Четыре утра, Лиам просыпается потому что ему больше не хочется спать, хотя всего два часа прошло. Он отчетливо помнит слова, которые ему сказал Зейн. Становится ужасно плохо. «Я ужасен! Как я мог так поступать с Зейном?» Стоило догадаться до этого, ведь это было чересчур очевидно. Пейн помнит как спрашивал у Зейна, кто тот человек, и чувствует ли он что-то к Малику, но, как оказывается, он и есть тот самый человек.
Лиаму становится некомфортно от этих мыслей, он встает с кровати и идет к Зейну. Зачем? Он не знает. Его тянет туда. Но когда Пейн открывает дверь, он видит Малика, который хотел тоже ее открыть, и уже тянулся за ручкой. Они смотрят друг на друга какое-то время, а потом Лиам обхватывает шею Зейна двумя руками и целует, сразу проникая своим языком ему в рот. Малик шумно выдыхает и активно отвечает на поцелуй, зарываясь руками в короткие волосы на затылке. Лиам толкает его в комнату, закрывая за собой дверь. Сердце Малика безумно стучит, кожа горит от прикосновений.
— Я был тем, в кого ты влюблен, да? — прерывая их поцелуй, спрашивает Лиам.
— А ты всю ночь думал об этом, да? — вопросом на вопрос, на выдохе отвечает Зейн.
— Возможно. — они снова целуются, до того, что оба чувствуют знакомое тянущее ощущение внизу живота. В штанах становится чересчур тесно.
Зейн стягивает свою футболку и бросает ее на стул, возле стены. Он тянет Лиама на себя, увлекая его на кровать. Матрас скрипит под весом двух парней. Пейн нависает над Маликом и смотрит ему в глаза, ища протест, страх или неуверенность, но сталкивается только с глубоким, темным желанием, которое чувствуется в каждом вдохе и выдохе. Лиам снимает с себя майку кидая рядом, а потом снова врезается в губы Зейна.
Малик ерзает, снимая свои пижамные штаны, и его стояк упирается прямо в ногу Лиаму. Пейн сильно возбужден, его руки нервно дрожат, а пальцы путаются, когда он расстегивает джинсы, отрываясь от Зейна. Малик зажмуривает глаза от нереальности происходящего, и ему кажется, что он счастлив так сильно, что не может передать свое состояние словами. Когда Зейн смотрит снова на Лиама, тот уже в одних боксерах. Его фигура, рельефные мышцы живота, шея, плечи... Зейн бы каждый уголок поцеловал на этом теле.
— Смазка? — Лиам смотрит на Зейна, облизывая нижнюю губу, и понимает, что правда много упустил когда не замечал его так близко.
— Оу... кхм...У меня нету, может... Может у Найла где-нибудь есть? — Малик с каплей надежды смотрит на Пейна, если в рюкзаке Хорана или в его кофте не окажется смазки, будет очень и очень неприятно обоим.
— Пойди поищи. — Лиам встает с Зейна, и отходит к двери. Парень встает с кровати, целует Пейна в щечку и очень тихо идет вниз, стараясь не разбудить Найла.
Он вполне тихо спустился, нашел рюкзак возле входной двери, и начал рыться, несмотря на то, что это вообще неприлично. Бинго! Он находит маленькую баночку прямо под каким-то ланч боксом, и забирает ее. Зейн тихо закрывает рюкзак, и облакачивает на стену, чтоб наверняка не упал. Он поднимается тихо, но быстро, а потом заходит в комнату, и Лиам стоит прямо перед дверью, снова бездумно затягивая Малика в очень долгий поцелуй, выражая в нем всю свою жажду. Снова раздается щелчок двери, и Лиам толкает Зейна на кровать. Он оттягивает резинку трусов Зейна, плавно стягивая их, попутно оставляя на шее засосы, которые со временем станут темно-фиолетовыми.
Он спускается, целуя худенькое тело Зейна, доходит до пупка и чувствует судорожно напрягающиеся мышцы под своими губами. Зейн приоткрывает рот и закидывает голову назад, когда чувствует горячие губы на головке своего члена. Лиам проходит языком по всей длине, слушая стоны Зейна. Он отрывается, стягивает свои боксеры и берет смазку.
Заметив сомнение и напряжение в глазах Зейна, он ловит его взгляд своим. Установив зрительный контакт, он замирает, успокаивая и как бы спрашивая, «что-то не так?». Малик вдыхает и расслабляется. Пейн аккуратно вводит безымянный палец.
– Потерпи, я осторожно... – шепчет парень, чувствуя, как сжимаются мышцы вокруг его фаланг, – не напрягайся...
Второй палец проникает внутрь, и Лиам слышит приглушенное шипение и шелест скомканной простыни. Он разводит пальцы «ножницами» внутри и плавно двигает ими.
Через несколько минут Зейн полностью расслабляется и принимает три пальца, тихо постанывая и закрывая глаза. Малик чувствует, как пальцы выскальзывают, оставляя неприятную пустоту, но затем он чувствует головку члена у своего входа. Он закусывает губу и выгибается, подаваясь вперед и вбирая на половину. Лиам стонет, потому что этот горячий парнишка слишком узкий.
Пейн медленно двигается, придерживая левую ногу Зейна на своем плече. Руки Малика царапают его спину, и он слышит томные гортанные стоны. В комнате не хватает воздуха, чтобы наполнить легкие и Лиам посылает все к черту, целуя Зейна и забывая о дыхании. Малик уверенно отвечает, пытаясь уцепиться за короткие волосы на затылке. Он отрывается от горячих губ и ловит воздух ртом, когда член Лиама задевает простату. Малик выгибает спину до хруста позвонков, судорожно надрачивая себе, пока Пейн раз за разом входит под этим же углом. Лиам теряет ритм, он тяжело дышит и изливается в Зейна. Малик подаётся бедрами вперед и кончает себе на живот. Он несколько раз проводит рукой по своему члену, чувствуя, как Лиам выходит из него и ложится рядом. Его глаза закрыты, и он чувствует дыхание Пейна у своего уха.
— Я люблю тебя, Зи... — и Зейн спокойно засыпает на кровати, слыша такое же спокойное дыхание Лиама.
***
Утро Найла начинается с сильного головняка. Он отлично помнит, что вчера произошло. Он встает с кровати, и выходит из комнаты. Он начинает искать Зейна.
— Зейн! — Хоран поднимается вверх по лестнице, заглядывая в комнату Малика, но видит лишь скомканное одеяло, по которому видно, что Зейн явно ночью не спал. — Что? Где он? — Найл помнит, что у них ночевал Лиам, поэтому он идет в комнату Сафы, открывает дверь — Зе... — он замалкивает, смотря на эту картину.
Полностью голые Лиам и Зейн лежат поперек кровати, Пейн обнимает Малика, а Зейн закинул руки вверх и спит с улыбкой на лице. Они так мило спят, что Найлу впервые не хочется будить Зейна, поэтому он просто медленно и тихо закрывает дверь, так же тихо идя по лестнице. «Надеюсь, у них будет все намного лучше, чем у меня.» проскальзывает у него в сознании.
Может быть, Найл не придет домой и не будет прижимать к сердцу подушку, на которой все еще остался запах волос Гарри, может быть он не напишет песню об этой боли, пока его переполняют ужасные эмоции и пока его сердце болит. Может быть, он не станет собирать вещи, чтобы переехать в другой город, и скончаться там от боли. Кто думал что все обернется именно так? Найл и подумать не мог, что его синий василек прорастет в его легких очень скоро и так быстро. Он отлично помнит те моменты, когда Гарри отвел его в парк, покормить уточек на пруду, и одна даже залезла к Гарри на руку, это была отважная уточка, которую в последствии всего они назвали ее Клара.
Они сидели там до вечера, разговаривая, обнимаясь, а на закате целовались, вели себя так, как вела бы обычная пара, им было вместе так хорошо, и даже когда Гарри пролил на колено Найла свой кофе, вместо того чтобы отругать Стайлса, Хоран просто запустил руку в его волосы, и они вместе посмеялись. Кто же знал что появится какой-то Луи Томлинсон, который никогда не любил Гарри, как его
любил любит Найл?
***
Зейн просыпается от вкусного запаха с кухни, и впервые за такое количество времени чувствует себя человеком. Боль в сердце и груди исчезла, как будто ее и не было. Малик смотрит на все их вещи, разбросанные по полу, он вспоминает то, что вчера произошло, и его сердце до сих пор болит и трепещет от этого. Он смотрит на пол рядом с собой, находя свои трусы и майку Лиама. Зейн одевает это, несмотря на то, что майка Пейна огромная для него, и спускается, смотря на то, как Пейн делает блинчики в мамином фартуке и в трусах.
Зейн решает подкрасться тихо и обнять
своего Лиама за талию, как обычно делают во всяких фильмах, сериалах или книжках. Малик подкрадывается, очень тихо и незаметно, потому что он в носках. Наверное, единственная вещь, которую Лиам не снял с него вчера. Когда Зейн подходит к Пейну слишком близко, на секунду он решает закрыть тому глаза и даже поднимает руки, а потом вспоминает о еде, и то, что если Лиам не будет ничего видеть, они могут сжечь дом. Поэтому Зейн обнимает его, кладя свою голову Лиаму на плечо.
— О, ты проснулся, — Лиам переворачивает блинчик и оборачивается, обхватывая Зейна за щечки и целуя. — Когда я проснулся, я не нашел Найла в комнате, он наверное пошел домой, даже не говоря нам о своих планах? Может быть он зашел к нам в комнату и...
— Лиам! Смотри за блинчиками! — Пейна перебил Зейн, потому что их блинчики подгорали.
— Ой, точно! — Лиам оборачивается и кладет его в стопку. — Что же, говорят первый блин комом, а у меня последний. Будешь кушать? Я их для тебя готовил.
— Ты очень мило выглядишь в мамином фартуке — Зейн присаживается на стул, и Лиам кладет ему блин, на котором написано шоколадной пастой «я люблю тебя» и нарисовано сердечко.
— Я специально отложил этот блинчик, чтобы надпись на нем не смазалась.
— Спасибо, я тоже тебя люблю Лиам — Зейн смотрит на Пейна любовным взглядом придерживая свою голову двумя руками, а потом Лиам подходит и наклоняется, представляя свою щечку перед губами Малика. Зейн же, сразу понял намек и поцеловал его. Пейн выпрямляется и садится напротив Зейна, смотря на то, как Малик ковыряет вилкой шедевр Лиама.
— Что-то не так? — Лиам смотрит на взгляд Зейна и, тот, резко загрустил.
— Просто... Найл, он же... — Зейн не договаривает, получая сообщение на свой телефон.
Найлер: «Чувак, я уезжаю из города. Не скучай. Гарри никогда не любил меня, и василек в легких вернулся, может быть, я скончаюсь где-нибудь в Калифорнии или в Майами. Не ищи меня. Я не хочу делать тебе боль своей смертью. Я исчезну из твоей жизни. Просто забудь меня.»
— Блять! — Зейн набирает номер Найла и звонит ему, но к сожалению, тот уже выключил телефон. — Черт, черт, черт.
— Мне такое же сообщение пришло! — Лиам подрывается с места и начинает беспрерывно звонить Найлу, но на той линии лишь отвечают «абонент недоступен»
В скором времени Зейн будет звонить Гарри и Луи, у них у обоих будет выключен телефон. Конечно, Зейн будет счастлив, но по старым добрым временам будет очень сильно тосковать, а иногда даже забиваться в угол и плакать, пока никто не видит.
Это лето не забудется никогда.
