Утраченное искусство переписки

— Хватит уже суетиться надо мной, — Тони пожал плечами, рассматривая отражение в зеркале. Белая мантия с тремя красными поперечными полосами на руках и такой же бархатной отделкой вдоль центральной молнии называлась докторскими регалиями. К ней также прилагался серый берет; у него было своё официальное торжественное название, хоть и выглядел он как самая обычная долбаная гёрл-скаутская шапочка — или головной убор художника-позера. Стив стоял за спиной Тони, убирая с его плеч невидимые пылинки. У Тони возникло такое ощущение, что тот отыгрывал роль камердинера. Но именно сейчас (а точнее, вообще никогда) Тони не нужен был камердинер — ему нужен был бойфренд, который успокоил бы его нервы. Не каждый день выпускник получает на сцене МТИ сразу три докторских степени. — Это очень значимое событие, и я буду суетиться над тобой столько, сколько захочу, — заявил Стив, одетый по-парадному. Несмотря на то, что в качестве боевого капитана он по-прежнему относился к рядовому составу, согласно условиям программы ему разрешалось носить офицерскую форму. Во всём, за исключением соответствующего акта Конгресса, Стив считался самым настоящим офицером. Министр армии в настоящий момент работал над тем, чтобы участники новой программы по продвижению в полевых условиях получали повышение на тех же основаниях, что и все прочие. Несмотря на то, что многие рядовые вполне могли претендовать на офицерское звание, у большинства из них в рабочем графике просто не хватало времени на получение бакалаврской степени и дальнейшие учебные заморочки. Новая программа призвана была изменить эти порядки, насколько Тони понял. Ему до сих пор взрывал мозг тот факт, что он столько узнал о званиях, рядовых, офицерах — и за такое короткое время. Когда он, как больной щенок, повсюду носился за своим отцом, то на армию смотрел с одной-единственной точки зрения: как на покупателя оружия. Стив многому его научил, и Тони считал, что для него честь разделить этот день со своим парнем, особенно если учесть, что Стив сегодня тоже получал степень — только бакалаврскую. — А как же ты? — Тони через зеркало посмотрел на Стива. — Над тобой тоже надо посуетиться. Стив, правильно распознав его намерения, порозовел. — Никакой суеты, пока всё не закончится. Я только-только постирал и отгладил форму. Тони обернулся, пересчитал медали; Пурпурное сердце, награда за доблесть, притягивала его взгляд сильнее всего. У Стива было так много медалей, что Тони до сих пор плохо в них ориентировался. — Слушай, ты как-нибудь просто обязан ознакомить меня с каждой из твоих регалий. — Как-нибудь, но не сегодня. Сегодня целиком и полностью принадлежит тебе, — на одном вдохе пробормотал Стив. Ему свойственно было так поступать: преуменьшать значимость собственных достижений, чтобы отвлечь внимание от себя. — Не-не-не, у тебя это не прокатит, даже не думай. Ты сегодня тоже получаешь степень. — Это да, но мы уже обсуждали, что мне придется отслужить ещё четыре года, чтобы выплатить все долги за обучение. А значит — порой уезжать от тебя, — Стив принялся поправлять воротник Тони. Тот перехватил его ладони, поднёс к губам, поцеловал каждую и посмотрел ему в глаза. — Ты же знаешь, что я последую за тобой куда угодно, да? — Если меня направят в горячую точку, тебе там делать нечего. Совсем. Так что не надо, — Стив вздохнул. — Давай не будем думать об этом хотя бы сегодня. — Но ты всё же имей в виду: я всё равно последую за тобой, несмотря ни на что, даже если мне придётся создать себе высокотехнологичную броню, — Тони сжал руки Стива. — Это будет точка отсчёта моей истории как супергероя. Стив вскинул бровь: — Что ж, остаётся только надеяться, что меня не придётся замораживать, чтобы у тебя появился мотив для геройства. А то зачем тебе тогда летать повсюду и стрелять в злодеев лазерными лучами из глаз? — Из тебя никакой технарь. У меня будут не лазеры в глазах, а реактивные репульсоры в ладонях и унилуч в груди, — Тони клокочуще расхохотался. Стив только головой покачал: — Вот это сейчас было подозрительно похоже на злодейский смех. — Предлагаю подарить злодею поцелуй и трахнуть его перед церемонией, — Тони обвил руками талию Стива. — Тони, у вас нет времени на эту ерунду! Услышав мамин голос, Тони отскочил от Стива. Тот только рассмеялся: — Тони почти готов, мэм. Через минуту приведу его к машине. Мария, хитро покосившись на Тони, улыбнулась Стиву: — Как приятно, когда хоть кто-то в семье умеет расставлять приоритеты и придерживаться расписания, — окинув Тони быстрым взглядом, она подошла к нему и поцеловала в щёку. — Возможно, ты этого не заметил, но твой отец очень гордится тобой. — Что-то я сомневаюсь. Но спасибо, что сказала. Взяв его за руку, мама задержала её в своей. — Тебе очень повезло, что в твоей жизни появился капитан Роджерс. — Мэм, я… — Стив наконец залился тем ярко-красным румянцем, который Тони так обожал. А небольшое унижение было Тони даже на руку: возможно, получится подбить Стива на нечто большее, чем обнимашки, перед церемонией. — А ну-ка цыц, — прервала Стива мама. — Мы все знаем, что это святая правда. Благодаря тебе отец Тони теперь смотрит на его проект как на нечто нужное. — Как на необходимое зло, — пробормотал Тони, и Стив ткнул ему в бок локтём. Тони нахмурился, но всё-таки поддался огромной концентрации оптимизма, скопившейся в комнате. — Ну ладно, ладно. Папа решил начать всё с чистого листа. Негромко фыркнув, мама похлопала его по плечу: — А вот преувеличивать не стоит. Но ему понравилась идея того, что наша страна станет лидером в производстве чистой энергии и что это поможет нам удержать свою позицию в этом хрупком и изменчивом мире. — Ну да, мы же не хотим стать вторым номером, — закатил глаза Тони. Уловив Тот Самый взгляд Стива, он раздражённо выдохнул: — Хорошо, я понял. Буду паинькой. Внимательно посмотрев на него, мама повернулась к Стиву: тот только кивнул с таким видом, как будто готов был в любую минуту вытянуться по стойке смирно. Их с мамой отношения были даже теплее обычных приятельских, и Тони частенько ныл по поводу того, что их со Стивом мамы, как сговорившись, обращаются со Стивом так, как будто солнце светит у него из задницы. Впрочем, Тони грех было кого-либо винить: порой он сам себя вёл точно так же. — Спасибо, милые мои, — Мария и Стива клюнула в щёку (для этого ему пришлось наклониться). — Поторапливайтесь, машина ждёт. Тони напоследок крикнул ей: — Выглядишь прекрасно, мам! Ей действительно невероятно шёл строгий светло-голубой костюм. Она выглядела образцом зрелой красоты, чего Тони так и не заметил бы, если бы не Стив. Стив с его сердцем художника и разумом солдата. — Тони, ты мой умница, — Мария быстро отвернулась и торопливо покинула его половину лофта. У дверей она о чем-то тихо переговорила с Пеппер, после чего вышла. Тони выдохнул, пытаясь успокоиться. Он попробовал понять, откуда взялось его волнение, но не преуспел. За прошедший год он дописал три диссертации и защитил их на трёх суровых диссертационных советах — и теперь ему предстояло наконец завершить свою университетскую карьеру. В почтенном возрасте двадцати четырёх лет он получил такой объём образования, которого многим бы хватило на всю жизнь. Стив, взяв его за плечи, притянул поближе к себе: он легко распознал почти невидимые знаки, прочитав его страхи, переживания и радостное утреннее волнение. Они как будто целую вечность стояли вплотную и набирались друг от друга сил — и всё же этого было недостаточно. Плавясь в объятиях Стива, Тони вспоминал прошедший год: как всё осталось прежним и как вместе с тем всё изменилось. Привыкнуть к тому, что вместо «я» теперь «мы», оказалось непросто, но они оба справились — и даже более того, стали получать удовольствие. Стив какое-то время провёл в реабилитационном центре, и хоть вначале он и утверждал, что нисколько в этом не нуждается, в итоге он признал, что не выдерживает, что хочет помощи. Боль и ужас, родившиеся ещё в миссии, терзали его, и в итоге удалось докопаться до истины: эти чувства проистекали от того, что он своими глазами видел, как солдаты, американские солдаты, предавали своих. — Именно это ранило меня сильнее всего, — сказал ему Стив одной долгой тихой ночью. Они лежали на огромной кровати Тони, где места было хоть завались, однако Тони почти полностью заполз на Стива. — Помнишь, ты говорил, что у нас команда самых настоящих бро? Мы были семьёй. А семья — это то, во что ты всегда веришь и ради чего в любой момент можешь принести себя в жертву, понимаешь? Тони не понимал, но всё же молча кивнул, потому что именно это Стиву сейчас было необходимо. Ему требовалось выговориться. Тени страхов и непреходящего стресса мрачно таились в извилистых закоулках их отношений. — И чтобы тот, кого я знал, тот, кто так же, как и я, поклялся защищать Конституцию и страну, так поступил? Ради чего? Ради денег, ради известности? — Стив вздохнул. Его грудь поднялась и опустилась, и Тони уловил размеренное биение его сердца. — Никогда мне этого не понять. — А оно тебе надо? — задал Тони бесхитростный вопрос, который напрашивался сам собой. — Не уверен. Но это было бы неплохо с точки зрения того, чтобы больше не допустить подобного. Может, Рамлоу чего-то не хватало в его армейской семье? Были ли какие-то тревожные признаки? Я видел агрессию с его стороны. Но в некоторых подразделениях просто так заведено — они любят выставлять себя крутыми мудаками перед другими, — Стив погладил Тони по боку и задержал ладонь на его бедре. — Так ты просто хочешь убедиться, что сможешь предотвратить такие случаи? — резюмировал Тони. — Да, именно, — Стив передвинулся чуть ниже по кровати, не дав Тони соскользнуть. — Ты мне очень нужен сегодня. Дай мне почувствовать, что я с тобой. Тони выполнил его просьбу — и ещё как. К этому времени они со Стивом были вместе уже несколько месяцев, почти что год, но такой ночи у них ещё не бывало. Эта ночь стала откровением, признанием их бьющихся друг для друга сердец, их любви, их преданности, но более всего она знаменовала становление их из двух людей одним целым. Всем собой ощущая восхищение и желание, переполнявшие Стива, Тони воспринимал происходящее как нечто гораздо большее, чем физический акт. В этот момент любовь перестала для него быть совокупностью эмоциональных реакций, основанных на физиологии и гормонах, и превратилась в нечто трансцендентное, превосходящее возможности познания. Тони и на их со Стивом отношения стал смотреть по-другому. Главным в них были не его нужды, не его потребности. Он осознал, что такое сочувствие и самоотверженность. Впрочем, для них до сих пор оставалось загадкой, что будет с их отношениями, когда у Стива начнутся неизбежные командировки. Последний год Стив неотлучно находился на территории Штатов. Ввиду того, что его выздоровление и реабилитация ещё продолжались, армейское командование приписало его к Центру имени Уолтера Рида. Сам он официально пациентом не был и занимался тем, что помогал другим пациентам, одновременно с этим проходя курсы в Военно-медицинском университете. Кроме того, он ещё в качестве ассистента преподавателя обучал студентов-медиков тактическому планированию. Когда они с Тони только узнали об этом назначении, оно показалось странным. Однако оно помогло Стиву пройти самый худший восстановительный пост-травматический этап, когда ему нужно было только одно — чувствовать себя нужным. Благодаря тому, что Стив находился в Ди-Си — хоть и близко, но на некотором расстоянии — Тони смог сосредоточиться на своей работе. Каждый день он засиживался над исследованиями до глубокой ночи. В самом начале своей научной карьеры он рассчитывал, что напишет одну докторскую, но когда стал углубляться в свою тему и расширять её, то заявил ещё две диссертации — и его заявки одобрили. Первая и основная была посвящена электронной инженерии. К ней естественным образом примкнула вторая, по физике, а потом уже и третья подтянулась — по прикладному системному анализу. И пусть это направление пока считалось экзотичным, конкретно эта диссертация связала все его труды, посвящённые чистой энергии, воедино: его исследования в области мировой природы энергопотребления и неравенства между развитыми и развивающимися странами обогатили две других диссертации отсылками к текущей политической ситуации. Конечно, ему бесконечно помогли Стив и Пеппер, ставшие для него гидами в предмете той самой финальной докторской. — Мы готовы? — спросил Стив. Тони ещё раз прижался к нему. Он даже не представлял, чем его так взбудоражила предстоящая церемония. Сразу после Стив и Тони на месяц должны были отправиться в путешествие вдвоём. Тони это одновременно радовало и страшило, тогда как Стив, в свою очередь, болтал об этом, не затыкаясь, каждый божий день. Путешествие они решили разбить на две части: первую должен был распланировать Тони, вторую — Стив. Неприкрытый восторг, излучаемый Стивом, ставил Тони в тупик: он-то задумал всего лишь поездку в Европу с турпоходом по живописным местам, а Стив почему-то решил, что это будет грандиозное приключение. Так что, возможно, дело было в этом — или в том, что Тони прощался с детством, и перед ним открывалось огромное пространство взрослой жизни. Пожалуй, чересчур огромное. — Я здесь, с тобой, слышишь, — Стив погладил Тони по спине. — Не забывай об этом, хорошо? Тони улыбнулся — и как у него получалось так точно его чувствовать? — Я готов. Стив напоследок поцеловал его, и они рука об руку вышли в гостиную зону лофта. Здесь стояла Пеппер; в ее сияющих глазах поблескивали слезинки. В следующем семестре ей предстояло отправиться на практику в Калифорнию. Ничего фатального в этом не было: по сведениям Тони, она всё равно собиралась вернуться, чтобы работать на него. И всё же ему как ножом по сердцу резала перспектива перестать видеть её каждый день. — Ты уверена, что тебе никак нельзя пройти практику в «Старк Индастриз»? — в последний раз спросил Тони. — Уверена, — Пеппер сжала его незанятую руку. — Я вернусь. Ты же знаешь. — Ловлю на слове. Когда Тони прошёл через все церемонии, получил свою степень и надел на мантию заслуженный капюшон, мир вокруг вдруг рассыпался мелкими пикселями, а потом перевоплотился в нечто новое и прекрасное. Несмотря на то, что всё вроде бы осталось прежним, вместе с тем всё стало совсем иным. Друзья покидали его, разлетаясь, как птицы. Пеппер уезжала на практику, Т’Чалла — домой, Тор… а кто его знает? Они с братцем на пару были странными ребятами. Наташу ждала практика в Москве. Она собиралась встретиться с Клинтом в Будапеште, и Тони даже выяснять не хотелось, зачем. Вот к чему приводил выпуск — он разлучал семьи и друзей. Предполагалось, что это праздник, начало чего-то нового, однако из поля зрения как-то выпадало, что это же был и конец. Конец того благословенного этапа, когда всё ясно и просто, конец жизни в качестве университетского всезнайки. Тони покидал альма-матер и приступал к восхождению по бесконечной лестнице — или к гонке, кому как больше нравится. Стив, как верный телохранитель, не отходил от него во время торжеств ни на шаг, сумев отразить даже недовольные взгляды отца, и вывел его из шума и хаоса в целости и сохранности, вернув обратно в лофт. Родители Пеппер приехали в город, поэтому на ночь она ушла, и вся квартира оказалась в распоряжении Тони и Стива. Наконец-то. Тони содрал с себя пиджак, который мама заставила его надеть для устроенного ей и отцом официального ужина. Всё прошло не так уж плохо. Стив проводил ловкие отвлекающие маневры, как профессиональный футболист. Выглядело это очаровательно: Говард благосклонно реагировал на небрежно упоминаемые Стивом детали армейских будней. Порой казалось, что Говард гордится любыми достижениями Стива, в отличие от достижений Тони, хотя Стив немало времени убил на то, чтобы всячески расхвалить его успехи. Тони никогда не дотягивал до планки Говарда — и уже никогда не дотянет. — Прости, — Стив нога об ногу стянул с себя ботинки. За этот долгий день они успели заскочить домой и переодеться, так что Тони не пришлось маяться в мантии и капюшоне, а Стиву не нужно было волноваться, что его парадная форма потеряет товарный вид. Тони развязал галстук и бросил его на шкаф, собранный им из старых автомобильных деталей. — За что? — За ужин. Он прошёл совсем не так, как ты надеялся, и, по-моему, в этом отчасти виноват я, — Стив повернулся к Тони лицом. Эта голубая рубашка была ему на размер маловата: в районе бицепсов она буквально трещала по швам. — Не парься, — Тони плюхнулся на кровать и согнулся, чтобы снять сникерсы. Весь вечер его преследовали злобные взгляды: для пафосного ресторана такая обувь явно не подходила. — У папы никогда не хватает времени, энергии или хотя бы сочувствия, чтобы оценить меня по достоинству. Стив сел рядом с Тони и приобнял его за плечи: — Но он ведь должен был это сделать. Я не хотел, чтобы он любую тему сводил к армии или ко мне. Тони верил ему. Встав, он повернулся и посмотрел на Стива сверху вниз: — Знаешь, что меня больше всего бесит? Что он рад за меня. — Но ведь это нормально. Пройдясь по комнате взад-вперёд, Тони остановился: — Нет, ты не понимаешь. Он рад за меня потому, что я с тобой. Не потому, что я чего-то там добился, а потому что мой партнёр — военный, который кажется моему отцу достойным уважения. Стив сгорбился и опустил голову: — Я ещё раз прошу, Тони, прости меня. Я вообще-то не планировал сегодня перетягивать одеяло на себя. Тони совсем не этого хотел. Кинувшись к Стиву, он опустился перед ним на колени и положил руки ему на бёдра: — Не надо извиняться. Я сам больше всего горжусь тем, что я с тобой. Ты изменил меня к лучшему. Благодаря тебе я узнал столько всего, что это, чёрт побери, стало основой для моей третьей диссертации. Ты меня вдохновил. Стив улыбнулся в своей очаровательной смущённой манере: — Правда? — Правда, — Тони покачал головой. — Говард, каким бы он ни был мудаком, прав в одном. Ты мои луна и солнце. — Не могу поверить в то, что ты действительно так выразился, — Стив вспыхнул румянцем. — Как в старом романтическом кино. — Или в любовном письме, дошедшем до нас из прошлого, — Тони вдруг осознал, что стоит перед Стивом на коленях. Стоит на коленях и признаётся в любви. Дальнейшее было для него так же естественно, как решить математическую задачу — потому что это и был тот самый нужный ему ответ, то самое новое начало, которого он так искал… на которое так надеялся. — Я хочу взять тебя в мужья, Стив. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты всегда был со мной. Ты согласен? Стив изумлённо выдохнул, как будто для него это оказалось полной неожиданностью — впрочем, Тони и сам ничего подобного сегодня не планировал. — Тони, ты ведь это не всерьёз. Ты просто до сих пор не в себе из-за Говарда. Взяв руки Стива, Тони прижал их к своей груди, покрытой шрамами. — Я прекрасно знаю, чего я хочу. Я хочу продолжить изучение новой энергии. Хочу изменить мир. Хочу понять его и разделить его с тобой. С тем единственным, ради кого это имеет смысл. С тобой. — Тони… — Скажи «да». Стив на миг опустил взгляд, всматриваясь в их переплетённые пальцы. — Тони, я хочу… хочу сказать «да». — Тогда скажи, — повторил Тони. Тогда Стив поднял голову и, пожалуй, впервые за всё время их отношений Тони увидел в его глазах робость — совсем нехарактерную для Стива эмоцию. Тони обязан был на неё отреагировать. — Я с тобой. Вместе у нас всё получится. — Ты уверен? Потому что, — Стив покраснел, согретый теплом момента, и не в силах больше сдерживаться, выпалил: — Потому что да, да, да! — Да? — Тони встал на ноги и зачастил, неспособный остановиться: — Да? Да? Да? — Да, — Стив вскочил, подхватил Тони и закружил — как в тех самых старых романтических фильмах. Тони смеялся, в груди росло и ширилось какое-то сумасшедшее чувство, как будто ритмоводитель внезапно засбоил. Наконец Стив замер и поставил Тони обратно на пол. И сделал то, что ему было предписано делать самой судьбой — всегда. Он поцеловал Тони. Совсем не так, как в первый раз — да это было и невозможно. Их первый поцелуй стал своего рода открытием, отправной точкой нового пути, нового жизненного этапа. Этот же был другим, несмотря на то, что он тоже знаменовал собой нечто новое. Более зрелый и глубокий, он так подействовал на Тони, что у него чуть ноги не подкосились. Если бы не Стив, он бы прямо на месте и рухнул. Стив довёл его до кровати, и они вместе упали туда. Они обменивались письмами. Их курс назывался «Утраченное искусство переписки». В какой-то мере это было правдой: в растущем и постоянно усложняющемся мире изящные хитросплетения длинных писем, написанных от руки, теряли смысл. Тони узнал нечто гораздо большее, чем как правильно приветствовать, как описывать свою повседневную жизнь и как протягивать невидимую нить через полмира. Он научился опускать все щиты и, напрочь забывая про них, устремляться с раскрытым сердцем навстречу другому сердцу. Слова обладали той властью, которую он только начинал уважать и понимать. Благодаря словам, которые так по-разному звучали на письме и вслух, в этот самый момент он обнимал своего любимого и подстраивался под его движения. Благодаря словам они соединились навеки. Пока Стив изучал, целовал и любил его тело, прикасался благоговейно-нежно и сильно, Тони наконец-то осознал, чего всегда хотел. Не одобрения, не популярности, не признания его интеллекта. Этого он во многом и так уже добился. Мучительно не хватало всего лишь одного — Стива. Нежась в крепких объятиях, потихоньку остывая и ещё подрагивая, Тони слушал сердцебиение человека, которого любил. — Ты уверен? — прошептал он. — Абсолютно, — ещё немного хрипло подтвердил Стив. Тони приподнялся, опершись на его грудь, и вгляделся в него. — Я ведь раньше боялся этого, знаешь. — Чего «этого»? — глаза Стива поблескивали в лунном свете, струившемся сквозь огромные окна. — Обязательств. Совместной жизни. Я не привык заводить долгие отношения. Я всегда сбегал, не давая им превратиться в нечто серьёзное, — Тони снова нырнул в объятия Стива. — Я никогда и никому не позволял… ну, понимаешь… приблизиться ко мне так, как тебе. Он и сам от себя не ожидал такой неуверенности, такой простосердечности. Этого нельзя было в нем предположить даже при самых смелых догадках. Стив погладил Тони по спине и уткнулся носом в его волосы. — Если что, в этом мы похожи. — Для тебя это не считается, у тебя ведь практически не было никакого опыта. И вообще, я серьёзно. В этом смысле ты для меня первый. И последний. Я хочу, чтобы ты был первым, о чем я буду думать, просыпаясь, и последним — засыпая. Тони поднял голову, и Стив улыбнулся ему. — По-моему, можно с уверенностью сказать, что мы любим друг друга, согласен? Безмятежно улыбнувшись в ответ, Тони поцеловал его в грудь. — Пообещай мне кое-что. — Что угодно. — Ты будешь писать. Писать мне длинные письма от руки. И посылать их обычной почтой. Каждый день, — Тони не так уж и нужны были электронные сообщения, смски и телефонные звонки. Ему хотелось, чтобы почтальон, проходя мимо его дома, бросал ему в ящик конверты со штампами. Хотелось ощущать запах бумаги и чувствовать её наощупь. Хотелось видеть на листах круглые отпечатки от чашек с кофе и знать, что Стив прикасался к ним. Искусство переписки не было утрачено — только не для него. Он открыл его для себя заново вместе со своей любовью. — Пообещай мне, что будешь писать. Стив прижался губами к макушке Тони. — Каждый день своей жизни, — прошептал он, и у Тони перехватило дыхание. — Каждый день.