Мышонок

Я просыпаюсь рано. Сначала пугаюсь чьей-то руки, которая покоится на моем животе, потом поворачиваюсь и вижу Антона. Сразу успокаиваюсь, потому что мне внезапно становится так хорошо и свободно. Наконец-то эти теплые пальцы на мне, а дыхание щекочет шею. Прикрываю глаза и тихо вздыхаю. Пахнет им, выветрившимся сексом и хрупкой любовью. Аккуратно касаюсь его пальцев, веду кончиком ногтя по фалангам, выступающим венкам и бледным пятнышкам, тускло пробивающимся сквозь кожу. Внутри тепло и спокойно. Неужели моя мутная душа прояснилась? Мышонок резко одергивает руку, что-то недовольно бурчит. Я смотрю на его помятое лицо и не могу сдержать улыбку. Он быстро прячет ладони под подушку, зарывается в нее лицом, укладываясь на живот, сопровождая все эти действия тяжелым сонным вздохом. Левая нога притянута к животу, а правая вытянута. У точеных лодыжек сбилось все наше одеяло, которое он ночью так упорно стягивал с меня. Понимаю, что так нельзя, но все равно устраиваюсь поудобнее и начинаю его разглядывать. Тонкие щиколотки со следами от мозолей, чуть напряженные икры, мускулистые бедра — у него такие внеземные ноги, будто какой-то древнегреческий скульптор скрупулезно вытачивал их из благородного камня. Мне сразу хочется усыпать поцелуями чуть смугловатую кожу, пройтись языком по каждой выступающей венке и сладкой впадинке, изгибу. Кажется, я знаю, чем мы займемся в следующий раз. Выше ягодицы и, господи…это… Фух, в комнате жарковато. Ну что у него за поза, разве так можно вообще укладываться? Слишком аппетитно и заманчиво, даже боюсь представить, как это все выглядит, если встать напротив. Закусываю губу и унимаю свое желание. Нет, так нельзя, пусть лучше отдыхает и спит — успеем еще. Сразу на языке привкус его правой меловой ягодицы. А левая такая же на вкус? На пояснице две симметричные ямочки: сразу касаюсь пальцами, чуть надавливая. Рука сама съезжает вниз по мягкой коже между половинок. Мысленно даю себе пощечину и прекращаю трогать. Брось, Игорь, это ненормально, он же спит! Замечаю на левой лопатке синяк — след от укуса. Почему я вообще не помню, как кусал его? Еще на широкой спине алеют засосы, а на боках — следы от моих пальцев. Я был груб? Судорожно начинаю кусать щеку. А если я и вправду переборщил, и Мышонок просто постеснялся сказать, и ему вообще было не очень? Твою мать. Первый раз же должен быть максимально приятным и запоминающимся, романтичным. Ведь так? Блять, а я затащил его в полупустую хату и нагло взял, сделав больно. Злюсь сам на себя, любуясь его плечами. Сразу перехожу на лицо, почти спрятанное в подушке. Он все еще хмурится, как-то серьезно сопит. По его коже пробегают мурашки: в квартире прохладно. Нужно бы укрыть его, но я не стану делать этого. Эгоист во мне злорадствует, он хочет смотреть на нагого Мышонка, поэтому я так и не нахожу в себе сил на то, чтобы дотянуться до одеяла. Укладываюсь так, чтобы обозревать каждый миллиметр. Лежу так еще час, два, три, не знаю, мне это не надоест никогда. Жду его пробуждения. Антон переворачивается на спину, раскрываясь. У меня перехватывает дыхание. Впереди у него столько всего красивого и интересного! Как же приятно медленно скользить по его рельефам глазами, рассматривать каждый завиток жестких кудряшек и каждую темную венку там. Сейчас на его лице безмятежность и расслабленность. — Доброе утро, Игорь Владимирович. Вздрагиваю, но взгляд не отвожу. — Доброе, Мышонок. Антон поворачивается ко мне, потягиваясь. Я зависаю, все слишком красиво. Не могу оторвать свой взгляд от узора венок внизу живота, он замечает и краснеет. Сразу тянется за одеялом, стыдливо натягивая его до самых плечей. Ну вот, все закончилось. — Замерз? Он мотает головой, виновато улыбаясь. — Совсем чуть-чуть. Смотрит мне в глаза, явно пытаясь что-то там отыскать. Я вопросительно поднимаю бровь. — Игорь Владимирович, — как же я обожаю его, — я хотел сказать…ну, извиниться за вчерашнее. — В смысле? Он нервно кусает губу, рассматривая несколько сантиметров белой простыни между нами. Я напрягаюсь — начинаю переживать. — Я просто не…это мой первый раз был, ну, вот так, с… — запинается, быстро сглатывая, — с мужчиной… И…вдруг я что-то не так сделал, или Вам не понравилось…извините. — Мышонок! — я сейчас готов буквально лопнуть от возмущения, нет, он слишком милый для этого мира. — Прекрати, все было очень хорошо! Антон, посмотри на меня. — Сразу цепляю его взгляд, не давая его отвести. — Это лучшее, что было в моей жизни, ты понял? Это было просто прекрасно… Сразу вспоминаю, как он сжимался, напрягаясь. Однозначно лучший. Быстро придвигаюсь к нему и зарываюсь носом в шею, щекочу губами кожу, он втягивает голову в плечи, тихо смеясь. — Иди ко мне, Мышонок. Его глаза начинают игриво блестеть, а румянец трогает скулы. Антон заползает на меня, касаясь своим холодным кончиком носа моего. Не могу перестать улыбаться, потому что я так чертовски счастлив в этот самый момент. Обнимаю, растопыриваю пальцы, пытаясь согреть. Натягиваю на нас одеяло, попутно расцеловывая красные щеки Мышонка. Он по-доброму морщится, удобнее устраиваясь на мне. Чувствую своим животом его живот, мы соприкасаемся всем, и это волшебно. Он произносит шепотом, лаская мою щеку теплым дыханием: — Я так хочу, чтобы этот момент никогда не заканчивался. — Оу, Мышонок, я тоже бы отдал все на свете, кроме тебя, конечно, — довольная улыбка, его пальцы сразу заползают в мои жесткие волосы, — чтобы мы тут навсегда остались. — Я люблю Вас, Игорь Владимирович. Спешно целую его, потому что сейчас для меня это первостепенно и жизненно необходимо, нужнее, чем воздух. Лениво натягиваю джинсы, сразу доставая из них телефон. Антон кричит из коридора, я сразу отвлекаюсь и иду к нему. — Я в душ. Подхожу к Мышонку, и мы сразу целуемся — так невесомо и легко. — Не задерживайся, я поставлю чайник и постараюсь что-нибудь придумать на завтрак. В ответ лучезарная улыбка, быстро скрывшаяся за дверями ванной. Я зеваю — опять не выспался, но это того стоило. Да, если не спать ночами, то только так. Улыбаюсь сам себе, какой же я все-таки счастливый! Ставлю чайник на подставку и включаю. Вытаскиваю из холодильника яйца, на автомате разбиваю их на маленькую сковороду, масло шипит. Длинные пальцы обхватывают мою шею, разворачивают к себе. Антон смотрит на меня очень сосредоточенно и озабоченно. — Мышонок, что-то ты быстр… — Я еще не дошел до душа, позвольте мне попробовать… — Ант… Он затыкает меня коротким поцелуем, отстраняется, опускаясь ниже. Чувствую, как он горячими поцелуями спускается по моему торсу. Дыхание перехватывает почти сразу же, я теряюсь. Получается опомниться только тогда, когда он стягивает джинсы, сидя передо мной на коленях, и с таким же сосредоточенным видом своими цепкими пальцами стягивает трусы. — Не надо! Прекрати, не нужно этого… — сопротивляюсь, пытаясь его оттолкнуть, но все безуспешно, — Мышоооох… Больше я не в состоянии говорить и думать, колени дрожат. Его чувственные губы аккуратно трогают меня, с каждым касанием становясь смелее и настойчивее. Я плыву, полностью теряясь в пространстве. Мир сузился до плотных губ и горячего влажного рта. Не контролируя себя, обхватываю его голову, пальцы путаются в мягких волосах, направляю его движения, которые будоражащими волнами раскатываются по моему телу. Он сильно стискивает мою ягодицу, отчего я сразу кончаю, громко прорычав: «Антоон, бляяять». Хватаю ртом воздух, пытаясь востановиться дыхание. Это что вообще сейчас было? Мышонок поднимается, как ни в чем не бывало утирает тыльной стороной ладони свои припухшие, влажные, красноватые губы, улыбается и с довольным видом триумфа на лице удаляется в душ, оставляя меня так дальше и стоять, растерянно вглядываясь ему в след. В ноздри бьет запах паленого. Это сразу возвращает меня в реальность. Моя яичница сильно подгорела, матерюсь, убирая ее с плиты. Больше есть нечего. Пусть не жалуется, он сам виноват. На дрожащих ногах добираюсь до стула, остатки разрядки еще бьются где-то у поясницы. Я все еще под впечатлением. Открываю сообщение от Артема, прочитываю. Он перестал обижаться, идет на контакт. Слава богу, я очень рад этому. Печатаю ответ, с души будто камень падает. «Да, конечно, давай поговорим, я скоро буду на базе.» За спиной шаги. Тут же выключаю телефон, отбрасывая его в сторону, и поворачиваюсь к Антону. Он протирает волосы полотенцем, принюхиваясь. — Да, Мышонок, на завтрак у нас сгоревшая яичница. Все как ты любишь. Антон медленно кивает, оглядывая комнату. — Игорь Владимирович, я и не знал, что Вы готовите такие романтические завтраки. Заливается смехом, я подхватываю. Кажется, жизнь налаживается.