50 оттенков серого

– Что это такое с лифтами? – бормочет он. Мы проходим через просторный, оживленный холл к выходу, но Арсений не идет через вращающуюся дверь. Интересно, это потому, что он не хочет выпускать мою руку? На улице теплый воскресный майский день. Светит солнце, и почти нет машин. Попов поворачивает направо и шагает по направлению к перекрестку, где мы останавливаемся и ждем, когда загорится зеленый. Он так и не отпустил мою руку. Я иду по улице, и Арсений Попов держит меня за руку. Никто еще не держал меня за руку. По всему моему телу бегут мурашки, голова кружится. Я стараюсь стереть с лица дурацкую ухмылку от уха до уха. Появляется зеленый человечек, и мы переходим на другую сторону. Так мы идем четыре квартала и наконец достигаем «Портланд-кофе-хаус», где Арсений отпускает мою руку, чтобы распахнуть дверь. Я захожу внутрь. – Выбирый пока столик, я схожу за кофе. Тебе что принести? – спрашивает он как всегда вежливо. – Я буду чай... «Английский завтрак», пакетик сразу вынуть. Арсений поднимает брови. – А кофе? – Я его не люблю. Он улыбается. – Хорошо, чай, пакетик сразу вынуть. Сладкий? На мгновение ошарашенно замолкаю, сочтя это ласковым обращением. Но подсознание, поджав губы, возвращает меня к реальности. Идиот, он спрашивает, сахар класть или нет? – Нет, без сахара. – Я смотрю вниз на свои сведенные пальцы. – А есть что-нибудь будешь? – Нет, спасибо, ничего. – Я качаю головой, и он идет к прилавку. Пока Попов стоит в очереди, я исподтишка наблюдаю за ним сквозь опущенные ресницы. Я могу смотреть на него целыми днями. Он высок, широк в плечах и строен, а как эти брюки обхватывают бедра... О, господи! Несколько раз он проводит длинными, изящными пальцами по уже высохшим, но по-прежнему непослушным волосам. Хм... Я бы сам с удовольствием провёл по ним рукой. Эта мысль застает меня врасплох, и щеки вновь наливаются румянцем. Я кусаю губу и смотрю вниз, на руки. – Хочешь, я угадаю, о чем ты думаешь? – Арсений стоит рядом со столиком и смотрит прямо на меня. Я заливаюсь краской. О том, что будет, если провести рукой по вашим волосам. Мне интересно, мягкие ли они на ощупь... Я отрицательно качаю головой. Попов ставит поднос на небольшой, круглый столик, фанерованный березой. Он протягивает мне чашку с блюдцем, маленький чайник и тарелочку, на которой лежит одинокий пакетик чая с этикеткой Twinings English Breakfast – мой любимый. Сам он пьет кофе с чудесным изображением листочка на молочной пенке. Интересно, как это делается? – раздумываю я от нечего делать. Он взял себе черничный маффин. Отставив поднос в сторону, Арсений садится напротив меня и скрещивает длинные ноги. Движения его легки и свободны, он полностью владеет своим телом. Я ему завидую. Особенно если учесть, что я – неуклюжий, с плохой координацией движений. Мне трудно добраться из пункта А в пункт Б и не упасть по дороге. – Так о чем же ты думаешь? – настаивает он. – Это мой любимый чай. – Голос звучит тихо и глухо. Я не могу поверить, что сижу напротив Арсения Попова в кофейне в Портленде. Он хмурится – чувствует, что я что-то недоговариваю. Я окунаю пакетик в чашку и почти сразу вынимаю его чайной ложечкой и кладу на тарелку. Попов вопросительно смотрит на меня, склонив голову набок. – Я люблю слабый чай без молока, – бормочу я, как бы оправдываясь. – Понимаю. Он ваш парень? Ну и ну... С чего бы это? – Кто? – Фотограф. Илья Макаров. От удивления я нервно смеюсь. – Нет, Илья мой старый друг и больше ничего. Почему вы решили, что он мой парень? – По тому, как он улыбался тебе, а ты – ему. – Попов глядит мне прямо в глаза. Я чувствую себя ужасно неловко и пытаюсь отвести взгляд, но вместо этого смотрю на него как зачарованный. – Он почти что член семьи, – шепчу я. Арсений слегка кивает, по-видимому, удовлетворенный ответом. Его длинные пальцы ловко снимают бумагу от маффина. – Не хочешь кусочек? – спрашивает он и снова чуть заметно улыбается. – Нет, спасибо. – Я хмурюсь и опять перевожу взгляд на свои руки. – А тот, которого я видел вчера в магазине? – Паша мне просто друг. Я вам вчера сказал. – Разговор получается какой-то дурацкий. – Почему вы спрашиваете? – Похоже, ты нервничаете в мужском обществе. Черт, почему я должен с ним это обсуждать? «Я нервничаю только в вашем обществе, Арсений Сергеевич», – мысленно парирую я. – Я вас боюсь. – Я краснею до ушей, но мысленно похлопываю себя по спине за откровенность и снова смотрю на свои руки. – Ты должен меня бояться, – кивает он. – Мне нравится твоя прямота. Пожалуйста, не опускай глаза, я хочу видеть твое лицо. Ох. Я смотрю на него, и Попов ободряюще, хотя и криво мне улыбается. – Мне кажется, я начинаю догадываться, о чем ты думаешь. Ты одна сплошная тайна, Шастун. Кто я? Сплошная тайна? – Во мне нет ничего таинственного. – По-моему, ты очень хорошо владеешь собой. Неужели? Потрясающе... Как у меня так получилось? Удивительно. Я владею собой? Ни разу. – Ну, если не считать того, что ты часто краснеешь. Хотел бы я знать, почему. – Арсений закидывает в рот маленький кусочек маффина и медленно жует, не сводя с меня взгляда. И, словно по сигналу, я краснею. Черт! – Ты всегда так бесцеремонен? – Я не думал, что это так называется. Я тебя обидел? – Он, по-видимому, удивлен. – Нет, – честно отвечаю я. – Хорошо. – Но вы очень властный человек, – наношу я ответный удар. Попов поднимает брови и вроде бы немного краснеет. – Я привык, чтобы мне подчинялись, Антон, – произносит он. – Во всем. – Не сомневаюсь. Почему вы не предложили мне обращаться к вам по имени? – Я сам удивляюсь своему нахальству. Почему разговор стал таким серьезным? Я никак этого не ждал. С чего вдруг я так на него накинулся ? Похоже, он старается держать меня на расстоянии. – По имени меня зовут только члены семьи и самые близкие друзья. Мне так нравится. Ого. И все же он не сказал: «Зовите меня Арсений». И он действительно диктатор, этим все объясняется. В глубине души я начинаю думать, что лучше бы Поз сам взял у него интервью. Сошлись бы два диктатора. Мне не нравится мысль об Арсении и Диме. Я отпиваю глоток чая, и Арсений кладет в рот еще кусочек маффина. – Ты единственный ребенок? Ну вот, опять меняет тему. – Да. – Раскажи мне о своих родителях. Нашел о чем спрашивать. Это ужасно скучно. – Моя мать живет в Джорджии со своим новым мужем Бобом. Отчим – в Монтесано. – А отец? – Отец умер, когда я был совсем маленьким. – Извини. – Я его совсем не помню. – А потом твоя мать вышла замуж во второй раз? Я фыркаю. – Можно сказать и так. Попов хмурится. – Ты не любишь рассказывать о себе? – говорит он сухо, потирая подбородок как бы в глубокой задумчивости. – Вы тоже. – Ты уже брал у меня интервью и, помнится, задавал довольно интимные вопросы. – Он ухмыляется. Ну конечно. Вопрос насчет «гея». Я готов провалиться сквозь землю. В будущем, полагаю, мне придется пройти курс интенсивной психотерапии, чтобы не испытывать мучительного стыда при воспоминании об этом моменте. Я начинаю что-то бормотать про свою мать только для того, чтобы избавиться от неприятных мыслей. – Мама у меня чудесная. Она неизлечимый романтик. Нынешний брак у нее четвертый. Арсений удивленно поднимает брови. – Я по ней скучаю, – продолжаю я. – Сейчас у нее есть Боб. Надеюсь, он присмотрит за ней и загладит последствия ее легкомысленных начинаний, когда они потерпят крах. – При мысли о маме я улыбаюсь. Мы с ней давно не виделись. Арсений внимательно глядит на меня, изредка отхлебывая кофе. Мне лучше не смотреть на его рот. Эти губы меня волнуют. – А с отчимом у вас хорошие отношения? – Конечно, я с ним вырос . Он для меня единственный отец. – И что он за человек? – Рэй?.. Молчун. – И все? – удивленно спрашивает мой собеседник. Я пожимаю плечами. А что он хотел? Историю моей жизни? – Молчун, как и его падчерица, – подначивает Попов. – Он любит футбол – особенно европейский, – боулинг и рыбалку. А еще он делает мебель. Бывший военный. – Я вздыхаю. – Ты живешь с ним? – Да. Моя мама встретила мужа номер три, когда мне было пятнадцать. Я остался с Рэем. Арсений хмурится, как будто пытается понять. – Муж номер три жил в Техасе. Мой дом в Монтесано. А кроме того... моя мама только что вышла замуж. – Я замолкаю. Мама никогда не говорит о муже номер три. Зачем Попов завел это разговор? Его это не касается. Я тоже могу так себя вести. – Расскажите мне о своих родителях, – прошу я. Он пожимает плечами. – Мой отец – адвокат, а мама – детский врач. Они живут в Сиэтле. А-а... у него богатые родители. Я представила себе успешную пару, которая усыновляет троих детей, и один из них вырастает красавцем, который запросто покоряет вершины мирового бизнеса. Как ему это удалось? Родители должны им гордиться. – А что делают ваши брат с сестрой? – Серёжа занимается строительством, а сестренка сейчас в Париже, изучает кулинарию под руководством какого-то знаменитого французского шефа. – Его глаза туманятся от раздражения. Он явно не хочет говорить о себе или своей семье. – Я слышал, что Париж чудесный город, – бормочу я. Интересно, почему он избегает разговоров о своей семье? Потому что его усыновили? – Да, очень красивый. Ты там был? – спрашивает он, сразу же успокаиваясь. – Я никогда не был за границей. – Вот мы и вернулись к банальностям. Что он скрывает? – А хотел бы поехать? – В Париж? – изумляюсь я. Еще бы! Кто бы отказался! – Конечно, хотел бы, – честно признаюсь я. – Но мне больше хочется в Англию. Попов склоняет голову набок и проводит указательным пальцем по верхней губе. О боже. – Почему? Я быстро моргаю. Соберись, Шастун. – Это родина Шекспира, Остен, сестер Бронте, Томаса Гарди. Я бы хотел посмотреть на те места, где были написаны эти чудесные книги. Разговоры о литературе напоминают мне, что надо заниматься. Я смотрю на часы. – Мне пора. Я должен готовиться. – К экзаменам? – Да, уже скоро – во вторник. – А где машина Дмитрия? – На парковке у отеля. – Я тебя провожу. – Спасибо за чай, Арсений Сергеевич. Он улыбается своей странной, таинственной улыбкой. – Не за что, Антон. Мне было очень приятно. Идём, – командует он и протягивает мне руку. Я беру ее, сбитый с толку, и выхожу следом за ним на улицу. Мы бредем обратно к отелю и по взаимному согласию не произносим ни слова. Внешне Попов спокоен и собран. Я отчаянно пытаюсь оценить, как прошло наше утреннее свидание за чашкой кофе. У меня такое чувство, словно я побывал на собеседовании, только непонятно, на какую должность. – А у вас есть девушка? – выпаливаю я. О господи, неужели я произнёс это вслух? Его губы кривятся в полуулыбке. – Нет, Анто, девушки у меня нет и быть не может, – говорит он негромко. Ого... Что он хочет этим сказать? Он не гей? Или все-таки гей? Может, он сказал неправду на интервью?.. Хотелось бы,чтобы это было так. В первый момент я жду продолжения, однако Попов молчит. Все, надо идти. Мне нужно все обдумать. Я должна от него уйти. Я делаю шаг вперед, спотыкаюсь и чуть не падаю головой вперед на дорогу. – Черт, Антон! – Арсений так сильно дергает меня за руку, что я падаю назад ровно за секунду до того, как мимо проносится велосипедист, движущийся против потока машин на улице с односторонним движением. Все происходит в одно мгновение – я падаю, и вот я уже в его объятиях, и он прижимает меня к груди. Я вдыхаю его чистый, живой аромат. От него пахнет свежевыстиранной льняной рубашкой и дорогим гелем для душа. О боже... Голова идет кругом. Я глубоко вздыхаю. – Не ушибся? – шепчет Попов. Он прижимает меня к себе, обхватив одной рукой за плечи. Пальцы другой его руки скользят по моему лицу, мягко ощупывая. Он касается большим пальцем моей верхней губы, и я чувствую, что у него остановилось дыхание. Арсений смотрит мне прямо в глаза, и я выдерживаю его тревожный, прожигающий насквозь взгляд. Это длится целую вечность, но в конце концов я перестаю замечать что-либо, кроме его прекрасного рта. Боже мой! В двадцать один год я в первый раз по-настоящему захотел, чтобы меня поцеловали. Я хочу чувствовать его губы на своих губах.