***
— Сюды ея! — Угх!.. — А я икряную ышшо не пробовал, хы-хы-хы! — А-а-а!!!.. — Да вы чё, вконец озверели, ублюдки паршивые?! Удавлю уродов!!! — Ы-ы, атаман, да мы шо ж, мы нишишо ж… — Пшёл отсюда, гад, попадёшься — убью! Ты слышал! — А-а-а-а-а-а-а-у-у-у-и-и-и-и-и-и-и!!!.. В темя сверлом ввинтился дикий женский вопль. Кикио проснулась рывком, словно её швырнули прямо из сна — по меньшей мере, с потолка. С крыши. С окровавленной затмением луны, будь она неладна. Затылок и пятки полыхнули болью, горло разрывалось, в груди что-то всерьёз намерилось лопнуть. Секунда — и плечо, бедро и щека встретились с чем-то твёрдым. Ау-о-ох, весьма твёрдым! Воздух бешеным зверем продрался сквозь гортань, влетел под дых, полосуя когтями не хуже Инуяши — и стало легче. «Почему я вспомнила о нём сейчас?..» — Кикио неуклюже села на холодном деревянном полу. Дышать было больно, весь бок саднило от удара. Что ж, во всяком случае, вокруг — стены собственного дома. И даже сестрёнка Каэдэ не проснулась — сопит на своём футоне, вздыхает, куда-то слегка бежит во сне. Кикио перевела дух, поморщилась, потёрла рёбра и затылок. Боль медленно немела, становясь тупой и отползая. «Ну и сон! Жуть жуткая… Это, наверное, вчерашние события перемешались — крики роженицы с разбойничьим нападением…» Шур-шур, хрусь… «Ох ты ж!..» Кикио резко вскинула голову, оборачиваясь — кто-то возился на крыше! Но не успела она зашарить в поисках лука, как с кровли скатился прижимной булыжник, а следом за ним нечто покрупнее и помягче. Бух, ляп — глухо и сочно охнула сырая земля в огороде, принимая два падения. После чего снаружи матюкнулись свистящим шёпотом сквозь стиснутые зубы. Немного успокоившись, Кикио поднялась с пола. Похоже, её так выгнуло во время кошмара, что она скатилась со своего футона, приложившись об деревянные половицы по меньшей мере дважды… А вот домашней юкатой поверх одеяла она с вечера точно не укрывалась. Каэдэ, что ли, позаботилась?.. Прихватив лук с колчаном, она выглянула наружу. В вышине сияла вся роскошь Небесного Пути*, над начавшим розоветь восточным горизонтом ярко красовалась Ткачиха*, а у стены под свесом крыши притаился силуэт, слишком плотный для тени. Привычные пальцы сами собой натянули тетиву — быстрее мысли, быстрее взмаха ресниц. — Это ты? — негромко спросила Кикио, придержав готовую сорваться в полёт стрелу. — Ну я, — буркнула тень и засопела. Нет, ему бесполезно объяснять, что однажды такое неожиданное появление кончится плохо. Кикио вздохнула, опуская оружие. — Ты меня укрыл юкатой? В темноте фыркнули, да она и не ждала ответа, и так ясно. — А чего ты полночи зубами стучала? — неохотно проворчал Инуяша, не меняя скрюченной позы. Похоже, ушиб колено об камень, приземлившийся первым. — Погоди, я сейчас, — Кикио нырнула в дом, безошибочно нашла в темноте свой лекарский заплечный короб, достала нужную мазь и поспешила обратно. Полукровка, пытавшийся куда-то ковылять, при её появлении поспешно плюхнулся обратно в тень, проскрипев что-то вроде: «У, зар-раза!». Кикио не собиралась гадать, относится это к ушибу или к ней. — Подними штанину, сейчас помажем и станет легче, — мягко потребовала она, приближаясь и тщательно избегая резких движений. — Отстань! — Тебе же больно, — ещё один скользящий шаг вперёд. И ещё. — Х-ха! Я демон, мне пофиг! — Тогда почему так согнулся? — ещё полшага. — Стой где стоишь! — зарычал Инуяша, резко меняя тон. Шутки кончились, он ощетинился всерьёз. Кикио остановилась с поднятой ногой. Ме-едленно-медленно поставила босую ступню на огородную грядку — ещё чуть ближе к ушибленному. — Не подходи, я сказал! — Почему? — Потому что. «Э нет, видать сильно его приложило. Вон, даже не ругается почти, — подумала Кикио. — Странно, ведь на нём такие мелкие увечья заживают почти моментально… Любопытно, а почему его белые волосы в темноте не выделяются, неужели тень от угла дома настолько густая?..» Из-за горного склона брызнул ввысь первый солнечный луч. Гулко, точно огромная скала, упавшая посреди пруда и окатившая тугой волной, плеснула демоническая аура. В следующий миг Инуяша одним прыжком вскочил на крышу, сверкая белоснежной гривой, и зловеще захохотал. То есть, он, видимо, хотел бы хохотать зловеще, да только смех получился натянутый, пополам с явным облегчением. — Гах! Глупая девка! «Согну-у-улся»! — передразнил он. — Выдумывай больше! — и громадными своими прыжками рванул к лесу. Кикио проводила его взглядом, мысленно пожала плечами. Мало ли как может действовать на демонов лунное затмение — видимо, сегодняшние странности полукровки относятся именно к этому явлению. Хотя, конечно, любопытно, с какой стати ему вдруг захотелось позаботиться о ней, Кикио, да ещё так по-домашнему, будто укрывать её потеплее для него в порядке вещей… Солнце потихоньку карабкалось из-за горы, точно деревенский мальчишка, упорно лезущий на неудобный сплошной забор. Кикио медленно, глубоко вдохнула пахнущий росой воздух. Предстоял ежеутренний поход по окрестностям за травами по пути в пещеру, собственно пещера, ритуал очищения и упражнения кюдо возле водопада. Обычное утро.***
— Сестрица, а сестрица! А это от чего травка? — Эта? От живота. Снимает колики. — А эта? — Сил больному прибавляет. Потом покажу, с чем её заваривать. — Сестрица, а эта? — Эта? Кровь запирает, если отваром рану промыть… Каэдэ увязалась следом. Кикио подумала-подумала — и отсылать девчушку домой не стала. Нехорошо, что учение идёт такими срочными темпами, малышка наверняка ещё от Тамако не отошла, но… неизвестно, сколько протянет сама Кикио (проклятый Камень всё чаще привлекал нечисть, и всё более сильную), а разбойник сам навёл на мысль. Раз уж всё равно приходится с ним возиться, надо использовать обстоятельства как можно разумнее. «Значит, сна-адобья на тебе испытывают, да? — думала Кикио ожесточённо. — Ха, паршивец! Ну-ну! Побудешь у меня учебным пособием, не лопнешь. Благо, с такой ученицей как Каэдэ, за тебя можно не беспокоиться вовсе, везучий ты мерзавец. Ох, твоё бы везение, да добрым людям…» — Каэдэ! — Да, сестрица? — Сегодня покажу тебе, как лечить глубокие ожоги. Заодно покажу порядок действий, как ухаживать за полностью лежачим больным… — Как ты его только терпишь, сестрица?! — наконец не выдержала Каэдэ, когда они, закончив дела в пещере, уже подошли к водопаду. Лежачий разбойник сегодня превзошёл сам себя. Помимо отборных словесных помоев, он исхитрился обмочить Каэдэ рукав, и очень этому обрадовался. Девчушка — Кикио видела — еле-еле удержалась, чтобы не стукнуть его ложкой и не грохнуть миску с супом об смердящую гнойными бинтами голову. Кикио вздохнула. — Запомни, Каэдэ. В тяжком нездоровье люди зачастую — невменяемы. Просто не понимают, что делают и что говорят. В храмовой лечебнице хватало таких. Выздоровев, они сами изумлялись и ужасались, когда им рассказывали про их же собственные выкрутасы во время болезни. Тяжёлые раны и ожоги тоже вызывают лихорадку. Возможно, когда этот человек придёт в себя, он и сам устыдится своего поведения… — А если нет? — личико Каэдэ пылало негодованием, точно начищенное медное блюдце. — А нет — значит нет, — пожала плечами Кикио. — Это уже на его совести, а не на нашей. — Но сестрица, зачем мы с ним вообще возимся?! Кикио остановилась и посмотрела на ученицу прямо и внимательно. — Ты можешь предложить выход? Давай, я слушаю. Предлагай. — Ну… э-э-э-э… напоить дурман-травой… — Убить беспомощного — тяжкий грех, — подсказала мико. — Нет-нет! — испугалась Каэдэ. — Но просто не приходить… — Чтобы умирал от лихорадки и жажды долго и в чудовищных муках? То есть, убить с предельной жестокостью? — Н-нет… но позвать кого-то из деревни… — Убить чужими руками? — Нет… А совсем не подбирать его… — Равнодушно пройти мимо умирающего надо было? — А другим лекарям передать… — А где у нас в округе другие лекари? А если б и были — с какой стати им брать на себя нашу работу? Каэдэ отвела глаза и обиженно засопела. — Так нечестно! Он слишком гадкий, почему мы должны… Мико присела на корточки и ласково взяла малышку за плечи. Тронула пальцем за нос, чтобы та посмотрела на неё, мягко улыбнулась возмущённой мордашке. — Потому что настоящий лекарь помогает всем, кто нуждается в помощи. И хорошим, и гадким. Тем более, что некоторые хорошие, заболев, становятся гадкими, а гадкие больные потом выздоравливают и становятся хорошими. Каэдэ недоверчиво надулась. Кикио снова мягко улыбнулась одними краешками губ. — А хочешь, я тебе большой-большой секрет скажу? — Ага! — Каэдэ забыла дуться и жадно приоткрыла рот. — Так вот: большинство плохих людей на самом деле просто больны. Подумай над этим. А теперь — мыться-закаляться! Кто первее до водопада? — А я первая, я первая! — Уф, молодец, Каэдэ, за тобой не угнаться! — Кикио ненадолго позволила себе расслабить лицо — и прямо почувствовала, почти увидела со стороны, как оно скисает от накопившейся усталости. Нет уж, если дать слабину, потом трудно собраться. Не сметь! И она заставила себя встряхнуться, бодро скинула жреческое облачение и нырнула под ледяные струи. Бр-р-р-р! Усталость как рукой сняло.***
— Сестрица, так отчего же их не вылечить? — спросила Каэдэ, когда они уже поупражнялись и почти подошли к деревне. — Кого? — Всех плохих людей, чтобы стали хорошими! — Не для каждой болезни найден способ. Но иногда получается. — Кикио осеклась и прислушалась. Со стороны леса приближались пронзительные заполошные вопли сразу в несколько глоток. Скоро стало можно разобрать слова: — Чаловекав уби-и-или! Убили чалове-ека-ав!