Армия Жизни

Тихо потрескивая, догорали свечи, наполняя комнату таинственным дрожащим полумраком. Тени длинных шкафов, полных видавших свет книг и потрепанных свитков, густыми неровными тенями ложились на каменный пол; в них молодая послушница видела, как Тьма шевелит своими мерзкими щупальцами, желая вырваться в неровный свет и погибнуть в нем… Вздохнув чуть слышно, дама вернулась к хаотично раскиданным по столу свиткам. А ведь по ее лицу довольно трудно определить возраст: ее кожа до сих пор была мягка и нежна, а на щеках — тот самый юношеский румянец, каким гордятся юные легкомысленные девчушки; ее движения все еще казались плавными, грациозными, а ее походка — незамысловатым танцем. Ни единая седая капля не коснулась до сих пор ее пышных волос цвета ржи… цвета, который она уже давно позабыла. Она не была юна. У молодой послушницы отнюдь не молодые глаза — пускай они и сохранили тот природный, почти младенческий оттенок голубого. Их обрамляли густые черные ресницы, каким завидуют сухие и такие искусственные королевны и бесчисленные благородные леди. Только у уголков тонких сухих губ можно было бы обнаружить крохотные морщинки, имей вы крайне внимательный взгляд или знай, куда стоит смотреть. Одним своим видом послушница доказывала, что красота не уходит с возрастом и как нельзя лучше сочетается с умом, которые, как ни странно, немногие признают в божьих служителях. Что ни говори, верховная настоятельница Ордена Света — удивительная женщина… вот только уверена ли она в себе так же, как уверены в ней ее братья и сестры? Тени разбегались по углам, хищно скалились своими черными зубами, вселяя в послушницу вялые, но с каждым мгновением набирающие силу сомнения, к которым она уже успела привыкнуть. Она была готова даже смеяться над таким своим нелепым — и сейчас совершенно ненужным — бессильем. Все ли она делает правильно? Насколько правильно? И нужно ли оно миру вообще? Ведь он уже и без того по горло погряз в том, что принято называть Тьмой. Какие шансы у нее изменить хоть что-то? Тонкие пальцы несмело скользили по длинным полкам шкафов, по выцветшим корешкам книг, собирая за собой вековую пыль; сестра Ари неторопливо размышляла, как их Орден, всего какие-то года, месяцы назад насчитывавший немногим меньше пятисот тысяч душ, остался ничтожной кучкой послушников-фанатиков, забившийся в угол от безысходности и ощущения приближающегося конца; как они в конце концов пришли ко всему этому. Рука неосознанно сжалась в кулак, и послушница несильно ударила по шкафу, четко и ясно понимая, как жалко она выглядит на самом деле. Потому что во всем, что случилось, была ее вина. Белую Твердыню — последний оплот Ордена — медленно пожирала ночь. Легкая вьюга у подножия величественного, и некогда великого, монастыря-крепости, затерянного в самой пучине сугробов и льда бескрайнего Снегового Каньона, гоняла невесомые снежинки, заставляя их кружиться в своем безумном танце; ветры гуляли по подвалам и коридорам, свистели и уныло завывали, поднимаясь по трубам, лишали случайных путников ночного покоя… но до ее кабинета, почти у самой крыши узенькой башенки, где никогда не потухали свечи, они добраться были не в силах. Сестра Ари любила эту тишину всем сердцем и совершенно ее не боялась, когда как другие немногочисленные послушницы за глаза говорили, будто бы она на них давит. Да и сама Ари, в тон своим сестрам по вере, не жаловала их у себя. Вино в бокале оказалось ледяным и кислым; женщина скривилась, облизывая губы. Горло обожгло холодным огнем, но неприятные ощущения вскоре сменились сладостным послевкусием. Сестра Ари слишком много повидала на свете и прожила в Снеговом Каньоне достаточно дней, чтобы не бояться холода. Ее шаги гулко отдавались от стен и высокого потолка, теряясь где-то там — высоко-высоко в сумраке зимней ночи. Раскрываясь, скрипнула дверь, выпуская женщину на небольшой балкончик. Ее тут же обдало пронизывающим до костей морозным воздухом, и послушница повела плечами, впрочем, не желая возвращаться в кабинет и накинуть на них свою шерстяную накидку. Пускай мерзнет. Сегодня это меньшее из ее бед. А ночь обещалась быть темной, нехорошей. Хмурясь, Ари запрокинула голову, обращаясь взором к небу, к звездам, но не находя ни одной из них. Лишь слепая луна, озаряя неровные ледяные выступы бледным блеском, этакая королева Ничего, чинно выглядывала из-за рваных серых туч и отражалась в бокале на грядкой поверхности багрового вина. Снежинки еще медленно падали, чуть покачиваясь на ветру, не достигши пока «зоны ветров». Пустой монастырь спал, погруженный в болезненный морок. Тьма надвигалась с Востока; сестра Ари знала и чувствовала, как ноги ее, становясь ватными, подгибаются в припадке внезапной слабости и страха; Владыка Ночи собирает силы, желая растоптать и похоронить в черном от пепла снегу последних защитников Света. Ибо больше не осталось никого; они — последние, и от этого становилось неописуемо больно на сердце и душе; еще чуть-чуть, и она опустит руки. Порыв ветра, сорвавшись будто из ниоткуда, будто низвергшись с самой глубины очерненных небес, едва не сбил ее с ног, заставив отпрянуть и судорожно схватиться за дверной косяк, и ворвался в комнату. Сердце женщины колотилось с такой силой, будто бы было готово взорваться в любой миг; ветер оглушил ее, и послушница была готова поклясться, будто в тот же миг в ее ушах прогремел чей-то смех, сковывавший все тело ледяными оковами ужаса. Бокал с тонким, но громким в сокровенной тишине звоном разлетелся на крохотные осколки, расплескивая по каменному полу вино. Тьма по углам радостно зашуршала, заволновалась, зашумела; всполохи пламени свечей отбрасывали блики, что, словно будучи чьими-то глазами, дьявольски посверкивали, точно смеясь над послушницей. Она тяжело опустилась на стул, неосторожно сбрасывая с края стола на пол несколько документов и свитков; тихо шурша, они разлетелись по кабинету. Резкий взмах — и балконная дверь беззвучно закрылась обратно; второй — и в камине затрещали поленья, заполняя комнату теплым ровным светом; Тьма ежилась и сгорала, но умирала с ухмылкой на губах — ее дело сделано. Женщина судорожно выдохнула, зарываясь пальцами в густые пшеничные волосы. Кровь пульсировала в висках, мешая мысли и эмоции в единый водоворот сумасшествия; ее была нервная дрожь, разбрасывая по телу мороз и мурашки. Но не мороза ей стоило бы бояться. Владыка Ночи собирает силы. Дни Белой Твердыни сочтены. По ее, сестры Ари, вине. Лишь беззвучный шелест, похожий на тихий взмах крыла некой птицы, почти вырвал женщину обратно в реальность. Испуганная, она резко обернулась, но не увидела ровным счетом ничего. На глаза набежали слезы, и послушница постаралась быстро утереть их, не желая казаться слабой даже для самой себя. Не важно, она знала это и без всяких ветров и сомнительных фантазий. Но, должно быть, Владыке Ночи очень нравится забавляться над ней, постоянно напоминать, кто еще значит что-то в этом мире, а кто позабыт и проклят. Портрет на стене отчего-то привлек ее внимание, хотя она и знала его вдоль и поперек. То был портрет молодой девушки редкой естественной красоты. Ее сердцевидное лицо обрамляли длинные русые кудри, но сестра Ари помнила ее уже с тех пор, как ей пришлось отказаться от них; пухлые алые губы, растянутые в нежной улыбке, большие глаза редкого зеленого цвета, тонко очерченные скулы, кожа с легким коричневым отливом, непринужденный взгляд — все выдавало в ней аристократическую особу, какую-нибудь леди с южных островов или даже будущую владыку дриад из тропических лесов востока. И все же ее стройное тело, округлые плечи были облачены отнюдь не в тонкие шелка и бархат, но в грубые, пусть и изящные доспехи. При одном только взгляде на нее на душе становилось спокойнее и теплее, будто бы эти чарующие зеленые глаза обладали великой силой. И это утверждение в самом деле справедливо, думала сестра Ари; ее сердце, по крайней мере, они покорить сумели. Леди Фэллория Валоррианская была основательницей Ордена Света и ее наставницей. Так много счастья и так много боли, связанной с ней, хранила под сердцем послушница; достаточно, в любом случае, чтоб при взгляде в ее лицо — пусть и нарисованное — все тревоги исчезали без следа. Сестра Ари тогда медленно подходила к столу и брала с него фотокарточку в рамке; однако сейчас ее на привычном месте не было. Должно быть, это ветер-злодей опрокинул ее со стола и спрятал среди разбросанных бумаг. После непродолжительных поисков женщина все же нашла ее. По стеклу пошла трещина, и рамка буквально развалилась в руках, стоило сестре Ари поднять ее. С тихим звоном осколки посыпались на стол, ненароком несильно вспарывая нежную кожу ладоней. Послушница сдавленно зашипела, поскорее одергивая руку от фотокарточки, дабы не запачкать ее, и нараспев произнося неразборчивые фразы. Секундой спустя от ранок не осталось и следа. Остатки теней злорадно хохотали, прячась по щелям и сколам в камнях, насмехаясь над ней, над ее дрожащими руками, над влагой на белых щеках. Так и есть, думала сестра Ари, чувствуя, как горькие слезы глухого собираются каплями на подбородке и падают на фотокарточку, мешая цвета; а у леди Фэллории на картине такая добродушная улыбка, столько надежды в глазах!.. Женщине было больно обманывать эту святую надежду, эту веру. Но что она и в самом деле может?.. Она много думала, что бы тогда сказала ей наставница, что бы посоветовала сделать . Закрывая глаза, послушница вновь видела перед собой ее — жизнерадостную, красивую, воистину счастливую — девчушку, так сильно не вписывающуюся в эти компании здоровенных мужчин и стариков в военных мундирах, которой бы в пору подыскивать жениха позавидней да детей растить в своем персональном светлом королевстве; возможно, она бы потрепала ее по плечу, несильно пихнула локтем в бок, взяла бы ее ладони в свои и с той же неизменной улыбкой сказала бы не сдаваться… «Все в твоих руках!» Далекой дикой мыслью, невесомой снежинкой за окном, давно позабытым морским бризом фраза проскользнула в голове, заставляя слабую улыбку расцвести на губах, а где-то глубоко в сердце — зашевелиться светлое несмелое чувство заранее потерянной надежды. Все верно, с горечью усмехнулась сестра Ари, прижимая фотокарточку к груди, все верно; Владыка Ночи собирает силы, готовится обрушить всю свою мощь на последнее пристанище Ордена, желая уничтожить последний оплот Света. Они бессильные мелкие твари в стенах слишком большого для них священного места. Не больше и не меньше; послушницу приучили называть вещи своими именами. И вновь зашуршали страницы, заскрипел остро наточенный карандаш, оставляя за собой поспешные темно-серые линии, что складывались в буквы, фразы… Огонь в очаге, будто бы подогреваемый сердцебиением своей создательницы, запульсировал, заизвевался змеями в диковинном танце, изничтожая остатки теней; плачьте, создания Тьмы! Не вам нынче праздновать победу! Облики от пламенных язычков отражались неестественным, дьявольским блеском в глазах женщины. Сестра Ари не утирала слезы — они высохли на ее щеках. Полнобокая луна, не таясь, заглядывала в окна, злорадно хохоча, пока не скрылась в рваных серых тучах; лишь изредка просматривался в дырах ее бледно-белый лик; все — и она, и сестра Ари, и Владыка Ночи — стояли на пороге больших перемен.