Враг (Сломанные)

2 года спустя — Блять, убери руки! Имей совесть! — рычу в подушку сквозь сон, чувствуя, как по саднящей спине бегают чужие пальцы. — Ещё болит? — в голосе едва сдерживаемый смех. — А то ты не знаешь! — поворачиваю голову и краем глаза смотрю на полностью одетого Лекса, сидящего на краю кровати. — А я говорил тебе: не геройствуй. Нужно растянуть на несколько раз. — Откуда же я знал, что будет так?! — с шипением переворачиваюсь на бок и чувствую, как начинает гореть огнём кожа на спине. — Нужно помазать. — Только там? — спрашивает, понизив голос, и я вижу, как завораживающе сверкают у него глаза. — Очень смешно… — кое-как поднимаюсь и, забив на свою наготу, подхожу к огромному зеркалу в двери шкафа. Поворачиваюсь к нему спиной. — Нравится? — Лекс подходит сзади и тоже смотрит на меня в зеркало. — Угу, — кошусь на полностью разрисованную спину и довольно улыбаюсь. Впервые за долгое время я смотрю на себя без лёгкой доли отвращения. Чёткие полосы многочисленных шрамов, которые я всячески пытался спрятать и которых жутко стеснялся, теперь не видны. Вместо них кожу покрывает плотный цветной рисунок. Я долго думал, чем прикрыть своё уродство, а несколько недель назад Лекс сам случайно подкинул мне идею. Просто выдернул из просторов инета эскиз одного из начинающих мастеров и спросил: «Как тебе?» И я влюбился, если так можно назвать чувство, которое возникло к рисунку, как только я понял, что именно это должно быть на мне. Биомеханика. Стальной позвоночник на шарнирах, разноцветные провода опутывающие железные рёбра, остатки рваной кожи по краям рисунка. Всё было настолько реально, что я тут же решил: «Хочу!»       Единственной моей ошибкой было то, что в спешке избавиться от следов давно прошедшего, категорически отказался растянуть работу на несколько сеансов и по-идиотски решил вытерпеть всё от начала до конца. Не смог. По прошествии восьми часов меня просто начало колотить от боли, а спина казалась сплошным горящим участком кожи.       Прекратить эту глупую пытку решил Лекс. Договорился о следующем сеансе, помог мастеру обработать и закрыть плёнкой уже готовый рисунок, кое-как одел меня чумного и вытащил на воздух.       Опускаю взгляд и смотрю на свою поясницу, где прорисован только контур и пока нет той реалистичности и бросающейся в глаза резкости красок. Кожа на верхней части спины всё ещё припухшая и покрасневшая, но уже без сочащихся сукровицей ранок. — Опоздаешь, — Лекс шлёпает меня по ягодице и, пока я не треснул его с локтя в ответ, отскакивает, а затем скрывается на кухне, крича уже оттуда. — Кофе или чай?! — Яду! — ору в ответ и морщусь, слегка двигая лопатками. — И я сегодня дома! — Не часто ли вы начали лекции пропускать, молодой человек, — заходит в спальню минуты через две и смотрит, как я, кряхтя и матерясь, натягиваю на себя футболку. — Я вообще подумываю о заочке, — всё-таки влезаю в футболку и уже намного быстрее натягиваю домашние мягкие штаны. — С какого перепугу? — замирает в проёме двери и следит за мной недовольным взглядом. — Работать пойду, — отстраняю его с прохода и тащусь на кухню, где на тарелке уже уложены бутерброды, а в чашках ароматный чай. — Ты, походу, по башке своей пустой давно не получал? — Лекс заходит следом и садится напротив, отодвигая подальше свою чашку. — А что такого? — поднимаю на него возмущённые глаза. — Может, я не хочу на шее у тебя сидеть. — Разве я против? — Лекс вздыхает и возводит глаза к потолку. — Во-о-от! Ты даже не отрицаешь, что я у тебя там сижу! — Ты не так понял… — Я всё так понял, — откидываюсь на стуле, желая изобразить победную улыбку, но получается только болезненный оскал, когда истерзанная спина проезжается по спинке стула. Дёргаюсь от боли и от всей души расплёскиваю на колени чай из чашки, которую так неудачно держу в руках. — Блять! Сука! Чтоб его! — Ну вот, — вполне спокойно говорит Лекс. Потянувшись, берёт с соседнего стула полотенце и кидает в меня, попав прямо по перекошенному лицу. — Куда тебе работать, ты вон, чай без посторонней помощи выпить не можешь. — Нахер иди, а?! — грохаю полупустой чашкой о стол, выплёскивая остатки чая на скатерть, и начинаю вытирать безбожно ухайдоханные штаны, чувствуя, как неприятно припекает кожа под тканью. — Ладно, — соглашается то ли с моим посылом, то ли с чем-то своим и, не обращая никакого внимания на мои попытки вытереться, выходит из кухни. Слышу, как обувается в коридоре.       Выхожу следом в подостывших, неприятно липнущих штанах и с кислым выражением лица. — Ты сегодня долго? — подхожу совсем близко, жду, когда обуется, и, ухватив за отвороты пальто, упираю его спиной в дверь, прижимаюсь ближе. — Возможно. У меня сегодня две машины на отдачу, — бурчит монотонно, и я понимаю, что он просто обижен. — Ну, прости меня, — трусь щекой об его грудь и слышу, как хмыкает. — Я не думаю, что ты думаешь, что я у тебя на шее. Просто нам было бы намного проще, если бы я тоже работал. — Успеешь ещё, — вроде начинает отходить. — Что Вера скажет, если узнает, что ты забил на учёбу и пошёл работать? Мне и так пришлось зубами выгрызать её разрешение на то, чтобы мы вместе… — А мы ей не скажем, — понимаю, что веду себя как маленький, но ничего не могу с собой поделать. В последнее время Лекс впахивает как проклятый, совмещая свой последний курс с работой на СТО и подработками по выходным, только чтобы я нормально учился и ничто мне не мешало. — Дим, давай так. Ты сейчас пойдёшь и переоденешься, пока твой бестолково истраченный чай не перекочевал на мои джинсы, потом позавтракаешь и, хрен с ним, останешься сегодня дома. Но… — целует меня в макушку и отстраняет от себя, — … о твоей работе чтобы я не слышал больше. — Может через год? — заглядываю ему в глаза. — Или… — Или когда предоставишь мне диплом. Всё понял? — Угу, — пытаюсь сделать расстроенный вид, но, видимо, глаза выдают меня, потому что Лекс наконец-то улыбается. — Постарайся быстрее сегодня. С меня ужин, — добавляю, видя, как берётся за ручку двери, всё ещё стоя к ней спиной. — Как в прошлый раз? — кривится, пытаясь не заржать. — Это был эксперимент! — возмущаюсь вполне правдоподобно, вспоминая подуглившиеся остатки курицы, почти сросшиеся со сковородкой. — В чём готовить будешь? — В смысле? — отступаю на шаг и оттягиваю мокрую ткань на коленях. — Ну, чтоб я сразу знал, что нового из посуды покупать. — Дурак! — беззлобно пихаю его в грудь и тут же оказываюсь пойманным в объятия, и уже в свою очередь прижатым к двери. Сука! Спина! Но, спустя несколько секунд, мне уже не до этого… Ещё минуту назад кое-кто возникал о сохранности своих джинс, а теперь чуть ли не целиком заглатывает меня, присосавшись к губам и прижимаясь всей своей, довольно внушительной, тушкой. — Опоздаешь… — повторяю его слова, когда отрывается, чтобы отдышаться. — Знаю… — шепчет, прижимаясь своим лбом к моему. — Не хочу уходить. — Знаю… — отвечаю так же тихо и, пока сам же не затащил нас обоих в постель, наплевав на свою спину и его работу, выталкиваю Лекса на лестничную площадку. — Люблю тебя, — говорю уже в закрытую дверь и готов поспорить, что он сказал мне то же самое по ту сторону, хотя вряд ли услышал мои слова.       Стою на кухне у окна, пока его фигура не скрывается за углом дома, и как придурошный улыбаюсь своим мыслям.       Мы живём вместе уже четыре месяца, ровно с того дня, когда истёк его условный срок. В квартире моей бабушки, которая теперь по праву принадлежит мне. Конечно, право быть взрослыми и самостоятельными нам пришлось «выгрызать», как выразился Лекс, но мы смогли. По большей части, конечно, это заслуга Волкова, который взял на себя разговор с Верой и своими родителями, а так же наконец-то выяснил отношения с Олегом.       Вспоминая их оцарапанные и побитые рожи, когда после «разговора по душам» они вместе завалились в нашу квартиру, улыбаюсь ещё шире. Идиоты! Я вот до сих пор считаю, что с Олегом стоило разговаривать мне, но против Лекса иногда не попрёшь, вот как сегодня…       Мысли опять возвращаются к мокрым штанам и, всё-таки оторвавшись от окна, иду в душ. Опять забывшись, в который раз ору матом, когда горячая вода бьёт по многострадальной спине, и, кое-как ополоснувшись и замотавшись в огромный, естественно, не мой халат, заваливаюсь обратно в кровать. Уткнувшись в подушку, вдыхаю едва ощущаемый запах, оставленный Лексом, и ёрзаю, желая поудобнее устроить на простыне ту часть тела, которая сразу оживает при воспоминании о том, как… Так! Всё! Хватит! Два дня без секса, а я уже готов дрочить только от мысли об этом упрямом, своевольном, наглом…       Ну, в общем, прости, родной, но сейчас мне придётся немного расслабиться на твой светлый образ. Или тёмный? Как наяву вижу перед собой серые глаза, смуглую гладкую кожу и почти угольные волосы, в которые так приятно запутывать пальцы, и мои веки сами закрываются, а рука тянется под полы халата…

***

— К чертям ужин, закажем пиццу… — говорю своему внутреннему Я, во второй раз вернувшись из душа, и проваливаюсь в сон.