These things take time

— Ну что за выражение лица? Да ладно тебе! Разве ты не гордишься собой? Он гордится. День действительно прекрасен, а небо такое чистое, будто сам город дает им благословение. Люди все приходят. Конечно, Анжольрас пытался объективно прикинуть численность потенциальных участников и до самого митинга, но то, что происходит на самом деле, удивляет даже его. Мариус говорит, что десятки тысяч людей со всего Парижа сейчас направляются к Дворцу инвалидов. Анжольрас не верит своим глазам. Повсюду плакаты и транспаранты, белые рубашки, камеры и просто поднятые вверх руки. Люди кричат что-то с крыш автомобилей и импровизированных сцен. От этого по-настоящему захватывает дух. Но что-то все же не так. Еще несколько месяцев назад он и подумать не мог, что что-то сможет омрачить такой день. Да, ведь несколько месяцев назад еще не было ничего, кроме митинга, Друзей и борьбы за мир и мечту. Наконец, этот день настал, но его мысли не так ясны, как предполагалось, а сердце не так предано делу. Он точно не знает, сколько раз представлял себе, что Грантер будет с ними в этот день. Но его нет. И это тревожит Анжольраса больше, чем ему хотелось бы. Мариус с гордостью объявляет текущую численность митингующих, обнимая просто сияющую Козетту, а Анжольрас всматривается в толпу в попытке увидеть того, кого, он знает, сегодня здесь точно не будет. — Как дела у остальных? — Все донесения с фронта носят исключительно мирный характер, мой капитан, — подмигивает Курф, — Фейи и Понин следят, чтобы Баорель не натворил глупостей, Кетта с кавалерами уже бегут через Люксембургский сад, Жеан и Ферр несколько минут назад зашли в подземку, — он остановился и посмотрел на Мариуса с Козеттой, которые тоже заметили один недостающий в списке элемент. — Кто-то связывался с Грантером? — осторожно спросила Козетта. — Он не придет, — отвечают Анжольрас и Курфейрак. Вместе. — Откуда ты знаешь? — немедленно спрашивает Анжо. — Откуда ты знаешь? — прищуривается Курф. Ему сейчас надо выходить на трибуну с речью, у него нет времени на все это. Но трое друзей пристально смотрят на него, поэтому Анжольрас вынужден ответить: — Мы немного поссорились вчера. — Серьезно? Стоп, подожди, а когда именно? — Какая к черту разница? — Просто хочу узнать, было это до или после… — Курф замолкает. — До или после чего? — именно от такого взгляда Анжо шарахаются даже взрослые крепкие люди. — Мы хотели рассказать тебе попозже, — тихо говорит Козетта. Уму непостижимо, они так долго планировали этот митинг, а теперь стоят прямо посреди площади, обсуждая Грантера. Правда, Анжольраса это сейчас волнует меньше всего: — Рассказать что? — Ну, мы типа пытались поговорить о его зависимости, — замялся Курф, — вышло как-то не очень. — Что ты ему сказал? — от голоса Анжольраса по коже пробегает холодок. — Знаешь, он стал меньше пить в последнее время, — Курф смотрит себе под ноги, — мы просто подумали, что он слишком сильно на себя давит… из-за тебя. Они молчали какое-то время. — Анжольрас? — наконец позвал Мариус. — Ваш разговор ни черта не сработал, потому что вчера он был очень пьян, — Анжо немного помолчал, — почему вы, черт возьми, не сказали мне? — Анжо, пойдем уже, — Курф все еще старался на него не смотреть, — нам показалось, что тебя сейчас лучше не втягивать. Не втягивать его. Анжольрасу очень хочется рассмеяться. Его, единственного, кто виделся с Грантером каждый день, кто по его тону может безошибочно определить настроение художника, кто по малейшему изменению в лице видит, что Эр на грани паники. Не втягивать того, кто говорит и спорит с Грантером чаще их всех, кто заставляет его улыбаться и позволяет рисовать себя, лишь бы Грантер чувствовал себя хорошо. Это именно он, Анжольрас, покупает Грантеру завтраки и сидит с ним ночи напролет. Он, и никто другой. Эр был прав, Анжо настолько старался сохранить их дружбу в тайне, что никто из их общих друзей ничего даже не заметил. Никто заметил, как круто за это время поменялась жизнь Анжо. И никто даже не подумал позвать его на помощь. — Подожди, когда ты вообще видел Эра? Он не ходил в кафе, — голос Мариуса возвращает Анжольраса к реальности. — Сегодня утром. — Где? — У него дома, — огрызается Анжо, — Еще вопросы? Мариус выглядит так, будто у него в голове еще миллиард вопросов, но одного взгляда на разгневанного Аполло хватает, чтобы он лишь испуганно покачал головой. Видимо, рассудительная Козетта посчитала, что Курфа и Анжо сейчас лучше оставить наедине, поэтому она легонько потянула Мариуса за рукав, уводя его за собой. — Не хочешь рассказать мне, что происходит? — прямо начинает Курф. — Не хочешь рассказать мне, почему Комбефер все еще не приехал? — обида растет внутри Анжо, — Почему в последнее время вас вообще нельзя собрать в одном и том же месте? Курф вздрагивает. Это не то, что он хочет сейчас обсуждать. Вместо этого он возвращается к мысли, которую долгое время старательно отгонял от себя, — кажется, сердце Анжольраса действительно сделано из мрамора. — Прости, — быстро говорит блондин, — я просто немного беспокоюсь за вас. — А мы беспокоимся за тебя, — Курф пытается улыбнуться, — и за Эра. Похоже, мы пропустили свою молодость и сразу стали заботливыми мамулями, раз так друг за друга беспокоимся. Ты правда не хочешь рассказать мне, что случилось? — А ты? — Ты когда-нибудь добровольно копал себе яму настолько глубокую, что шанса выбраться уже нет? — усмехается Курф, — А потом думал о том, почему, черт возьми, не остановился? — прибавляет он уже тише. — Мне пора читать речь, — Анжольрас не хочет это признавать, но он испугался откровенного разговора. Ему действительно пора выступать с речью. С той самой, которую Грантер правил для него. И еще ему вообще-то надо координировать собственный митинг. Анжольрас еще никогда не был так зол на себя. Он не понимает, почему не может сделать то, что делает всегда: разграничить. Оставить мысли о Грантере где-то в уголке своего сознания, а все остальное внимание отдать тому, что действительно важно. Все его шаблоны рушатся на глазах, что-то внутри него подсказывает, что важен не только митинг — не только то, на что он убил кучу сил и времени. Анжольрас просто не может примирить эти две свои стороны. Он всегда умело расставлял приоритеты — это и сделало его тем, кто он есть, привело ко всему, чего он достиг, заставило тысячи людей собраться здесь сегодня. И именно сегодня часть его так по-бунтарски рвется прочь отсюда, шепча, что есть нечто важнее. Может, так и есть. Жаль, что это осознание не пришло чуть раньше: не в день митинга, до того, как Анжольрас сам все испортил. — Ты прав, революция прежде чувств, — кивает Курф, — иди, заставь нас всех гордиться тобой. Митинг транслируется в любую точку города. Тысячи людей, не пришедших сегодня на площадь, все равно услышат его. Это немного подбадривает Анжольраса, он мысленно напоминает себе, что все сможет, и поднимается на сцену.

***

— Привет, да, все еще жив. Как и час назад, — Эр недолго молчит, — Понин, ты там? — Тебе надо прожить еще хотя бы пару часов. — Ты же знаешь, что это худшая вещь, которую можно сказать человеку? Ты… видела его сегодня? — Я уверена, что ты сам сейчас смотришь трансляцию, — связь катастрофически плохая. — Ответь на вопрос. Ты видела его сегодня? — Какие-то придурки начали кричать на полицию и кинули в них чем-то… — Ты ранена? — быстро спрашивает Эр. — Нет. — Господи, просто скажи мне уже. — Боссюэ ударили по голове. Кетта, Жоли и я с ним в больнице. Говорят, ничего серьезного. Курф сказал, что они с Мариусом и Козеттой в полном порядке. Фейи остался искать Баореля. Грантер уже собирался дистанционно убить Эпонину, но она успела сказать: — Анжольрас помог нам довезти Боссюэ в больницу. — Он сейчас с вами? — Эр даже не пытается сдержать вздох облегчения. Почему нельзя было сказать сразу? — Он почти сразу уехал, — тихо ответила Понин. — Уехал? — Грантер ничего не понимал, — Куда? Обратно на площадь? — Надеюсь, нет, он и так уже, — она запнулась. — И так уже что? — Ничего, — пробормотала она, — просто, думаю, он слишком переживает, что на его митинге многие пострадали. Не волнуйся, я позвоню тебе, если будут новости. — сказала Понин и повесила трубку. Не волнуйся. Анжольрас сейчас неизвестно где занимается неизвестно чем, а она говорит «не волнуйся». Он повторяет эти слова как мантру в своей голове, пока натягивает джинсы и собирается выйти на улицу, чтобы обойти каждый чертов район Парижа, допросить каждого идеалиста-идиота в его поле зрения и найти, черт возьми, Анжольраса. Вот тогда он перестанет волноваться. Он замирает, когда, открыв дверь, видит по другую сторону Анжо, видимо, собравшегося стучать. Тут сложно не волноваться. Анжольрас весь растрепан, его белая рубашка перепачкана в грязи, все руки в царапинах и порезах. А по лицу стекает струйка крови. — Скажи мне, что ты приехал на машине, — единственное, что сейчас может сказать Эр. — Пешком, — коротко отвечает блондин. — Тогда я сейчас же вызываю такси и везу тебя в больницу. — Я в порядке. — Если ты не заметил, у тебя лицо в крови. — Я в порядке, — повторяет Анжольрас и вытирает кровь со щеки, — я пришел сюда не для того, чтобы ты отвез меня куда-то еще. — Боже мой, — Грантер наконец пускает Анжо в квартиру. Он с трудом соображает, когда тащит Анжольраса в ванную и усаживает на раковину. К его удивлению, он позволяет себя вести и совсем не сопротивляется. — Собирался куда-то? — спрашивает блондин. — Типа того, — Эр не в состоянии сейчас вести светскую беседу, — надо остановить кровь. Его руки дрожат, когда он смачивает полотенце под струей холодной воды и прикладывает его к виску Анжо. Порез неглубокий, но кровь не останавливается. Он споласкивает полотенце, снова мочит, снова прикладывает. Единственный звук во всей ванной — его собственное тяжелое дыхание. Анжольраса, кажется, совсем не волнует собственная рана. — Я не должен был приходить без приглашения, — это звучит как вопрос. — Ты не должен был пострадать, — резко одергивает Грантер, снова прикладывая полотенце, — все, я звоню Комбеферу, — он уже достает телефон. Но Анжольрас кладет свою руку поверх его. Грантер забыл как дышать. Прикосновение Анжольраса такое легкое, но все это несправедливо, несправедливо. Его Аполлон стоит так близко, что Эр легко бы мог положить голову на его плечо, уткнуться куда-то в шею и просто больше никогда никуда не отпускать. Это Анжольрас истекает кровью, но трясет почему-то Эра. Все это так несправедливо, так несправедливо. Он убирает руку Анжо и, спотыкаясь, выходит из ванной. Анжольрас слышит, как громко хлопает дверь спальни. — Он здесь, — сообщает Грантер, как только Комбефер берет трубку. — Он ранен? — сразу же спрашивает тот. — У него небольшой порез на голове. Не думаю, что он вообще заметил собственное ранение, заявился сюда как Иисус Христос. Ферр, ты тут? — Да. — И что мне делать? — То, что уже делаешь. — Ты сейчас серьезно? Никто не хочет приехать и забрать его? — Пусть он лучше останется у тебя, просто промой рану, все будет в порядке, не забывай дышать глубже. — Это лучший совет, — смеется Эр и кладет трубку. Сейчас в его ванной истекает кровью Анжольрас. Тот самый Анжольрас, который вдруг пришел именно к нему. А еще он почти держал его за руку. Дышать, как завещал Комбефер. Заходя в ванную, Эр боится, что там уже никого нет. Но Анжольрас все так же сидит на раковине, кровь снова идет. Блондин смотрит на Эра как-то слишком неуверенно. И это пугает Грантера. — Мне уйти? — тихо, но твердо спрашивает Анжольрас. — С чего бы тебе уходить? — Мы вроде как вчера поссорились. — А, — выдыхает Эр, доставая новое полотенце, — не шевелись. Он снова пытается остановить кровь. — При травмах головы обычно советуют не спать пару часов, — это, наверное, единственный полезный факт, который он узнал из многочисленных попоек с Комбефером. — Да… — Прости за вчерашнее, — не давая ему закончить, быстро говорит Эр. — Курф мне все рассказал, — начал он осторожно, — ты в порядке? — Забудь, — Эр пытается казаться непринужденным, — хочешь пойти посмотреть что-нибудь? Ну, чтобы не уснуть. — Да, — улыбается Анжольрас, — если ты, конечно, не против, чтобы я остался. — Только не новости, — сразу предупреждает Эр. — А что тогда? Это напоминает Грантеру первые дни их нормального общения. Когда они еще не успели наговорить друг другу гадостей и просто пытались друг друга получше узнать. Эр все так же не может перестать нести всякую чушь, а Анжольрас не может скрыть улыбки. Блондин наконец-то слазит с раковины, и какое-то время они с Эром стоят лицом друг к другу. Анжольрас намного выше его, и Грантер это просто обожает. Однако он понимает, что не сможет долго вести себя адекватно, пока его божество стоит так непозволительно близко. — Пойдем, у меня есть очень много крутых фильмов. Анжольрас объявляет, что сядет на свое место, и у Эра снова перехватывает дыхание. Но громадное кресло завалено эскизами и чертежами, а разбирать все это не хочет никто, поэтому блондин, плохо скрывая свое негодование, садится на диван. — Я не знаю и половины этих фильмов, — говорит он, листая список на ноутбуке Эра. — Это классика, — Грантер не может не улыбаться, глядя на то, как хмуро Анжольрас смотрит на обширный список черно-белых фильмов, — не любишь старое кино? — Я вообще не часто смотрю кино. — Да, конечно, — фыркает Эр, — Держу пари, ты смотришь только документалки про Робеспьера. — А это что? — Анжольрас недоволен. — Святой Грааль, — Эр видит, что это не объяснило Анжо ровным счетом ничего, — ну ты что, это же Монти Пайтон. — Это словосочетание должно что-то означать? — Да как ты вообще мог не слышать про Святой Грааль, ты, обыватель? — Вот так, — смеется Анжольрас. — Это надо срочно исправлять. — Это же комедия, да? — Анжольрас продолжает улыбаться. — Комедия, — повторяет Грантер, — Господи Иисусе, как ты вообще существуешь? Вся абсурдность ситуации заставляет Грантера тихо засмеяться. Он думал, что Анжольрас больше никогда в жизни не заговорит с ним, а сейчас они сидят под одним чертовым пледом и смотрят, не поверите, Монти Пайтон. Нынешняя ситуация не вписывается ни в один из миллионных сценариев Эра по примирению с Анжольрасом. Грантер с облегчением наблюдает, как все напряжение покидает Анжольраса, и тот искренне смеется. Грантеру кажется, что он счастлив. Они сидят почти вплотную друг к другу, но Анжольрас не отодвинулся, чтобы увеличить расстояние, и Эру этого вполне достаточно. Он знает этот фильм наизусть, поэтому не особо следит. — Это будет продолжаться вечно? — Эр поворачивает голову на голос. — Нет, Анжо, не засыпай, пожалуйста. — Я устал, — Анжольрас правда выглядит уставшим и каким-то… потерянным. Но это бред, кто-кто, а Анжо точно не может быть потерян. Он всегда знает, чего хочет. Но сейчас почему-то сидит на диване Грантера и отчаянно пытается не уснуть. — Что сегодня случилось? — Все шло нормально, а потом мы… я потерял контроль. Я ничего не смог сделать. — Ты и не должен был, — тихо отвечает Эр. — Митинг был под моей ответственностью, — горько смеется Анжо, — слышал про Боссюэ? Он не единственный пострадал. Людей арестовывали прямо у меня на глазах, не знаю, почему полиция не забрала и меня. Я обещал, что митинг будет мирным, я должен был что-то сделать… — Ты не можешь контролировать все на свете, — строго говорит Грантер, — никто на твоем месте не смог бы сделать большего. Анжольрас немного выпрямился и посмотрел на него… с надеждой? Удивленно? Грантер не может сказать точно. — Ты прав, наверняка многие просто пришли с целью погромить что-нибудь, так бывает на каждом митинге. Я не подумал… — Но все они слушали тебя, пока ты выступал. — Ты смотрел, — вдруг понимает Анжольрас. — Конечно, — отвечает Эр, — хотел узнать, сохранишь ли ты мои правки, — Анжо закатывает глаза, — ты был великолепен. Анжольрас вздыхает и отводит взгляд. Грантеру очень хочется повернуть его обратно. Он ведь не может не знать, да? Не знать то, как прекрасно он выглядит, стоя там, на трибуне, веря, что сможет изменить мир. И речь не только о внешности. В такие моменты чувствуется сила, которая появляется неизвестно откуда, завораживая всех слушателей, заставляя их верить в то же, во что верит прекрасный оратор. Эру не верится, что такой удивительный человек спит в его постели, завтракает вместе с ним, смеется над его шутками, а сейчас сидит с бинтом на голове именно на его диване. Он мог отправиться куда угодно, но он здесь. Анжольрас смотрит на Грантера, и, может быть, виноват свет ноутбука, но Эру кажется, что блондин слегка покраснел. — Но стоило ли оно того? Многие пострадали. Честно признаться, я никогда не задумывался об этой… практической стороне вопроса. Я был слишком увлечен своей идеей, — он немного помолчал, — черт, Боссюэ мог погибнуть. — Эй, — он видит, как Анжольрас дрожит, — Понин звонила мне, с Боссюэ все в порядке. Он осторожно касается руки Анжольраса, и тот поворачивается, прижимаясь щекой к спинке дивана и подтягивая колени. Грантеру кажется, его сердце сейчас выпрыгнет из груди. — Похоже, я выгляжу совсем плохо, раз ты говоришь мне такое, — Анжольрас слегка улыбается. — Я говорю правду, — Эр не может найти в себе силы убрать руку от Анжольраса, — ты сделал все возможное, людям просто не за что тебя винить. Зато теперь куда больше людей узнают о вас. — Не могу поверить, что ты все это говоришь, — улыбка Анжольраса становится шире. — Что? Почему? — Почему? Ну ты же всегда говоришь, что я не думаю перед тем, как что-то сделать, — Анжольрас изогнул бровь. — Да, но… Я просто веду себя как придурок. — Иногда ты говоришь то, о чем я на самом деле думаю, — Анжо закусывает нижнюю губу, — у тебя просто какая-то необъяснимая способность всегда проникать в самую суть дела. Даже… особенно, когда я не хочу, чтобы кто-то нашел изъян, — это все звучит как признание, — если бы я побольше тебя слушал… Я имею в виду, я знаю, что ты прав. И иногда я ненавижу это. Грантер мечтает, чтобы земля разверзлась у него под ногами в этот самый момент. Он никогда и подумать не мог, что Анжольрас слушает все, что он говорит. Что он принимает это все так близко к сердцу. Черт, от одной мысли, что его пьяные бредни могли причинить Анжольрасу боль, Эр хотел закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Анжольрас сидит слишком близко, в его глазах читается подавленность, но в то же время и нежность. Грантер считает себя сильным хотя бы потому, что дает Анжольрасу пространство. Он разъединяет их руки и, Боже мой, Анжольрас просто обязан его остановить. Грантер тянется к его лицу, аккуратно кладет руку на бинт, спускается ниже по щеке, по линии подбородка. Анжольрас закрывает глаза, наклоняется вперед и устраивается на плече Грантера. Эр чувствует размеренное дыхание на своей шее. За всю свою жизнь он пробовал разные наркотики, но ни один из них не сравнится с этим. Он не знает, что делать. Он был уверен, что Анжольрас оттолкнет его, но вместо этого блондин покорно лежит на его плече. Грантер вдыхает запах его волос, проводит дрожащими пальцами по шее, и снова гладит его по голове. Анжольрас что-то бормочет, и этот низкий грудной звук эхом отдается у Эра под ребрами. — Теперь я могу поспать? — шепот Анжольраса остается на коже Эра. — Да, — Грантер сидит в, наверное, самой неудобной позе, которую только можно выдумать, но он без проблем даст обет никогда больше не шевелиться, если есть такой обет. Анжольрас просто так играет с краем его футболки, но Грантер не может думать ни о чем, кроме того, чтобы не сказать это нечаянно вслух. «Давай, пожалуйста». Анжольрас вытягивает руку, обнимая его за талию. — Я должен был быть там сегодня, — вдруг говорит Эр. — Ты бы все равно ничего не смог сделать, — бормочет Анжо. — Я бы никому не позволил навредить тебе. Это все уже слишком, чувства Грантера слишком очевидны. Но, говоря по правде, когда они такими не были? И Анжольрас все равно никогда не замечал. Но ничего уже не будет как раньше, с каждой минутой, пока голова Аполло лежит на его плече, Грантер готов поклясться, его сердце расходится все новыми и новыми трещинами. Грантер гладит его по волосам так аккуратно, как только может. Анжольрас засыпает: его дыхание выравнивается, а тело становится тяжелее. Должно быть, он очень устал. Грантер чувствует себя по-настоящему счастливым, и единственное его желание — защитить своего Аполло от всего на свете. В это же время он думает, что лучше бы сегодняшнего вечера никогда не было. Потому что мысль о том, что это единственный раз, когда Анжольрас так засыпает в его объятиях, невыносима. Через несколько минут или часов дверь в квартиру открывается. Грантер напрягается, но Анжольрас не просыпается, только слегка меняет позу и крепче обнимает Эра. Грантеру забавно представлять лицо Фейи, когда он их увидит. Это действительно забавно: парень останавливается как вкопанный и от удивления открывает рот. Потом, правда, начинает улыбаться. — Если разбудишь его, — говорит Грантер шепотом, — я убью всех, кто тебе дорог. Фейи тихо хихикает и на цыпочках удаляется в свою комнату. Грантер слушает дыхание Анжольраса и не понимает, когда засыпает сам.

***

Он слышит биение чужого сердца, когда просыпается. Поза немного неудобная, но ему очень тепло и мягко лежать на чьей-то руке. Анжо чуть было не заснул снова. Но тут к нему приходит осознание того, что рука вообще-то не чья-то, это рука Грантера. Анжольрас аккуратно поворачивает голову. Эр спит как убитый. Блондин видит темные круги у него под глазами. Анжо исполняет целый акробатический этюд, пытаясь осторожно вылезти из объятий друга. Эр выглядит уставшим, но умиротворенным. И, уже стоя на земле, Анжольрас еще целую минуту смотрит на него. И только потом догадывается посмотреть немного правее. Фейи поднимает кружку кофе в знак приветствия. Анжольрас чувствует, как его щеки необратимо краснеют. Он просто хочет лечь обратно и притвориться, что всей этой неловкой сцены не было. Фейи с трудом сдерживает смех, а Анжо возвращает себе невозмутимость и спокойно пытается разгладить складки на одежде. Складки от ночевки на диване. На диване с Грантером. Внезапно он видит на полу свой телефон, где оказывается дюжина непрочитанных сообщений. Фейи уже допил свой кофе и теперь просто смотрит на него как на какое-то очаровательное существо. Анжольрасу интересно, расскажет ли сосед Грантера кому-нибудь о том, что видел этим утром. Но еще больше ему интересно то, почему ему самому хочется, чтобы Фейи кому-то рассказал. — Я ухожу через десять минут, — шепотом сообщает Фейи. Анжольрас кивает, пытаясь избегать зрительного контакта. Он смотрит на Грантера, потом смотрит на пол и замечает бутылки, которые не увидел вчера. Он не сразу понимает, что собирает их и несет в тайник по версии Грантера. Но Анжольрас знает, что все это добро хранится на кухне в шкафчике под раковиной. Потом он просто стоит и смотрит в окно на кухне. Кажется, день будет солнечным. Наконец, он слышит звук открывающейся и закрывающейся входной двери и возвращается в гостиную. Он смотрит на все так же спящего Грантера, убирает прядь волос с его лица, находит ручку и карандаш, быстро пишет записку, прячет ее под подушку и уходит, тихо прикрыв дверь. На улице он начинает читать сообщения. Комбефер [6:12: 34]: ты в порядке? Да. Нет. Лучше позвонить. — Привет, — Ферр сразу же берет трубку. — Привет, все наши в порядке? — С Боссюэ все хорошо, не переживай, — но Анжольрасу почему-то легче не становится, — ты собираешься домой? Точно. Грантер же все-таки позвонил ему прошлой ночью. Слава Богу, Ферр не потребует у друга детального рассказа о прошедшей ночи, а то Анжо боится, что при первой же возможности расскажет ему все. — Ты хоть позавтракал? Через двадцать минут они встречаются в кафе и садятся за угловой столик. Анжольрас сидит и пьет свой кофе минут десять, старательно избегая взгляда Ферра. — Я сильно облажался? — внезапно говорит блондин. — Что? О чем ты? — Я… черт, я даже еще не видел новостей. Получается, я сбежал с собственного митинга. — А что еще ты мог сделать? Оставить Боссюэ там? — Комбефер хмурится, — Никто не думает, что ты сбежал. Ты сделал все, что смог. Мы ведь не могли знать, что придет столько людей. — Говоришь как Грантер, — фыркает Анжо. — Тогда Грантер явно мудрее, чем принято считать, — на этих словах Анжольрас с облегчением вздыхает. Земля не остановилась, и Ферр не собирается ничего больше спрашивать. — А ты чем занимался? — Я? Мы встретились с ребятами, когда ты уехал, а потом мы пошли к нам домой. — Кто «мы»? — Мы с Курфом, — немного помедлил с ответом друг. — А, то есть у вас все в порядке? — В каком смысле? — Не могу поверить, что ты оттягиваешь момент разговора, — смеется Анжо, — обычно таким занимаюсь я. А ты по идее должен быть самым взрослым из нас и все такое. — У нас все в порядке, — вздыхает Ферр. — А что вообще случилось? — Мы немного поссорились, но вчера сели и обсудили границы дозволенного. — Границы? — смеется Анжо, — С Курфом? — Вот именно, — наконец Ферр тоже смеется. — Курфейрак, так же известный как причина, почему я всегда запираю дверь в душе. Это с ним ты говорил о границах? — Главное, что он меня услышал, — Ферр больше не улыбается. Анжольрас мог бы отреагировать миллиардом способов, но он просто кивнул. И Ферр был очень благодарен. — Мы с ним сегодня договорились пообедать, мы иногда так делаем, хочешь тоже прийти? — В иногда обедаете? А почему никогда не звали меня? — Ты последнее время так занят, — Ферр немного краснеет, — так что мы думали тебя не беспокоить. — Ладно, — Анжольрас не хочет ни о чем думать, а прогулка в компании друзей должна помочь отвлечься от мыслей о Грантере, — я приду.