Ветер в ивах

"Доброго тебе дня, Бильбо Беггинс, Я надеюсь, что это письмо дошло до тебя, а не осело где-то в грязных кабаках или размытых дорогах Северного Тракта, выпав из седельной сумки, и что ты не выкинул его в огонь сразу же, как только увидел имя отправителя. И если сейчас ты, именно ты, все же читаешь его, пожалуйста, отринь все чувства, что оно вызывает в тебе и отнесись к следующим строчкам предельно серьезно, потому что то, что я хочу сказать дальше - серьезно. Потому что я хотел бы извиниться. За то, что сказал и что сделал, и за то, чего не сделал тоже, за то, что был так ослеплен своей гордыней и целью, что не смог оглядеться по сторонам. Не смог увидеть. За то, что позволил тебе уйти, тихо и одиноко, будто изгнаннику, которым ты не был, которым ты никогда не смог бы быть, которым бы тебе не дали быть. Три года уже прошло, а я даже не знаю, где ты и как ты. Наверное, вернулся в Шир в свою родную нору и продолжаешь жить обычной, размеренной жизнью, восполняя запасы кладовой, и ненавидишь всех гномов разом, или, быть может, просто с тихой нежностью вспоминаешь поход; или вообще его позабыл. Хотя трудно забыть подобное, но это то, что ты всегда делал во время нашего путешествия - удивлял меня, и мне хотелось бы верить, что такая восхитительная способность не отказала тебе с годами. И я прошу прощения. Потому что несмотря на все, что я успел наговорить тебе, ты все равно вскочил в гущу битвы и прикрыл меня, даже когда я кричал, что с большей радостью приму смерть, чем помощь от тебе подобных. Я благодарен тебе. Без тебя бы Эребор никогда не достиг тех высот, что мы имеем сейчас. Гора отстраивается вновь, и многие залы уже засияли в былом величии, а в заново возведенный Дейл начинают стекаться люди. Фили и Кили помогают поднимать город из руин. Аркенстон сияет во троне. С каждым днем все больше гномов возвращается в Эребор. Старики, знавшие еще Короля Трора во времена всхождения на престол, взрослые мужи, запомнившие пепел и надрывные крики в горящих домах, и маленькие дети, впервые вступающие на родину своих предков. Домой. И это твоя заслуга, Взломщик. Мне не дано знать, простил ты меня или нет, и сможешь ли когда - нибудь, но вина все равно будет лежать на моих плечах, и я всегда буду в неоплатном долгу перед тобой. Я благодарен тебе, и я прошу простить меня. Я не знаю, как принято заканчивать письма у твоего народа, поэтому желаю, чтобы дома твоего никогда не коснулась беда, и восточный ветер каждое утро приносил хорошие вести, дорогой Бильбо Беггинс. С уважением, Торин Дубощит, сын Траина. Король - под - Горой." Разломанная печать с гербом древнего королевского рода чуть покалывает пальцы острыми краями, но хоббит лишь сильнее сжимает ее в загрубевших ладонях, отказываясь положить осколки сургуча на стол. Бумага плотная, дорогая, старая, она пахнет чернилами и пылью. Она пахнет долгой дорогой, костром, дождем и землей, ее недрами, глубокими сводами, самым ее сердцем. Бильбо цепляется взглядом за аккуратно выведенные слова и подавляет желание провести по ним рукой; крупные, округлые, спокойно - уверенные, они длинными горными цепями ровно тянутся через пергамент, нигде не выбиваясь из общего ряда. Почерк такой, каким он запомнил его в договоре целую вечность назад, но теперь уголки букв чуть острятся, словно высокие пики гор, и все пытаются куда - то вытянуться, резкие, длинные, натянутые, будто тетива гномьего лука. В них усталая мощь и тяжелое бремя, холодным золотом сковавшее высокий лоб. Бильбо сидит в своей теплой уютной норе и долго смотрит на огонь, думая о том, чтобы бросить в него письмо. И когда он засыпает, убаюканный мерным треском поленьев, ему снится темно - синий вязкий туман с рваными кровавыми краями практически у самой травы, старающийся проткнуть хоббита мечом под гулкое сердце, и Бильбо все пытается нагнать ускользающую тень с длинным плащом, и свет из ее груди разгоняет клубящийся мрак. "Доброго здравия, Торин Дубощит. Нехорошие слухи доходят до наших краев с далеких дорог. Говорят, будто бы на Тракте начали промышлять разбойники, да не несколько человек, а целые банды, грызущиеся даже между собой. Предупреди своих подданных и возвращающихся людей, пусть смотрят в оба, ночи нынче наступают все раньше и не спешат отступать восвояси. Но несмотря на все трудности, я надеюсь, что это письмо дойдет до тебя, как и твое недавно. Ты оказался прав, Король - под - Горой, я вернулся в Шир. Ведь ничего нет лучше на этом свете, чем после долгой дороги, какой бы трудной она была и ради чего ни проходилась, вернуться в дом родимый, не так ли? В Хоббитании все также тихо, размеренно и уютно. Все также не меняются зеленые долы, фамильные норы и старые порядки, все также каждый год цветут сады и поля, в лесах дети ищут карликов по оврагам, и приветливо горят по вечерам узорчатые окна домов. Впрочем, вряд ли ты успел насладиться видами за то непродолжительное время, что пробыл в наших землях, да и зелень холмов - не та картина, что ласкает взгляд гному. Но именно в таком краю может отдохнуть после трудной дороги усталый путник, и только он подходит для добропорядочного почтенного хоббита. У меня было вдоволь времени, чтобы привести все в порядок и оглянуться назад, разобраться в собственной голове. И в первую очередь мне бы хотелось поблагодарить тебя, Торин Дубощит, за то, что дал возможность узнать себя с новой стороны и увидеть мир за пределами удобного кресла, да потертой кружки эля. Это путешествие изменило всех нас, познакомило, прежде всего, с самим собой, укрепило душу и характер, кого - то примирило со своим настоящим, кого - то наоборот рассорило, но никого не оставило незатронутым. И именно поэтому я прощаю тебя, Король, уже давно простил и, на самом деле, никогда не держал зла. Потому что ты менялся тоже, а подобное никогда не проходит легко ни для кого, будь то гном, человек, хоббит или даже майяр, но тебе - тебе было тяжелее в сто крат, ведь на твоих плечах вечно лежала и будет лежать ответственность за свой народ, и именно в его благо ты действовал. Да, обстоятельства, в которых тебе приходилось принимать решения, трудно назвать благоприятными, да и вряд ли хотя бы одно из этих решений не легло тяжким камнем на сердце, но ты - истинный Король, и я верю, что Эребор вновь восстанет из пепла под твоим предводительством, и гномы Одинокой Горы никогда больше не познают горечь утраты. Поэтому знай, Дубощит, что ты прощен, полностью и безоговорочно, и знай также, что ты будешь прекрасным правителем, если будешь слушать свое сердце. Я желаю твоему Дому скорейшего расцвета и счастья до скончания времен, пусть история народа твоего никогда более не омрачится смертью и кровью, а отваге в его сердце не будет равных. С уважением, Бильбо Бэггинс." Бильбо долго раздумывает, прежде чем отправить письмо; даже когда конверт оказывается наконец полностью заклеен, хоббит не спешит отдавать его в руки почтальону. Он совсем не уверен, нужно ли ему это, и чего он хочет добиться, доказать, понять, но все эти неуместные, правдивые глаголы перекрывает нудноватый голос в его голове, повторяющий бесконечный текст о вежливости и добропорядочности, и о том, что почтенные хоббиты по утрам готовят себе завтрак и совсем - совсем не ждут в гости милых родственников, которые конечно же придут часам к двенадцати, а не ходят в течение часа кругами по гостиной. И еще Бильбо не может не признать, что его совсем немного, но греет мысль о том, что где - то далеко - далеко его письмо также будет пахнуть пылью и долгой дорогой, и промозглыми холодными утрами, и опасностью пути, и теплым уютом домашнего очага с коричными булочками. Где - то далеко - далеко его письмо будет пахнуть дорогой и домом у одного упрямого гнома. Когда почтальон скрывается в конце улицы, надежно спрятав конверт в заплечную сумку, Бильбо возвращается за стол и долго перебирает полученные за последние три года письма. Бомбур, Бофур, Глоин, Фили с Кили, как всегда неразлучные, что даже послание - одно на двоих, Балин... Одиннадцать имен на паре - тройке десятков конвертов, лишь двух не хватает, Двалин во всем поддерживает своего Короля. Бильбо улыбается. Что ж, возможно о чем - то этому самому Королю знать необязательно.