Оно

      – Что читаешь? Ооо, серьезная литература… – из-под груды подушек выглянула обложка, и Наоэ только хмыкнул. Цукиено валялся на смятой постели целыми днями, флегматично отмахивался на все попытки расшевелить и сердито мычал в ответ. В конце концов, Наоэ надоело, и он завалился рядом.       – …       – И что тебя привлекло в этой древности? – он действительно не мог понять. В кои-то веки выдалось свободное время, а гребаный Вайсс тратит его на книжки. И еще какие!       – Расчлененка? – да, не работал он с Фарфарелло в его лучшие годы.       – Клоун-убийца? – или тупых американских ужастиков не смотрел?       – Одиннадцатилетние подростки, трахающиеся в канализации? – он его не слышит даже?       – Дебила кусок, – а нет, все-таки слышит. – Это ж классика. По-настоящему страшная…       – Давно кошмаров не смотрел? – Наоэ пробирается ладошкой к его затылку, путая пальцы в мягких волосах. Он так и остался впечатлительным ребенком или опять придется просить Шульдиха? Или ему так кажется?       – К тому же клоуны действительно… противные.       – Не могу поверить, ты что, боишься клоунов? – ага, вот тот самый случай.       – Ничего я не боюсь, – тянется за ускользающей ладошкой. Но ответил слишком быстро. Билеты в парк аттракционов можно выкинуть.       – Привет. О чем разговор? – Шульдих заглядывает в приоткрытую дверь. Манерничает, седлает стул и тянет себя за рыжую прядь, умиляясь открывшемуся виду. Стоило вспомнить…       – Цукиено боится клоунов, – смешно до колик. Только он не позволяет над собой смеяться – встанет в коленно-локтевую, и в следующий раз приходится думать над тем, что говоришь. Потому что коленно-локтевую тоже редко позволяет. Гребаный мазохист с комплексом неполноценности.       – Закройся, – Цукиено остервенело барахтается в покрывале. Кое-как справившись, поднимается на ноги и, не стесняясь наготы, подходит к столу, цепляя первую попавшуюся бумажку в качестве закладки.       – А чего нет? – Шульдих отстраненно рассматривает потолок, а потом поворачивается к Вайссу и начинает медленно гладить тыльной стороной ладони его бедро.       – Знавал я одного фрика – редкостный уродец в гриме и цветастой шляпе. Детишек резал на ура. Так что, неудивительно, малыш, что они тебе… неприятны… – рука замирает на полпути. Он слегка вздрагивает и через силу отстраняется, пытаясь вдохнуть немного воздуха.       –Шульдих? – Цукиено все также не оборачивается к кровати, а в голосе небрежного беспокойства ровно настолько, чтобы так мило улыбаться.       – Лапы от него свои загребущие убери, – доносится от подушек, и поток силы немного слабеет.       – Не того ты боишься, малыш… – Шульдих возвращает такую же очаровательную улыбку, обреченно выдыхая, и убирается восвояси.       – И то верно, – задумчиво соглашается Цукиено, левитируясь обратно в постель. – Зато я теперь знаю в кого наряжаться на Хэллоуин… Раз уж клоуны тебя так возбуждают.