Когда между вами океан

Жизнь не умеет быть идеальной. Что бы ты ни делал — рано или поздно она повернётся к тебе задницей, а может даже лягнуть как следует. Может просто напугать, а может и переломать тебя — тут уж кому как повезёт. Но самая большая подлость — это когда она стоит к тебе лицом, и ты радуешься, как дурак, пока она не вцепится в тебя своими клыками. Салли прочувствовал это на себе пару раз. Самый первый — в раннем детстве, когда жизнь при помощи бездомного пса изгрызла ему лицо и забрала маму. А теперь ещё раз — когда жизнь разлучала его с любимым человеком. А ведь Фишер благословил судьбу, которая свела его с Ларри. Они словно были созданы друг для друга — нашли общий язык с первой встречи, очень быстро сдружились, и уже через пару недель чуть ли не братьями друг друга считали. Как оказалось — не совсем братьями. Настоящие чувства открылись как-то слишком буднично — просто Ларри поздравил его четырнадцатого февраля, а Сал, неожиданно для себя, согласился быть его валентинкой. Пусть немного странной, пусть ругающей за сигареты, но единственной и неповторимой. «Ты один такой на свете, Салли. Я вытащил счастливый билет, когда познакомился с тобой», — с усмешкой говорил Джонсон обычно, стоило Фишеру засомневаться в их чувствах. Они спалились на выпускном перед своими бывшими одноклассниками, когда, выпив, пошли танцевать. Не просто подёргаться на танцполе, а вальсировать, но получилась у них кривая пародия на выпускной вальс. И пусть они практически отдавили друг другу ноги, но на этом празднике точно были самыми счастливыми. На память остались фото, на которых с трудом можно было понять, кто и где — Эшли пыталась снимать в полутьме. А ещё Сал до сих пор с замиранием сердца вспоминал, как Джонсон, прихватив со стола недопитую бутылку с вином, утащил его в глубокую ночь встречать рассвет. И как Фишер по-птичьи жался к тёплому Ларри, подрагивая от утреннего холода, а художник кутал его в свою косуху и долго целовал. Поцелуи были со вкусом вина. А теперь его любимый — самый близкий, даже ближе отца, человек собирался уехать не просто в другой город или другую страну, а на другой континент. Салли несколько раз спрашивал, почему Ларри хочет именно в Испанию. Неужели нельзя изучать так приглянувшиеся Джонсону изящные искусства здесь? Ларри обычно переводил вопросы в какую-нибудь шутку, в крайнем случае — заверял его, что хочет попробовать просто по приколу. И продолжал готовиться к профильным испанским экзаменам. Фишер не просто волновался, он почти сходил с ума от этой ситуации. Салли даже подумывал поехать вместе с любимым — чувствовал, что долгую разлуку он просто не выдержит. Но он не только вступительные экзамены по языку и истории Испании — он и простейший языковой тест не смог бы сдать. Джонсон попытался дать ему пару уроков языка, но дальше фраз из разговорника дело не пошло. А вдруг там Ларри найдёт себе девушку? А вдруг решит остаться насовсем? Сал боялся этого и в то же время корил себя — он не имеет права думать так о том, кого любит. Ведь Ларри не предаст его никогда. Правда? — Чувак, да хватит загоняться так! — Джонсон хмурился, уже пару минут наблюдая за тем, как Салли мечется по его комнате. — Ты ведёшь себя так, будто я умираю, а не уезжаю учиться. — А я не могу смириться, — Сал замер и обнял себя за плечи, пытаясь скрыть дрожь. — Что тебя больше не будет рядом. Что я не смогу прийти сюда вечером, завалиться под бок к тебе и почувствовать, что я действительно дома… Я боюсь расставаться с тобой, как ты не понимаешь? Ларри горько усмехнулся, подошёл к нему и крепко обнял. Старая растянутая футболка пахла красками и, совсем немного, сигаретами. До Ларри так горячо он был любим только матерью… Фишер прижался к любимому крепко-крепко, словно нырнул в омут памяти их совместных школьных вечеров. Всё проносилось перед глазами, словно наяву — как они валялись на диване у Ларри вот так, в обнимку, как дрались подушками, смотрели кино, и как неумело и неловко целовались под грохочущий в колонках метал. Парень не мог представить себя без этих привычных нежностей и совместных вечеров. Но он не мог удерживать Ларри силой. Хоть и с болью, но помогал собирать вещи, и в последние дни старался как можно больше времени проводить вместе с любимым. Цеплялся за эту часть жизни так, словно, пропади она — и Сал свалится в бездну небытия. И друзья, и отец, и Лиза — все пытались убедить его, что ничего не кончится простым отъездом Джонсона. Тодд, для всеобщего успокоения, настроил им программы для видео-звонков, чтобы не спускали деньги на международную телефонию. Сал не верил, что от его мнительности есть средство, но старался благодарить всех, кто помогал ему принять этот отъезд. — Салли, я же буду приезжать… — Ларри говорил тихо, прижимал парня к себе и продолжал гладить его по голове, пропуская голубые пряди сквозь пальцы. Они стояли в зале аэропорта. Джонсон — с сумкой через плечо и чемоданом. Салли — глядящий на него в упор, в попытке запомнить любимого во всех деталях. Для этого пришлось запрокинуть голову, и впервые стоять в людном месте без протеза, но сейчас было плевать на неудобства. На них оглядывались проходящие мимо люди, некоторые ужасались от вида Фишера, а кто-то тихо ругался и лавировал в толпе, пытаясь не налететь на влюблённых. Сал молился о том, чтобы рейс задержали. Но постоянно одёргивал себя — Ларри должен успеть на вступительные экзамены, это важно для него. — Ты звони и пиши чаще, хорошо? — пытался успокоить его художник, не переставая гладить. — Вот увидишь — всё будет окей. Я на Рождество приеду, зуб даю. — Если не объявишься — лично вырву его у тебя, — Сал хмыкнул и попытался улыбнуться. Голос из динамиков объявил о начавшейся регистрации. Салли вздрогнул. — Сал, я люблю тебя, — шепнул Джонсон, коротко поцеловал его в губы и отправился к регистрационной стойке. Когда он остановился и помахал на прощание, Фишер едва сдержался, чтобы не броситься ему на шею с мольбой остаться здесь. Только глубоко вздохнул и попытался не дрожать, махая в ответ. Через пару недель Ларри позвонил — рассказывал об удачной сдаче экзаменов, и очень радовался тому, что поступил. Салли поддерживал его, хоть сердце уже разрывалось от тоски.