Нечто

      Кажется, это началось, когда Юра с Отабеком сидели в небольшой кофейне на Чайковской. Окна во всю стену и сдержанные тона интерьера располагали к наслаждению атмосферой приближающейся осени, и парни, сев за дальний столик в углу, заказали кофе со сладостями. Юра смотрел на гуляющих по одной из центральных улиц людей, ожидая, когда ему принесут нежный латте, а Отабеку — крепкую либерику. Сам Плисецкий никогда не понимал, как Бека может пить такой горький напиток, да ещё и с блаженным видом смаковать каждый глоток. Наверное, в этом вся сущность Алтына — спокойствие и уравновешенность во всём — потому как нетерпеливый Юра всегда залпом осушал маленькую чашечку.       — Скоро сезон начнётся, — задумчиво пробубнил Отабек, когда высокая брюнетка, улыбаясь, поставила перед ними две кружечки дымящегося кофе и тарелку с несколькими пышками.       — Ага, — вздохнув, ответил Юра, с нахмуренными бровями снимая тонкий слой пенки небольшой ложкой, — Яков уже спуску не даёт. Просил недавно пару выходных — к деду смотаться — так этот хрыч сказал, что не заслужил, что программа сырая, — Юра сделал большой глоток, пока Отабек не отрываясь впитывал его слова, и продолжил: — Но прога реально классная. Фельцман такой прокат надумал — охуеть.       — Нечто, — чуть слышно поправил Алтын и поднёс чашку к губам. Юра непонимающе уставился на него.       — Чего?       — Прокат надумал — нечто, — спокойно проговорил Бека, так и не попробовав своего кофе. — То слово лучше будет заменить этим.       Плисецкий смотрел на казаха, что, наконец, пригубил горький напиток, и отмечал про себя пугающие вещи. Сейчас, в небольшой кофейне Петербурга, сидящий напротив него и разомлевший от вкуса горечи на языке Алтын казался Юре… привлекательным. Он и раньше считал Беку красивым: широкоплечий, подтянутый молодой человек с уже поистине мужскими, не свойственными девятнадцатилетнему парню чертами лица. Отабек был в голове Плисецкого чуть ли не идеалом красоты, и Юра белой завистью завидовал Алтыну, которому так повезло с внешностью. Сам Юра казался себе щуплым, тощим, недоразвитым мальчишкой, с не присущей ему женственностью. Он даже думал о том, что природа ошиблась шестнадцать лет назад, и где-нибудь на другом краю света живёт мужеподобная девушка.       Но факт оставался фактом, и сейчас Юра смотрел на Отабека, стараясь оставаться спокойным, несмотря на то, что внутри вёл войну со стремлением безо всякой причины прикоснуться к Алтыну. Карие глаза внимательно глядели в ответ, и Плисецкий уже был готов позорно капитулировать, пойдя на поводу у своего желания, как вдруг, собрав себя в руки, выдал:       — Ты, что, меня учить вздумал?       Отабек удивлённо посмотрел на Юру, и тот понял, что сморозил самую настоящую глупость.       — Нет, — серьёзно ответил Алтын, пока Юрий старался скрыть своё лицо светлыми волосами. — Просто в жизни не поверю, что ты не умеешь говорить без мата.       Казах снова вернулся к своему кофе, удовлетворённо его потягивая, а Плисецкий снова залип на брови, что сейчас не хмурились, как обычно, а превратились в две ровные полосы, на глаза, в которых словно был штиль ночного моря, на губы, что после каждого глотка Бека облизывал своим языком.       В тот день Юра понял, что вляпался по всем фронтам. Кофе почему-то не лез в глотку.

***

      Вообще, приезд в Петербург семейки Кацуки-Никифоровых Юру мало волновал. Ну приезжают и чёрт с ними — заебали уже туда-сюда мотаться, если честно. Но когда телефон начал разрываться от звонков Виктора, Плисецкий понял, что так безмятежно, как это было всегда, этот приезд не пройдёт.       Мы с Юри приглашаем вас с Отабеком к нам. Класс.       Уже после слов «мы с Юри» Юра хотел бросить трубку, что уж говорить обо всём предложении в целом. Три весёлые буквы, на которые Никифоров был предсказуемо послан, не дали должного эффекта. С Кацудоном прокатило бы, а у этого лысеющего хрена, видимо, иммунитет — думал Юра, соглашаясь-таки на встречу. Кстати, откуда Витя узнал о том, что Отабек сейчас у Юры, оставалось только гадать.       Короче говоря, через час с небольшим они с Отабеком стояли напротив сияющего ярче сварочной дуги Виктора, который закинул руку на плечо слегка улыбающемуся Юри. Сам японец выглядел как-то устало и, Юра готов был поспорить, гостям был рад куда меньше Никифорова. Ещё бы, они только прилетели, задолбались, наверное, по пробкам домой тащиться — Кацуки наверняка мечтал о тёплой ванне и долгом сне, но никак не о Юре с Отабеком, которых чересчур гостеприимный Витя пригласил в тот же день. Наверняка ещё подумает, что все русские такие отбитые.       — Наконец-то, — радостно воскликнул Никифоров, едва парни переступили порог его трёшки. — Такое ощущение, что вы через всю Россию к нам добирались.       Отабек аккуратно повесил свою кожаную куртку на любезно предложенные Кацуки плечики, посмотрел на то, как Юра небрежно бросил свою джинсовку на коридорную лавку и тоже повесил на крючок.       — Можно подумать, ты помнишь, как она выглядит, — съязвил в ответ Плисецкий, идя за хозяевами на кухню. Отабек поплёлся за Юрой.       На просторной кухне, размером в двадцать пять квадратов, был накрыт стол, который ломился от изобилия еды, и Юра подумал, что это единственный плюс в их сегодняшнем визите. Усевшись все на свои места — Виктор с Юри, а Отабек с Юрой, естественно — парочка начала делиться своими впечатлениями от недавней поездки на родину Кацуки. Плисецкий, как всегда вредничал, а Алтын с безучастным лицом ковырялся в свинине, в пол уха слушая возмущения Юры и то, как Виктор, совершенно не обращая на них внимания, продолжал говорить.       — Кстати, — опомнившись, подскочил Никифоров, чем вызвал недоумение Юри. — Мы же вам подарки привезли!       Под удивлённые взгляды Юры и Беки, Витя понёсся в другую комнату. Через несколько секунд он появился с двумя пакетами с рисунком японского флага и с широченной улыбкой на губах. Юра подозрительно покосился на него, заметив, что Отабек тоже слегка нахмурился — за полтора года он смог-таки понять, что почти во всех действиях Никифорова есть наёб.       — Чё там такое? — прищурившись, Юра двумя пальцами брезгливо взял протянутый Виктором презент, будто там была самая настоящая атомная бомба. Отабек же с меньшей опасливостью принял подарок, но брови его оставались сведёнными.       В пакетах оказались футболки — у Отабека чёрная с мордой медведя, состоящей из белых линий, а у Юры — белая с тигриной физиономией, которая была нарисована подобными линиями чёрного цвета. Алтын чуть усмехнулся, заметив, как скулы Юрия слегка покраснели, и остался доволен подарком.       — Спасибо, — искренне поблагодарил он Виктора и Юри.       — Они чё, парные? — вместо благодарности смущённо буркнул Юра, при этом аккуратно складывая подарок, отчего Никифоров ухмыльнулся. — С хуя ли?       — Юра, — строго позвал юношу Отабек. — Не матерись.       Виктор и Юри как-то странно переглянулись, из-за чего Бека подумал, что что-то сделал не так. Юра недовольно фыркнул.       — Наконец нашёлся человек, который отучит Юрио от мата, — сложив руки в молебном жесте, куда-то в потолок проговорил Витя.       — Ещё раз назовёшь меня этим ёб… — Плисецкий остановился, едва заметил взгляд Отабека на себе, — …идиотским прозвищем, и Кацудон резко станет вдовцом, — яростно прошипел Юра, смотря на довольную ряху Никифорова.       Юра изредка поглядывал на Алтына, что был поглощён куском бисквитного торта и, казалось, не замечал ничего вокруг. А Юра думал. Думал, что Отабека хочется слушаться. Независимому и ненавидищему чьих-то советов Юрию Плисецкому хочется подчиниться никогда ни в чём не упрекающему Отабека Алтына. Хочется прекратить материться (хотя бы при Беке), если ему это неприятно. Хочется делать всё, что его душа пожелает, только бы он не думал о Юре, как о шестнадцатилетнем сапожнике, у которого изо рта вылетает только нецензурщина. А ещё хочется всегда смотреть на бесконечно красивого Отабека, жующего кусочек торта, который вот уже несколько секунд смотрел в Юрины глаза.       — Юр, — проглотил, — что-то не так? Я испачкался?       Отабек взял со стола салфетку, начиная аккуратно вытирать возле рта. Красивого рта, на который теперь был устремлён взгляд Юры. Плисецкий лишь отрицательно мотнул головой, краснея ушами, и принялся за свой кусок бисквита. Со стороны Кацуки и Никифорова послышался смех, и Юра искренне понадеялся, что ржут не над ним.       Вот чёрт. Похоже, всё-таки над ним.

***

      Юра сидел на кухне и листал ленту Инстаграма, пока Отабек принимал вечерний душ. Быстро пролистывая десятки фотографий Пхичита, который запечатлевал всё, что его окружало, Юра мелкими глотками пил уже почти остывший чай.       Фотка Джей-Джея и Изабеллы на фоне вечерней черноты Парижа; снимок Джакометти со своей кошкой; фото отдыхающей на каком-то курорте Милки; довольные физиономии Виктора и Юри на первом плане, и Юра с Отабеком — на втором…       Стоп, что?       Юра всмотрелся в экран смартфона, разглядывая детали фотографии. Виктор, одной рукой держащий телефон и делающий селфи, широко улыбался, как и Кацуки, у которого в руках была вилка с кусочком отломленного бисквита. На заднем плане — Отабек, скромно улыбающийся одними глазами, и Юра, взгляд которого был направлен прямо-таки на Алтына. Неужели он всегда так смотрит на Беку? Откровенно пялится влюблёнными глазами, совершенно не замечая ничего вокруг, и буквально пожирает Отабека взглядом? Да быть не может.       — Чего завис?       За рассматриванием фото Юра пропустил звук открывающейся двери ванной комнаты и Отабека, что сейчас стоял за его спиной в одном полотенце, обёрнутом вокруг его бёдер. Алтын наклонился, практически положив голову на плечо Плисецкого, и посмотрел в экран телефона. Крупные капли капали с мокрой чёлки прямо на Юрину футболку, и распаренное влажное лицо было достаточно близко для того, чтобы Юра почувствовал запах шампуня, от которого голова начала кружиться. Или это от близости Отабека? Бека глянул на фотографию, которую Плисецкий уже успел лайкнуть, и чуть приподнял уголки губ.       — Хорошая фотография, — проговорил он, отдаляясь от Юры, чтобы включить электрический чайник.       — Никифоров — сука, — вместо ответа прошипел Плисецкий и заблокировал телефон. — Мало того, что сфоткал, так ещё и в интернет выставил. Тридцатилетний уёбок.       — Юр, — зачёсывая волосы назад, сказал Алтын. — Прек…       — Ну, что Юр? — перебил парень Беку, недовольно нахмурив светлые брови. — Что Юр? Шестнадцать лет уже Юр! Кому легче станет, если я материться разучусь, я не пойму!       — Юр, — начал Отабек, — остынь. Я ничего не имею против мата, но не в таком же количестве, — Отабек отвлёкся, наливая чай в чашку, а Юра следил, как капельки воды спускались вниз по широкой монолитной спине, исчезая, когда доходили до полотенца. — У тебя уже он вместо запятых.       — А вот нихуя! — возразил Юра и, по взгляду уже повернувшегося лицом к нему Отабека, понял свою противоречивость.       Блядь! Вот как тут не материться, когда глаза сами не хотят отрываться от загорелого и поджарого тела Отабека. Когда влага так притягательно катается по груди Алтына, уходя туда, в дорожку тёмных волос ниже пупка. Когда у Юры уже поджимаются пальцы на ногах от одного только вида наполовину обнажённого Отабека.       С этим надо было что-то делать.

***

      Юра шёл по набережной Фонтанки, возвращаясь с тренировки у Якова. Перенос занятий на катке на полтора часа заставил изменить все планы Плисецкого, которые, на его взгляд, были грандиозными — целый вечер пялиться в ноут за просмотром какого-нибудь сериала, чувствуя тепло тела сидящего под боком Отабека, разве не грандиозно? Теперь сериал скачается только к полуночи (а им завтра рано вставать), в магазин за фруктами идти не хочется, и уютный вечер накрылся медным тазом.       Плисецкий на ходу достал телефон, чтобы написать Беке о скором возвращении домой, и начал печатать. «я закончил. скоро буду»       В ответ лишь лаконичное: «Хорошо»       Нихера не хорошо, — подумал Юра. Сейчас он придёт домой и снова будет смотреть на домашнего Отабека, которого так хочется оставить себе, и не считать через сколько дней у него самолёт в Алматы.       Смотреть, как Бека будет кашеварить у плиты, ловко нарезая овощи, и истекать слюнями отнюдь не из-за еды. Смотреть, как он будет потягиваться и стонать, когда плюхнется на кровать, потому что мышцы за день затекли и тело жутко ломит. Смотреть, как Алтын будет выходить из душа посвежевшим, влажным и сексуальным до ноющего стояка у Юры, и желать прикоснуться к смуглой коже кончиками пальцев. Смотреть, смотреть, смотреть… Потому что на большее он права не имеет.       Давно ли он дышит одним Отабеком?       Юра сунул наушники в уши, когда под ногами в который раз промелькнула запись, привлёкшая его внимание. «Прогулки по крышами Петербурга» и ниже номер телефона. В голове Юры будто зашуршали шестерёнки, и он вновь открыл диалог с Алтыном. «планы меняются. жду тебя через пятнадцать минут у парадного»       Потом подумал немного и приписал: «и оденься потеплее»       А то ночи в Петербурге холодные.

***

      — Юр, нам вообще сюда можно?       Отабек шёл следом за Плисецким по тёмному чердаку дома, который находился недалеко от их места проживания. Чернота помещения странно окутывала Беку, из-за чего он ухватился за рукав Юриной толстовки, чтобы не сбиться с пути. А Юра, почувствовав тягу на правой руке, схватился холодными пальцами за горячую ладонь Алтына, чувствуя как к лицу приливает кровь.       — Не ссы, надежда Казахстана, — поборов смущение, бодро отозвался Плисецкий, открывая массивную дверь. — Тебе со мной всё и везде можно.       Прохладный ветер мгновенно подул с улицы, и лицо идущего впереди Юры озарилось тусклым светом. Парни зашли на крышу, поёжившись от холода, и их взору предстал ночной Петербург.       Отабек буквально раскрыл рот от увиденного. Каналы и реки, памятники и исторические здания, старые дома и проспекты — всё было словно на ладони. Прекрасный вид будто вышиб весь воздух из лёгких Алтына, и то, что практически ледяной ветер забрался под тёплую худи, не мешало ему наслаждаться панорамой Санкт-Петербурга. Всё-таки, сколько курток на себя не надевай, но осенние ночи Петербурга пробирали до костей.       — Ну как? — улыбаясь, словно Чеширский кот, довольно спросил Юра и присел на какую-то железную будку.       — Это… невероятно… — проговорил Алтын, не отрывая взгляда от огней города. — У меня просто нет слов.       Не, — подумал Юра, — так не пойдёт. Слова должны быть, и обычными «восхитительно» и «потрясающе» душу Плисецкого не удовлетворить.       Юра встал со своего места, подходя к Отабеку, что неподвижно стоял спиной к нему. Силуэт Алтына был обрамлён тысячами огней, его волосы на макушке метались из стороны в сторону от сильного ветра. Плисецкий подошёл к Беке и чуть провёл ладонью между лопаток, наслаждаясь, как напряглись мышцы под его рукой. Отабек обернулся, лаская взглядом лицо Юрия, и, кажется, даже не был удивлён. Плисецкий, подняв подбородок, заглянул Беке в чёрные глаза.       — Так не интересно, — его голос звучал низко и хрипло.       Они не поняли, кто кого первый поцеловал. Просто Юра прижался горячим ртом ко рту Отабека, а тот сразу разомкнул губы, углубляя поцелуй. Пальцы Алтына пропускали светлые пряди, а Плисецкий обхватил руками его шею, чуть постанывая от ощущения губ Отабека на своих. В ушах словно был белый шум, внутри всё распирало от бури эмоций, а они всё продолжали переминать губы друг друга, стараясь коснуться, дотянуться до чего только можно, и обнимать, словно, если они отпустят друг друга хоть на мгновение, всё исчезнет.       Нехотя отстранившись, Отабек прошептал в губы Плисецкого:       — Охуеть.       Юра широко улыбнулся, продолжая держать Алтына за плечи, а затем звонко рассмеялся.       — Нечто, Бека! — Юра провёл пальцами по щеке Отабека, чувствуя, как он, чуть повернув голову, поцеловал самые кончики. — Нечто!       Всё-таки, не такие уж и холодные ночи в Петербурге. Ну, по крайней мере, Отабеку в объятиях Юры было тепло.