Кожа цвета слоновой кости.

Маргарет Разенграфф всегда следила за тем, чтобы ее туалет¹ был идеален перед выходом в Свет—чтобы ни одна лишняя ниточка не торчала, лента не выпадала, а перчатки на руках сидели впору. Тем более что это был не просто очередной бал у семьи Томсон, который проводился каждый вторник, когда у мистера Эдварда Томсона был выходной, а одно из важных событий и праздников семьи, когда старшая дочь теперь тоже может ходить на такого рода мероприятия с наступлением, наконец, совершеннолетия. Женщина знала, что в этот вечер на неё и на ее дочь будет обрушено куча глаз, и эти глаза не должны найти изъяна ни в ней, ни в ее платье, ни в доченьке, поэтому Маргарет должна была привести в порядок себя, мужа и дочь. Платья из дорогого материала прилегал в коже, корсет был затянул идеально, не сковывая тела и движений, давая легко вздохнуть спокойной грудью, но при этом утончая прекрасную фигуру графини. Причёска твёрдо держалась на круглой женской голове так, чтобы ни один танец не смог расслабить ее хватки. Туфли не натерли и были как влитые, что давало понять Маргарет, что этот день был подстать удачным для всей семьи Разенграфф. Надевая на себя жемчужное ожерелье, Маргарет в последний раз оглянула свой туалет в зеркало. Нужно было спешить, ведь опоздания в обществе не любят, да и Элизабет бы пропустила кучу танцев, в которых могла бы познакомиться с многими светскими людьми. Упускать такую возможность Маргарет не намерена. Во всех матерях есть что-то такое, что было и в Маргарет. Это что-то называлось то ли заботою, то ли обязанностью выдать скорее дочь замуж, да и за того человека, которого было бы хорошо иметь под рукой в виде нового родственничка. Но плохих примеров к счастью не было. Были только женатые и не женатые. Все мужчины их светского круга имели своё состояние и не нуждались в помощи, что не могла ещё больше не радовать графиню. Поднявшись на второй этаж своего большого дома, Маргарет своим привычным быстрым шагом устремилась в спальню к мужу, которого там, как обычно, не оказалось. Но раз его не было в спальне, то мог быть только в одном месте. Так как Маргарет по натуре человек не пунктуальный, то графу Чарльзу приходилось ждать свою жену на улице, покуривая трубку, что было его любимым занятием. Графиня следом отправилась в комнату дочери, которая видимо пошла вся в мать и всё ещё сидела в своей комнате, не следя за временем. Маргарет открыла белую деревянную дверь и быстрым шагом, все так же торопясь, вошла в комнату. За туалетным столиком сидела белокурая девушка в темно-синем легком, как раз подстать ей, платье, перевязанное в талии прекрасным бархатным чёрным поясом. Юбка платья была пышной, но в меру. Не такие, которые надевали пышные дамы, дабы скрыть свои формы. Открытое вверху платье показывало прекрасную тоненькую шею, плечи и совсем белоснежную кожу, лишь серебрёное тоненькое ожерелье прикрывало весю наготу ее плеч. Волосы были волнисты, а передние убраны взад, чтобы не мешать взору, и прикреплены чудесной заколкой. Пара волосинок непослушно выпадали и свисали на лице молодой девушки, создавая легкую тень от стоящей рядом свечи. Она была красива, безупречна, никто бы не стал даже спорить. Элизабет, услышав присутствие своей матери в комнате, повернулась к ней лицом, и тут Маргарет увидела блеск в её глазах. Это юношеский блеск и жажда наконец увидеть что-то неизведанное ей ранее. Ее глаза говорили вместо неё, и мать понимала свою дочь. Эльза вот-вот попадёт в новый мировой взрослой жизни и никак не хочет разочароваться в нем. Она не знает, чего ей ожидать, чего бояться или остерегаться, но с каждой секундой все сильнее и сильнее жаждет скорее увидеть всё, почувствовать и хорошенько распробовать. —Ты так изумительно выглядишь, сестренка! —с восхищением начала Анна, младшая из дочерей Разенграфф, теперь тоже ожидая, когда настанет ее первый день и когда же она сможет надень прекрасное платье и пойти в нем на бал. —Скажите же, маменька, что я права. Маргарет шагнула вглубь комнаты, подошла к Эльзе, говоря Долли, пятидесятилетней экономке, что она хорошо потрудилась над Элизабет, но уже может идти, доверяя оставшуюся работу в ее опытные руки. Долли быстро покинула комнату. —Конечно, ты права, милая. —наконец ответила мать, когда Анна думала, что та забыла или просто проигнорировала, как Маргарет любит это делать, когда случается ужасный день, и настроение совсем пропадает. Женщина усердно пыталась что-то найти в большой шкатулке с украшениями и вскоре все таки нашла. Небольшая груздь искусственных васильков, сплетённых вместе. —Только остался последний штрих. Маргарет украсила заколку, державшую волосы, синими, как само платье, цветами, что не могло не радовать глаз женщины ещё сильнее. Теперь она на сто процентов была уверена, что дочь ее готова для первого ее выхода в свет. —Кажется, вот и все. —вдруг нервно, но скорее очень взволновано сказала Эльза, смотря своими нежно-голубыми глазами на мать. —С этого дня я наконец выйду из детства, переступлю эту черту и войду во взрослый мир с гордо поднятой головой, как Вы учили меня,маменька. —Вот и умница. —сказала графиня, и так горда была своей дочерью, что аж слезы на глазах наворачивались, но времени на эмоциональные слабости не было. —Пора уже в путь. Элизабет поднялась в весь свой рост. Тогда Маргарет поняла, что дочь ее и вправду выросла. Ростом она пошла в мать. Такая же не совсем высокая, но и не низкая, стояла Элизабет, ростом почти в точности, как своя мама. Мысли о том, что ее любимая дочь вскоре покинет родной дом, женившись, вдруг быстро поселились в голове женщины, и глаза вдруг сами собой начали наливаться слезами, и тогда Маргарет обняла дочь, пришёптывая «моя девочка», а после поцеловала в щеку, следом вытирая оттуда помаду. —Пора в путь. —произнесла мать, захотела уж выйти из комнаты, но вспомнила и подошла к младшенькой, тоже чмокнув дочь в щеку. —Мы поедем, а ты слушайся Долли и почитай перед сном. —Да, мама. —согласилась дочь, а после добавила. —Удачи, Эльза!