смежное

Это то, к чему стремился Бан – ощущать под боком сжавшегося в клубок командира. Он спокоен и безмятежен. Брови разглажены. Рот приоткрыт. Торчащая солнечными лучами шевелюра мягко щекочет бок бессмертного бандита. Это он, настоящий. Это он, его Мелиодас, маленьким комочком жмущийся к единственному живому в принятых им мерках существу на всё чистилище. Бан чувствует, как за его спиной адскими цветами на миг расцветают отчаявшиеся души и сразу же гаснут, уносясь на сотни тысяч миль дальше. Чувствует возню местной живности где-то слишком далеко, чтобы быть замеченным. Чувствует мерное дыхание ребёнка под боком. И успокаивается. Он – не Эсканор, он не нянька. Он – Бан, он лучший друг. И до тех пор, пока эти слова - его, лисье, признание, они с человеком равны. Человек – это ведь душа, а демон – это так, тело. Физическая оболочка. - Верно, кэп? – Бан не тянет патокой слова, не растягивает привычное «капита-а-а-ан». Бан не думает о том, что неплохо бы накидаться в какой-нибудь таверне с лучшим другом. Бан не хочет вновь крепко держать кэпа за руку и, вжимая прямо в грунт локоть, давить, что есть силы, на нескончаемую мощь. Бан говорит тихо и почти шёпотом. Подчинённый смотрит на своего командира, и понимает, что совсем не хочет превышать его силой. Ведь будет совсем не то. Будет как сейчас – безмятежие и умиротворяющая скука. Будет маленький тёплый дракончик, по размерам едва ли достающий статному лису до середины бедра. Будет два заляпанных грехами с ног до головы человека. - Верно, кэп? – он вторит сам себе, а слова гаснут в морозе и жаре, живой плотью сгнивая в зародыше. Взгляд ровной лентой устилается вдаль, куда-то сквозь наслоения склизких масс, образующих полыхающие льдом скалы. Отвесные и холмистые. Обманчивые, иллюзорные. От скуки бессмертный начинает считать свои летящие года. Чтобы в который раз удовлетвориться, что он бессмертный. Чтобы удостоверится, что он точно ещё повеселится с чёртовым демонёнком. Ведь поэтому он пришёл за своим другом туда, где кончаются неизведанные места. Маленькие руки вьются вокруг запястья грешника, тянут к себе и крепко обнимают. Человек вздрагивает и поворачивает голову, наклоняет, щурится. - Капита-а-ан, а ты то ещё дитя. В темноте спаленных душ мерцает искренностью довольный лисий оскал и тихо звенит насмешка.