Глава 42. Обрывки
Северус вернулся поздно вечером. Он отправил Флитвика обратно в Хогвартс с запасами зелий, как только они закончили с домом, но ему всё равно пришлось доставить вещи, которые они забрали, его матери. Затем последовали документы, которые нужно было просмотреть, и отсортировать разные другие детали, касающиеся распоряжения имущества его отца. Потребовалось некоторое время, чтобы вырваться из дома тёти и матери, и уже давно было темно, когда он, наконец, трансгрессировал на краю Запретного леса, чтобы начать путь обратно в подземелья — ещё один долгий день в череде долгих дней. Он снял мантию, как только добрался до своих апартаментов, сел в кожаное кресло перед холодным камином, откинулся назад и закрыл глаза. Было тяжело возвращаться домой. В последний раз, когда он выходил через эту дверь, он почувствовал облегчение, зная, что ему никогда не придётся возвращаться. Он гордился своим происхождением — гордился, что является частью семьи, которая могла проследить свою тысячелетнюю историю, родословную, изобиловавшей важными людьми, предками, которые оставили свой след в их поколении, хорошими они были или плохими. Гордые, умные, уверенные, сильные, семья Снегг не всегда были теми, в кого они превратились за последние несколько поколений. Но ему не нужен дом, постоянно напоминающий об этом. Дом напомнил ему о других вещах, о которых он предпочёл бы забыть. И он был уверен, что его мать чувствовала то же самое. Нет, это было правильно — продавать дом. Дом был единственным ценным имуществом, который у них остался. Половина доходов его матери может содержать её довольно долго. Не то чтобы дом стоил дорого в его нынешнем состоянии; реальная ценность заключалась в земле. Но какой-то нуворишской* семье волшебников может понравиться идея приобретения старого поместья, и они захотят вложить деньги в собственность, которая обязательно понадобится, чтобы восстановить дом таким, каким он был. Мгновение он сидел неподвижно, эмоционально и физически истощённый. Присутствие Флитвика заставляло его сосредоточиться на задании, не поддаваться жалким, тоскливым воспоминаниям, находясь в доме. По крайней мере, за это он был ему благодарен. Но теперь его ничто не отвлекало. Он резко выпрямился и взял книгу. Перевернув несколько страниц, он положил её обратно и встал. Он беспокойно сделал несколько шагов, прежде чем признаться себе: он хотел её. Обычно было непрактично действовать по наитию — он застрянет в классе или на собраниях; было бы слишком поздно или слишком рано… И даже если у него было бы время, он бы боролся с импульсом, как со слабостью, и заставил бы себя ждать до тех пор, пока она не будет ожидать его. Она не ожидала его сегодня вечером. Когда он рассказал ей о своих планах во время обеда, он сказал ей, что, скорее всего, вернётся очень поздно и что он увидит её только завтра. Он сделал ещё несколько шагов, зная, что ведёт себя нелепо. Она хотела бы знать, как всё прошло, она может даже беспокоиться — конечно, было бы любезно успокоить её… Он решительно взял горсть летучего пороха и шагнул в камин. Она, должно быть, встала, как только услышала, как пламя вспыхнуло в камине. Он едва успел выйти из камина, как услышал какой-то бессвязный недолгий крик и почувствовал, что его целуют крепко и долго, прежде чем ощутил сильные объятия. — Мысль о том, что ты вернёшься в тот дом… Я так рада тебя видеть… Очевидно, она волновалась, подумал он, позволив ей опустить его голову ей на плечо. Он закрыл глаза и дал ей обнять себя, отбросив все мысли и просто наслаждаясь теплом её тела. — Итак, как всё прошло? — наконец, спросила она, слегка откинувшись назад. — Всё прошло хорошо, — пробормотал он, притягивая её к себе. — Должно быть, это было так тяжело… Он не ответил, просто притянул её ближе. Она крепко обняла его в ответ: «С тобой всё в порядке?» — Я в порядке, — прошептал он в её волосы. Удовлетворённая этим, она прижалась лицом к его шее. Он чувствовал её дыхание на своей коже, мягкое, тёплое, влажное, и когда он держал её, то почувствовал, как плотно сжатая спираль внутри него немного ослабла. В этот момент он был в порядке. По крайней мере, лучше, чем он ощущал себя весь день. Когда через минуту или две он наконец выпрямился, она неохотно сделала то же самое. — Тебе что-нибудь принести? Полагаю, ты ужинал? Он кивнул: «Я перекусил у Ануин». — Тогда чашку чая? Или что-нибудь покрепче? — Чай подойдёт. Он сел за стол, наблюдая, как она наполняет чайник водой и ставит на плиту. — Что касается ужина, — быстро сказал он, — моя тётя и мать настаивали на том, чтобы я привёл тебя на ужин. В следующее воскресенье будет удобно? — На пасху? — Она вопросительно взглянула на него и вытащила две кружки из шкафа. — Да. Они уже планируют ужин, так что я подумал, что это будет проще всего. Если у тебя нет других планов. — Нет. Других планов нет. Она подошла и встала за его стул, массируя его плечи, пока ждала, когда вода закипит. Он откинул голову назад, закрыв глаза. — Думаешь, они меня одобрят? — спросила она с ноткой беспокойства в голосе. — По крайней мере, они уже знают, что я сквиб… Казалось, она забыла, что именно тот факт, что она была сквибом, защитил его от поцелуя дементора, а его мать — от бесконечного пребывания под заклятием Петтигрю. — Думаю, что моя мать, по крайней мере, склонна полюбить тебя, — сухо произнёс он, его глаза по-прежнему закрыты. Ханна взглянула на него, чувствуя уже знакомую стеснённость в груди. Он выглядел измученным, с серым, выжатым внешним видом, который она ненавидела. Она нежно провела пальцем по линиям его лица, обведя его веки, изгиб носа, углы скул, резко выделяющиеся на его худом лице. Не так давно он вздрагивал почти каждый раз, когда она касалась его. Теперь, когда её пальцы поглаживали его кожу, она могла видеть, как некоторая напряжённость исчезает с его лица. Она прошлась пальцами по краю его уха, затем по линии челюсти, шершавой на кончиках её пальцев. — Как долго этот дом принадлежал твоей семье? Она внимательно посмотрела ему в лицо, выискивая признаки гнева или смятения, и уже поняла, что влезать в бурные воды его личной истории было опасным делом. Было столько всего, чего она до сих пор не знала о нём. Она собрала обрывки его детства из тех кусочков, которые он проболтал тут и там, несколько вещей, которые он ей рассказал. Что это был мрачный дом для ребёнка — его мать, украдкой одаряющая его любовью за спиной отца, словно контрабандными кусочками шоколада; тайной, частичной, скупой, сладкой на мгновение, но оставляющей его голодным; мать всегда боялась того, что сделает его отец, когда узнает, что она не выполнила его приказы «не баловать мальчика». И его отец… то, как Северус резко прекращал разговор на эту тему, было красноречивее всего, что он мог сказать. — Не так долго. Около трёхсот лет, — слова прозвучали неохотно. — Я могу понять, почему твоя мать хочет продать его после всего, что случилось. Она скользнула руками по его затылку, массируя кончиками пальцев мышцы у основания его черепа. — Это правильно. — Я представляю себе, что, несмотря ни на что, как может быть трудно смотреть, как он переходит в руки других людей. — Её руки опустились на его шею, плечи. Он покачал головой. — На самом деле это было облегчение. «Если и было облегчение, то он хорошо его скрывал», — подумала Ханна. Каким-то образом сегодня он выглядел сдержанным и уязвимым. Может быть, это из-за его положения — его голова откинулась назад, позволяя ей поддерживать вес его головы и плеч, его горло оголено, волосы на мгновение открыли его лицо, оставив его черты суровыми и голыми. Он сказал ей, что с ним всё в порядке, но при этом края его носа и рта периодически подёргивались. Он так долго терпел боль, что научился игнорировать её так же, как научился игнорировать постоянную боль в своей ноге. Но она могла видеть, как отголоски боли искажают его лицо. И сегодня морщины были ещё глубже, чем обычно… Она смотрела на него сверху вниз, любя его так яростно, что ком подступил к горлу и на глазах выступили слёзы. Что я могу для тебя сделать? Что ты позволишь мне сделать для тебя? — Останься на ночь, — импульсивно сказала она, лаская его лицо. — Останься со мной. Не уходи. Как только она произнесла эти слова, то увидела, как напряжённость вновь возникла на его лице, и он резко сел. Она почувствовала, как к его лицу подступил резкий жар. Чайник выбрал именно этот момент, чтобы прервать его громким, визжащим свистом, пронзив неловкую тишину. Она быстро подошла к плите и сняла чайник с огня. Затем она остановилась спиной к нему, не зная, что делать дальше. Почему он должен быть таким приверженцем правил? Она была сквибом, ради всего святого, правила не применялись к ней, как к чистокровной ведьме; никто не будет винить его. Никто даже не узнает об этом. И даже если узнает — не похоже, чтобы кто-то из них мог потерять и так испорченную репутацию. Она слышала его шаги, когда он подошёл к ней со спины. Её глаза всё ещё опущены, она не сопротивлялась, когда он развернул её. — Я знаю лучше, правда, знаю, — быстро сказала она, прежде чем он успел что-нибудь сказать. — Просто… Северус зажал её лицо обеими руками, заставляя её взглянуть на него: «Ханна». Мучительно покраснев, она, наконец, посмотрела ему в глаза. Её сердце снова стало биться медленно, когда он не выглядел таким строгим, каким она привыкла его видеть. Вместо этого в его глазах была неожиданная нежность. — Не знаю, смогу ли я заставить тебя увидеть, — тихо произнёс он, как бы про себя. — Но я не могу придумать ничего лучше, чем остаться здесь, с тобой. Я не хочу ничего, кроме как принять это предложение. — Он обхватил её лицо руками, его глаза впились в её, желая, чтобы она поняла. — В моей жизни так много вещей, которые я сделал неправильно, так много вещей, о которых я сожалею. — Большие пальцы ласкали её щёки. — Я хочу сделать это правильно. Ты можешь это понять? Она молча кивнула, сердце её бьётся в горле. Это звучало как… будущее. Почти обещание. Она прижалась лицом к его груди, закрыв глаза, когда он гладил её волосы. Она может подождать. Но, бороды Мерлина ради, она надеялась, что он не заставит её ждать слишком долго.Глава 43. Пасхальный ужин
За десять минут до того, как он должен был появиться в апартаментах Ханны, чтобы сопроводить её в дом своей тёти, Северус Снегг сел на край кровати, шнуруя свои лучшие ботинки и одновременно погружаясь в тяжёлые сомнения. Чем ближе был этот день, тем больше он сожалел о том, что пригласил её. Взяв её на праздничный ужин с семьёй, он может получить совсем неожиданную интерпретацию. Интерпретацию, которая, конечно, была бы полностью оправдана. Он не должен был приглашать её, не сказав ей заранее. Какое-то время он даже не знал, было ли это уместно. Затем он ждал подходящего момента, чтобы сказать ей, но этот момент так и не наступил. В большинстве случаев он просто слишком уставал, чтобы встретиться лицом к лицу с очередным разговором с неопределённым исходом. Закончив с прецизионным узлом, он сел прямо, глядя на пустую стену перед собой. Он будет просить её о многом, о нечто большем, чем имеет право — он мог только надеяться, что не просит слишком многого… Как бы то ни было, уже слишком поздно было передумывать. Он встал со вздохом, снял мантию с крючка и убедился, что защита на месте. Пора уходить.~***~
— Абсолютно нет. — Ханна встала, решительно сложив руки на груди. — Почему мы не можем использовать камин? Северус нетерпеливо взглянул на неё. — Я не доверяю Министерству, а они контролируют внешнюю сеть каминов. Я бы предпочёл держать в секрете тот факт, что собираюсь увидеться с матерью. — Тогда как насчёт портала? Ты уже раньше делал это. — Её рот был плотно сжат. — В отличие от того времени, сейчас я совершенно здоров, погода настолько хороша, насколько можно ожидать в это время года. И в отличие от несанкционированного портала, трансгрессия совершенно законна, — он говорил с раздражённой медлительностью. Конечно, она поймёт причину. Выражение её лица стало умоляющим: «Пожалуйста, Северус, я просто не могу». — Не могу сказать, что понимаю проблему. Это не так уж отличается от портала, и ты справилась с этим достаточно хорошо. — Ты когда-нибудь слышал о разных частях тела, оставленных позади, когда кто-то использует портал? — спросила она с ноткой воинственности в голосе. — Нет, но… — Я остаюсь при своём мнении, — прервала она его, крепко сжав губы. Северус раздражённо провёл рукой по шее. Она вела себя совершенно неразумно. Трансгрессия с обученным волшебником была не опаснее, чем портал. — Ты мне не доверяешь? — настойчиво потребовал ответа он. — Дело не в этом; если бы я пошла с кем-нибудь, я бы пошла с тобой, но… — Она несчастно замолчала, в её голосе дрожь. — Северус, я не могу… Смотря вниз, Северус почувствовал, что смягчается. Каким бы необоснованным ни был её страх, для неё он был вполне реалистичным. И если она не хотела идти, может быть, в конечном итоге всё к лучшему. — Ты хочешь, чтобы я сказал тёте, что мы не придём? Она посмотрела на него с несчастным выражением лица. — Нет… Он видел, как она разрывается между двумя желаниями. Он нежно обнял её за плечи. — Я не заставляю тебя идти, если ты не хочешь. Не так уж трудно будет придумать разумное оправдание. При этих словах он с досадой отметил, что она выпрямилась и посмотрела на него с мрачной решимостью. — Хорошо, я пойду. Давай просто пойдём, пока я не передумала. Он на мгновение уставился на неё, прежде чем мысленно пожать плечами: «После тебя». Они накинули мантии, он наложил на них Дезиллюминационное заклинание на случай, если за замком будут следить, и они быстро вышли к Запретному лесу, Ханна мрачно шагала рядом с ним, не говоря ни слова. Когда они достигли точки трансгрессии, он остановился и повернулся к ней. — Ты уверена, что хочешь это сделать? — Нет, — ответила она с лёгким раздражением, — но я всё равно сделаю. Что мне нужно сделать? — Просто держись за мою руку. — Хорошо… — она нервно схватила его за руку обеими руками и закрыла глаза. Северус смотрел на неё со смесью раздражения и веселья. Он представил себе, что лицо леди Джейн Грей, которую вели к плахе, не выглядело бы более героически смирившимся с ужасной судьбой, чем её прямо сейчас. Он помедлил, а потом решил, что будет любезно покончить с этим как можно скорее. — Держись. Она издала стон и сжала его руку в тисках. Он сконцентрировался, а затем возникло ужасное, но вполне знакомое ему ощущение трансгрессии: ощущение того, что его протискивают через пространство, слишком маленькое, когда давление возрастает до почти невыносимых уровней, ощущение, что ещё секунда, и темнота возьмёт вверх… и тогда они материализовались на траве перед домом Ануин. Ханна облегчённо всхлипнула. — Вот, — неловко произнёс он. — Не так уж и плохо, верно? — Не… говори… со… мной… сейчас, — каждое слово вылетело сквозь стиснутые зубы, когда она сердито вытирала слёзы тыльной стороной ладони. Несколько мгновений спустя она глубоко вздохнула и расправила плечи, на щеках появился слабый румянец. — Я чувствую себя такой тупицей, — горько произнесла она. — Или стоит сказать «таким сквибом»? С опозданием он обнял её, что, если подумать, вероятно, следовало сделать раньше. — Многим волшебникам тоже не очень нравится мысль о трансгрессии, — сказал он. — Я знаю одного, который спустя двадцать три года после получения лицензии всё ещё почти теряет сознание каждый раз, когда ему приходится трансгрессировать. — Ты действительно знаешь? — Она высморкалась в носовой платок и взглянула на него с поднятой бровью, с призрачной улыбкой на лице. Он остановился на мгновение: «Ну, вообще-то нет, — признался он. — Но от этого тебе стало легче, не правда ли?» Ханна ответила лёгким толчком в бок: «Ты ужасен», — сказала она, покачав головой. Но он заметил, что она перестала дрожать и пытается подавить улыбку. Хорошо. Когда она взяла себя в руки, они направились в сторону дома Ануин. С покрытой дерном крышей и серыми каменными стенами, он почти идеально вписывался в возвышающийся за ним склон холма. Дым поднимался усиками из трубы, оставляя запах древесного дыма в свежем воздухе ранней весны. Дверь, глубоко вошедшая в толстые стены, открылась, как только они постучали, и его тётя отступила, чтобы впустить их. — Добро пожаловать, Северус. Я никогда не думала, что увижу тот день, когда ты действительно явишься на праздник. Чудеса не прекращаются. И, Ханна — ты не возражаешь, если я буду так тебя называть? — как хорошо, что ты пришла. — Хорошо, что вы пригласили меня, мисс… ну, хорошо, что вы меня пригласили, — запинаясь, закончила Ханна, неловко покраснев. Слишком поздно ей пришло в голову, что она понятия не имела, как следует обращаться к его тёте. Мисс? Мадам? И какая у неё была фамилия? Точно не Снегг, и ей никогда не приходило в голову спросить. Его тётя подмигнула ей. — Ануин. Просто зови меня Ануин. — Она обняла Ханну за талию, когда они вошли в гостиную. — Традиционная фамилия Джонс, моя дорогая, — заговорщически прошептала пожилая ведьма. — Но не волнуйся, мы всё равно не очень-то склонны к условностям. Когда они вошли, мать Северуса подняла взгляд от того места, где она ставила на обеденный стол кобальтово-голубой кувшин, заполненный нарциссами, и на её блёклых чертах появилась улыбка. Северус сделал к ней несколько шагов и небрежно поцеловал в щёку. — Мама. Он повернулся и жестом предложил Ханне подойти ближе. — Ты помнишь Ханну Ханниган? — Да, конечно… Ханна подошла ближе, и обе женщины нервно рассматривали друг друга. Сайран протянула руку, потом передумала и быстро обняла Ханну. — Добро пожаловать, Ханна. Я так рада, что ты смогла прийти. — Я очень рада быть здесь, — даже для неё самой её голос звучал неестественно. — Пожалуйста, присаживайся. — Сайран указала на стол. — Ужин будет готов через час или около того. — Она натянуто улыбнулась Ханне. — Я всегда говорю Ануин, что жаркое, приготовленное традиционным способом, намного вкуснее, чем с помощью заклинания. У нас будет время поболтать. Когда все уселись с чашками в руках, Сайран повернулась к Ханне. — Я просто хотела ещё раз поблагодарить тебя за то, что ты выступила на судебном процессе Северуса. Я содрогаюсь при мысли о том, что… — Ничего особенного, — прервала её Ханна, покраснев от смущения. — Пожалуйста, давайте больше не будем об этом. Настало короткое, неловкое молчание, пока Ануин снова не завела разговор. — Так как давно ты знаешь Северуса, Ханна? — Мы познакомились прошлым летом, в отпуске. Брови Ануин взлетели вверх. — Правда? Я думала, вы познакомились в Хогвартсе. Ты преподаёшь там, не так ли? — Да, преподаю. — Но вы познакомились прошлым летом. Где это было? — Мы оба остановились в Святом Комгане. — На пляже. Как романтично. — Ануин улыбнулась ей. — Так ты знала, что вы станете коллегами? — Тогда нет. — Но вот ты здесь. Какое приятное совпадение. — Она повернулась к Северусу, который потягивал чай с таким же привлекательным выражением лица, как закрытая дверь. — Это продолжается уже год, не так ли? Так вы уже назначили дату? — спросила она, подмигнув. Раздался звон, когда чайная ложка Ханны упала в её чашку. Северус, его лицо стало решительным, уже собирался открыть рот, когда Сайран быстро отодвинула свой стул и встала с радостной улыбкой от уха до уха. — Надо бы проверить, как там жаркое, — произнесла она, бросив быстрый нервный взгляд на сына. — Почему бы тебе не прогуляться с Ханной и не показать ей ручей, Северус? Он выглядит довольно мило в это время года. Мы позовём, когда ужин будет готов. Ануин? Северус почти ожидал, что его тётя будет сопротивляться, но она последовала за матерью на кухню без протеста — и всё же сначала одарила его понимающей улыбкой, которая заставила его захотеть заколдовать её ещё позавчера. Когда они остались одни, он бросил тайный взгляд в сторону Ханны. Она сидела, не отрывая глаз от чашки, с целеустремлённой самоотдачей помешивая чай, и румянец постепенно окрашивал её щеки. Он прочистил горло. — Хочешь прогуляться? Она наконец подняла глаза от чашки. — Я бы с удовольствием прогулялась, — горячо сказала она. Он взял их мантии из прихожей и открыл заднюю дверь. — В эту сторону. — Ты уверен, что это безопасно? — робко спросила она, когда он накинул на её плечи мантию. В Хогвартсе оба по приказу Дамблдора всё ещё находились под формальным домашним арестом. Даже если Северус начал всё больше и больше игнорировать этот приказ с течением времени, и больше ничего не произошло. — Как ясно дала понять моя тётя, у меня никогда не было привычки проводить праздники с семьёй. Даже если бы Петтигрю узнал, где она живёт, он всё равно не ждал бы меня. Думаю, здесь мы в такой же безопасности, как и где бы то ни было. — Хорошо. Пока они шли по грязной дорожке, которая вилась мимо огорода, разговор снова затих. Северус наконец нарушил неловкое молчание. — Я должен извиниться за тётю. Она не имела права так думать. Ханна снова покраснела: «Всё в порядке. Она, вероятно, просто хотела пошутить». Северус мрачно сжал губы. Понятия Ануин о том, что было смешным, и его собственными, как правило, находились друг от друга на расстоянии многих миль. В этот момент Ханна ахнула от восторга: «О, смотри!» Она указала на тропинку. По берегам ручья золотистые ковры устилали землю. Несколько кустов боярышника были в полном расцвете, а облака девственной белизны. Первая зелень только начинала появляться на деревьях, почки раскрывались в первые листья, словно желая убедиться, что время пришло. Это было довольно мило… Она взяла его за руку, когда они шли по тропинке вдоль рощи. — Я хотела это сделать, — задумчиво призналась она. — Просто прогуляться с тобой, взявшись за руки. Как любая нормальная пара. Нормальная пара. Нет, с постоянной угрозой их отношения никогда не имели времени на то, что другие пары могли бы принять как должное. — Мне жаль, что всё должно быть именно так, — сказал он, сжимая её пальцы своими. — Сейчас довольно мило, — сказала она, улыбаясь ему. — И не всегда будет так, как было. Ещё пара месяцев, и наступит лето, и мы сможем поехать туда, где нас никто не будет знать или искать. И однажды они поймают Петтигрю. У нас есть всё время в мире. Всё время в мире. Он резко остановился. Ну, если он ждал откровения, то вот оно. И, мрачно подумал он, если она решит уйти, он может просто обвинить в этом бестактность своей тёти. Ханна с тревогой взглянула на него, когда он отпустил её руку. — Что случилось? Северус? Он сглотнул, прежде чем открыть рот, который внезапно стал сухим, как пыль. — Есть кое-что, что я хотел тебе сказать. — Да? Он искал слова, которые смягчили бы то, что он должен был ей сказать, но ничего не нашёл. — В конце семестра я покину Хогвартс. Ханна непонимающе посмотрела на него. — Ты куда-то собираешься на лето? — Я ухожу навсегда. Я не вернусь в следующем году. Её брови сошлись на переносице: «Я не понимаю…» — Директор под давлением совета попечителей не продлил мой контракт на следующий год. Похоже, Дамблдор не единственный, кому посылали сов с требованием моего увольнения. — Он не отпустил бы тебя. Только не после всего, что ты сделал для него и Ордена. — Ханна недоверчиво посмотрела на него. — Дело может выйти из-под его контроля. — Северус глубоко вздохнул. — И даже если нет — думаю, пора уходить. — Он отошёл на несколько шагов, прежде чем снова повернуться к ней лицом. — Ты должна понять — я прожил свою жизнь на побегушках у других в течение длительного времени. Вообще-то я собирался уехать после окончания войны. Эти мысли возобновились, когда я почувствовал, что моё постоянное присутствие подвергает студентов и персонал риску в то время, когда Петтигрю напал на Люпина. Благодаря положительным результатам моих испытаний с драконьей оспой, казалось, пришло время изучить варианты. Я разослал несколько писем с запросами. — И? — Около двух недель назад я получил предложение о работе в престижной лаборатории зелий. Они решили профинансировать полное испытание моего лечения драконьей оспы. Я буду обучать небольшую группу продвинутых студентов в их институте, а в остальное время смогу сосредоточиться на исследованиях. — Поздравляю. — Ханна улыбнулась ему. — Это замечательная новость. Он ничего не ответил на улыбку. — Есть… трудности. — Какие трудности? — теперь в её голосе звучала настороженность. — Как я уже говорил, моя репутация не позволяет мне работать в этой стране. Предложение от «Бриджуотер Р & Д» в Новой Шотландии. — Канада? — Любой намёк на улыбку исчез с лица Ханны. — И ты уже решил принять предложение. Он не ответил. Она отвернулась от него полубоком, и он мог видеть, как мышцы на её лице сжимались, когда гнев и боль боролись за контроль над её чертами. — Ты знал уже две недели и решил сказать мне об этом сейчас. — Она обхватила себя руками, как будто ей стало холодно. — Я думал, ты поймёшь, почему… — Конечно, я понимаю, — прервала она его, её голос был резким и грубым, — но, чёрт возьми, чего ты ожидал? — Гнев, казалось, медленно проигрывал битву, и боль брала вверх. — Что я буду счастлива, что ты улетишь в какое-нибудь место за тысячи миль? — Ханна… — Он осторожно развернул её и обнял. Но впервые за всё время, что он мог вспомнить, она не поддалась объятиям, а неподвижно стояла в них, как будто только вежливость удерживала её там. Это задело сильнее, чем всё, что она могла сказать. — Я надеялся… — Он замолчал. От неё не было никакой поддержки. Сделав глубокий вздох, он попробовал ещё раз, с трудом произнося слова. — Я надеялся, что ты поедешь со мной. — При этих словах он почувствовал, как она совершенно неподвижно замирает в его руках, как будто даже не смеет дышать. Он поспешно продолжил, его пульс бился в горле. — Ты была так рада, когда, наконец, получила должность в Хогвартсе. И я знаю, что здесь есть люди, о которых ты заботишься, и что я не имею права просить тебя отказываться от всего этого из-за меня. Но я не могу оставаться здесь, Ханна, и я достаточно эгоистичен, чтобы хотеть, чтобы ты была со мной. Я навёл справки, и канадское Министерство позаботится обо всех документах, если ты захочешь преподавать там. В окрестностях есть несколько магловских школ, но, к сожалению, нет школы магии. Ты сказала, что хочешь писать; у нас будет достаточно денег, чтобы купить небольшой дом, и ты могла бы иметь свой собственный кабинет. И сад. Настала пауза. — Ты сказал «у нас», — тихо произнесла она. К его ужасу он почувствовал, как на щеках появился румянец. — Я бы не просил тебя приходить, если бы не был готов взять на себя постоянное обязательство, — чопорно сказал он. Ханна вопросительно посмотрела на него. — Прости, если это кажется очевидным, — нерешительно произнесла она, — но ты предлагаешь жениться на мне? — Да, — его голос был хриплым. — Ты согласна? Настала ещё одна короткая пауза, прежде чем она ответила, пауза, во время которой его сердце билось так сильно, что он был уверен, что она это слышит. — Конечно. Конечно, я согласна. Её лицо казалось подсвеченным — пронизанным радостью изнутри. Поддерживая с ней зрительный контакт, он лишь смутно осознавал, как поздний полуденный солнечный свет падает сквозь ветви, покрывая их мантии золотистыми точками, цветами, звуками ветра на верхушках деревьев. Всё, что он знал, что она здесь, настоящая и прекрасная, и его. А потом она целовала его, губы мягко касались, когда её тело прижималось к нему; снова в его объятиях, где она и должна быть. И он знал, что до тех пор, пока он жив, не будет другого момента, столь совершенного. Ханна закрыла глаза, пытаясь запечатлеть прикосновение, запах и звук момента в своей памяти. Она выйдет замуж. За него. За Северуса. Правда, подумала она с улыбкой, это предложение, вероятно, было одним из худших из когда-либо сделанных, но почти ошеломлённое выражение облегчения на его лице не оставило у неё никаких сомнений относительно того, что он это серьёзно. Сама она всё ещё испытывала головокружение от эмоциональной езды на американских горках за последние несколько минут. О, он напугал её!.. Она открыла глаза и снова стала искренне его целовать. Через несколько минут он отпустил её и выпрямился: «Предполагаю, ты захочешь кольцо?» — хрипло спросил он. — Так принято, — осторожно ответила она. — Но это необязательно… — У меня есть кольцо, — он говорил с несвойственной ему нерешительностью. — В моей семье принято носить изумруды в качестве обручального камня. Я понимаю, что сейчас это совсем не в моде. Я не буду винить тебя, если ты найдёшь кольцо не по своему вкусу. Он вынул маленькую зелёную бархатную коробочку из кармана своей мантии. Бархат стёрся по углам, и коробка испускала неопределённую ауру древности. Ханна затаила дыхание, задаваясь вопросом, как долго он носил её с собой. Он неуверенно взялся за крышку коробки. На его лице было преднамеренно будничное выражение лица, которое позволило ей понять, что независимо от того, насколько беспечным он пытался казаться, это имело для него огромное значение, и Ханна сразу поняла, что воскликнет от радости, даже если это было самое уродливое украшение, которое она когда-либо видела. Ей не нужно было притворяться. Кольцо выглядело солидным, но не огромным. Изумруд высочайшего качества с закруглённой огранкой в простой оправе. Рядом с камнем хвостовик кольца был отлит в стилизованный узор из листьев виноградной лозы. Три маленьких алмаза были вставлены вдоль лоз с каждой стороны с неравномерными интервалами, как сверкающие белые ягоды. Ханна выдохнула. — Северус, — прошептала она, — я думаю, что это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела в своей жизни. — Значит, оно достойно твоего согласия? Формальный вопрос не совсем скрывал довольное выражение его лица. — Я не могу вспомнить ничего более совершенного. — Её глаза сияли, когда она смотрела на него. — Сколько ему лет? — Мы не знаем точно. Оно принадлежало моей прабабушке, и её бабушке до неё. Мы предполагаем, что ему по крайней мере половина тысячелетия. Посмотрев на кольцо, она увидела, что золото имеет тёплый, слегка тусклый налёт, который приходит с возрастом. Ханна вдруг посмотрела на него с беспокойством. — Твоя мать не будет возражать? Это семейная реликвия… — Моя прабабушка завещала его мне, поскольку у неё не было других внуков. Оно моё, — сухо ответил он. Ханна кивнула и снова посмотрела на коробку. — Не мог бы ты надеть его? — Она вдруг почувствовала себя робкой и близкой к тому, чтобы расплакаться. Он поднял её левую руку. Он осторожно держал её в своей руке. — Ты уверена? — спросил он едва слышимым голосом. Ханна улыбнулась ему: «Абсолютно». Он вытащил кольцо из коробки и надел на её палец. Ханна ахнула от удивления, чувствуя, как оно сжимается. — Оно зачаровано, чтобы соответствовать пальцу владельца, — хрипло объяснил он. Ханна протянула руку к солнечному свету, позволив ему играть на кольце, вызывая переливы в изумруде. — На тебе оно выглядит… очень мило, — сказал он, и Ханна с радостью обнаружила, что не только её голос был переполнен эмоциями. — Оно прекрасно. — Она протянула руку и погладила его лицо. — Спасибо тебе. Он поймал её за запястье и поцеловал ладонь. — Есть хоть одна причина, по которой нам пришлось бы ждать? Желание сохранить их связь в тайне испарилась в одно мгновение, в ту же секунду, когда его неуверенность в будущем их отношений была изгнана навсегда. И он сможет защитить её гораздо лучше, когда они поженятся, сказал он себе. Она покачала головой с улыбкой: «Я не могу придумать ни одну». — Тогда в следующую субботу, — решительно заявил он. — Перед началом нового семестра. Это даст нам достаточно времени, чтобы сообщить о предстоящем бракосочетании. — Как думаешь, мы могли бы пожениться в Хогвартсе? Он на мгновение задумался — обычно он предпочёл бы провести быструю и тихую церемонию в Министерстве, но его недавний опыт общения с этой организацией сделал такой вариант совершенно нежелательным. Он кивнул. — Я поговорю с Дамблдором. Если нет, то в Хогсмиде есть часовня. Мы можем обсудить детали позже. Внезапно Ханна повисла у него на шее. — Не могу в это поверить, — прошептала она ему на ухо. — О, Северус… Его руки уже сомкнулись вокруг неё, когда резкий голос тёти прорезал тишину, как звук горна: — ОБЕД ГОТОВ!