***
Санкт-Петербург встретил Игоря внезапно выглянувшим из-за туч солнцем. Оно даже чувствовалось так, как надо: согревало воздух и ложилось легким теплом на слой одежды и открытые участки кожи. Может, это какой-то знак, указывающий на начало новой главы его жизни — Игорь не знал, но контраст между Москвой и Петербургом отчетливо ощущался, потому что здесь даже как-то дышалось по-другому, свободнее. Почти весь перелет Игорь смотрел в окно и думал о том, что несколько часов назад с ним произошло. Он отчетливо помнил все произошедшее, но картинки в памяти отчего-то воспроизводились как кадры старой киноленты: беззвучно, прерывисто, перескакивая с одного момента на другой и не давая возможности ухватиться за самую суть. Игорь все пытался понять, зачем он стал нужен тому-мужчине-Артему, но до истины так и не дошел, даже не выстроив хоть какую-то цепочку из предположений: это была тайна, покрытая мраком. Только почти под самый конец перелета Игорь задремал минут на десять, убаюканный самолетом и собственной усталостью, накатившей на него из-за двух почти бессонных ночей, виновником которых был его дядя. Георгию требовалось то одно, то другое, то он не мог спать с открытым окном, то ему было душно в закрытом помещении, то он вдруг захотел съесть блюдо, которое не так уж быстро готовится, то просто осыпать, унизить и потрепать нервы ненавистному племяннику. Игорь с этим, к сожалению, ничего поделать не мог. Он был рад, что вырвался из Москвы, и теперь надеялся лишь на то, что ему дадут выспаться. Остальное как-то отходило на второй план за ненадобностью. В Санкт-Петербурге его встретил человек в строгом костюме, которому на вид было лет двадцать пять. Игорь невольно обратил внимание на его татуировки, выглядывающие из-под рукавов белой рубашки и пиджака, и напрягся под изучающим взглядом, который был слишком откровенный и слишком заметный, чтобы начать чувствовать себя комфортно. Они вместе прошли к черной затонированной машине, и мужчина учтиво открыл дверь перед Игорем, дожидаясь, пока тот залезет внутрь. — Меня зовут Федор, — представился он, пристегивая нового пассажира ремнем безопасности и не замечая, как тот, опешив, следит за его действиями. — До приезда Артема Сергеевича я буду находиться рядом с тобой. Если есть, что спросить — вперед. — Куда мы едем? — раздался хриплый вопрос. Игорь слишком давно не говорил, устроив дяде бойкот, да и отчасти больное горло тоже оставило свой отпечаток. Он прочистил его и с нечитаемым взглядом уставился на бутылку с водой, которую ему учтиво протянули. — Домой, — ответил Федор, искоса поглядывая на парня. Игорь нахмурился, воду принял и сделал пару глотков. Дом для него понятие растяжимое и недосягаемое, потому что этого места у Акинфеева никогда не существовало. Может, было когда-то давно-давно, в младенчестве, да только все уже кануло в лету. Он с четырех лет рос рядом с дядей, который каждый день выжигал в его памяти болезненные воспоминания о несуществующем детстве, наполненном не радостью и приятными сердцу мелочами, а одной лишь душевной и физической болью и ощущением того, что на него вылили ведро помоев, преимущественно состоящих из колких и едких слов. Он бы хотел стереть себе память и все забыть, но никак не получалось, потому что каждый день его персональный ад начинал работать вновь. — Как тебя зовут? — неожиданно раздалось рядом. — Игорь. — Теперь будем знакомы. Акинфеев кивнул, потому что лучше ничего не придумал, и уставился в окно, наблюдая за проносящимися мимо зданиями и людьми. Конечно, ему хотелось задать еще несколько вопросов, но он не решился их озвучивать, ибо догадки пришли на ум сами. Артем Сергеевич определенно не простой бизнесмен или богатый спонсор, который помогает таким людям, как его дядя. Вряд ли он какой-то политик или общественный деятель: не похож совсем, да и с Георгием вел достаточно недипломатические отношения. Держался он хорошо, речь не наполнялась тюремным жаргоном, взгляд был строгим, а в каждом движении чувствовалась уверенность, которой всегда были лишены воры в законе. Артем не был бизнесменом, политиком и преступником, он сочетал в себе все и сразу, восседая на троне внутри своего царства, которое находилось на обратной стороне медали. Игорь случайно зацепился взглядом за золотую запонку в виде звезды на пиджаке Федора, и кусочек паззла сразу встал на место, потому что не понимать, куда он попал, было бы уже слишком глупо.***
Артем выдохнул, проводя рукой по волосам. Женщина в доме Акинфеева вновь встретила их, только на этот раз одарила удивленным взглядом: видимо, не ожидала, что гости вернутся так скоро. Дзюба натянул на лицо самую добродушную улыбку и попросил ее привести Георгия, с которым у него возникло вдруг внезапное и дружеское желание прокатиться в лес. — А-А-Артем Сергеевич? — заикаясь, спросил Георгий и от удивления поправил съехавшие на кончик носа очки. — Забыли что-то? Или с Игорем проблемы? — Прокатимся? — предложил Артем и махнул своим парням рукой. Те облепили Георгия Васильевича с двух сторон и потащили к машине. — Погодите, Артем Сергеевич, я не понимаю, что происходит! — выкрикнул он, начиная сопротивляться. — С женщиной что делать? — спросил один из телохранителей. Артем перевел на нее взгляд и внимательно всмотрелся в глаза. Все в них буквально кричало о полнейшем безразличии к происходящему, казалось, ей и самой хотелось, чтобы Георгию, наконец, указали на свое место, и было все равно, окажется он после этого в могиле или нет. — Оставьте, — скомандовал Артем, пропуская мимо ушей все возмущения Георгия. — И заклейте ему чем-нибудь рот. Дзюба выдохнул, доставая из пальто пачку с сигаретами и прикуривая одну из них. Он равнодушно смотрел за разворачивающейся перед ним картиной и только ухмылялся на потуги Георгия Васильевича вырваться из рук его телохранителей. Сам виноват, что дотянул все до такого, если бы подумал своим крохотным мозгом о последствиях раньше, то всего этого было бы можно избежать. Артем не мог просто так уехать из Москвы, оставив дело незаконченным, но так же не мог решать проблемы при Игоре: тому определенно рано знать все подробности, да и шокировать его с первой встречи — это не самая удачная тактика. Дзюба дал Георгию отсрочку, но всего в несколько часов, поэтому к обеду он прибыл с новыми силами и с возобновленным желанием вернуть свои деньги, пусть долг и урезался вдвое, согласно негласному договору между сторонами. Дело было даже не в авторитете, который может слегка пошатнуться, если босс приедет ни с чем, а в нежелании терпеть то, как его водят за нос и кормят различными неправдоподобными отговорками. Артем — хищник, это он гоняется за жертвой, он устанавливает правила, и он может их нарушать. До небольшой лесополосы, которая где-то через полкилометра постепенно переходила в лес, машина добралась за час с небольшим. В салоне была непробиваемая тишина, которая давила и давила на Георгия Васильевича, заставляя того изрядно нервничать и думать о самом плохом. Аура спокойного на вид, но зловещего внутри Артема пугала до дрожи, и Георгий еле справлялся с трясущимися руками. Умирать ему не хотелось, потому что он был трусом, но в голове не было ни одного приличного предложения, с помощью которого можно поторговаться за свою жизнь. Георгий потел и боялся того момента, когда машина окончательно остановится. Остановилась. На улице вновь собрался дождь, перерастающий в ливень, но Артему было плевать. Его парни вытащили пищащего от страха Георгия на улицу и бросили на землю, прямо в неуспевшую высохнуть лужу грязи. Один из телохранителей пнул его в живот, а второй больно схватил за волосы, поднимая и заставляя смотреть на Артема. — Поговорим? — с улыбкой спросил Дзюба, рассматривая стоящего перед ним на коленях Георгия. — Только без слов, ладно? Надоела твоя болтовня, правда. — Он присел на корточки, склоняя голову набок. — Если я простил тебе половину долга, это не значит, что на вторую часть я дал отсрочку. — Но… — Без слов, — напомнил Артем. — Что тогда, что сейчас своего решения я не поменяю, потому что приехал я за деньгами и уеду вместе с ними. Георгий затрясся, видимо, одновременно желая и боясь что-то произнести. — Можно. — Но у меня совсем нет денег! Есть счет в банке, но его хватит лишь на небольшую часть, я… — Он судорожно выдохнул, обнимая себя руками. — Врешь, — заявил Артем. — Не вру! Клянусь, там всего лишь небольшая сумма, которую я даже в банк под проценты класть не стал. — Все верно, но у тебя так же есть еще один счет, на котором лежит сумма в три раза больше. Георгий вдруг замолчал, а потом задохнулся возмущением, пытаясь придумать новую отговорку и выкрутиться. Он лихорадочно теребил край своей кофты и смахивал влагу с очков. — Да это какая-то ошибка! У меня этот счет давно уже закрыт, он недействителен! — Да ну? — Да, Артем Сергеевич, да! — активно закивал Георгий. — Тогда откуда же ты будешь брать деньги, если счета нет? — Может, вы можете еще немного потерпеть? — вновь принялся за свое Георгий и сразу же увидел раздраженный взгляд Артема. Он выпрямился, проводя рукой по волосам и смахивая с них влагу. Черная рубашка, черные штаны, черное пальто намокли под дождем и прилипли к телу, выявляя напоказ некоторые из его достоинств. Артем смотрел пытливо, но уже не хищно, а скучающе: интерес к погоне за жертвой пропал, потому что она сдалась и издохла на полпути. Брать с нее уже нечего, поэтому пора заканчивать эту бессмысленную игру, в которой победитель был ясен с самого начала, а последствия для проигравшего определены еще перед тем, как они вступили в игру. — Заканчивайте с ним, — скомандовал Артем и тут же услышал нечеловеческий визг Георгия. Один из телохранителей зажал ему рот, а второй стал удерживать на месте. Артем отвернулся, делая несколько шагов в сторону и слушая истерический плач Георгия, у которого даже сквозь невозможность нормально говорить появилась суперспособность надорвать голосовые связки. Он подумал о том, что неплохо было бы закурить, но из-за проливного дождя прикурить сигарету никак не получится. Может, это знак, что пора бросать вредную привычку. Артем скользнул взглядом по колышущимся деревьям, вздохнул и прикрыл глаза под вопли Георгия. Раздался выстрел. Звуки прекратились.***
— Я не был бездомным и знаю, как пользоваться душем, — отрезал Игорь, когда Федя и какая-то женщина вознамерились пробраться вместе с ним в ванну. Хорошо хоть, что он сразу понял намерения этих двоих, и не успел раздеться. Они приехали «домой» час назад, и Смолов решил отложить экскурсию по большому трехэтажному коттеджу на потом. Первым делом следовало отправить парня в душ и накормить, а уже потом придумывать для него развлечения, хотя своих дел было невпроворот. Федор очень ответственно относился к указаниям Артема, поэтому решил быть с Игорем везде, включая душ. И на самом деле неудивительно, что тот отказался. Игорь по приезде смог лишь внешне осмотреть дом. Он не был знатоком стилей в архитектуре, но здесь и невооруженным взглядом можно было узреть всю окружающую красоту: большие просторные окна, каменная кладка на стене, красивая крыша; вокруг большой сад и место для парковки, а на другой стороне дома, как Игорь услышал от Федора, располагается бассейн. Жить в таком месте — мечта, но мечта не для Игоря. Для Игоря праздником стало то, что он, наконец, сумел вырваться из своей прошлой жизни. После небольшого пятиминутного похождения по дому, Игорю вручили сменные вещи (которые ему не требовались) и отправили мыться. — Уверен? — приподнял бровь Смолов. — А то ведь мы и спинку потереть можем. — Да, — отозвался Игорь. Федя забрал девушку с собой и удалился из ванны, прикрыв дверь. Акинфеев запираться не стал, хоть и хотелось, потому что понял, что его вряд ли кто-то потревожит. Он скинул с себя все вещи, сложив их осторожной стопочкой, и ступил под горячие струи воды. Они дарили телу спокойствие. Кожа постепенно согревалась, и Игоря повело — разморило быстрее, чем он смог предположить. Глаза закрывались и сами, и из-за воды, и только вертикальное положение позволило не уснуть, хотя очень хотелось. Из головы медленно улетучились все мысли, она стала какой-то пустой, легкой, и впервые за долгое время не болела от фантомных болей неприятных воспоминаний, которые накатывали буквально каждый день. Игорь старался не касаться своих шрамов на теле, как внешних, так и внутренних, и просто отдаться этой воде, позволив смыть с себя весь негатив и раствориться в ощущениях ничего. Ох, если бы он только мог все забыть. В душе он надолго не задержался, напоследок окатив себя чуть ли не ледяной водой, чтобы взбодриться. Сейчас уснуть ему точно не дадут, да и сам Игорь чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в этом огромном особняке и не имея точных представлений о том, что происходит. Ответы он все-таки надеялся в скором времени получить. Полотенце было мягкое на ощупь и пахло лавандой, и Игорь подавил в себе желание зарыться в него носом. В конце концов, ему не двенадцать лет, чтобы это делать. Он быстро переоделся в свою сменную одежду, игнорируя стопку чистых вещей, которую оставила та милая девушка, и вышел из ванной комнаты, тут же натыкаясь на Федора. — Есть хочешь? — невпопад спросил тот, оторвавшись от телефона. — Не особо, — честно признался Игорь, потому что от волнения у него всегда пропадал аппетит. — Тогда пойдем, закончим все дела сразу. Они спустились на первый этаж и направились прямо по коридору. Смолов предварительно привел сюда Черчесова — опытного медика, который покорно служил родственникам Дзюбы добрых тридцать с хвостиком лет. Через его руки проходила не только Семья босса, но и все те, кому только предстояло пополнить ее ряды; Станислав Саламович всегда внимательно присматривался к каждому пациенту, выявляя у него слабые и сильные стороны и в физической подготовке, и в способности держать планку на какой-либо должности. Артем всегда внимательно прислушивался к медику, потому что он нередко помогал не рисковать членами Семьи и не терять своих парней во время какого-нибудь дела. В приоткрытую дверь постучали, и Смолов вошел внутрь, заводя за собой Игоря. Они очутились в просторном кабинете с двумя диванами, несколькими шкафами с книгами и огромным письменным столом, за которым сидел человек. — Станислав Саламович, — учтиво поздоровался Федор, — привел к вам нового пациента. Черчесов поднялся, приветственно кивнул и сразу же подошел к Игорю, вглядываясь в его лицо. — Ну и бледный ты, как смерть прям. Игорь равнодушно пожал плечами, мол, так и надо, я такой всегда. Станислав Саламович достал из кармана пакетик с медицинскими перчатками и натянул одну из них на правую руку. — Открой рот. Акинфеев послушно выполнил просьбу, сразу же чувствуя, как во рту оказываются два пальца, очерчивающие его зубы. Игорь опешил от такого, но отстраняться не стал, решил подождать и посмотреть, чем все закончится. Смолов же ушел, ссылаясь на какие-то свои дела. — Зубы хорошие, — констатировал Черчесов, снимая перчатку. — Раздевайся. — Что? — не понял Игорь. — Раздевайся, говорю, и догола. Игорь нахмурился. Он на свое-то отражение в зеркале смотреть не любил, а здесь от него требовали, чтобы он показал свое тело, покрытое… тем. Для него это была больная тема, которую он не любил вспоминать, и не хотелось ему ходить с мыслью, что об этом теперь знает кто-то еще. — Я не кусаюсь, — успокоил Станислав Саламович и по-отечески похлопал Игоря по плечу. — Стесняться нечего, здесь все свои. «Быстро вы меня в свои ряды определили», — подумал Игорь и обратил внимание на звезду, вытатуированную на шее мужчины. Уже вторая за день. — Тебе есть, что скрывать? — догадался Черчесов, сощурившись. — Не волнуйся, это умрет вместе со мной. Но мне нужно осмотреть тебя, так что не заставляй прибегать к насилию. Раздевайся. Звать-то как? — Игорь. — А я — Станислав Саламович. Так вот, Игорь, вперед и с песней. Акинфеев выдохнул, понимая, что лучше не рисковать. Он находится на чужой территории, ходит барашком среди волков и не знает, чего ждать от следующего шага. Понятно только одно: разозлишь, и они тут же тебя сожрут. Лучше пока повременить с этим и играть по правилам, если эти самые правила не будут заходить слишком далеко. Игорь скинул с себя всю одежду, преступил через нее и внимательно посмотрел на Станислава Саламовича, у которого лицо стало более вытянутым из-за обрушившегося на него удивления. Игорь не знал, гордиться ему или же страдать еще больше. — Понятно, значит, в чем дело, — серьезно сказал он, рассматривая различные следы на теле Игоря. А их было много, включая даже те, что с трудом затянулись где-то внутри, у сердца.