Пройдет зима

— Бесишь ты меня. — Ты меня тоже, — и это правда от первой до последней буквы. Но в феврале ночи холодные, и греться как-то нужно. Кагура выползает из-под одеяла (Сого тут же тянет его целиком на себя и укутывается с головой), пытается раздуть огонь в небольшом самодельном очажке. Окно противно скрипит — старое, хлипкое, пропускает все морозные ветра, а за ним то, что еще хуже — новый мир. Второе вторжение аманто, новые власти, новое ощущение рабства. Они не смирились — ушли в подвалы, в развалины, в такие вот холодные комнаты, где спастись можно лишь разжигая костры прямо на полу. Гинтоки и Хиджиката прячутся где-то неподалеку, Кондо и Шинпачи обосновались в лесу. Всем вместе — слишком заметно, поодиночке — слишком страшно. И холодно, потому что чертовым пришельцам пришло в голову выбрать именно зиму временем атаки. — У мартышки получилось бы лучше, — лениво комментирует Сого ее тщетные попытки добыть огонь, за что сразу получает огрызком яблока в глаз. — Сам попробуй, раз такой умный, — а ведь эти яблоки (к слову, украденные) — единственное, чем они питаются последние дни. — Нет уж, я лучше полежу под одеялом. У Кагуры уже почти нет сил огрызаться, Сого в этом плане куда сильнее, у него колкостей вагон и маленькая тележка, на десятерых хватит. Она смотрит в окно — снег сыплет мелко-мелко, отзвуки взрывов где-то слева, вспышки едва окрашивают снег в рыжее. Чертит пальцем на запотевшем стекле — солнце, дерево, непонятную рожицу с кудрявой шевелюрой. — Замерзнешь, идиотка. А она бы и не прочь. Кагура никогда не была склонна к упадничеству, но сейчас времена изменились. Все они изменились — повзрослели-постарели, разучились верить в лучшее и в свой путь, даже серебро больше не сияло так ярко. Гинтоки, сильнейший из них, и тот не был в состоянии нормально пережить второе крушение мира. Прятались, скитались, питались плесневелыми и ворованными продуктами точно крысы, захватившие помойку. Проигрывали, хоть и не сдавались. — Эй, ты меня слышишь?.. — Гин-чан и Тоши скоро придут, — говорит она скорее себе, чем Сого, дует на заледеневшие пальцы. — Мы же связывались с ними три дня назад, верно? Они точно скоро придут к нам. — Успокаиваешь себя? — А потом и горилла… и Шинпачи… и босс… и Зура… все придут, и мы справимся, — ее колотит то ли от возбуждения, то ли от холода — что-то мелкое легко ударяет по макушке — тот самый огрызок яблока. Сого приподнимает край одеяла и молча сверлит ее взглядом. — Бесишь ты меня, — Кагура прижимается к нему всем телом и чувствует, как по коже бегут мурашки удовольствия от внезапного тепла. — Они скоро придут, — тихо говорит Сого, говорит скорее ей, чем себе. Аманто видят неясные проблески маленького, почти потухшего костерка и идут вперед. Эти двое — последние. Насаженная на пику кудрявая голова укоризненно смотрит инопланетянам вслед.