Сломанное солнце

На часах четыре сорок семь утра. Улица укрыта темным полотном одеяла, сквозь которое пробивается свечение фонарных столбов и отсвет из немногочисленных квартир, жители которых уже или еще не спят. Через открытое окно в помещение иногда врывается холодный воздух, приносящий с собой запах мокрой листвы и лай каких-то дворняжек за соседним домом. Тяжелые занавески развеваются от каждого дуновения ветра, что постоянно норовит сорвать с места кипу лежащих на столе документов, листы от которых обязательно разлетятся по всей комнате и перемешаются между собой. Собирать их потом совершенно не захочется, поэтому тяжелая серебряная статуэтка Петра I опускается на толстую пачку нескрепленных между собой бумаг, удерживая их на месте и позволяя ветру играться лишь с податливыми уголками листов. Раздается тяжелый вздох, и во мраке комнаты загорается маленький огонек от сигареты. Артем откидывается на стуле, делая затяжку, и выдыхает смоляной дым через нос. Никотин тут же поступает в его легкие, наполняя их ядовитой заразой, которая с каждой выкуренной сигаретой медленно разрушает организм. Рука сама тянется в сторону граненого стакана с терпким виски, и прежде, чем выпить, Артем смотрит сквозь приглушенный свет настольной лампы на барахтающиеся в алкоголе подтаявшие кубики льда, которые стали похожи на неправильные квадраты, стесанные почти со всех сторон. Он делает еще одну глубокую затяжку, не боясь закашлять, и сразу же полностью опустошает стакан, чувствуя, как лед сначала врезается в губы, а затем попадает внутрь и через несколько мгновений дробится под натиском зубов. Выдыхает. За дверью кто-то мнется, а затем уверенно стучит по глянцевой поверхности темно-коричневого дуба. Артем слышит по ту сторону голос: «Босс, пора», и говорит, что спустится через несколько минут. Он закрывает глаза под звук медленно удаляющихся шагов, проводит языком по губам и слизывает с них остатки алкоголя. Приходится подняться из уютного кресла, выключить настольную лампу, подойти к окну и закрыть его, вглядываясь в ночную темень и безошибочно распознавая нужную черную машину под одним из фонарных столбов, у которого стоит несколько человек. Артем равнодушно оглядывает пустую улицу, в последний раз затягивается, туша сигарету и выбрасывая ее в пепельницу, а затем занавешивает окно, погружая красивый кабинет во мрак ночи. За окном — ураган человеческих эмоций, внутри — штиль из постоянной боли и пустоты, не дающей нормально спать. Артем к ней привык.

***

На улице было холодно, а в машине тепло. Несмотря на то, что осень постепенно заявляла свои права, она сразу же ударила по туманному Петербургу проливными дождями и низкими температурами, будто показывая, что ждать от нее солнечной погоды в ближайшее время не следует. В такие дни даже тому, кто всю свою сознательную жизнь находился в культурной столице, не хотелось выходить из дома и лицом к лицу встречаться с такой погодой, промокая с головы до ног даже под самым дорогим и прочным зонтом. У Артема роскоши сидеть дома никогда не было, потому что дел, которые нужно самостоятельно контролировать, всегда много: жизнь в его Семье кипит, появляются какие-то сделки, перед глазами маячат новые лица, в кабинет приходят главы других кланов, с которыми нужно решать вопросы. Вот и сейчас он ехал на встречу с одним из должников, проценты по долгу которого с каждым днем стремительно росли. Артем никогда не посылал на такие дела своих парней, чтобы те выбивали то, что нужно, он любил появляться на вечеринке сам, давя своей аурой на жертву и растаптывая ее, унижая без единого оскорбительного слова. Все знали, что с ним шутки плохи, поэтому старались лишний раз не нарываться, чтобы потом не кормить своим трупом рыб в какой-нибудь реке, но этот должник, видимо, почувствовал себя бессмертным, раз после двух серьезных предупреждений не внес в покрытие своего долга ни гроша. Путь лежал из Санкт-Петербурга в Москву, и уже после полуторачасового перелета Артем ехал в машине по нужному адресу. В столице все так же ничего не менялось, разве что рука осени задела и эти края: дождь лил, не переставая, и через окно Артем мог видеть только расплывчатые силуэты спешащих людей и смазанные очертания окружающих построек. Иногда его посещала мысль на некоторое время перебраться в Москву, чтобы сильнее укрепить здесь свое влияние, да только постоянно отметал эту мысль, потому что понимал, что вдали от Петербурга и Семьи он быть не сможет. Многоквартирные высотки плавно сменились жилым районом, в котором находились двух-трехэтажные дома. Эти места ему никогда не нравились, потому что выглядели слишком отталкивающе и мрачно: каждый раз, когда Артем сюда приезжал, небо обволакивали грозовые тучи, и казалось, что в этих краях пасмурная погода стоит постоянно. Может, так оно и было, история этот момент умалчивает. Машина завернула, проехала несколько метров и остановилась у подъездной дорожки одного из домов. Артем вышел, одернул черное пальто и равнодушно уставился на здание, которое с виду было серым, мрачным и отталкивающим. Он оставил одного из парней своей личной охраны дожидаться их на улице, а сам с двумя амбалами пошел вперед, на фоне которых даже почти двухметровый и спортивно сложенный Артем смотрелся каким-то маленьким. Раздался дверной звонок, и на пороге возникла пожилая женщина, учтиво поклонившаяся мужчинам и пригласившая их пройти в дом. В ее черных, как смоль, волосах можно было увидеть редкие седые волоски, фигурка — маленькая, хрупкая, а на лице остались отпечатки прожитых лет в виде мимических морщин, но держалась женщина статно, стояла ровно и смотрела прямо в душу, словно хотела либо вырвать ее, либо что-то отыскать. Раньше Артему она с первых секунд бы не понравилась, и у него возникло бы какое-то отторжение и нежелание находиться с ней в одной комнате, но старый Артем похоронен под толщей воды из отрицательных эмоций, поэтому на данный момент он не чувствовал ничего, кроме легкого раздражения и полнейшего безразличия, читающегося у него в глазах. — Прошу, пройдемте за мной. Артем последовал за женщиной и бросил взгляд на наручные часы. Восемь пятнадцать. Может, ему и не стоило заявляться к должнику утром, а следовало немного подождать, но желания находиться в Москве у него совершенно не было, отчего-то хотелось вернуться обратно, в Санкт-Петербург, и вновь почувствовать себя дома. Он подумал о том, что неплохо было бы закончить все дела до обеда, а после решить парочку проблем с московским «филиалом» и направиться в аэропорт. — Сюда, — женщина открыла одну из дверей и жестом пригласила гостей войти. За обеденным столом сидел Георгий Васильевич, мужчина, которому недавно исполнилось сорок семь лет. Он крутил в руках бокал с вином и брезгливо морщился, когда принюхивался к его содержимому, словно там был не алкоголь, а какая-то едкая отрава. Его редкие волосы были безобразно уложены на голове, большие круглые очки скрывали под собой часть лица, а возрастные пятна украшали половину лысого черепа. Сам по себе он был тучным, полным, с длинными руками и короткими толстыми пальцами-колбасками, весь какой-то нескладный, неуклюжий, неправильный. Ходил, вечно ссутулясь, одеколоном не пользовался, да и ванную комнату не жаловал, всегда торча в обеденном зале и прося какой-нибудь изысканной еды. Георгий любил читать, но литературу выбирал странную: либо переполненную жестокостью с садистами и педофилами в главных ролях, либо слишком нежные слезливо-сопливые романы, от которых тошнило. Артем подозревал, что у него есть какие-то нездоровые наклонности или психические отклонения, но доказательства своим предположениям не нашел, хоть и изучил дело Георгия вдоль и поперек. — О, Артем Сергеевич! — встрепенулся он, отрываясь от бокала вина. — Какими судьбами в наших краях? Артем против воли скинул свое пальто и вручил его одному из охранников, почувствовав, что стало жарко. Париться он не любил и в данной ситуации надеялся лишь на то, что Георгий не станет расценивать этот жест как желание надолго задержаться в этом чертовом доме. — Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь, — он сделал несколько шагов, отодвинул стул и уселся прямо напротив Георгия, облокотившись локтями об стол. — Не совсем понимаю, о чем речь, — тактично ушел от темы мужчина, в несколько глотков осушая бокал с вином. — Могу напомнить, — Артем махнул рукой, и один из охранников положил перед Георгием листок с какими-то обозначениями и цифрами. — Последняя строчка — сумма твоего долга. Небольшая, конечно, но ждать свои деньги обратно я устал. Георгий вгляделся в листок, замирая. Небольшая? — Погодите, — нахмурился он, — тут какая-то ошибка. Артем смерил его насмешливым взглядом, который на самом-то деле не сулил ничего хорошего. Больше всего его забавляло поведение должников, когда те, почувствовав, что им вот-вот наступят на хвост, начинали выкручиваться и что-то судорожно придумывать, выдавая себя с потрохами. — Правда? И какая же? — Я не мог задолжать столько денег! — уверенно заявил Георгий. — Было два предупреждения. Мои люди напоминали тебе о процентах, а ты нас проигнорировал, — Артем поцокал языком. — Нехорошо так поступать. Теперь пожинай плоды своих трудов сам. — Артем… — Я жду свои деньги, — Дзюба откинулся на спинку стула, скрещивая руки на груди. Он смерил Георгия тяжелым взглядом, отчего тот непроизвольно поежился. — Может, мы можем… — Сейчас, — с нажимом добавил он. Георгий судорожно выдохнул, понимая, что выплатить долг он не сможет, даже если прямо сейчас продаст квартиру в центре Москвы и этот дом со всей своей недвижимостью. Конечно, он прекрасно помнил те два предупреждения, помнил синяки на теле после первого, и как вставать было больно из-за сломанного ребра, но он рассчитывал на то, цифры с долга будут уменьшаться, а не расти в геометрической прогрессии. Георгий и сам не знал, откуда у него взялась эта вера во всепрощающего Артема Дзюбу, но понял, что чрезмерное ношение розовых очков и игнорирование насущных дел сыграло с ним злую шутку. — Артем Сергеевич, — мягко начал Георгий, — давайте мы сейчас позавтракаем и спокойно все обсудим. Думаю, здесь действительно случилось недоразумение, и я попробую это доказать! «Недоразумение — это то, что ты родился на свет», — подумал Артем. Ему не хотелось задерживаться в этом доме и уж тем более есть за одним столом с Георгием, но вспыхнувший внутри азарт при виде загнанной в угол жертвы все же победил. Артем мог прекратить все лишь взмахом руки, но теперь ему было интересно, как перед ним дальше будут разворачиваться действия спектакля. — Хорошо, — согласился он и увидел, как Георгий чуть ли не из штанов от радости выпрыгивает, видимо, расценивая положительный ответ как нечто хорошее. — Вот и отлично! У нас как раз все готово к завтраку! — Георгий поднял со стола колокольчик и пару раз им потряс, наполняя комнату высоким звучанием. Он потер между собой руки и улыбнулся. — Чтобы не ждать, пока нам принесут еду, не хотите выпить вина? — Лучше поговорим о долге, — Артем хищно сощурился. — Ну, да, долг, — суетливо начал Георгий, — да, конечно. Я прекрасно помню тот день, когда пришел к вам, Артем Сергеевич, вы были таким статным, строгим, выглядели до ужаса занятым… кажется, вам было двадцать семь лет? — Двадцать шесть, — поправил Артем. — Да, да! Двадцать шесть… три года прошло, а встречу помню, будто это вчера было, представляете? Память! — он ухмыльнулся, нервно потирая шею. — Вроде бы тогда на вас был синий костюм, который очень, к слову сказать, подходит к вашим глазам. Артем сдержал в себе раздражение, не позволяя ему вырваться наружу и испортить все впечатление о разворачивающейся сцене. Это только завязка, кульминация еще впереди, и нужно просто до нее дотерпеть. — Ближе к делу. — Да, да… я тогда брал деньги, чтобы подняться со дна, и вы мне очень помогли! Но сейчас… я, правда, не знаю, как моя маленькая сумма превратилась в… это. Артем натянул улыбку, оторвался от спинки стула и вновь облокотился на стол, вглядываясь в пухлое лицо обеспокоенного Георгия. Он настолько увлекся его уничтожением, что не заметил, как в комнату вошел кто-то еще, очень непохожий на ту серьезную даму, которая их встретила. Человек этот нес в руках поднос с едой, которая пахла очень и очень приятно, и если бы Артем не позавтракал перед вылетом, его живот наверняка бы дал о себе знать. Перед ним на стол опустилась тарелка с блюдом, а рядом возник бокал с вином, то же самое материализовалось напротив Георгия Васильевича, но и этот момент Артем упустил. — А хочешь, я скажу, как это произошло? — начал он. — Ты не пытался погасить долг три года, и проценты с каждым месяцем становились все больше и больше. Ты прекрасно знал об этом, Георгий, тебя уведомляли не раз, но вся информация словно лилась мимо твоих ушей. — Артем Сергеевич, — вновь встрепенулся он, — конечно, я знал, на что иду, знал, на что соглашался, тут вашей вины нет, что вы, но… я чувствую себя обманутым. — Обманутым? — Да, Артем Сергеевич, обманутым! Вы даже не сказали мне, какой процент будет начисляться на всю сумму долга, и я думал, что цифры будут поменьше! Я, конечно, не обвиняю, но, кажется, вы поступили не очень хорошо… Артем выдохнул, сжимая руку в кулак. Больше всего он ненавидел, когда вину за собственные ошибки начинали перекладывать на него. Булькающее внутри раздражение грозило вот-вот вырваться наружу. — Думаю, из-за такого недоразумения вы можете убрать пару нулей в сумме долга? — наивно спросил он. — Я ведь хоть поднялся, но не миллиардер! А у вас наверняка куча золотых дворцов. Что я вам сдался? Артем Сергеевич, ну будьте вы благоразумны и добры, я же знаю, что это в вас есть, давайте с вами договоримся? — Я торгов не веду. — Но… — Довольно! — Артем стукнул кулаком по столу с такой силой, что бокал с вином перевернулся, опрокинувшись на его брюки, но говорить он не перестал. Дзюба почувствовал, как к нему подлетает тот человек, которого он так и не увидел, и начинает вытирать пятно. — Я устал от отговорок, мне нужны мои деньги. Не завтра, не послезавтра, не через год, а сейчас, и мне без разницы, откуда ты их будешь брать… Ох, да я сам вытру! — раздраженно бросил он и перехватил чужую ладонь. Артем посмотрел вниз, сначала бросив взгляд на пятно на бежевых брюках, а затем на чужую руку. Он бы и не стал заострять на ней внимание, если бы не почувствовал, что она какая-то большая (меньше его, конечно же), не мягкая и не женская. Артем на пробу провел большим пальцем по коже, словно убеждаясь в своих догадках, и заметил небольшие полосы шрамов на фалангах пальцев, которые обладатель этой руки захотел тут же спрятать. Он ненавязчиво, но уверенно вырвал свою ладонь, и Артем, наконец, поднял взгляд наверх. Перед ним стоял парень, которому было явно меньше двадцати лет. Его волосы были слегка взъерошены, губы (Артем не знал, почему обратил на них внимание) искусаны, а кожа была, как у мертвеца, вся какая-то чересчур бледная. Вещи, представляющие из себя длинные штаны и кофту, висели мешком, поэтому о комплекции Артем сказать ничего не мог, лишь предположил, что парень, может, немного худощав. Он стоял так же ровно и уверенно, как та женщина, оставшаяся за дверью, но зловеще не выглядел, скорее держался как-то отстраненно. Артем непроизвольно посмотрел парню прямо в глаза и понял, что задыхается. Они были темно-коричневые, шоколадные, с небольшими вкраплениями зеленоватых оттенков у самого зрачка и небольшой прерывистой полоской янтаря где-то посередине. Эти глаза он не забудет никогда и будет всю жизнь вспоминать, пытаясь вновь окунуться во что-то хорошее, в те времена, когда он был счастлив, когда он любил и был любим, когда к нему тянулись навстречу и дарили неповторимые эмоции. Артем сперва подумал, что он уснул посреди разговора с Георгием, потому что обладатель этих глаз не может стоять перед ним, не может быть материальным, не может быть живым. Он просто не может находиться в этом доме и смотреть на него с такой холодностью, будто Артем собственноручно кого-то убил. Эта мысль сразу отрезвила, и он моргнул, наконец, начиная дышать. — Игорь, сгинь! — раздраженно махнул рукой Георгий, и парень — Игорь — сразу же направился на выход. — Артем Сер— — Кто это? — хрипло спросил Артем, не успев прочистить горло. — Не волнуйтесь, я обязательно выпорю этого негодника, — затараторил Георгий, и Артем слабо понимал, за что парня нужно бить, если он ничего не сделал. — Он иногда бывает… — Кто. Это, — нетерпеливо перебил Дзюба. — Мой племянник, — выдохнул Георгий. — Хотя меня раздражает сама мысль, что у нас с ним одна кровь. Он всю душу мне измотал, в горле комом сидит. Он нахлебник! С отвратительным дрянным характером под стать моему покойному брату, тьфу, чтоб его черти там сожрали. Вот честно, убить его мало, — причитал он. — Я его в приют не отдал, взвалил на свои плечи, а он огрызается постоянно! Тварь неблагодарная! — Половину. — Что? — не понял Георгий, которому не дали выплеснуть все свое недовольство поведением племянника. — Я прощаю тебе половину долга, если ты отдашь мне его. — Кого? Игоря? — он удивился. — Да зачем вам… Ох! — Георгий тут же засиял, когда до него дошло. — Конечно, он же золотой мальчик! Игореша, подойти сюда, солнышко! Игорь вошел в помещение, подходя к столу и останавливаясь. Он постарался не заострять внимание на дикой улыбке своего дяди и стал ждать того, что от него потребуют. — Думаю, да, все будет хорошо, — кивнул своим мыслям Георгий, обрадовавшийся урезавшейся сумме долга и тому, что он избавится от неблагодарного племянника. Двух зайцев одним выстрелом. — Он послушный, воспитанный, хорошо готовит, не болтает просто так, — нахваливал Георгий, словно продавал товар на рынке. Игорь поморщился, потому что слова дяди его задевали, а Артем, тактично попросив Георгия заткнуться, подозвал парня к себе. — Покажи руки. Игорь спрятал ладони за спину. — Покажи! — рявкнул Георгий, за что получил недовольный взгляд со стороны Артема. — Молчу. — Я ничего тебе не сделаю, просто покажи руки. Засучи рукава. Игорь ухмыльнулся, поняв, к чему тот клонит. Наркоманом он не был, но этот молодой мужчина перед ним зачем-то захотел в этом убедиться. Акинфеев засучил рукава объемной толстовки и протянул руки вперед, надеясь, что заострять внимание на его шрамах не будут. Артем провел рукой по тонкой синей вене, которая отчетливо виднелась на сгибе локтя, и не заметил никаких следов от уколов. Он и сам не знал, зачем это делает, зачем смотрит на него, зачем рассматривает его руки, зачем желает забрать этого парня к себе в обмен на половину долга. Игорь его зацепил (безусловно, Артем знал этому причину), но это ведь не значило, что нужно по собственному желанию тащить совершенно незнакомого человека в свой мир, у которого, между прочим, имеется право голоса и право на отказ. — Я хочу забрать тебя, — проговорился Артем и увидел, как на молодом лице отражаются сразу две эмоции: непонимание и удивление. Парень сделал шаг назад, опуская рукава своей толстовки, и перевел взгляд на дядю. «Что все это значит?», — хотелось спросить ему, но вопрос так и застрял в горле. — Собирай свои вещи, — скомандовал Георгий, подгоняя племянника. — Давай, чего встал? Еще скажи, что никуда не поедешь! Я твой опекун, так что делай то, что велено! Игорь нахмурился. Артем дураком не был, естественно, он понимал, почему Георгий так торопится сплавить на него Игоря, пока он не передумал. Сумма, которую ему задолжали, безусловно была большой, но Артем не станет прощать половину, если увидит, что сам Игорь не согласен с ним, незнакомцем, куда-либо ехать. Он поставил Георгия в такое положение, что сейчас именно от его ненавистного племянника зависела его дальнейшая жизнь, которая в этот же день могла оборваться случайной смертью. Игорь ненавидел своего дядю до дрожи в руках и стиснутых зубов. Он ненавидел каждый чертов день, проведенный в этой мертвой крепости, которую он должен называть «домом», и порой порывался подсыпать Георгию в еду мышьяк, чтобы закончить свои страдания. Но не мог. Не потому, что оказался бы в детском доме (там определенно лучше, чем здесь), а потому, что не хотел проигрывать этому человеку и выглядеть слабым, да и убивать — это не страшное наказание для дяди, а скорее награда, облегчившая бы его страдания и все эти вопросы с долгами, в которых он погряз. Игорь постоянно терпел все, что в него прилетало, старался игнорировать едкие и обидные слова в свой адрес, и ждал того момента, когда ему исполнится восемнадцать, и он сможет уйти от дяди навсегда. Раньше его хотя бы спасала школа, но он экстерном закончил одиннадцатый класс в прошлом году, а поступить в университет не смог, потому что вмешался дядя и стал орать о том, что ни гроша он не потратит на Игоря, в голове которого за четыре-пять лет уму не прибавится. Все аргументы Игоря на тему того, что он бы спокойно поступил на бюджет, раз закончил школу раньше своих сверстников, игнорировались, а просто плюнуть на все и уйти он не мог, ибо некуда. Акинфеев понимал, что что-то здесь не так, неспроста ведь дядя стал его нахваливать, а этот мужчина — Артем — хочет забрать с собой. Дело, как Игорь понял, именно в самом большом дядином долге, и, судя по энтузиазму Георгия, его готовы либо урезать, либо простить. Игоря крайне возмущала сложившаяся ситуация, годами назревавшая внутри обида подталкивала его отказаться, чтобы сделать больно дяде, показав ему кусочек самого вкусного торта, а потом унести его, но с другой стороны это был его шанс вырваться из клетки, уехать и хотя бы глотнуть свежего воздуха. Артем, видимо, был какой-то крутой и важной шишкой, которая могла сделать с ним все, что пожелает, но Игорь был готов рискнуть собой, потому что ему надоело собственное бессилие и постоянные проигрыши. В конце концов, иногда нужно перестать жертвовать собой, поберечь себя и сделать именно то, что будет во благо тебе самому. — Согласен? — спросил Артем, поднимаясь со стула и забирая у своего телохранителя пальто. Игорь поджал губы и выдохнул, стараясь успокоиться. Его раздражало то, что с ним обращаются, как с вещью: дядя бесил из-за своей алчности, Артем из-за того, что желает «купить» его или обменять на прощение долгов. Оба действовали на него, как раздражители, но из двух зол всегда выбирают меньшее. Акинфеев кивнул, всем своим видом показывая, что ничего говорить он не будет. Он постарался проигнорировать довольный возглас дяди и отправился наверх, чтобы взять с собой немного вещей. Когда он выходил из комнаты, то всем телом прочувствовал на себе тяжелый, пытливый взгляд Артема. Через полчаса они покинули дом Георгия Васильевича, через час Игорь летел в самолете в дождливый Петербург.