другой стороны. Через несколько дней после посвящения первокурсников Артиту звонит Брайт. Он почему-то зол, голос отрывист и строг, и Артит даже пугается подобного настроя вечно веселого и неунывающего друга. А Брайт продолжает злиться, пока с болью не спрашивает: уверен ли Артит в своем решении насчет Конгфоба? Брайт никогда не лез осуждать или обсуждать эту тему, в отличие от Нота, и сейчас Артит неподдельно удивлен подобным вопросам, а ответ оказывается прост как никогда – Брайт рассказывает о том, что на посвящении какая-то первокурсница вручила свою шестеренку Конгфобу и призналась в чувствах. Поэтому сейчас Брайт и хочет убедиться, что Артит не пожалеет, если какая-то девица заберет его бывшего парня.       В первые секунды Артит просто оглушен этой новостью. Он не знает, как ему удается сохранить голос уверенным и твердым, убеждая друга, что он не меняет своих решений. Зато после того, как разговор заканчивается, Артит не может удержать телефон в ослабевших пальцах. Вместе с ним он падает на пол, не в силах стоять на ногах от пришедшей и оглушившей боли. Он был уверен в том, что и для чего сделал. Он знал, что однажды они будут устраивать свою судьбу поодиночке, встретят других людей, заведут отношения и будут чувствовать снова. Он просто не был готов к этому прямо сейчас. Даже полугода не прошло…       Вместе с болью приходит давно позабытая ревность, злость на ни в чем не повинного «мистера Совершенство», а потом отчаяние… И всего лишь на миг на пике взбунтовавшихся чувств в его сознании проскальзывает мысль: а если выбор все-таки не был правильным? Что будет тогда? Что, если Артит действительно потеряет Конга, как и хотел? Какая-то часть его так и не смогла поверить в случившееся до конца, не смогла принять его выбор, просто хороня себя под его логичными доводами, страхом и эгоизмом, но при этом так и осталась живой. Часть его продолжала наивно и слепо верить, что однажды все образуется. Что однажды они встретятся без страха и боли, поговорят и смогут начать жить заново без груза выворачивающих наизнанку чувств. Но теперь Артит больше не может в это верить. Не может заниматься самообманом. Ничего и никогда уже не будет по-старому. Ни один из них не сможет принять другого в паре с кем-то другим. Артит не сможет этого сделать. Но потом краткий миг горячечной ненависти к неизвестной первокурснице проходит, а вера в лучшее… Исчезает вместе с ней.       Артит успокаивается, но знает, что отныне у него больше нет сил верить в то, что эта история и отношения с этим человеком когда-нибудь станут другими. Он больше не может верить в это далекое счастливое, пусть и приправленное легкой грустью, будущее. Он больше не верит ни себе, ни Конгфобу. Он не знает, что сделает, если увидит его сейчас, не знает, выдержит ли, не знает, что скажет. Эта вера, как удар под дых – теперь он задыхается. От нее, от своих наивных чаяний и глупых надежд.       И он снова и снова отказывается от встреч – на этот раз с парными номерами. Особенно, когда та девушка – парный номер Конгфоба. Ха-ха, какая смешная шутка. Артит готов выть от осознания, что его чертова судьба еще никогда не была так жестока к нему, и снова пытается взять себя в руки. Да, он оказался не готов, но ему просто нужно еще немного времени. Чуть больше, чтобы научиться жить без этой веры.       Но судьба опять к нему неблагосклонна – в начале недели на очередное собрание отдела продаж и производственного Пи‘Дуриан приводит стажеров… Артит заглядывает в глаза одного из них, абсолютно спокойные, деланно-равнодушные, и понимает, что от того, чтобы вскочить и с воплем выбежать из кабинета, его останавливает только неудобное кресло, задвинутое им же самим в самый стол, веселая болтовня Пи‘Сом и Пи‘Дуриан про красавчиков-стажеров и рука Пи‘Эрз на его предплечье – коллега тоже с удовольствием что-то говорит о новичках. А Артит, моментально покрывшийся холодным паническим потом, перестает дышать, и зашкаливающий адреналин не дает и шанса сфокусироваться на чем-то другом. А потом Конгфоб отводит взгляд, продолжает улыбаться как ни в чем ни бывало, и Артит нервно сжимает кулаки.       Какой смысл верить во что-то, если его личный апокалипсис уже успешно случился?       8. Расставание восемь.       Страх приходит разом. Разом приходит злость – что этот мальчишка себе позволяет?! Как он может вот так легко… Да на его лице ни один мускул не дрогнул! Артит силой заставляет себя прикрыть глаза и сцепить зубы. Что это? Что он здесь делает? Ясно же, что на стажировке. Но Конгфоб не мог не знать в какой компании он работает – ему наверняка сказал кто-то из общих друзей. Первым же в памяти всплывает Нот – друг до сих пор считает его решение неправильным, и с него может статься помочь Конгу таким образом наладить отношения. А то, что он этого хочет, ясно и так – иначе зачем же младшему проходить стажировку именно здесь? Артит еле высиживает до конца собрания, а потом торопится скрыться от чужих глаз, судорожно набирая Ноту. Друг не отвечает ни на первый звонок, ни на второй, третий сбрасывает, а через пять минут перезванивает сам и недовольно бурчит, что побеспокоить его на парах должно что-то совершенно срочное, но Артит не слушает его, сразу задавая мучающий вопрос. Нот замолкает на несколько мгновений, а потом холодно отвечает, что ничего не говорил Конгу. Молчит еще несколько секунд, напряженно вздыхает и просит Артита не делать таких глупостей, как скоропалительные выводы. Конгфоб всегда был честнее со своими чувствами. Всегда был сильнее в эмоциональном плане, но это не значит, что новая встреча – проявление агрессии – никто не будет принуждать Артита к чему-либо. Стоит успокоить свою панику и подумать о том, что у Конгфоба может быть решение их проблемы.       Высказавшись, Нот отключается, даже не дав Артиту возразить, и тот остается переваривать услышанное. Младший нашел решение? Какое? Следовать за ним тенью еще и на работе? Мало его было в мыслях Артита, во снах, в сердце, теперь и в реальности?! Артит снова пытается не поддаваться панической атаке. Это слишком. Он даже и предположить бы не смог, что они встретятся снова так скоро и будут встречаться вновь, непозволительно часто, раз уж теперь работают в одной компании.       И оказывается прав – часа не проходит, как в служебном помещении, куда сбежал Артит от назойливых расспросов коллег про университетских «собратьев», появляется Конгфоб. И Артиту снова хочется закричать… Младший пытается что-то сказать, объясниться, а наставника пробивает нервная дрожь от кончиков пальцев ног до самого затылка, когда тот оказывается так близко. И все, что он может – остановить его попытки, забрать чертовы документы и отмахнуться занятостью. Сейчас он точно не готов услышать ответы, какими бы они ни были.       Но не готов он и к концу рабочего дня, когда Пи‘Эрз подвозит его до спального комплекса. В коридоре Артит на автомате шагает к своему новому соседу, застрявшему в дверном проеме с кучей коробок в руках, но когда коробки падают, а из-за них появляется изумленное лицо Конгфоба, все волнение наставника мигом перерастает в злость. Нет, в самую настоящую ярость. Что там Нот говорил? Конг нашел решение? «Сталкерство» – это его выход?! А Артиту что тогда делать?! Смириться и стать безвольной жертвой?! А то он недостаточно страдал!..       Он с силой хлопает дверью, закидывает сумку в угол, а жесткий воротник рубашки трещит, когда он дергает тугие пуговицы. Этот мальчишка решил вконец его довести?! Он же ушел, почти успокоился и почти забыл. Почти смирился… Но Конгфоб опять бесцеремонно врывается в его жизнь! Почти точно так же, как и на первом курсе. Вот только теперь они оба старше, и Артит думал, что и умнее, но, похоже, это не про младшего. Он решил взять его измором? Не на того напал. Артит не собирается менять своих решений. Даже если его сердце находится прямо за стенкой. Даже если дотянуться до желанного тела можно с соседнего балкона. Даже если его мучитель теперь появляется на глазах не по разу на дню: в коридорах, в лифтах, в кафетерии – Артит готов провалиться под пол, оглохнуть и ослепнуть, но он больше не хочет иметь с ним ничего общего. Вплоть до привычки пить чертово клубничное молоко. Вместо него он готов привыкнуть хоть к холодному чаю – хоть к цианиду в своем стакане, только бы не видеть его. Не слышать его голос, не слышать телефонных звонков и настойчивого стука в дверь. Он не хочет знать, что тот ему скажет. Но он прекрасно знает, каким Конг бывает упертым. И что сам он обязательно когда-нибудь сдастся под этим напором.       И конечно же, сдается, как всегда нелепо – выглянув в коридор, как только стук утих, он замечает притаившегося у стены младшего и тут же торопится скрыться, когда слышит болезненный вздох, а дверная ручка отказывается закрываться. Этот страх сильнее любого другого. Как Артит мог об этом забыть? Он резко разворачивается, хватает Конга за руку и осторожно ощупывается наливающийся кровью синяк. Он не хотел этого. Боли душевной хватает с избытком – для физической просто нет сил. И меньше всего он ожидает, что младший оттолкнет его руки, посмотрит со злостью, а потом холодно, резко и вполне доходчиво объяснит, что его привело сюда, к Пи‘Артиту. Случайность, нелепая случайность…       Артит почему-то вспоминает их самую первую встречу, ту, о которой когда-то забыл, – агитация выпускников на поступление в их университет. Простое задание заканчивается поначалу ничего не значащей встречей, впоследствии оказавшейся судьбоносной – Артит боится таких случайностей судьбы. Боится, что эти случайности снова перевернут всю его жизнь. И, глядя, как теперь уже младший ожесточенно хлопает дверью, он решает всеми силами избегать таких случайностей. Сбежать от своей судьбы, если она снова хочет столкнуть его с Конгом.       А она хочет – Артит это видит – болтушка Пи‘Сом выспрашивает про личную жизнь красавчика-стажера, охает и ахает, почти не ехидно и не притворно, узнав из корпоративного чата, что Пи‘Черри опять ударило током, и «ни-на-что» не намекает, но картинка перед глазами Артита так и складывается: отзывчивый, добродетельный Конгфоб не откажет в помощи сотруднику, а уж как этим может воспользоваться ушлый Пи‘Черри и представлять страшно. И Артит старательно не представляет, пока не видит, как стажеры мягко поддерживают Пи‘Черри на пути в кафетерий. Чужие руки на его плечах – и весь страх Артита испаряется. Его место занимает раздражение – все так, как он и предполагал – мистер Совершенство в действии. Он пытается отсесть как можно дальше от присоединившейся компании и источника раздражения, а в середине ужина, отвлекаясь на разговор о предстоящем конкурсе на лучший новый прибор, понимает, что раздражение это от поднявшей голову ревности. И он прекрасно знает, что не имеет на нее права, что должен задушить ее в самом начале, как это было в случае с той девушкой, признавшейся Конгфобу. И все равно не может не пойти вместе с ним домой после ужина. Инстинкт собственника тоже стоит душить на корню.       Он идет уверенно, слыша за собой чужие шаги, вот только понять не может – почему младший шагает словно на Голгофу? Откуда эта рассеянность, граничащая с обреченностью? Ладно, Артит стерпит их вынужденное соседство, постарается как можно реже пересекаться на работе, но сейчас он этого вынести не может. Артит останавливается, оборачивается и тут же окунается в полные боли глаза. Вопрос Конгфоба неожидан, но вполне закономерен – насколько близко они теперь могут находиться друг к другу? Конечно, он заметил, как Артит пытался слиться со стеной, только бы быть от него максимально далеко. И разве он уже не знает ответ? Артит шагает навстречу, встает на расстоянии вытянутой руки и молчит – младший поймет без слов. Когда Артит уходил от него, рвал отношения и всеми силами игнорировал, стараясь избежать новой боли, он именно это и подразумевал – безопасное расстояние, на котором они не причинят друг другу новых страданий. Сейчас оно – в метр, и этого более чем достаточно. Достаточно для двух людей, которые теперь всего лишь коллеги. Артит знает, что эти роли навязаны им самим, но не собирается их менять. Даже если это расстояние для него гораздо больше, чем для Конгфоба. Он ведь снова его предает, снова отталкивает, и боли снова не избежать – ведь младший упрямо закусывает губу и снова отводит взгляд. И шагает мимо, оставляя бывшего наставника теперь уже по-настоящему «бывшим». Если Конгфоб все еще на что-то надеялся, то теперь Артит полностью его убедил в тщетности этих надежд. Никакие случайности и судьба теперь ничего не изменят. Даже если он снова задыхается от нервных судорог в грудной клетке.       Так же тихо они «расходятся» на работе. Конгфоб какое-то время будет стажироваться в их отделе, но теперь даже не посмотрит в его сторону. А Артит… Артит тоже старается не смотреть. Отвлекается на конкурс электроприборов, рассказывая Пи‘Эрз об идее, что пришла к нему во время того злополучного ужина, уходит с головой в новую работу и совершенно не намерен обращать внимания на то, как Конг выполнит поручение отнести документы госпоже Пакке – суровой начальнице экономического отдела, от которой Артит и получил выговор в первый же рабочий день. Как он и предполагал, у мистера Совершенства обаяния – хоть свиней откармливай, поэтому слышать от него, что поручение выполнено, а «добрая-славная-милая-Пи‘Пакка» передает отделу продаж закуски в качестве «акта доброй воли», совершенно не удивительно. И даже не обидно. Конгфоб способен очаровать кого угодно, хоть Пи‘Даная, хоть Пакку, хоть саму Годзиллу.       Но колоть под ребрами продолжает, и особенно сильно, когда Пи‘Эрз в каком-то новом обсуждении идеи для конкурса зовет Артита «Ай‘Ун». Артит кривился каждый раз, когда Пи‘Тод, новый менеджер, вернувшийся из заграницы, звал его на иностранный манер «mister Sun», коверкая его прозвище, но вот «Ай‘Ун» – это было слишком личное. А все эта дурацкая ручка – подарок от Конга. С гравировкой прозвища и с которой Артит не смог расстаться. Он спиной чувствует, как Конгфоб замирает, слыша прозвище, слышит, как тот задерживает дыхание и старается удержать лицо. Артит и сам держится так же – режет по живому. Между ними по-прежнему все еще слишком много «точек соприкосновения», «болевых точек» и слишком мало расстояния. Им придется стерпеть и сделать вид, что ничего не случилось. А этого бы не случилось, если бы Конг не объявился здесь. Но Артит не винит его – не сейчас, так потом, но они все равно бы встретились. Только последствия были бы другими. Поэтому они только и могут, что игнорировать друг друга по возможности да погружаться в работу.       За всей этой суматохой проходит почти месяц. Артит и Пи‘Эрз представляют на конкурс свою работу, но побеждает Пи‘Джон, вовремя перехвативший Пи‘Тода в свою команду. Их идеи одинаковы, за исключением стоимости, и Артит даже подозревает мошенничество и плагиат, но Пи‘Данай вмешивается, здраво рассудив, что победа – одна на всех. В конце концов этой победой они зарабатывают корпоративную поездку на пляж, и Артит и рад бы отдохнуть, но там же будет Конг, который не сможет отказаться. Ни от поездки, ни от него. Это Артит понимает с болезненной ясностью. Он полагал, что новая встреча поможет им перешагнуть через прошлое, и она помогла. Но это не значит, что она не оставила новых ран в их сердцах.       Артит не думает о прошлом – его настоящего опять слишком много, чтобы его вынести. Вынести эту поездку: автобус, веселая компания и пляж – слишком много «не-прошлого» с почти идентичной ситуацией. Они оба стараются от нее отрешиться. Радоваться жаре, белоснежному песку под ногами и морю. Веселым соревнованиям с разбиванием арбуза, заплывам в бассейне, футболу и догонялкам. Холодному пиву, друзьям, фотографиям… Даже несмотря на то, что однажды это море их напугало, а потом заставило понять, что рядом с ними есть те, кто за ними присматривает и заботится о них.       Артит не вспоминает прошлое – оно само накладывается на настоящее и вместе с новыми ощущениями пробуждает старые. Злость, страх и растерянность, что он испытал тогда, ничем не отличаются от теперешней боли, раздосадованного смущения, неловкости и скованности, что терзают сейчас. И гораздо хуже становится вечером, когда начинается шумная, беззаботная вечеринка, наполненная алкоголем, флиртом и невысказанными желаниями. Ничем не отличающаяся от студенческой.       Артит отставляет свой стакан и уходит проветрить затуманенную голову на пляж, где есть только море и звезды. А еще – Конгфоб. Такой же одинокий, как и он сам. Такой же страждущий тишины и покоя, усталый. Артит не знает, что толкает его подойти и присесть рядом. Он даже не спрашивает разрешения – Конг просто поводит плечом, и бывший наставник понимает, что его не прогонят. Что все те чувства, что он испытывает сейчас, давно уже делятся на двоих. Всегда делились.       Они замирают рядом, меньше чем в полуметре друг от друга, и Артит поздно спохватывается, что нарушил им же самим установленное «безопасное» расстояние. Но это такая чушь по сравнению со всем тем, что сейчас творится у него на душе, что он даже не обращает на это внимания. Прямо сейчас он совершенно на другом пляже – устало предлагает первокурснику выпить «мировую», а тот отдает ему шестеренку вместе со своим сердцем…       Щемящая нежность наполняет его вместе с этими воспоминаниями, а потом накрывает болезненное разочарование. То, что у них не получилось тогда, они с легкостью завершили сейчас – сломали друг друга. Точнее, он сломал… Следом за сожалением приходит грусть, но Артит, в странной апатии, даже не пытается сейчас подобрать слов, чтобы завершить тот нелегкий разговор и высказать истинные мотивы своего поступка. Он не находит в себе ни смелости, ни сил, ни желания. Вместо этого он только смотрит вместе с Конгом в небо на бесчисленные мириады звезд. Бесконечно долго. Пока все его чувства понемногу не притупляются, а в душе не поселяется отрешенный покой.       Одинокая звезда срывается с небосвода, но миг ее падения слишком короткий, чтобы успеть загадать желание. Он фыркает про себя на суеверную примету – это Конгфобу такое нравится, а он не верит. Но если бы звезды действительно могли исполнять желания, что бы он загадал? Что загадал бы Конг? Он теряется в предположениях, но почему бы не спросить напрямую? Конгфоб не оборачивается, не смотрит на Артита, но тот видит, как линия его скул становится жестче. Он недолго обдумывает свой ответ, а потом говорит открыто и прямо, так, как чувствует все его естество – Конг бы хотел, чтобы его любимый человек признавался ему в любви каждый день. Артит уже хочет хмыкнуть на бесполезность этого желания – все признания рано или поздно надоедают и теряют свою силу, они больше не находят отклика ни в сердцах, ни в душах, а потом до него доходит…       Артит сотни раз говорил, что любит Конга не словами, а поступками. Но и в слова обличались чувства, хоть и всего единожды. И они дали совершенно обратный эффект – Конгфоб перестал верить, что он его любит. Поверил, что он бросил его, потому что разлюбил. Но это же не так!       Артит не знает, что им движет, но в считанные секунды он оказывается тесно прижимающимся к Конгфобу, властно поворачивает его голову к себе, заставляя смотреть в глаза. Он чувствует мягкий жар его щеки под своими пальцами, видит в его удивленном взгляде отражение своих незаживших ран, но не знает, что заставляет его доказать неправоту младшего самым доходчивым способом. Он его целует.       Губы под его губами такие же мягкие, пухлые, чуть обветренные, но сейчас они вызывают такой шквал эмоций, что Артит просто захлебывается в них, как в море. Тонет, теряет остатки кислорода и почти – сознание. А потом идет почти идентичная утоплению паника. Он дергается, отшатывается, но в глазах Конгфоба не меньше изумления, чем у него самого. Он действительно не понимает, почему Артит так поступил, а Артит не понимает, как смог проиграть собственной выдержке. Прямо сейчас он лишь причинил ему новую боль, гораздо более сильную, чем когда расставался с ним. И так же, как и в прошлый раз, он только и может, что просить за нее прощения. Прости меня, Конгфоб. Если только сможешь, когда-нибудь прости…       Артит торопливо поднимается на ноги и уходит. Прочь. Прочь от этого нежного, любимого и самого дорогого человека. Он пытался не причинять ему боль, но делал это раз за разом, так же, как и сейчас. И он должен был остановить себя, несмотря ни на что. Как бы ему самому ни было больно. Он не должен был допустить этого. Однажды Артит принял решение, выбрал меньшее из зол, но сейчас он поступил откровенно подло. Своей слабостью он вспарывает раны на их сердцах, снова заставляя мучиться. Хотя им обоим давно пора было расстаться с этой болью – у них даже почти получилось. Если бы не тень прошлого, что оставила на их душах не менее глубокий след.       Он не мог расстаться с болью, когда ушел от Конга, но может сделать это сейчас, понимая, что ни одна боль не сравнится с тем, каково целовать губы самого дорогого человека, которого ты когда-то предал, и не чувствовать ответа.       9. Расставание девять       Душная летняя ночь в одночасье перестает быть завораживающей и приятной. Артит задыхается ею. Задыхается болью, что сейчас причинил им обоим. Но, если не Конгфобу, то себе, он может признаться – он его любит. До сих пор и, наверное, даже сильнее. Несмотря ни на что. Насколько бы ни было его решение правильным, а чувства ему так и не подчинились. С этим он ничего не может сделать.       Как и со ставшей уже привычной бессонницей – до утра он слушает тиканье гостиничных часов и тяжелое дыхание Пи‘Тода. Номер на двоих он делит с коллегой, который вернулся даже позже Артита. Пьяным и задумчивым. Артит отрешенно думает, что, похоже, чувства Тода к Пи‘Эрз оказались отвергнуты, но надолго мысль не задерживается – ему хватает своих проблем, а старшие сами разберутся. Ему лучше подумать над тем, как справиться со своими чувствами. Как их пережить, как переболеть, как взять под контроль, как заглушить в себе неистовый порыв подойти к Конгфобу и стереть с его лица боль новым поцелуем… Нет. Он не поменяет свое мнение по поводу их отношений, но как же он соскучился! До задушенных слез в подушку, до нервного комка в горле, до крупной дрожи во всем теле от одной только мысли, что Конг сейчас так близко…       С этой тоской он тоже должен научиться справляться. А еще – поменьше думать о нем, вспоминать. Хорошо помогают отвлечься новые игры на пляже следующим утром, чужой смех и аплодисменты выигравшей команде, а в середине дня – собрание с отделом продаж. Артит смотрит на взволнованные, сосредоточенные лица коллег с таким же недоумением, а все оказывается просто – Пи‘Данай говорит, что возникли проблемы с их новым электроприбором. Они слушают, но никак не могут принять тот факт, что большую часть товара уже вернули. Не после того, как они приложили столько сил к его созданию. Но когда вместе с ними собирается вернуться в город и производственный отдел, становится не до сомнений – дело серьезное.       В офисе Пи‘Данай снова их собирает: они уже выяснили, что возврат произошел из-за некачественных деталей в корпусе жаровни – при нагреве они плавятся и деформируются. Но как такое может быть, если Пи‘Данай сам проверял всю спецификацию и материал подходил по характеристикам? Они не могут найти ответ, даже проверив техническую документацию уже не в первый раз – она в порядке. Пи‘Данай переспрашивает Пи‘Тода о поставщике, но тот говорит, что им занимался Пи‘Джон, и сразу у всех в отделе возникает нехорошее предчувствие. Пи‘Джон производил приятное впечатление только с первого взгляда, со второго – появлялся дискомфорт и натянутая улыбка, на третий – большинство понимало, что парень непрост, и стоит осторожнее вести с ним дела, а в отделе он уже давно был признан скользким типом. Но все это не мешало ему быть образцовым сотрудником. Пи‘Сом пытается дозвониться до Пи‘Джона, но его телефон выключен, и Пи‘Данай только раздраженно вздыхает – гораздо важнее сейчас найти нового поставщика, который сможет произвести нужные детали необходимого качества, а со всем остальным они будут разбираться потом.       Артит отбрасывает нехорошие предчувствия и усаживается обзванивать фирмы вместе с Пи‘Эрз и Пи‘Тодом. Это оказывается нелегкой задачей с самого начала – мало того, что сегодня – воскресенье, и большая часть компаний закономерно не работает, но даже те, до которых удалось дозвониться, отказывают раз за разом. У них сжатые сроки – нужные детали должны быть поставлены в течение двух дней, и ни одна фирма не хочет браться за срочный заказ, меняя свой график работы.       Они звонят, упрашивают, настаивают и уже почти выбиваются из сил, пока Артиту не везет – господин Питипханич – поставщик, с которого он когда-то начинал свою трудовую деятельность, говорит, что у него есть возможность им помочь. И тут же Пи‘Данай отправляет Артита, Пи‘Эрз и Пи‘Тода в его компанию: проверить производство и согласовать объем заказа и сроки. Пи‘Джон тогда отговорил Артита работать с этой компанией из-за того, что их продукция слишком дорогая, но Артит всегда придерживался мнения, что цена должна соответствовать качеству, и оказался прав – дешевые поставщики и привели к их теперешним проблемам.       И они не заканчиваются: на фабрике Питипханич, изучив их документацию, говорит, что за такой короткий срок может произвести только 30 процентов от требуемого объема продукции – времени слишком мало, а у его фирмы есть и другие заказчики, и он не может двигать очередь и заставлять их ждать. Артит принимается извиняться за доставленное неудобство и уверяет, что они заберут все, что господин Питипханич успеет сделать для них, пока в разговор не влезает Тод. Они все сейчас на нервах, но когда коллега начинает настаивать и просить слишком грубо, а потом и вовсе пытается подкупить начальника, Артит не может его не остановить. Он тоже зол, расстроен, устал и нервничает, но это не значит, что своими проблемами они должны доставлять неприятности другим людям. В перепалку тут же влезает Пи‘Эрз, прекращает ненужный спор, и они снова начинают извиняться – они действительно готовы на любые условия.       В машине на обратном пути Эрз отзванивается Пи‘Данаю о результатах встречи, а Пи‘Тод снова заводит разговор о бессмысленности частичных поставок – так они не смогут исправить весь товар и нарушат сроки, а кто возьмет за это ответственность? Артит пытается его успокоить, говоря, что они приложат все усилия и справятся со всеми неприятностями, но Пи‘Тод продолжает злиться, и тот не может не ответить тем же – вступить в конфронтацию с поставщиком – уронить свою репутацию, и тогда исправить что-то будет еще тяжелее. Артит не может понять, почему Пи‘Тод настолько черств и упрям. Он тоже любит компанию, в которой работает, и не хочет, чтобы у нее были проблемы, но это не значит, что за их оплошности должны расплачиваться другие.       И снова Пи‘Эрз приходится их осадить – они уже сделали все, что могли. И Пи‘Данай это подтверждает – 20 процентов заказа смог исправить их производственный отдел, отыскав подходящие детали, оставшиеся от похожего товара, 30 процентов предоставит Питипханич, а оставшуюся половину придется предоставить заказчику с задержкой. Но тут, словно добрая фея, в отделе появляется Конгфоб и говорит, что нашел им поставщика на недостающий объем. Отдел продаж недоуменно переглядывается, и пока Пи‘Данай разговаривает по телефону с загадочным поставщиком Конга, Артит всеми силами пытается поверить в происходящее.       Откуда у Конга могут быть такие связи? Как он смог договориться? Что он вообще здесь делает? И тут же спохватывается – это же Конгфоб. Этот человек не раз его удивлял своими неожиданными решениями и оригинальным подходом – с него может статься. Так и выходит – Пи‘Данай сообщает, что новая компания произведет оставшуюся половину в нужный срок. Ею оказывается «SiamPolymer» – еще одна компания, с которой Артит уже имел дело; их начальник, господин Крекрай, однажды очень выручил «OceanElectric» с производством пластиковых ложек. Но Артит уже связывался с их производственным отделом, и те ответили ему отказом. Так как же Конгу удалось договориться? Артит не сможет жить, если не узнает.       Он напрашивается поехать на встречу вместе с Пи‘Тодом, а пока тот собирает необходимую документацию, Артит натыкается в коридоре на Конгфоба. Любопытство побеждает неловкость, но на вопрос о связи с «Siam» Конгфоб только как-то странно смотрит на него. Как будто не знает, что сказать. Он решается несколько томительных секунд, а потом просит Артита быть вежливым с начальством компании – тому нравятся люди с твердыми намерениями, но милые, а не грубые. Артит пытается устоять на ногах от новой порции шоковой терапии Конгфоба, но переспросить не успевает – Пи‘Тод торопит его отправиться на встречу.       В машине они молчат всю дорогу, памятуя прошлый спор, но по прибытии Пи‘Тод начинает извиняться. Уже по-настоящему. И если бы Артит его не понимал – он ведь уже успел полюбить эту компанию не меньше Тода. И теперь они – одна команда, и могут справиться со всеми проблемами только помогая друг другу. И это теперь хорошо понимает Пи‘Тод. Поэтому новая встреча проходит совершенно спокойно.       Господин Крекрай, как и в прошлый раз, сосредоточен, внимателен и к делу, и к визитерам, мягко улыбается и искренне вежлив. Артиту он напоминает гранитную скалу, обернутую в пуховое одеяло – за видимой мягкостью и теплом скрывается сильная рука, непоколебимая уверенность и многолетний опыт. Это человек честен и готов помочь всем сердцем, и Артит не может не ответить ему тем же. Своими манерами тот очень напоминает ему одного знакомого. Смутное подозрение даже не успевает оформиться, как тут же подтверждается – в конце встречи господин Крекрай провожает их в коридоре, а за его спиной на стене висит семейный портрет, где помимо Крекрая, его жены и дочерей, изображен Конгфоб. Он – его сын…       Артит благодарит и прощается на автомате, уже устав столько удивляться за один вечер. И только после того, как Пи‘Тод подвозит его домой, после того, как он останавливается у дверей в комнату Конга, намереваясь постучать и спросить, до него доходит: а имеет ли он право? Право стучаться и спрашивать, требовать ответа, обвинять в недосказанности. Имел ли он вообще когда-нибудь право даже находиться рядом с этим человеком и уж тем более заводить с ним отношения? Они ведь жили в совершенно разных мирах, с совершенно разными людьми, думали совершенно по-разному… Разве их отношения могли хоть когда-нибудь воплотиться в жизнь, знай Артит, в какой семье вырос Конгфоб? Разве им бы позволили? И не поэтому ли младший молчал все это время, лишь вскользь упоминая о домочадцах?       Артит вспоминает встречу со старшей сестрой Конга в больнице, произошедшую как будто тысячу лет назад, и только теперь как никогда отчетливо понимает ее слова: их не просто не поймут или не примут – они никогда не будут существовать для них вместе, как пара, только – по отдельности. Возможность их отношений никогда даже не рассматривалась по одной простой причине: в будущем их сына и брата никогда не будет мужчины. Априори. И теперь Артиту понятно холодное равнодушие и незаинтересованный взгляд: семья Конгфоба даже больше чем не примет – тот может заниматься чем угодно и с кем угодно, но жизнь свою свяжет только с женщиной…       Артит без сил валится в постель, бездумно смотрит в потолок и неглубоко вздыхает – на самом деле у них никогда не было возможности быть вместе, ни одного шанса пронести эти отношения сквозь свою жизнь, сколько бы попыток они ни сделали. И совершенно бесполезно было надеяться на долгую и счастливую жизнь, бесполезно было думать, что когда-нибудь боль пройдет, бесполезно было оправдываться и уповать на чужое или собственное благоразумие. Теперь все действительно кончено, и Артит рад, что успел порвать с Конгфобом до того, как узнал о том, кто его родители. В противном случае боль была бы стократ сильнее.       И именно поэтому теперь ему совершенно не больно расставаться со своими призрачными, невнятными, навязчивыми, глупыми и опрометчивыми надеждами. Они никогда не смогут быть равными друг другу. Надеяться не на что. И дело не только в разнице социальных статусов – они – Солнце и Луна. Но только теперь Солнце – это Конгфоб, а Артит навсегда останется лишь отражать его свет, но никогда не сможет светить сам, став всего лишь Луной.       10. Расставание десять       На следующий день пытка продолжается: утром ему звонит Конгфоб. Естественно, теперь он хочет поговорить и прояснить ситуацию, но Артит не хочет ничего слушать. Отговариваясь тем, что он уже в такси, он снова погружается в безысходность – нет никакого смысла говорить о чем-то сейчас.       И уж тем более он не может представить, о чем говорить с господином Крекраем. Тот, как и обещал, приехал подписать контракт с руководителем «OceanElectric», а между взаимным обменом благодарностями, легко и даже как-то походя рассказывает всем присутствующим о том, что его сын, Конгфоб, стажируется у них на предприятии. Артит не может смотреть на вытянувшиеся от удивления лица – ему нечего сказать, он и сам не знал. А Крекрай, напрочь игнорируя чужое изумление, просит Артита проводить его к сыну. Артит приходит в замешательство от его просьбы и силой заставляет себя передвигать ослабевшие ноги. О чем он хочет поговорить? Что захочет узнать? А то, что он хочет, видно невооруженным взглядом. И господин Крекрай спрашивает: сначала о самом Артите, потом о Конге. Как будто проводит параллели или ставит галочки в мысленной анкете. А Артит с каждым вздохом чувствует все нарастающую панику и дрожь во всем теле.       Только уже у производственного отдела он может на секунду расслабиться, пока Крекрай издалека наблюдает за работой Конга. Пока Крекрай говорит о том, что не смог противостоять упорству сына, и даже когда просил его стажироваться в их фирме, Конг был категорически против, и он понимает почему: у них он никогда бы не работал так усердно. И Артит в ответ соглашается – с упорством Конга он знаком лучше всех, но оно же и помогало ему всегда добиваться поставленных целей. На этот счет Крекраю точно не стоит беспокоиться. Но когда он уходит, Артит еще несколько минут переваривает только что увиденное и услышанное и понимает, что именно поэтому Конгфоб никогда никому не говорил о своей семье – он со всем справится сам, собственными силами и волей. И он справлялся, пока Артит его не сломал…       Господи, если бы только господин Крекрай знал, что он сделал с его сыном… А может быть, он и знает? Иначе, зачем бы задавал все эти вопросы про учебу и работу Артита? Зачем допустил эту двусмысленность? Он его проверяет? Он хочет знать, какова его роль в жизни Конгфоба? Нет, это бессмысленно, он не может ничего знать.       И он, конечно же, выполнит просьбу Крекрая присматривать за его сыном – он обязательно присмотрит, чтобы тот ничего никому не сказал.       В кафетерии он даже подтверждает свою догадку – на вопросы Пи‘Эрз Конг отвечает тем, что сознательно никому ничего не говорил. Упрямый баран. Артит фыркает про себя и старается задушить на корню просыпающуюся злость – она неуместна и даже может навредить, особенно, когда в отдел возвращается Пи‘Джон. Довольное отдохнувшее лицо раздражает, а назначенная юридическим и экономическим отделами проверка – слишком малая цена за пережитый стресс.       Артит чувствует смятение – бессонные ночи, нервирующие встречи, злость, удивление и вернувшийся страх превращают его мысли в хаос. Он на автопилоте забирает у курьера документы, необходимые Пи‘Эрз, но, когда навязчивые сигналы о сообщениях в корпоративном чате, приходящие на телефон, становятся раздражающими, он выходит из ступора. Сначала Артит не может понять, о чем идет речь в последних сообщениях – удивление, шок, предположения и риторические восклицания, но стоит только отмотать ленту событий к утру, как он мигом покрывается ледяным потом. Пи‘Дуриан, по многочисленным просьбам участвовавших в поездке, наконец выкладывает фотографии на сайт…       И как среди них оказалось фото момента слабости Артита, он не может даже представить. В кадре – две достаточно легко узнаваемые фигуры, ночное небо, переплетение рук и жаркий поцелуй, за который Артит до сих пор себя корил. Нет… Нет-нет-нет!! Этого не может быть! Нет! Артит приходит в ужас от одной только мысли о том, что их мог кто-то увидеть, а то, что это кто-то заснял да еще и выложил в сеть на всеобщее обозрение, и вовсе напрочь вышибает дух. Он не может в это поверить. Это не должно было случиться так…       Сердце заходится в лихорадочном ритме, руки и ноги теряют чувствительность и только бешенный пульс отдается в висках. А потом взрывается в его голове подобно сверхновой – знакомый, до боли родной голос прорывается сквозь шум крови в ушах. Конгфоб… Кажется, он что-то говорит, но наставник не слышит ни слова. Он вздрагивает, и нервный паралич тут же сменяется паникой – их не должны были увидеть вместе, никто не должен был ничего узнать, никто и слова не должен был говорить о них. Ведь именно ради этого Артит когда-то отказался от своей любви. Ради себя и ради Конга. Ради спокойной, благополучной жизни каждого из них. Ради того, чтобы никогда не испытать этого страха…       А все усилия вмиг пошли прахом. И Артит не может не задрожать на взволнованный, но уверенный голос, не может нервно не оглянуться: не видел ли их кто? Не может не сбежать от угрюмого, но честного недоумения Конга. Не может не сбежать от себя. Это шок. Болезненный, бьющий по кончикам нервов, парализующий и по-настоящему страшный.       Артит сбегает в туалет. Долго пытается отдышаться, разжать стиснутые кулаки и заглянуть в зеркало над раковиной – у него вид загнанного, трусливого зверя, который больше всего боится за свою шкуру. Он такой и есть – с этого момента вся его жизнь перевернется с ног на голову. Опять.       До конца рабочего дня он то дергается от каждого шороха, то почти отключается, сидя за компьютером, при этом успевая увидеть в полудреме презрение, насмешки, ненависть, которые вот-вот выльются на их с Конгом головы. Но в действительности же ничего этого нет: отдел продаж занимается своими делами, не обращая внимания на Артита не больше, чем обычно. Даже во вполне закономерном волнении Пи‘Эрз о его самочувствии нет никакого скрытого подтекста или дурного намека.       Это помогает ему справиться с первой волной страха. Со второй – поездка домой на такси, благодаря которой он чудом избегает расспросов и ехидного любопытства окружающих. Но вот избежать Конгфоба ему удавалось очень редко. Он даже не успевает подумать, как тот оказался у дверей в его комнату вместе с ним, как сильные пальцы впиваются в его руку мертвой хваткой. Артит силится поднять на Конгфоба затравленный взгляд и видит ничем не прикрытую болезненную злость. Пожалуй, даже во времена их противостояния в университете, тот не был так взбешен.       Конг говорит о том, что знает об инциденте с фото, но вот его голос не дрожит – он сосредоточен, тверд и глух. За ним – новая кровоточащая рана, и вся боль от нее выливается в жестокие слова. Почему Артит ничего не сказал ему о случившемся? Даже если они уже не пара, это не та ситуация, которую можно проигнорировать. Ведь это касается их обоих! Но вместо того, чтобы решить проблему, Артит до сих пор предпочитает от нее убегать! От нее и от Конга. Как будто он никогда для него ничего не значил! Так кем он был для него все эти последние два года? Любимым? Младшим? Или просто знакомым? Значило ли для него все это проведенное вместе время хоть что-то?       Артит не может ответить… Горло перехватил сухой спазм, и он боится, что вместо голоса выдаст только сорванный хрип, которым тут же и задохнется. Хватка на его руке ослабевает, а он внезапно осознает, что все это время пытался отцепить пальцы Конгфоба от себя. Тот отпускает его руку, замолкает на пару мгновений, а потом говорит, что это он всегда бегал за Артитом, но теперь… Теперь он больше ни в чем не уверен. Даже когда он его бросил, у него еще оставалась надежда, но если для наставника это действительно ничего не значит, то всем сомнениям скоро придет конец.       Конгфоб уходит, а Артит из последних сил вваливается в свою комнату, закрывает дверь и тут же сползает на пол по стене – он больше не может держаться на ногах, он больше не может вынести всего этого, он больше не может и дальше чувствовать только боль и страх…       Утро не приносит облегчения. Новый рабочий день кажется путевкой в персональный Ад, и Артит вынужден через него пройти. Случившееся не изменить. Невозможно перестать бояться и чувствовать одновременно. Даже поддержка Пи‘Тода мало помогает. Артит благодарен ему за понимание, но он не может не переживать о распространяющемся слухе. Не может быть честнее и поддаться своим чувствам вопреки всему. Но и не чувствовать не может. Пи‘Тод может оказаться не единственным, кто принял его в компании, но наверняка окажется в подавляющем меньшинстве.       Последней каплей для назревающего нервного срыва становится банальщина – сломавшаяся ручка. Подарок Конга. С гравировкой прозвища на стальном боку…       Артит готов рвать и метать, готов выть в голос от переполняющей его боли, отчаяния и обреченности, но стресс находит выход в ностальгии: Артит едет в университет. Здесь он его обрел и здесь же отказался от него. Возможно, старые воспоминания помогут пережить все это? Станут той по-настоящему последней каплей, и чаша его выдержки прольется? Возможно, благодаря им он сможет забыть…       Но на деле убежище становится камерой пыток. Артит обходит памятные места кампуса, тщась найти покой, а вместо этого забредает в зал собраний и обнаруживает там своего палача. В зале полумрак – лишь пара софитов освещают далекую сцену и сжавшуюся фигуру на ней. Конгфоб тоже ищет хоть призрачный шанс на спасение, а находит персональное проклятие, яд, что отравил его сердце. И ни о каком спокойствии больше не может быть и речи: Артит на подкашивающихся ногах шагает на сцену, снова захлебывается виной и паникой, а Конгфоб стискивает кулаки до хруста, с трудом разжимает челюсть и опять не пытается скрыть злость в своем голосе. Но вместе с ней Артит слышит и любовь, и муку, и невыносимую жажду. Они разделили их все. Вместе с воспоминаниями об этом месте. Вместе со временем, когда были рядом друг с другом. Но как же быстро пролетело это время… Как быстро из беззаботного наслаждения они выпали в жестокую реальность собственных ограниченных возможностей и страхов. Ведь даже сейчас они все еще чувствуют друг друга как никогда близко, ярко, полно.       И Артит даже не удивляется, когда Конг говорит, что устал гнаться за ним – они оба слишком хорошо помнят их первую клятву на мосту в день свадьбы Пи‘Тама и Пи‘Фон. Тогда они были готовы любить без всяких условностей, а сейчас Конгфоб спрашивает: хочет ли Пи‘Артит, чтобы тот был рядом с ним или ему стоит остановиться? Неужели после всего случившегося и пережитого у них не осталось ни малейшего шанса? У Артита нет ответа. Еще полгода назад он с болью отрывал его от своего сердца и уходил, и сейчас ничего не изменилось. Разве что – сам Артит? Готов ли он потерять Конгфоба по-настоящему и навсегда, без призрачной возможности наладить когда-нибудь отношения? Готов ли никогда больше его не увидеть, не почувствовать, не прикоснуться?       И пока он занят этими мыслями, его палач поднимает топор – Конгфоб достает шестеренку…       Артит чувствует, как кровь моментально отливает от его конечностей, концентрируясь где-то в животе острой, болезненной судорогой, которая вмиг превращает все его внутренние органы в месиво. Он не может даже пошевелиться, боясь, что тут же рухнет замертво, но Конг и так добивает – говорит, что раз наставник до сих пор не может решиться, то он возвращает ему его сердце. Он отвергает его? Сам? Артит не может в это поверить, борясь с новой волной удушливой дрожи. Он ни за что не поверит, что Конг откажется от него раз и навсегда, даже если он сам сделал все для этого. Он слишком хорошо его знает. Или нет? Неужели все, чего он добился – это выпотрошенная мышца, чудовищное осознание собственной ненужности, обман и предательство любимого человека? Разве этого он добивался? Разве этого он хотел для них обоих?!       Конгфоб оставляет шестеренку рядом с Артитом, спрыгивает со сцены и тяжело шагает к выходу. Артит видит подрагивающие плечи и сам не может сдержать горькие слезы, текущие по щекам. Нет, любимый, нет… Не этого я хотел для нас обоих. Больше всего на свете я не хотел причинять нам эту боль. И мое сердце все еще у тебя – я никогда не смогу принять его обратно, как бы сильно ни боялся того, что в будущем наши сердца могут быть ранены. Они уже – не переставая кровоточат.       Он глотает соленые капли до поздней ночи. Не помня, как добрался до дома, в постели, бездумным, застывшим взглядом уставившись в потолок. Это невыносимо. Он снова и снова поддается своим страхам, прокручивает в голове все их воспоминания и никак не может отделаться от свербящей раскаленным гвоздем в сознании мысли: что, если он ошибся? Что, если именно его разрыв стал причиной боли, которой он так старался избежать? Ведь даже если они расстались, о них все равно узнали. Да, виновата случайность и собственная слабость, но не будь их – ничего бы и не случилось. Он виноват в любом случае. Как ни поверни произошедшее, а именно Артит стал источником их страданий. Но почему же страх пересилил его чувство ответственности? Да, его сила воли была не настолько велика, как у Конга, но это не значит, что он бы не смог… справиться с возникшими проблемами. Почему он сдался? И главное – есть ли у него силы, чтобы противостоять им сейчас? Сможет ли он подняться с колен, сбросив груз собственной трусости, малодушия и эгоизма?       Артит не знает. Мысли до сих пор путает боль, раз за разом снова откликаясь во всем теле то от ночных кошмаров, то от глумливых шепотков на работе, то от неожиданной встречи в лифте – Артит больше не может находиться в душной комнате спального комплекса, снедаемый невыносимыми переживаниями. Он решает хоть немного пройтись по улице и проветрить голову, а когда двери кабинки лифта выпускают Конгфоба, Артит еле удерживает себя от того, чтобы в ужасе не попятиться назад. Как бы сильно он ни хотел приручить свой страх, у него пока не хватает на это сил.       Конг замирает вместе с ним на несколько секунд, удерживает и удерживается взглядом за наставника, а потом просто шагает мимо…       Артит долго бродит по улицам, почти с садистским удовольствием мучает себя этим взглядом и вспоминает о встрече в университете. Шестеренка все это время жгла его руки и билась в пальцах подобно собственному сердцу, и сейчас Артит никак не может выпустить ее из своих ладоней. Ему кажется, что тогда он потеряет любую надежду – и, словно с ответ на его мысли, шестеренки в руках не оказывается. Но он же точно помнил, что держал ее перед выходом из дома! Где она?! Паника заставляет его хаотично обшарить себя, а потом и все окрестности вокруг, где он побывал. Он не мог ее потерять! Один раз он уже расстался со своим сердцем, второй – станет его концом, а он не собирается терять самое ценное в мире.       Безрезультатно он обыскивает всю дорогу, по которой шел и сколько ее помнил, а пропажа обнаруживается у дверей его комнаты, куда он добрался уже в совершенном бессилии. Он смог. Смог удержать свое сердце. Смог хоть раз не отчаяться и найти в себе силы. Может, ему стоит попробовать еще раз? Шаг за шагом попытаться вновь обрести веру и избавиться от своих страхов и сомнений. Хотя бы от части из них…       Встреча у лифта оказывается последней – на следующее утро Артит находит команду грузчиков и уборщиков в комнате Конгфоба и снова не может смириться с потерей. Даже если Конг съехал, то он все еще может увидеть его на работе. Артит не следит за ним, не выспрашивает о нем у коллег, он все еще – загнанный зверь, зарывшийся в песок. Ему все еще стыдно смотреть в глаза сотрудников компании, но одно только призрачное, эфемерное ощущение, что Конгфоб где-то здесь, поблизости, в одном с ним здании, становится каплей уверенности в собственных силах. Становится этой слабой, едва окрепнувшей, силой его сердца. И шаг за шагом, по капле он собирает свою силу воли заново. Слишком медленно и слишком тяжело. Артит пытается заново научиться чувствовать не только страх.       И как только ему кажется, что у него начинает получаться, все его старания рушатся в одночасье – в конце очередного рабочего дня Пи‘Тод выводит его из сосредоточенного оцепенения, чуть ли не силой вытаскивая на какую-то корпоративную вечеринку. Пи‘Сом – у микрофона, благодарит всех сотрудников, собравшихся поздравить студентов с окончанием стажировки и проводить. Про… водить?.. Артит нервно сглатывает комок в горле. Как? Уже?! Неужели время пролетело так быстро? Но ведь он еще не… А что он собственно собирался сделать? Набраться храбрости, попросить у Конга прощения и вернуться к нему? Серьезно? А кто сказал, что Конг простит? Что примет его? Он вернул ему его шестеренку – таков был его ответ. Это Артит напридумывал себе невесть что.       Мысли снова превращаются в хаос, и только родной и любимый голос заставляет его забыть все свои сомнения и страхи. На прощание Конгфоб поет о любви. О своей любви к нему. Он обещает, что запомнит все, что Артит ему дал – и радость, и боль, и грусть, и счастье. Каждый момент, что они провели вместе. И именно эта память станет для него опорой тогда, когда возлюбленный покинет его. Именно это станет его силой. И Артит снова поражается мужеству, выдержке и упорству Конгфоба – даже боль он смог сделать источником не слабости, а силы.       Он жадно выхватывает его слова в прощальной речи и снова не может не удивляться – Конгфоб говорит прописные истины: где бы они ни были, они всегда берут с собой себя, и если остаются самими собой, то смогут стать счастливыми где угодно. Это так просто… Но почему же Артит не понял этого сразу? Почему не понял, что все это время Конгфоб и не думал отказываться от своих чувств? Что он ни разу не предал ни их, ни его. Это только Артит сбежал, струсил, предал…       Но раз Конгфоб все еще может быть счастлив здесь, в том месте, где находится Артит, может, у него все еще есть шанс все исправить? Отбросить свой страх, изгнать его из своей души, как самую ненавистную вещь на свете, и наконец сделать то, чего он по-настоящему желает? Даже если он еще не готов, даже если он почти обессилел…       Но Конгфоба он хочет сильнее всего, и самый глупый поступок в его жизни – это попытаться обмануть это желание. Артит без сожалений переступает через все свои чувства и эмоции, быстрым шагом идет к импровизированной сцене и встает рядом с Конгом. Сознание голосит мерзким, противным голосом, взывая к его рассудку, рациональности, приличиям и корпоративной этике, и он судорожно хватает Конга за руку, переплетая их пальцы. Он все еще слишком сильно нервничает, но он готов сделать еще один шаг – туда, вперед, в мнимое будущее, которого он так боялся. Только если Конг будет рядом. Только если позволит и поддержит, тогда Артит с радостью расстанется со своим страхом и уверенно сможет сказать всем изумленным людям вокруг, что они – пара. Что он и Конгфоб любят друг друга, но его страх перед общественным мнением, реакцией окружающих, их осуждением и неприятием почти разрушил это чувство. Он так боялся потерять Конгфоба, что и правда чуть его не потерял. Но теперь он больше не боится, теперь он не позволит страху разрушить его любовь, и смело заявляет всем, что любит. Любит мужчину…       Артит старается не всматриваться и не анализировать шокированные лица вокруг. Он концентрируется на теплых пальцах в своей ладони и осторожно поднимает взгляд – и тут же чуть не валится с ног от облегчения – на лице Конгфоба улыбка. Слабая, мягкая, но по-прежнему любящая. Он молчит в ответ на его признание, только чуть заметно кивает, и Артит позволяет себе притянуть любимого ближе. Не объятие, но уже – первый шаг к тому, чтобы младший его простил. Чтобы поверил ему еще один раз. Здесь, сейчас, под шок, изумление и поощряющие аплодисменты свидетелей его вновь обретенной решимости.       Вечер заканчивается возбужденными пересудами, вопросами, восклицаниями, но никто так и не подошел к ним, чтобы выразить свое недовольство. Это добавляет Артиту еще немного смелости, и он решается во что бы то ни стало выдержать все упреки, обиду и обвинения Конга, когда они наконец-то останутся наедине и поговорят. И она оказывается очень кстати, когда Конгфоб молчит всю дорогу от офиса до неблизкой набережной. Артит снова чувствует свербящий, делающий его слабым, зуд в грудной клетке, но неумолимо идет следом за младшим. Даже тогда, когда тот останавливается, оборачивается и, притворно хмуря брови, спрашивает его, почему наставник все еще следует за ним. Но Артит не идет за Конгфобом, он собирается идти вместе с ним. Всю оставшуюся жизнь. Никто из них больше не будет ведомым – они пойдут рядом, держась за руки и поддерживая друг друга, не давая шанса ни тени страха или сомнения проникнуть в их сердца. Артит говорит это с полной уверенностью в своих словах. И если Конг все еще ему не верит, то он снова возьмет его за руку, сфотографирует их переплетенные пальцы и поставит снимок на заставку телефона Конга. Чтобы это фото стало доказательством их близости, а не то, что чуть все не разрушило. Чтобы это фото напоминало и уверяло со всей силой, что Артит расстался со своим страхом и нашел в себе силы любить несмотря ни на что.       Конгфоб фыркает на громкие слова, но не может не улыбаться. Снова. Он снова ему поверил. Он снова – тот наглый, дерзкий мальчишка – самый любимый и самый сильный. Конгфоб даже подначивает его, как в старые, добрые, студенческие времена – а не хочет ли наставник более существенного доказательства своего прощения, чем это фото? И Артит не может не краснеть от подтекста. Не может не вестись на подначку. Но и не верить не может. Хочет. Конечно же, он хочет… И он позволит Конгу все, что он пожелает, только бы знать наверняка, что свою самую большую ошибку он смог исправить.       И он продолжает доказывать это каждый раз, когда снова видит Конгфоба – снова вынужденно редко – младший возвращается в университет – но все так же неумолимо. И в одну из таких встреч, он не может не дать самое главное обещание в жизни…       Идея возникает почти сразу же после признания на вечеринке, но ее воплощения приходится немного подождать – Прэм так занят чем-то, требующим его полного внимания, что Артит вытаскивает его на встречу почти силком. А когда друг слышит содержание просьбы, то его лицо неожиданно проясняется: он благодарит богов за то, что они поставили мозги бывшего лидера на место, а самого Артита за то, что только что помог ему самому решиться. Артит ничего не понимает из восторженной тирады, но уже через пару дней получает свой заказ исполненным. Прэм блаженно и совершенно по-идиотски счастливо улыбается, и Артит изо всех сил старается не обращать на это внимания – у него есть заботы поважнее. Ему осталось снова набраться смелости и сделать последний шаг навстречу Конгу.       Они пересекаются на той же набережной, недалеко от офиса Артита. Наставник передает младшему сертификат о прохождении стажировки от Пи‘Дуриан, но больше не может медлить – ведь для Конга у него есть что-то особенное. Из бархатной коробочки младший достает шестеренку… Но на этот раз она не та, что Конгфоб ему вернул, она – из двух разных металлов, с линией спайки посередине и разными цифрами по сторонам: 57 и 59. Конгфоб неверяще разглядывает ее, как самое невероятное чудо, сокровище и мираж, и Артиту остается только уверить его в серьезности своих намерений. Эти шестеренки больше не просто сердце одного из них, теперь их сердца соединены вместе. Навечно. Но готов ли Конг к этому? Готов ли принять его снова и готов ли шагнуть в их совместное будущее? Младший лукаво прищуривается и вместо ответа возвращает вопрос. А Артит не знает, что ответить – ведь никакими словами он не сможет выразить свое счастье от того, что больше не боится любить. Поэтому он просто целует Конгфоба, вкладывая все свои мысли, эмоции и любовь в простое прикосновение губ. Которое спустя мгновение становится жарким, жадным, отзывчивым и наполненным ответными чувствами. Конгфоб тоже готов к любым перипетиям судьбы, но теперь он уверен, что любое горе и любую радость, они разделят пополам. Без утайки, без смятения, без упрека. Теперь они смогут быть счастливы, любя друг друга свободно. Теперь они смогут быть любимыми, даря и получая в ответ столько же счастья. Теперь они смогут быть. Конец