— 1 —
Потемневшее в огне лезвие совсем не отражало свет мерно потрескивающих рядом свечей. И Раф сам не понимал, зачем зажег их, ну, наверное, потому что так всегда делал старший брат, когда чистил свое оружие. Он расположился в тени раскинувшегося посреди додзе дерева именно на том месте, где обычно любил устроиться Лео, и вот уже битый час тупо пялился на катану перед собой. Не пытался рассмотреть, а просто глядел в одну точку, замерев на коленях над клинком, потерявшим свою пару и теперь одиноко покоящимся на разложенной поверх ковра тряпице. Да, Рафаэль основательно подготовился. Он осмелился сходить в комнату старшего — взять шкатулку с его личным набором для чистки оружия — пробрался туда, как вор в собственном доме, боясь нарушить тишину, поселившуюся среди пыльных книг, и не решившись включить свет. Зажег свечи и благовония, раскатал потертую циновку лидера, даже попытался медитировать — хотел повторить весь негласный ритуал, которому обычно следовал брат перед полировкой своих верных клинков, чтобы проявить должное уважение. Но вот дотронуться до почерневшего лезвия так себя и не сумел заставить. Мастер решил, что клинок нужно привести в порядок, и Раф сказал — сделает. И на самом деле он мог, умел. Лео его сам научил когда-то, вот под этим самым деревом.***
Рафаэль долго-долго стоит в дверном проеме, наблюдая за сосредоточенным лидером, любовно и очень нежно полирующим свои клинки. Он хмыкает и отводит взгляд, будто без спроса вторгся в чужую тайну — так бережно обращаются разве что с любимой женщиной или с ребенком, и создается впечатление какого-то невероятного таинства, недоступного его тупой башке. Горят, изредка потрескивая, свечи, расставленные полукругом напротив лидера, и курятся благовония, стелется по полу ароматный приторно-сладкий дымок. К этому «ритуалу» брат всегда долго готовится, медленно и не спеша, движется плавно, будто на волнах качается. И выглядит в эти моменты таким спокойным, расслабленным, в мире с собой и в гармонии с миром. Раф не очень-то понимает, зачем на банальную чистку клинков тратить столько времени, ведь можно заняться чем-то более интересным. Но сегодня любопытство одолевает наиболее остро, так и подмывает выведать тайны старшего, которыми тот владеет, но ни с кем не делится. И Раф тихонько, чтобы не нарушить хрупкую атмосферу, созданную лидером, проходит в зал и, присаживаясь слева на колени, с интересом заглядывает через плечо брата, уставившись на его руки. Тонкая полоска коричневой хорошо выделанной кожи завораживающе медленно скользит по зеленой ладони, почти гипнотизирует, притягивает взгляд — она перекручивается два раза в ловких пальцах и ровными линиями ложится на цуку, вырисовывая аккуратные ромбики. Раф фыркает, немного отодвинувшись, а Лео замирает, и все вокруг вместе с ним. Словно застывшие над клинком руки остановили время, заставив даже пламя свечей перестать плясать на сквозняке. Лидер поднимает на него удивленный взгляд, будто не подозревал о его присутствии, а Раф, окунается в синюю радужку, как в мировой океан, и вдруг тонет в этих глазах, вместивших в себя всю тишину и мудрость космоса. Они долго смотрят друг на друга, Лео не торопит, терпеливо ждет, и когда Раф наконец снова обретает способность говорить, то голос его звучит хрипловато, но не громко. — Зачем это делать? Все равно же обтреплется. Вот, — Раф дергает из-за пояса сай и сует рукоять под нос лидеру. — Так же проще и быстрее. И Раф с замиранием сердца наблюдает, как старший очень внимательно разглядывает его оружие — давно не полированное и неровно обмотанное истертой кожей самым простейшим способом — просто по кругу. — Это традиционная оплетка катаны. И потом… — Лео на ладонях приподнимает свой меч, давая возможность Рафу со всех сторон полюбоваться на еще не законченную цуку. — Это красиво. Раф пристально глядит на одинаковые ровные ромбики — а ведь действительно красиво, — переводит взгляд на саи, и ему становится жутко стыдно. По сравнению с начищенными и отражающими свечной огонь катанами его верные клинки выглядят какими-то неухоженными, тусклыми, даже убогими, а оплетка — потрепанной и совсем неаккуратной. Он пристыженно отводит глаза, обиженно пыхтит и, нахмурившись, вдруг начинает сдирать потертую кожу с рукоятей. А Лео смотрит на него слегка растерянно, но молчит, ничего не спрашивает и не останавливает, дожидаясь, когда брат сам все объяснит. Полностью ободрав старую обмотку, Раф осторожно кладет саи перед лидером и поднимает на него горящий взгляд. — Научишь? — с жаром выдыхает он и, нетерпеливо ерзая на месте, как будто на иголках сидит, ждет ответ. — Только… — Лео снова изучает клинки, потом брата, затаившего дыхание, и мягко улыбается, — нам нужна полоска поуже. С тех пор рукояти сай всегда оплетены узкой лентой коричневой кожи, красиво уложенной в ромбовидный узор.***
Но правда была в том, что он не мог. Не смел прикоснуться к потускневшему клинку, стереть сажу и отполировать до былого блеска. Заново оплести цуку мягкой коричневой полоской, счистив сморщенные неприглядные обрывки обуглившейся кожи. Раф просто не имел на это права. К тому же Лео наверняка разозлится, когда узнает, что кто-то коснулся его драгоценной катаны. Только старший должен это сделать. Только лидер. Руки, до этого мирно лежащие на коленях, сжались в кулаки, и Рафаэль почувствовал, как где-то глубоко внутри зародилась больная бессильная злость. И на себя — за глупое упрямое нежелание трогать меч, будто это что-то изменит; будто брат, считающийся мертвым, каким-то невероятным чудесным образом почувствует такое наплевательское отношение к его любимому оружию и придет за ним, и уж тогда Раф точно не отвертится. И на Лео — за пренебрежение своими обязанностями, — и как только посмел оставить семью. Раф закрыл глаза и протяжно выдохнул, пытаясь утихомирить свой гнев — сейчас это ему точно никак не поможет. Но в этот момент он для себя уже решил, что не будет чистить чужой клинок и остальным не позволит. Это дело Леонардо, вот пусть сам и занимается! Чтобы ни говорили другие, как бы ни пытались убедить, Рафаэль не хотел признавать смерть старшего. Он просто не мог позволить себе поверить в это ни на секунду. Не имел права усомниться в таком идеальном и таком сильном брате. Нет. Никто же не видел тела, да и Лео никак не мог погибнуть вот так тривиально, не сумев выбраться из старого деревянного здания, просто по какой-то причине он до сих пор не вернулся домой. Может, ему что-то мешает, но Раф обязательно во всем разберется и найдет пропавшего лидера. Живого или мертвого, он его хоть из-под земли достанет, хоть с другого края света, хоть с луны! И вот тогда спросит по полной, и причины у старшего должны быть очень-очень вескими, чтоб не получить в наглую зеленую морду. Уловив тихое шуршание приоткрывшихся седзе, он открыл глаза и чуть повернул голову, бросив мимолетный взгляд в сторону двери, скользнув безразличными глазами по замершему на пороге гению. Раф еще раз глубоко вдохнул-выдохнул, чтобы успокоиться окончательно, и задул свечи. Неспешно собрал все так и не пригодившиеся для полировки принадлежности, бережно завернул катану в тряпку и, медленно поднявшись, направился к выходу, стараясь не смотреть в сторону Дона. — Раф, — брат все же решился окликнуть его, и Раф остановился с ним на одной параллели, так и не успев выскользнуть из додзе, скосил глаза и уставился тому куда-то в висок. Донни глубоко вздохнул и, опустив голову, тихо продолжил: — Если ты не можешь, давай я… — Нет! — зарычал Рафаэль сквозь до боли стиснутые зубы и крепко прижал сверток к пластрону. — Но отец сказал… — А я сказал: нет! — понизив голос, зашипел бунтарь, не дав договорить. — Никто не тронет его оружие! Не позволю… И поспешил убраться из додзе как можно быстрее, не глядя на младшего брата, но панцирем чувствуя острое осуждение и глубокое отчаяние в провожающих карих глазах.— 2 —
Донни, опершись о дверной косяк и скрестив на груди руки, уже минут пятнадцать наблюдал за упрямым братом, не замечающим его. Раф, уперев ладони в стол и не шевелясь, пялился на мерцающие в полумраке лаборатории мониторы. — Он вообще выходил сегодня оттуда? — гений бросил быстрый взгляд на самого младшего, маячившего где-то за его спиной. — Он отказался, но я принес ему кусок пиццы, — дернув плечом, Майки сунулся мимо Дона, заглянув в помещение. — Сделать тебе кофе? Ты же тоже не спишь почти… — И что-нибудь пожевать, — Донни кивнул, улыбнувшись младшему, и, дождавшись, пока тот унесется в сторону кухни, подошел к другому своему брату. Он осторожно положил руку на даже не дрогнувшее плечо и всмотрелся в подрагивающее изображение на мониторе. Башня клана Фут возвышалась на фоне темного неба и в черно-белом цвете застывшей картинки, в ореоле бегущих по экрану помех выглядела еще более зловещей и совсем не обитаемой, мертвой. — Раф, — тихо позвал он. — Не обязательно торчать здесь постоянно. Я же говорил тебе: все пишется, и фиксируется время активности. Шел бы отдыхать, уже ночь глубокая. — Боюсь пропустить что-нибудь важное… — устало пробормотал Раф и передернул плечами, так и не оторвав глаз от компьютера. — Лео уже неделю выходит один, а мы все никак не можем поймать этот момент. Дон, что они с ним сделали, если он все равно возвращается туда, а не к нам? — Пока не знаю, но обязательно это выясню, — Донни вздохнул и чуть сжал плечо Рафаэля, стараясь поддержать. Он немного помолчал, глядя в сторону, не зная, как ему еще утешить брата. Он не мог обещать ничего конкретного, назвать точный срок или причины — слишком мало данных в его распоряжении было. Он не мог ответить на поставленные вопросы, и первоначальный энтузиазм таял с каждым днем. Повторная встреча с бывшим лидером один на один была опасна и непредсказуема, а его гениальный мозг просто пух от нерешенных задач, и он совершенно не знал, что можно еще предложить. Дон осмотрел буйного брата и тихонько напомнил: — И у нас все равно еще нет плана… — Больно мне нужен он, этот твой план… — проворчал себе под нос бунтарь, тихо фыркнув и мотнув головой. — Мне бы только добраться до него… — Ага, добрался уже… — скептически пробормотал гений, игнорируя брошенный в него злой взгляд и ткнув пальцем в недавно заживший бок, напоминая о ране, полученной во время нежданной стычки со старшим. Раф ойкнул от неожиданности и уже собирался отвесить обнаглевшему гению ответную оплеуху, как компьютер тихо пикнул и поменял фокус камеры, постепенно увеличивая картинку и настраивая резкость, пока в объектив не попала темная фигура, перепрыгнувшая на соседнюю с цитаделью крышу. И бунтарь, забыв о мелкой мести, внимательно вгляделся в монитор, мгновенно узнав в легко скользнувшем в тень силуэте знакомые черты, и метнулся мимо Дона к выходу. Донни и слова не успел сказать — занятый защитой от предполагаемой атаки, он упустил момент, который заставил Рафа со скоростью звука унестись прочь. Гений удивленно посмотрел вслед неуравновешенному брату, вздохнул и вернул внимание к компьютеру, перемотав запись на пару минут назад, надеясь узнать, что именно могло так повлиять на бунтаря. Его глаза расширились, а сердце екнуло пониманием, что удумал Рафаэль, и Дон резко подскочил, бросившись прочь из лаборатории, громко окликнув не пойми где застрявшего самого младшего и тихо молясь, чтобы Раф не успел натворить глупостей.— 3 —
Дорогу до старых доков Лео выучил уже наизусть, все повороты и препятствия, он мог пройти этим путем с закрытыми глазами и совсем не глядя, куда ставит ногу, доверяя своим инстинктам и умению. Он даже не думал. Не только о следующем прыжке, а вообще ни о чем. Не пытался рыться в воспоминаниях, не продумывал планы на будущее, не анализировал очередное задание мастера. Ни о чем. Просто освобождал голову от любых мыслей, приносящих колотящуюся в висках боль, откладывал их все на потом, хотелось бы навсегда, но нет, так не выйдет. И пока он мог, наслаждался ветром, гонкой по крышам и иллюзорной свободой. Свободой, которую он сам себе придумал в этих пробежках до берега холодного залива и обратно. Иллюзией своей независимости, возможностью забыть о мастере, клане, обязанностях, инъекциях… и одновременно вспомнить, кожей почувствовать опьяняющий вкус полета над крышами высоток, вобрать в себя звезды и облака, до колких мурашек по всему телу, до белых вспышек перед глазами и ноющей рези в напряженных мышцах. Услышать нестройную песню не-спящего города, узнать и прочувствовать все ее отзвуки, отдающие вкусом припыленных улиц. Позволить сердцу биться чаще, в унисон с ночным небом, улавливая звенящие отголоски вдребезги разбитой памяти… Лео резко затормозил на краю крыши, с трудом погасив скорость, набранную для следующего прыжка и подняв в воздух столб белой бетонной пыли, проехавшись голыми ступнями по шероховатой поверхности. Чувство опасности яркой молнией ударило прямо в грудь, так неожиданно и остро, что он не понял, с какой стороны прилетела угроза. Катана в момент оказалась в руке одним неуловимым движением, и Лео, подняв ее на уровень лица, выпрямился, ища глазами причину тревожного чувства, неприятно царапавшего грудную клетку. Причина отыскалась довольно скоро. С противоположной крыши через грязный темный проулок шириной всего ярдов в шесть на него смотрели — очень внимательно смотрели, настороженно — зеленые глаза на зеленом лице. «Живой, значит, — Лео ухмыльнулся и поменял стойку на более удобную, отразив хорошо отполированным лезвием тусклый звездный свет. — Повезло». Драка с мутантами-черепахами, так похожими на него самого, была одним из первых воспоминаний в этой жизни после… После чего — Лео не знал, не помнил. Но даже оно было истрепанным и рваным, слегка затертым. И он абсолютно уверен, что все это из-за проклятых еженедельных уколов (надо, жизненно необходимо как-то от них избавиться). Лео только помнил, как получил приказ убить членов враждебного клана. Помнил, что сражался с тремя. Двое оказались слабаками, этот же… Да, пожалуй, с ним было бы интересно спарринговаться… Леонардо чутко прислушался к окружающему пространству, пытаясь найти тех двоих. Прощупал все разноцветные невидимые нити, упругими струнами натянутые вокруг него, перебрал в сознании, отыскав подозрительные, осторожно потянул, чтобы не оборвать, а раскрыть всю картину мира перед внутренним взором. Никто не сможет застать его врасплох — это непозволительная роскошь, ну и глупость, конечно. «Один?» — Лео вопросительно приподнял бровь. Черепаха напротив слегка кивнула: «Да, один». «Зря», — губы растянулись в хищной улыбке, а глаза заблестели азартом. В ответ прилетел короткий смешок и легкое пожатие плечами: «Посмотрим». Лео тоже усмехнулся: «Да, посмотрим, — этот молчаливый диалог забавлял его. Мутант оказался наглым и упрямым, он неподвижно стоял на соседней крыше с опущенными руками и без стеснения буравил Лео пронзительными зелеными глазами, буквально прожигая в нем дыру. Учитывая, что в прошлый раз этот самый мутант чуть не погиб, встретившись с Лео на такой же крыше, это было слишком самонадеянно с его стороны, слишком дерзко. Другой уже давно бы дрогнул под стальным непроницаемым взглядом и сбежал как можно дальше. Этот же… — Интересно». Лео не чувствовал угрозы для себя и не имел приказа уничтожить, как в прошлый раз. Да и, если честно, он не любил убивать, тем более без причины, тем более безоружного. Он так чувствовал, не понимал и не помнил почему, ведь в его клане совсем другие приоритеты и жестокое воспитание, просто знал, что это правильно. Поэтому решил не нападать первым, а посмотреть, как поведет себя незнакомый мутант. Это было неожиданное развлечение в череде однообразных серых дней. Возможно, эта опасная игра поможет хоть немного развеять тоску, а убить он всегда успеет.