(Не)истинность

Вопреки ожиданиям, на балконе оказалось в меру тепло и в меру прохладно – самое то для приятного времяпрепровождения в компании чашки чая и книги. Ненавязчивый ветер отгонял удушливый тяжелый зной, опустившийся на землю с самого утра, а солнце, заливавшее балкон, не давало продрогнуть. Покосившись на солнечные лучи, Джейсон сдвинул кресло под навес, подвинул туда же столик, взмахом руки отпуская бросившегося к нему на помощь слугу, и наконец сел, вытягивая ноги. Теперь все было почти идеально, и Джейсон, глядя на широкую площадку перед домом, даже сощурился от удовольствия, как пригревшийся на коленях у хозяина кот. В кои-то веки Джейсон мог спокойно посидеть дома, зная, что мир без него никуда не денется, а рудники, которыми он заведовал, работают нормально и не требуют его неусыпного контроля. Отставив в сторону опустевшую теплую чашку, Джейсон разложил на коленях книгу, но от чтения его невольно отвлекли – и даже, наверное, не узнали об этом. К воротам подъехал уже знакомый Джейсону экипаж, откуда, едва оперевшись на руку слуги, легко выпрыгнул Дориан Эванс, который в свои сорок мог бы дать фору многим другим омегам. Светловолосый и темноглазый, он не был идеалом красоты – потому что был слишком худым и высоким (он был слегка выше супруга), но держался с таким достоинством, что даже среди подавляющего большинства омег, которые были ниже него на полторы головы, выделялся не как белая ворона, а как вполне себе прекрасный представитель вороньего племени. Джейсон мельком подумал, что Дориан выглядит лет на десять моложе его собственного папы, хотя они были одногодками, и тут же принялся прикидывать, могло ли на это повлиять то, что у Дориана был один сын – причем омега, – а у папы их, детей, было двое, и оба оказались альфами. От этих размышлений Джейсона отвлек все тот же папа, который выскочил из дома, как ошпаренный, на ходу отмахиваясь от бегущих за ним слуг, предлагавших ему то теплую накидку, то перчатки, то просто поправить волосы. Джейсон посочувствовал слугам, наблюдая за тем, как папа обнимает Дориана, по-прежнему не обращая внимания на растерянную прислугу. Если Дориан выглядел младше своего возраста, то папа вел себя не по возрасту, хотя палку никогда не перегибал, интуитивно чувствуя, перед кем и как нужно себя держать. Джейсон понаблюдал за их болтовней, не слыша, впрочем, ни слова (ему просто было забавно следить за отцовской жестикуляцией), и уже хотел было вернуться к позабытой книге, как его снова отвлекли. Мимо экипажа по дороге неспешной рысью проследовали две лошади. За ними, в некотором отдалении, двигалось еще четверо всадников – охрана. Джейсону и приглядываться не нужно было, чтобы догадаться, кто сидел на первых двух лошадях. У сыночка Дориана была скверная привычка не менять маршруты, и он почти каждый день ездил этой дорогой на конные прогулки со своей пассией. Собственно, даже Джейсон, который, несмотря на дружбу двух семей, особенно с младшим Эвансом не общался, был в курсе его личной жизни – потому что тот, наверное, всем и каждому уши прожужжал о своей великой истинной любви. Джейсон в истинность не слишком верил, а оттого и постоянное кудахтанье младшего Эванса о своих чувствах его попеременно то раздражали, то забавляли. А уж альфа этого Эванса его и вовсе не интересовал – семейство Джефферсонов Джейсон не слишком любил, хотя на публике, разумеется, этого ни в коем случае не показывал. Слишком уж много мелких скандалов было связано с Джефферсонами – и дня не проходило, чтобы в свете не начинали судачить об очередной провальной любовной интрижке или карточном долге. Впрочем, младший Джефферсон – Эрик – до сих пор ни на чем таком не попадался, потому что таскался за Эвансом. – Здравствуйте, папа, мистер Рид, – вежливо поздоровался Эндрю, махнув рукой обоим омегам. Джейсон отметил про себя, что держится в седле Эндрю прекрасно и, кажется, даже не задумывается о том, что делает – просто делает. Впрочем, оно и неудивительно, если вспомнить, сколько времени он проводит верхом. Джейсон невольно залюбовался лошадью – Эндрю больше всех остальных любил эту лошадь соловой масти, она действительно была настоящей красавицей, и берег ее Эндрю как зеницу ока, не позволяя даже конюшим к ней приближаться – чистил и кормил он ее сам. И почему-то именно на этой лошади Эндрю смотрелся особенно хорошо. Да и вообще, если разобраться, младший Эванс был совсем не дурен собой – от Дориана ему достались светлые волосы, которые он, вопреки нынешней моде, стриг коротко, почти до ежика, а от отца – выразительные, донельзя живые, серые глаза; и ростом он был, по счастью, не слишком высок – в самый раз для омеги. Впрочем, порой чрезмерная болтливость и раздражающая энергия, не дававшая Эндрю усидеть на одном месте и пяти минут, все это очарование – для Джейсона, конечно – портили. – Просто Райан, мне что, по-твоему, сорок? – со смехом крикнул ему вслед папа, который искренне обижался, когда близкие – а семейство Эвансов он считал родней – люди ударяются в официоз в разговоре с ним. Эндрю звонко рассмеялся в ответ и пришпорил лошадь, исчезая из виду вместе со своим молчаливым спутником, который с омегами поздоровался лишь кивком. Омеги же и вовсе не удостоили Джефферсона приветствиями. Джейсон почти видел, как недовольно поджимает губы Дориан, который ждал, что к нему, как к родителю омеги, будут относиться несколько... уважительнее. Впрочем, он не запрещал сыну видеться с Эриком, и, наверное, знал, что делает. Джейсон, как и его брат, Джеймс (у родителей было странное чувство юмора, раз они назвали детей похожими именами), был не слишком близок с семьей Эвансов. Хорошо общались лишь родители, а дети просто проявляли вежливость и благовоспитанность, но особенно сближаться не спешили, хотя когда-то давно, в далеком детстве, и проводили много времени вместе. Оба родителя наконец закончили разговор, залезли в экипаж и куда-то уехали. Джейсон проводил их взглядом и, вздохнув, перевел взгляд на книгу. Наконец-то можно было спокойно почитать в полной тишине пустого – если не считать слуг – дома. Отец вернется только к вечеру, папа, наверное, тоже, потому что обязательно «заскочит на минутку к Дориану», а брат не появлялся в родительском доме уже с месяц, предпочитая проводить время со своим недавно обретенным супругом. Вокруг царил полный, безграничный покой, и даже зной, явно намекающий на недалекую грозу, перестал ощущаться так явно. А большего Джейсону сейчас и не нужно было.

***

Тот спокойно проведенный день, наверное, был каким-то щедрым подарком (хотя Джейсон бы назвал его скорее подачкой) свыше – вроде как затишье перед бурей. Во всяком случае, Джейсон впоследствии еще долгие дни, недели и даже месяцы вспоминал тот день с ностальгией, мечтая прожить его еще разок. И даже не один. В конце концов, это был действительно прекрасный день. С делами все было в порядке, погода не подкачала, и он сидел на своем уютном балконе в компании книги и печенья, которое испек мистер Пинс, работавший у них уже двадцать лет на кухне. И, наверное, все это было слишком хорошо для Джейсона, потому что буквально со следующего дня он потерял всякий покой. Сначала в одном из рудников произошел небольшой обвал, из-за которого пострадали трое рабочих. В результате Джейсон, как добропорядочный начальник метался вместе с доктором из одного дома в другой, оплачивая лечение, и разбирался с управляющим рудника, который пообещал в ближайшее время укрепить стены и возобновить работу. Вся эта волокита отняла у Джейсона четыре дня, и до дома он добрался почти к концу недели, затратив на дорогу почти двенадцать часов. Вернулся он ночью, когда родители уже спали, и, поднявшись к себе, с облегчением улегся спать, наплевав даже на то, что с дороги он был грязным и не слишком опрятным. Такое с ним случалось редко, но у Джейсона банально не было сил ни на что. Он и до кровати-то едва себя донес, с трудом преодолев искушение улечься спать прямо в конюшне, в сене. Остановило его только нежелание представать в таком виде перед слугами. Какие бы ни были у них там в семье чудачества, они все еще оставались перед светом господами, а не деревенскими мужиками, для которых не в новинку спать на улице в сене. Спокойно выспаться, правда, Джейсону не дали – уже через пару часов его разбудил шум и взволнованный голос папы, который нетерпеливо стучался к нему в дверь. Там же раздавался и отцовский голос, увещевавший, кажется, папу успокоиться. – Не смей говорить мне об этом! – рявкнул папа отцу как раз в тот момент, когда Джейсон, несколько секунд молчаливо умолявший небеса сжалиться, все же дошел до двери. – Ну и вид у тебя, сынок, – заметил папа, оглядывая взъерошенного сына, на лице и одежде которого застыли пятна от пыли. Джейсон неуютно повел плечами под его взглядом и, воспользовавшись тем, что папа отвлекся на его внешний вид, посмотрел на отца вопросительным взглядом. Что за эти несколько часов случилось такого, раз родители в четыре утра оказались в его комнате? Отец ответил ему хмурым и тревожным взглядом, но промолчал. Джейсону, правда, хватило и этого, чтобы тоже забеспокоиться. Если уж отец, которого вообще сложно было выбить из колеи, выглядит таким нервным, значит, случилось действительно что-то из ряда вон выходящее. – Что-то с Джеймсом? – не выдержав паузы, спросил Джейсон. С братом он не виделся довольно давно, и потому он первым пришел ему на ум. К тому же, о ком еще тревожиться родителям, как не о сыне? Отец все так же хмуро вздохнул и покачал головой, отвечая на заданный вопрос. Говорить он, кажется, по-прежнему не собирался, предпочитая свалить эту обязанность на супруга. Видимо, тема разговора ему самому не слишком нравилась или он не был уверен, что об этом вообще стоило говорить с сыном. Джейсон прекрасно знал, что, сомневаясь, отец обращается к мужу за поддержкой. Его вопрос отвлек папу от созерцания, и он, будто о чем-то внезапно вспомнив, начал нервно заламывать руки. – Да что случилось-то? – не выдержал в конце концов Джейсон, которому с каждой секундой все происходящее нравилось все меньше и меньше. Этот окрик, кажется, помог папе взять себя в руки, потому что он выпрямился и прекратил свое нервозное шатание по комнате сына. – Эвансов обвинили в измене и... Заявили, что они оказали сопротивление при аресте, их убили, понимаешь? Остался только Эндрю, его задержали, – едва заметно подрагивающим, но в целом спокойным и ровным тоном ответил папа, нервно принимаясь грызть пальцы. Выглядел он, мягко говоря, не лучшим образом. Убийство лучших друзей его здорово подкосило, несмотря даже на то, что сейчас он казался максимально собранным, будто у него были какие-то слишком важные дела, не позволяющие ему просто скорбеть об утрате. Джейсон озадаченно посмотрел сначала на папу, потом на хмурого отца. Такого поворота он никак не ожидал. Чтобы Эвансы, которые всю жизнь не ввязывались в политику, оказались изменниками? Такое в голове не укладывалось. – Эвансы – изменники? – удивился Джейсон, и тут же пожалел о своих словах, потому что папа посмотрел на него таким взглядом, что Джейсону срочно захотелось разучиться говорить. – Ты с ума сошел? Их подставили, это же очевидно! И убили затем, чтобы они не смогли доказать свою невиновность, долго ли в наше время подкупить стражу?! – взвился папа, оскорбленный до глубины души подобными словами. Джейсон спорить не стал. В конце концов, Эвансы и правда были не слишком похожи на изменников, да и зачем оно им? Брайан Эванс, сколько Джейсон его помнил, всегда был вполне доволен своей далеко не бедной жизнью – он был торговцем, и состояние сделал благодаря тому, что на его землях был прекрасный выход к морю, чем он и воспользовался когда-то, начав перевозить товары в другие страны. Дориан, как омега, не работал, а вел беззаботную жизнь, сидя дома. Причем Брайан в перемещениях его не ограничивал вообще, в отличие от многих других альф, которым доставляло удовольствие полностью контролировать своих омег. Ну а Эндрю... Эндрю был слишком молод для заговоров, да и повода к тому у него не было, учитывая, сколько времени он уже бегает, упиваясь своей великой любовью. Да и Джейсон сильно сомневался, что этот наивный мальчишка (и это в двадцать лет!) вообще способен участвовать в заговоре. Мысль о том, что как минимум двое из этой семьи, которую Джейсон знал с пеленок, мертвы до сих пор никак не могла угнездиться в его голове. Ведь еще неделю назад он видел у своего дома Дориана и Эндрю, и все было нормально. Джейсону было действительно их жаль, пусть на какую-то секунду он и почувствовал облегчение от того, что с братом, о котором он подумал в первую очередь, все было в порядке, что ничего не случилось с его семьей. – Мне очень жаль, папа, – сочувственно проговорил Джейсон, погладив папу по плечу. Папа, не обращая никакого внимания на его слова, снова зашагал по комнате, сцепляя и расцепляя пальцы. Джейсону это не слишком понравилось. «Важное дело» явно касалось Эндрю – только он мог заставить папу на время забыть о том, что старших Эвансов попросту убили в их же собственном доме. А с папы бы сталось предложить выкрасть задержанного Эндрю. Однако, как оказалось, предложение папы было куда хуже, чем то, что навоображал себе Джейсон. – Теперь-то ты понимаешь, что мы должны помочь Эндрю? Мальчик остался совсем один, у него никого, кроме нас! Джейсон, мы не можем его бросить! – заявил папа непререкаемым тоном, внимательно глядя на сына. Отец за его спиной только вздохнул, но снова ничего не сказал. Джейсон недоуменно нахмурился, не слишком понимая, причем здесь он. – А я-то здесь при... – начал Джейсон, и вдруг сообразил, к чему клонил папа. – Ну уж нет, ни за что! – возмутился он. Лучше бы и правда выкрасть Эндрю и отправить на все четыре стороны. Но в их обществе были совершенно четкие правила обращения с детьми изменников. Тех, кто организовывал заговоры, судили и казнили, но при этом оставались под вопросом дети, которые зачастую вообще не знали ни о каких заговорах и изменах. Но – знали они или не знали – их все равно жестоко наказывали, будто в назидание каким-нибудь еще не созревшим изменникам. И если родня преступников отделывалась пожизненным отлучением от королевского двора и запретом на всякую приближенную к королю службу, то дети... С детьми-альфами в этом плане было проще – их обычно отправляли в армию в какой-нибудь наиболее опасный регион. Слишком маленьких детей, которые в силу возраста ну никак не могли повлиять на заговор, отправляли в приютские дома, и по достижении восемнадцати лет они, как самые обычные сиротки, пытались устроиться в жизни, оставшись без семейного имущества. Взрослые же альфы после обязательных пятнадцати лет службы могли вернуться обратно в родной город, но на это редко кто отваживался. Все имущество семьи конфисковывалось, и вновь прибывшему пришлось бы начинать все сначала – без денег, без жилья, без репутации. Словом, обычно осужденные на службу в армии в ней и оставались хотя бы потому, что там можно было выслужиться – командиров в армии интересовали только способности рекрутов, а не их прошлое. С омегами все было намного сложнее. На военную службу они не годились, прислуга-изменник никому был не нужен, поэтому с омегами поступали банально – отправляли в какой-нибудь бордель, коих по стране было по десятку на город. Или в приютский дом, тут правила были общими. После пятнадцати лет в борделе омеги так же могли уйти... Вот только редко кто уходил по тем же причинам, что и альфы. Словом, альфы и омеги получали по способностям, как бы мерзко это ни звучало. Разумеется, каждый понимал, что в большинстве случаев крайне глупо наказывать ни в чем не повинного ребенка за грехи родителей, вот только правило было слишком древним, чтобы его в ближайшее время поменяли. К тому же оно позволяло легко и просто избавляться от назревшей проблемы. Ребенок изменников – как-никак потенциальная угроза – фактически устранялся, и помешать никому уже не мог. Королю это было выгодно, а знати попросту было наплевать, они радовались новой возможности посплетничать и обсудить чужую судьбу. Единственным способом избежать подобного наказания был, как ни парадоксально, брак с представителем какой-нибудь уважаемой семьи. Омега или альфа переходили в семью супруга, и грешок родителей им великодушно прощался, раз уж за них поручились такие хорошие люди. Джейсону было действительно жаль Эндрю, которому не повезло быть совершеннолетним на момент обвинения, но и заключать брак с ним он не хотел. Эндрю был, конечно, воспитанным, и симпатичным, и образованным, но, черт подери, Джейсон его не любил. Не то чтобы Джейсон верил в какую-нибудь неземную любовь, истинность и ждал того-самого-единственного, у него, как и у всех остальных, были романы (благо, в нынешнее время никто не требовал от супругов сохранения девственности), но брак он считал делом слишком серьезным, чтобы поступать вот так. Брак – это для семьи, он должен заключаться с человеком, которого считаешь как минимум подходящим для совместной жизни и рождения детей. Джейсон думал именно так, поэтому теперь не собирался делать вид, что предложение папы его устраивает. – Сын, мы не можем его бросить! Если бы что-то подобное случилось с нами, не дай Бог, конечно, Эвансы бы вас не бросили! – напирал папа, не собираясь так легко сдаваться. Джейсон отмахнулся от него и зло выдохнул, как распаленный тряпкой бык. – Конечно, выдавали бы Эндрю за нас с Джеймсом одновременно, – съязвил он, не найдя ничего лучше. В словах папы, к сожалению, был резон. Эвансы бы из кожи вон вылезли, но сделали бы все, чтобы помочь детям своих друзей. Это было бы правильно, но, черт возьми, Джейсон не был готов просто взять и жертвенно заключить брак с нелюбимым человеком. – Не передергивай! – отрезал папа. – Ты знаешь, о чем я. Сынок, это ведь всего на пять лет! Джейсону захотелось побиться головой о стену. Всего-то пять лет под одной крышей с фиктивным мужем, ну в самом деле, какая ерунда! – Папа, ты заставляешь меня заключить брак, ты вообще это понимаешь? Ты вынуждаешь своего сына взять в мужья... – Джейсон махнул рукой, не зная, как окрестить Эндрю, чтоб ему икалось сейчас в его камере. – И вообще, у него есть его Джефферсон, вот пусть он его и заберет! – просветлел он вдруг, вспомнив об этом «истинном» Эндрю. Папа, уже готовый представить ему новые аргументы, помрачнел. – Судя по тому, что мы слышали, Эрик не собирается предъявлять на Эндрю права. Более того, поговаривают, что он уехал из города, – ответил он хмуро. Джейсон умилился. – Даже его любовничек свалил, а я должен брать его в мужья?! Папа – его слишком настойчивый, слишком беспокойный и слишком упрямый папа, откинув с лица растрепавшиеся черные волосы, упер руки в бока. – Джейсон, не драматизируй! Я ведь не требую от тебя разыгрывать идеальную семью и делать мне внуков. Заключите брак и все, можете даже не разговаривать друг с другом, для меня главное, чтобы Эндрю был жив и здоров. Через пять лет разведетесь и забудете об этом, – заявил он. Джейсон понимающе закивал, досадливо дернув себя за такие же черные, как у папы, волосы. – Какой ты добрый! Ты ведь в курсе, что Эндрю остался без гроша в кармане? Как там твой гуманизм, не чешется при мысли о нашем разводе? – поинтересовался он, окончательно теряя терпение. Через пять лет ему будет двадцать восемь. Не так уж и много для альфы, но одна мысль о том, что целых пять лет можно будет выбросить на помойку, приводила его в ужас. – Об этом можешь не беспокоиться, я перепишу на него земли, отданные в качестве приданого, – «успокоил» его папа. Джейсон перевел беспомощный взгляд на молчаливого отца, который с долей любопытства во взгляде наблюдал за их перепалкой. Ему вообще, насколько Джейсон помнил, всегда нравилось присутствовать во время споров супруга с сыновьями. Он будто мысленно делал ставки – кто кого переспорит в этот раз. – И ты согласен на этот... фарс? – набросился Джейсон на отца, надеясь хоть в нем найти необходимую поддержку. Отец – высокий и широкоплечий, твердо выдержал его взгляд, не слишком впечатленный этими нападками. Рядом с ним в таких ситуациях Джейсон всегда ощущал себя слишком маленьким – как по габаритам, так и по возрасту, будто ему все еще пять лет. – Райан может делать с этими землями все, что захочет, – озвучил он негласное соглашение, которое родители приняли, едва вступили в брак – отцу приданое было не слишком нужно, потому он и оставил за супругом право им распоряжаться, как он того пожелает. – Что же касается Эндрю... Мне не нравится то, что приходится просить тебя заключать брак, но, боюсь, это наша единственная возможность вытащить его. Но заставлять тебя я не стану, – ответил отец, и почему-то от этих его слов Джейсону стало еще хуже. Да, отец не станет его заставлять, и даже папу он в конце концов успокоит и не даст принуждать сына к браку... Вот только отец как никогда четко дал Джейсону понять, что судьба Эндрю окажется на его совести. И почему именно он, Джейсон, должен отвечать за чужую жизнь? Кто и когда успел повесить на него Эндрю? Конечно, Джейсон понимал, что он может отказаться и убедить себя, что он не обязан был нести на себе этот крест. Но в то же время... Он знал Эндрю всю жизнь, и тот не заслуживал такой участи. Но Джейсон снова подумал о себе и о перспективе прозябать пять лет в вынужденном браке и... – Нет, – отвернувшись от родителей, мрачно ответил он. Папа, кажется, хотел что-то сказать – Джейсон мельком увидел его отражение в зеркале напротив, но отец твердо перехватил его за плечо, игнорируя возмущенное «Уильям!» от супруга. – Суд в одиннадцать часов, в Летнем дворце, – сообщил отец, утягивая за собой папу. Дверь бесшумно закрылась, и Джейсон остался один. Спать ему больше не хотелось вообще, и он прошел на балкон, опираясь на перила. Мимо их дома, по главной дороге, шествовала небольшая процессия – как раз со стороны теперь уже бывшего особняка Эвансов. Стражники с факелами сопровождали несколько больших повозок – видимо, имение уже начали «конфисковать», вывозя оттуда все мало-мальски ценное. Один из стражников, гордо приосанившись, ехал верхом на так хорошо знакомой Джейсону соловой лошади, которая, понурив голову, плелась по дороге безо всякого энтузиазма. Джейсон даже в неясном свете факелов заметил на ее боку следы от хлыста, и ему стало еще горше. Стражник снова подхлестнул ее, и лошадь неохотно прибавила шаг. Джейсон зажмурился, чтобы ничего не видеть, но перед глазами все равно вставал сияющий жизнью Эндрю верхом на этой еще вчера красивой и гордой собой лошади, которая теперь плелась, как какой-нибудь осел.