Dein Weg

Яркая вспышка света обожгла мои глаза. Было тяжело дышать. В моем пересохшем горле что-то мешало, а тело ломило от холода так, что я, кажется, застонала. Передо мной все плыло и чтобы понять где я нахожусь, мне понадобился довольно долгий промежуток времени. Но когда взгляд сфокусировался, я, кажется, даже улыбнулась, поскольку поняла, что нахожусь в… Мать ее, больнице! В палате реанимации, как две капли похожей на ту, в которой я была после аварии. Вот только возле меня не было ни полиции, ни персонала, никого. И мне почему-то стало так страшно, что я, не контролируя свои действия, попыталась встать, запутавшись в проводах, окутывающих меня. Но сделать этого не получилось. Зато получилось привлечь внимание человека, который, как оказалось, стоял у окна. И я напрягла свой взгляд, чтобы рассмотреть его. А когда это мне все-таки удалось, то я не поверила своим глазам. Передо мной с испуганным и в то же время каким-то радостным взглядом стояла никто иная как… Штефи. Моя лучшая и единственная подруга, в излечение которой я уже перестала верить. Она была бледна и выглядела уставшей. Но все же это была она. Как? Как такое возможно? Ведь врачи сказали мне… И вот тут до меня кое-что начало доходить, напугав еще сильнее. Я что, умерла? Но, кажется, я это спросила вслух, потому что Штефи вдруг улыбнулась мне и мотнула головой. - Черта с два, Бергер! Кто тебя отпустит? Ее улыбка стала еще шире и она медленно направилась ко мне. Штефи, моя Штефи! Вот в этом она вся. Даже в трудные минуты сказанет так, что хочется жить. Не то, что я. - Ты не представляешь, как я рада, что ты жива, - кое-как выговорила я, потому что мой язык еще не понял, кто здесь хозяин. - А я-то как рада, - продолжала улыбаться Штефи и, осторожно, наклонившись ко мне, обняла. – Хотя, я чуть не сдохла тут! – тут же отлепилась от меня она и с наигранным недовольством уселась на стул. - Да, я звонила… - я шумно выдохнула, прервав свою фразу, поскольку слабость никак не хотела уходить и разговоры выматывали меня, - …врачам. Они сказали, что ты, возможно, никогда не придешь в себя. А сейчас… Это чудо какое-то! Ведь кроме нас с тобой после той аварии никого не осталось. Врачи уже сказали тебе, да? Я пристально смотрела на Штефи, пытаясь понять, знает она о том, что произошло или нет. А она, в свою очередь смотрела на меня каким-то странным взглядом, приподняв одну бровь вверх. Я снова вздохнула, чувствуя, как мое тело начинает постепенно согреваться и даже расслабилась, смотря на подругу. - Мне столько нужно рассказать тебе. Я ведь целый месяц не могла поговорить с тобой. - Бергер, - продолжая внимательно вглядываться в мое лицо и слегка нахмурив брови, произнесла Штефи, - ты даже без сознания успела что-то употребить? - Что? – не поняла я. Но Штефи тут же замотала головой и, быстро поднявшись со стула, направилась к двери. - Ничего. Неудачная шутка. Прости, - усмехнулась она и нажала кнопку вызова персонала. – Так что ты там хотела мне рассказать? – прищурилась Штефи, возвращаясь ко мне. Я улыбнулась, понимая, что сейчас, наконец, выговорюсь, поделюсь своими переживаниями и получу внятные советы, в которых я так нуждалась будучи совсем одна. И я, незамедлительно выложила все, что происходило со мной после той страшной аварии, глядя на то, как глаза моей подруги медленно расширяются, а брови ползут вверх. Да, детка, этот месяц был сумасшедшим для меня! И если бы сейчас на твоем месте была я, то реакция последовала бы аналогичная. - В общем, теперь Рихард знает про Тилля, - в довершении сказала я, глядя, как Штефи мотает головой, в удивлении прикрыв рот ладонью. Я видела, что она пытается переварить все, что я ей рассказала, что она находится где-то на грани удивления и шока. Да, Штефи, я прекрасно понимаю тебя. Это сложно понять и осознать. И она продолжала хлопать своими длиннющими ресницами, не сводя с меня взгляд. Только когда в палате появился врач, Штефи на секунду развернулась к нему, своей фразой, заставив меня нахмуриться. - Доктор, она несет какую-то чушь! Мужчина смерил взглядом сначала ее, потом меня и, подойдя ближе, склонился надо мной, начав светить фонариком мне прямо в глаза, от чего я завертела головой, чувствуя, как горлу подкатывает тошнота. - Реакция в норме, кожные покровы приобретают естественный оттенок… Как вы себя чувствуете, Элизабет? - Не знаю, - попыталась пожать плечами я, внимательно рассматривая доктора. Что-то странное было в его поведении, в его речи. Вот только что? Этого я понять не могла до тех пор, пока на бейдже четко не различила буквы, сложив их в единое целое. «Доктор Густав Манкер». Немец? Здесь? Вот повезло, так повезло! Общаться с врачом, который является носителем твоего языка, намного проще. Тем более, если учесть то, что я не знаю английского. Но вдруг в голове что-то щелкнуло. Будто заработала вторая половина моего мозга. И я в упор уставилась на Штефи, неопределенно махнув рукой. - Постой. А как ты вообще здесь оказалась? Ты же еще недавно была в Берлине. В клинике. Но на мой вопрос Штефи только закатила глаза и, указав на меня кивком головы, обратилась к доктору: - Вот видите… - Не волнуйтесь. В ее состоянии это допустимо, - успокоил ее, но не меня, врач и обратился уже ко мне: - Элизабет, а по-вашему, где мы сейчас находимся? Ау! Что вообще здесь происходит? Вы издеваетесь надо мной? Или это съемки скрытой камерой, чтобы написать еще одну сенсацию: «Гитаристка Rammstein окончательно сошла с ума!». - Вы издеваетесь надо мной? – не выдержала я. – Посмотрите в окно и увидите, что за ним Нью-Йорк! Но почему-то мой ответ явно не устроил никого. Доктор в задумчивости обхватил пальцами подбородок, а Штефи поджала губы, сменив свой удивленный взгляд на какой-то жалостный, сочувственный. - Элизабет, какой сейчас месяц? – выплыл из забвения врач, начав снова задавать свои тупые вопросы. - Начало ноября. - А число? - А вы сами-то его помните? - А год какой? - Да вы издеваетесь что ли?! – не выдержала я и, несмотря на недомогание, приподнялась, принимая положение «полусидя». – Вам кто-то из журналистов заплатил, да? Решили сделать из этого новую сенсацию? От тебя, Штефи, я вообще такого не ожидала! Так вот, у вас ничего не выйдет, потому что я… И тут я замолчала на полуслове, поскольку Штефи, которая, так же как и я, потеряла всяческое терпение, сунула мне под нос свой телефон, открыв в нем видео со своей личной страницы в социальной сети. - Всем привет. Сегодня у меня есть замечательный повод, чтобы поделиться с вами новым видео, - вещала с экрана Штефи, сияя своей обычной белоснежной улыбкой. - Потому что сегодня, 13 ноября 2015 года, наш Лекс, наш замечательный и, не побоюсь этого слова, самый лучший ударник празднует свое тридцатилетие! – она издала радостный клич и слегка повернула камеру, показывая обстановку вокруг. – Парни, скажите пару слов. Тут же на экране появились наш вокалист и басист. Скорчив смешные рожи, оба поднесли бокалы к камере «чокнувшись» с ней и, что есть мочи, проорали: - С днем рождения, чувак!!! - Вот так и отмечаем, - продолжала вести репортаж Штефи, на секунду появившись в объективе и снова начав показывать всех вокруг. Как завороженная я смотрела в экран телефона и, кажется, понимала, что схожу с ума в очередной раз, потому как передо мной возникла я, собственной персоной, а рядом со мной… Тилль. И я даже открыла рот, чтобы задать вопрос, но Штефи на видео перебила меня. - Эй, сладкая парочка, скажете пару слов имениннику? Тут же я, которая была на экране, подняла бокал чуть выше и послала воздушный поцелуй, широко улыбнувшись, а потом просто взяла за руку Линдеманна, выходя из кадра. - Так, ну с этими все понятно… - рассмеялась Штефи и… - Хватит, - судорожно проговорила я, отталкивая от себя телефон подруги. Мое сердце билось в бешеном ритме, руки вспотели, тошнотворный ком подбирался все ближе. И я не понимала, что происходит вокруг. Откуда это видео. Если оно было снято до аварии, то откуда там Линдеманн? И что означают слова Штефи? Стоп! Год. Она сказала про год! Rosenrot мы снимали в 2005, а Штефи сказала… Да нет, это ведь шутка. Самая плохая шутка, которую только можно придумать. Но, кажется, Штефи не намерена шутить, потому как, взглянув на врача, она кивнула головой, произнеся: - Можно я сама ей расскажу? - Хорошо. Если что, я в соседней палате. И он быстро удалился, оставляя нас одних. Я тяжело дышала не в силах понять того, что сейчас происходило и поэтому ощущала себя клиентом психиатрической лечебницы. А может и правда пора заключить с ними контракт? - Лиз, - голос подруги отвлек меня от мыслей, и я подняла на нее свой безумный взгляд, надеясь на то, что сейчас она скажет, что шутка опять неудачная. Но этого не произошло. - Это видео было снято три дня назад, накануне того, как ты сорвалась, наглоталась каких-то колес и попала сюда. Врачи тебя еле откачали. - Это шутка да? – решилась спросить я. - Нет, Лиз, - мотнула головой Штефи. – Шутка – это то, что ты рассказала мне до этого. Причем шутка твоего мозга. Никакой аварии не было. Точнее была, месяц назад. Но кроме твоей гитары, никто не пострадал, - она почему-то усмехнулась и сказала: - Тот парень, который был виноват, пытался выяснить стоимость твоей гитары. Но ты послала его подальше. Помнишь? «Когда ее гитара будет выставлена нашей звукозаписывающей компанией на аукцион, вы узнаете сумму», - вспомнились мне слова Рихарда. И меня вдруг затрясло, а через секунду палату огласил мой смех, вскоре переросший в истерику. Я просто сидела на кровати и ревела, ревела в голос от своей беспомощности, от непонятной боли и от всего этого сумасшествия, которое происходило вокруг. Какой-то частью своего мозга я понимала, что Штефи не врет. Но тогда почему все было так реально? И почему я не могу ничего вспомнить из того, что говорит она? Вот это пугало больше всего. И я продолжала трястись сидя на кровати, пытаясь заставить свой мозг работать, чтобы переварить происходящее и разобраться где реальность. От перенапряжения меня начало выворачивать наизнанку, но прибежавший на зов Штефи врач, заверил, что это организм начал включаться в работу, а это хороший знак. А потом мне вкололи какое-то лекарство от которого я вскоре успокоилась и могла воспринимать информацию адекватно. По мере нового рассказа Штефи, мой мозг начал выдавать смутные воспоминания того, что по ее мнению было реальностью. Вот только во всем этом я окончательно запуталась, снова оказываясь на грани срыва. - Успокойся, Лиз, - Штефи осторожно взяла меня за руку, так же, как когда-то Рихард, которого, по всей видимости не существовало в моей жизни. – Врач сказал, что это пройдет. - И давно у меня проблемы с наркотиками? – вдруг спросила я, уставившись куда-то перед собой. - Около двух месяцев, - спокойно отозвалась Штефи. – Видимо пристальное внимание к нам, за последнее время, сильно ударило тебя по башке. - Значит, я все еще гитаристка «In Flammen»? – тихо спросила я. - Ну, если не завяжешь, то Якоб обещал разорвать контракт с тобой, - скривила губы Штефи. Я продолжала сидеть и только кивала, разгребая завалы в моей голове, которые медленно, но верно, начали вырисовывать мою настоящую жизнь. Но удалить из памяти ненужное было тяжело. Поэтому я умоляюще посмотрела на подругу и, тяжело вздохнув, спросила: - А что у меня было с Рихардом? - Надеюсь ничего! – даже выпрямилась Штефи. – Потому что с ним встречаюсь я! Да, расслабься, детка, - тут же улыбнулась она, всеми способами пытаясь меня поддержать. - Не было у вас с ним ничего и никогда. - Тогда почему… Я не успела договорить, как Штефи тут же перебила меня: - Я не знаю. Может, он был последним, кого ты запомнила, пока не отключилась окончательно. Это он нашел тебя в том клубе совершенно случайно. Вызвал скорую. В общем благодарить будешь его. Только не перегибай палку с благодарностью. - Да иди ты к черту! – вдруг выдала я и даже улыбнулась, но тут же с каким-то испугом уставилась на Штефи. Мы всегда так делали. Если кто-то плохо знал нас, то мог бы подумать, что мы ненавидим друг друга. Но на самом деле я и Штефи не можем друг без друга. Я поняла это еще тогда, когда… В общем я это поняла. Вспомнила. - Вот видишь, ты немного начала приходить в себя, - улыбнулась Штефи и бесцеремонно залезла ко мне на кровать, осторожно заключая в объятия. – Еще вопросы будут? - Наверное, да, - тяжело вздохнула я, пытаясь обнять подругу, чтобы не выдернуть из руки капельницу. – Мой мозг еще не в состоянии поверить и осознать. И мне все еще кажется, что ты прикалываешься. Ай! – вскрикнула я, потому что Штефи больно ущипнула меня за руку. - Ты не спишь. - Да лучше бы спала, - снова вздохнула я, пытаясь выловить в голове то, что мучило меня в данный момент. - Слушай, а то, что ты рассказала про Тилля… Точно! Тилль! Как же я не обратила на это внимание. Ведь там на видео, когда он стоял рядом мы выглядели довольно счастливо и он, кажется, держал меня за руку. А Штефи назвала нас… Боже, помоги мне не сойти с ума! - Я и Тилль… мы… - осторожно начала спрашивать я, поскольку в голове снова вырисовывались странные моменты, словно отрывки из фильмов не дающие полной картины. – Я и он… - Да, - кивнула Штефи. – Вы вместе уже два года. Но на его месте я бы давно послала тебя ко всем чертям, подруга. Хотя бы после того, что ты учинила… Ой, - она осеклась и со страхом взглянула на меня, поняв, что сейчас эта информация была явно лишней. Но я уже во все глаза смотрела на нее, ожидая дальнейших разъяснений. Но они мне не понадобились, потому как мой мозг, то ли сжалился надо мной, то ли решил меня окончательно добить, выведя «на экран» четкое изображение от которого мне снова стало дурно, а тело начало потрясывать. В один момент я вспомнила все. Все, что надо и, наверное, не надо. Меня зовут Элизабет Бергер. Но друзья называют просто – Лиз. Я гитаристка «In Flammen» – второго по масштабу проекта Якоба Хельнера. И я… Я встречаюсь с вокалистом Rammstein. C того самого момента, когда узнала о диагнозе отца. Когда билась в истерике на полу гримерной. Именно Тилль помог справиться со всем этим. Именно он вытащил меня из пропасти, не дав свалиться в низ. Я всегда помнила об этом и была благодарна ему. Поэтому наши отношения, начавшиеся с простых встреч и секса, быстро переросли в бурный роман, который мы, кстати говоря, даже не думали скрывать. Про нас ходило много слухов, больше, конечно, касающихся меня. «Молоденькая гитаристка подцепила гиганта рока». «Любовь или выгода?». «Пиар или реальность?». Примерно такими статьями пестрили все газеты. Он не обращал на это никакого внимания, а вот я не выдержала. Он любил меня, а я… - О, Господи! – вдруг простонала я и прикрыла лицо ладонями, потому что моя память решила вернуть мне последний эпизод моей настоящей жизни. В тот вечер мы сидели в его доме, в его рабочем кабинете. Он что-то писал, а я расплывалась по дивану от накатывающей эйфории, и на все его вопросы отвечала просто: «Устала». Я всегда так делала, когда он с подозрением начинал смотреть на меня, будто пытаясь разгадать, что происходит со мной в последнее время. А потом он вдруг оказался рядом, взял мою руку и начал что-то говорить. Но я уже не пыталась слушать его, потому что меня так торкнуло, что когда его речь подошла к теме семьи, мой мозг не выдержал. Из моего рта речь лилась как из помойного ведра. Я наговорила ему всего, что только могла, совершенно не контролируя себя. А он просто стоял и слушал. Черт побери, стоял и слушал мои оскорбления! Но тогда я испытывала от этого, а может и не от этого, огромное удовольствие. А потом был клуб, еще несколько таблеток, унесших меня куда-то далеко, и лицо Рихарда, пытающегося поднять меня на ноги. Наверное поэтому мой мозг запомнил его, переиграв всю мою жизнь так, чтобы мне стало настолько тошно, чтобы жить совершенно не хотелось. А ведь тот Тилль, ведь он пытался вразумить меня, но я этого не понимала… До этого момента. - Штефи, я столько всего наговорила ему, - простонала я в ладони и осторожно убрала их от лица, со страхом глядя на подругу. - Надеюсь, про возраст промолчала? – с прищуром взглянула на меня подруга. - Не знаю. Я… Стой, а какое сегодня число? - Семнадцатое. - Ноябрь? - Да. Семнадцатое ноября! Точно! Семнадцать! Вот почему эта цифра не давала мне покоя на парковке моего дома. Или не моего дома! Нет, голова у меня точно не в порядке. - У него сегодня презентация альбома. Мне нужно туда! – и я попыталась вскочить с кровати, чувствуя, что могу свалиться от слабости. Штефи тоже это поняла, потому что вцепилась в мою руку, удерживая на кровати. - Сдурела? В таком состоянии? - Наверное, да, - кивнула я и снова попыталась встать. Штефи в два прыжка оказалась у двери, вызывая моего лечащего врача, поэтому тот через несколько минут уже наставлял меня на путь истинный, рискуя нарваться на мою злость, закипающую внутри. Но в какой-то момент я почувствовала, что что-то где-то перевернулось и вместо ругательств на врача обрушились мои слезы. - Мне очень надо. Если я не буду там, то все… - Что все? – не понял врач. - Все, - снова повторила я, описывая свою дальнейшую жизнь одним словом. Врач долго и пристально смотрел на меня, а потом, обернувшись к Штефи, произнес: - Максимум два часа, а потом – назад. После такого… В ее состоянии. В этот момент я готова была расцеловать его, но не могла, потому что стоило мне подняться на ноги, как все кругом снова поплыло. Штефи сумела удержать меня, не давая упасть и придерживая пакет с раствором, который продолжал попадать в мой организм через систему. Это было вторым условием врача, при котором он согласился на свой страх и риск отпустить меня и не дать окончательно сломать мою собственную жизнь. *** Зайдя через служебный вход ночного клуба, я еще в коридоре услышала его голос. Такой знакомый, ласкающий слух. Наверное, это вдохнуло в меня немного сил, поэтому я даже отцепилась от Штефи, за которую держалась чтобы не упасть, и осторожно шагнула к сцене, останавливаясь за кулисами. Толпа народа, свет, громкая музыка. Все кричали и бесновались. Нет никого лишнего. Только избранные. А на сцене Он. Рычит тексты на английском языке, заводя толпу. Он корчится, размахивает руками, пытаясь передать все свои эмоции, чуть наклоняется вперед и продолжает расхаживать по сцене. А я стояла в темноте кулис и не могла отвести от него глаз. Музыка стихла. Толпа – тоже. Свет приглушился лишь на секунду, а потом… Спокойная красивая мелодия, от которой внутри все сжалось. Вот откуда я знала ее… тогда… напевая в машине. - Тебе не хорошо? – забеспокоилась Штефи. - Нет, все нормально, - слегка сморщилась я и развернулась, осторожно ступив на ступеньку, чтобы спуститься вниз. – Проводишь до гримерки? - Конечно. Только хочу сразу предупредить. Там Неле. - Неле? И что? – не поняла я. - Не помнишь? – как-то удивленно произнесла Штефи. - Точнее не знаю, где реальность, а где сон в моих воспоминаниях, - честно призналась я. Но когда дверь в гримерку открылась, вместе с ней словно выплеснулись все те остатки, которые мой мозг предпочел забыть на какое-то время. Сидевшая в гримерной Неле, которая больше любила тишину, чем громыхание музыки, тут же поднялась с дивана и уставилась на меня. Штефи, понимая, что она здесь лишняя, быстро сказала, что будет ждать в коридоре, и скрылась за дверью. Мы с Неле остались вдвоем. Она смотрела на меня так, будто видела призрака. Ну конечно, пролежать без сознания два дня, а потом заявиться: «Здрасьте, я вернулась». Хотя Неле всегда относилась ко мне настороженно и, могу поклясться, была бы счастлива если бы я больше никогда не перешагнула порог их дома. Она была старше меня и за свою жизнь повидала много женщин своего отца, таких же молоденьких девчонок – охотниц за славой и деньгами. Но я не такая, как они. Мне это все не нужно. Это я зарабатываю сама. Своим трудом. А ради Тилля… Ради Тилля я готова на все. Готова пожертвовать всем ради него. Своим комфортом, своей карьерой. Ведь именно это я и хотела сделать тогда, в Нью-Йорке. Вот только не успела. Меня вернули в реальность. Я усмехнулась, наконец, осознавая, что внутри стало как-то легче. Ведь моя жизнь, которую я проживала в реальности, была намного равномерней. Не считая моего срыва. Но здесь нет ни вины Тилля, ни вины моих друзей, моих близких. Даже акулы пера были ни в чем не виноваты. Это целиком и полностью была моя вина. Я понадеялась на свои силы, решая не просить о помощи. А в итоге… - Как ты? – Неле вывела меня из потока мыслей. Она пристально смотрела на меня, разглядывая мое лицо. Но в ее глосе я не услышала фальши, лишь беспокойство. Реальное, не наигранное беспокойство. - Так, будто меня пережевали и выплюнули, - усмехнулась я, осторожно подходя к дивану и присаживаясь на него. - А еще забыли включить мои мозги. Неле присела напротив, на край гримерного стола, все так же продолжая смотреть на меня. Я знала, что она чувствует, как она относится ко мне, хотя об этом разговор никогда и не заходил. Поэтому сейчас, мне захотелось выяснить все и, наконец, поставить все точки над «i». - Я знаю, что ты недолюбливаешь меня, - начала говорить я. Но Неле вдруг перебила. Видимо чувства, скопившиеся в ней за долгое время, тоже решили выплеснуться наружу. Тем более это был единственный момент за два года, когда мы остались с ней наедине. И сейчас можно было прояснить все, что нужно было сделать еще давно. - Все эти дни папа пил, почти не просыхая. Он едва не сорвал презентацию альбома… Из-за тебя! - Неле, я… - Не перебивай меня! – нахмурилась она, и я тут же замолчала, прикусив нижнюю губу и продолжив смотреть на нее. – Когда ты наглоталась «колес» в клубе и Рихард нашел тебя там полуживую, я думала, что папа с ума сойдет. Он пробыл с тобой в больнице сутки. А когда врачи отправили его домой, сказав, что нет смысла оставаться, он пришел домой и опустошил бутылку водки. За раз! Я за всю свою жизнь не видела его таким. А потом, когда он немного пришел в себя, рассказал, что он боится тебя. Точнее вашей разницы. Он боится, что ты найдешь кого-то помоложе. Не такого как он. - Что за бред? – нахмурила брови я. - Ты же никогда не любила моего отца! Ты, как и все остальные, просто пользуешься им, а в подходящий момент просто уйдешь. Это же очевидно! От негодования я даже задохнулась. Да, ты его дочь и имеешь право защищать интересы своего отца! Но какое ты имеешь право судить обо мне?! Ты ведь даже не знаешь меня! - Это не так, - собрав все свои силы в кулак, поднялась с дивана я. - Я люблю твоего отца! Всегда любила! Черт! Я действительно сказала это? Сказала вслух? Да, Лиз, промывка мозгов, кажется, того стоила. Ведь раньше я ни разу не говорила этого Тиллю. А на его слова только улыбалась в ответ и кивала, не в силах произнести простую фразу. Но сейчас, промучившись где-то в недрах своего подсознания, я могла уверено назвать себя дурой. Ведь всего, что произошло, могло бы и не случиться. Хотя, если бы этого не случилось, возможно я бы никогда не поняла, что не могу жить, не могу дышать без человека, который сейчас стоял в дверном проеме и смотрел на меня в упор, поскольку прекрасно слышал мои последние фразы. - Неле, оставь нас, - произнес Тилль. Неле только кивнула и, поздравив его с успешной презентацией, вышла из гримерной, закрыв за собой дверь. И мы остались одни. Тилль подошел, не сводя с меня взгляда. Остановился в двух шагах, держа дистанцию. Но я видела его еле заметный порыв подойти ближе, дотронуться до меня, потому что в его серьезных глазах промелькнуло то выражение, каким он всегда смотрел на меня. И он продолжал стоять напротив, боясь прикоснуться, словно я могла раствориться и исчезнуть навсегда. У него было много вопросов. Я это знала. Я это видела. Но вместо этого он произнес только одну фразу: - Что будем делать? А я стояла, тоже боясь подойти к нему, прикоснуться к нему. Внутри меня трясло, выворачивало от странного чувства то ли боли, то ли еще чего-то. Кровь прилила в голове, не давая соображать. Хотя, в последнее время эта функция головного мозга у меня вообще отключена. - Я не знаю, - севшим голосом проговорила я. Он почему-то закивал и отошел к тому месту, где еще недавно стояла Неле. Он долго смотрел куда-то в пол, тяжело вздыхал, мотал головой, а потом, снова вскинув взгляд на меня, начал говорить. Твердо. Серьезно. Напряженно. - Почему ты не сказала мне, что у тебя проблемы? Мы могли бы решить их вместе. Я мог помочь. Или ты настолько ненавидишь меня, что предпочла сдохнуть? - Я не ненавижу тебя, - вскинула брови я, пытаясь понять, слышал он то, что я говорила Неле или же нет. - А как же твои слова? – его глаза прищурились и он слегка наклонил голову на бок. – Пишущий бред старый идиот с извращенным сознанием. Господи, я правда сказала ему все это? А он терпел. Еще и в больницу ко мне бегал. Едва не сорвал свою презентацию. Переживал. А я… - Прости, - я закрыла глаза ладонями и помотала головой. - Я не помню того, что наговорила. На глаза навернулись слезы, поэтому я сильнее прижала ладони к лицу, пытаясь контролировать сотрясающиеся плечи. Это был конец! Я точно знала, что такое не прощается, не забывается, не стирается из памяти. Поэтому я продолжала стоять посреди гримерной до тех пор, пока не почувствовала тепло, исходящее от его тела, которое стояло так близко. - Повтори то, что ты сказала Неле, - не попросил, а потребовал он, осторожно убирая ладони от моего лица. – Повтори мне это, Лиз. На секунду прикрыв глаза, я подняла взгляд на него, чувствуя, как вся дрожу. - Прости. Я правда люблю тебя. Всегда любила, - прошептала я, приближаясь к грани истерики. И я прижалась к нему. Пусть даже в последний раз. Но я хотела ощутить это тепло. Этот запах. Я хотела ощущать его всего. Всем своим телом. Здесь и сейчас. В последний раз. Но в следующую секунду я почувствовала, как руки Тилля осторожно коснулись моей спины, прижали меня к себе так крепко, так нежно, что слезы навернулись на мои глаза и я, уткнувшись в его груди, пробормотала только одно: - У меня капельница, - и повела плечом, намекая на то, что пакет с раствором лежит во внутреннем кармане моей куртки. Но Тилль только усмехнулся, а потом… Потом он прижал меня к себе еще крепче, а губами коснулся моей макушки, так и замерев. И мы стояли, боясь пошевелиться, словно это могло нарушить все. А мое сердце теперь колотилось не из-за страха и боли, а потому, что рядом был Он. Это был мой путь. И я должна была его пройти, чтобы понять смысл моей жизни. Понять то, что человек, обнимающий меня, дорог мне настолько, что я могу бросить все, лишить себя комфорта, только бы быть рядом с ним, ощущать его тепло, запах, слышать его голос. «Кто начинает идти уверенно, закончит сомнениями, а тот, кто начинает свой путь в сомнениях, закончит его в уверенности». И я закончила его. В полной уверенности в своем будущем.