3
19 октября 2013 г. в 00:03
- Встань.
Ни за что! Подавись, чертов сукин сын, своими приказами!
- Встать!
Ноги сами пришли в движение. Майкл Сэмюэль, дьявол бы его побрал, имел на нее совершенно невообразимое воздействие. Никита вытянулась во весь свой рост, но отказывалась смотреть на взбешенного наставника.
- Первый отдел — самая законспирированная организация в мире.
Вот как, спрашивается, этот человек от состояния перманентной злости мог переходить к патологическому спокойствию в доли секунды, а? Никита недовольно повела бровью, но Сэмюэль, разумеется, продолжал гнуть свою линию.
- Наша задача — обезвреживать преступников и террористов, с которыми больше никто справиться не может.
Гребаный сукин сын облизнул губы, и теперь Никита, как завороженная, смотрела на влажный след, с трудом воспринимая слова. Однако настало время понять, что существовало, как минимум, два Майкла: один был заботлив, несмотря на обстоятельства, и даже проявлял к ней интерес, другой... Другой был бездушной машиной убийства, и именно он говорил сейчас с нею. Но что для первого, что для второго у Никиты был лишь один ответ.
- Я не могу этого делать.
- Ты ошибаешься.
- Я не могу нажать на курок.
- Почему?
Он смотрел так, будто и впрямь никак не может осознать, в чем тут проблема. Все ведь очевидно: мир черный и белый. Те, по другую сторону голографического экрана, заслуживают лишь одного — смерти. А еще где-то там, за пределами морали и правил Первого отдела, для Майкла, должно быть, существовал абстрактный мир, который он всеми силами пытался защитить. И Никита не знала, как в его абсолютную Вселенную впишется ее правда.
- Я не та, за кого ты меня принимаешь. Я не убийца.
А вот теперь набраться смелости и посмотреть ему в глаза. Чтобы понял. Осознал. Принял. И будь, что будет!
Серые глаза вспыхнули яростью. Сэмюэль в мгновение ока пересек кабинет, приближаясь так близко, что Никита почувствовала его запах — смесь мяты, ментола и железа.
- Стоит мне в это поверить, Никита, — и тебе конец.
Породистое лицо — так близко, что сбивается дыхание. Шелест губ на самой грани слышимости. Прядь русых волос по лицу, когда тот стремительно отворачивается. Но вот глаза... В них страх.
Никита и сама не понимает, в какой момент осталась одна в безликой комнате...
- Держи ее.
Это хорошо, что все, наконец, закончится. В ледяном взгляде Ван Рихтера удовлетворенность, и она отчего-то вызывает злость. Сукин сын уверен в своей безопасности, но именно сейчас Никите, как никогда, хотелось бы, чтобы холеный мужчина с ненавистью, застывшей в глазах, получил по заслугам. Но ведь главное в том, что он может дать покой, да?
Обреченный взгляд напарника терзает душу. Но разве она, Никита Уирс, сможет его спасти? Она не может спасти даже себя. Не может... Или не хочет?
- Кто ты?
Ван Рихтер смотрит пытливо, будто пытаясь разгадать в уме загадку. - Я знаю своих врагов, но тебя не видел. Я бы запомнил такие красивые глаза.
Презрительный взгляд в ответ на нож возле горла даже не нужно подделывать. Быть может, Майкл Сэмюэль был не так уж и не прав?
- Освежите ей память, - кивает сукин сын в сторону подельников.
Бедолага, которого угораздило вместе с нею попасть в тоннели, сдавленно стонет: пуля прошла на вылет сквозь бедро.
- Ты начнешь говорить — или нам сделать из твоего дружка мелкое сито?
От накатившей мысли, что этот вечер, должно быть, последний в ее дурацкой жизни, Никита улыбается. Щедро и радостно. Вот только непонятно, почему, радостная гримаса на лице пугает ее врага. А потом неестественную тишину разрывает выстрел, и...
И Майкл Сэмюэль был последним человеком, которому она была готова сказать «спасибо» за свое спасение.
- Все нормально?
Господи Боже, ну, за что ей это?! Вот он, шанс! Первый за два года. За спиной у Сэмюэля тень — два года тренировки безошибочно опознают в нем нападающего. И, вместо того, чтобы позволить уничтожить угрозу в лице бесстрастного наставника, рука сама собой поднимается, чтобы выстрелить в того, кто вознамерился его убить. Сухой щелчок затвора, посылающий пулю в дуло, мягкое движение по спусковому крючку — и тот, кто только что зло скалился, лежит мертвым. МЕРТВЫМ!!! А у нее нет сил смотреть на лицо Сэмюэля — и слава Богу. Она только что убила человека. Ради него. И... Да будь ты проклят, Майкл Сэмюэль!
Она могла нажать на курок.
Ради него.
И от этой правды становилось горько.
***
Что это было?
Майкл очень хотел бы ответить на идиотский вопрос хотя бы самому себе. Он же знает, как никто другой знает, что на чертову девчонку бесполезно давить! А если пытаться ее запугивать, то упрямица сделает прямо противоположное из одного лишь чувства противоречия. И неважно, что там говорят мудреные профили Мэдлин, подтверждающие, что адаптационный период позади — он знает Никиту, как никто другой, он чувствует ее всей кожей!
Тогда к чему нелепая сцена с угрозами? Кому она нужна? Неужели самому Майклу? И, черт возьми, - когда все это началось?
Неистребимая логика никуда не делась и услужливо подсунула ответ — в тот момент, когда Медлин ровно и непререкаемо приказала ей раздеться. Сколько раз он был свидетелем подобных сцен? Не перечесть. Так что же заклинило в мозгу у Майкла Сэмюэля, оперативника второго уровня, когда Никита послушно потянула коротенький топ вверх, стыдливо повернувшись спиной? Почему взгляд упрямо норовил остановиться на мерцающей в полутьме белоснежной коже? Откуда зуд в пальцах, желающих коснуться напряженных лопаток, провести ладонями, оглаживая бока, по изгибам тела? Что, твою мать, с ним происходит?!
А потом все пошло псу под хвост.
Нет, он знал, что с этой операцией будет неладно. Всем своим нутром чувствовал. И знал, что причиной будет его ученица. В отличие от Мэдди с ее слепой верой в цифры и показатели, в нем жил какой-то звериный инстинкт, многократно усиливающийся, когда дело касалось Никиты Уирс. Этот инстинкт сейчас кричал, вопел на все голоса, вот только Майкл ровным счетом ничего не мог сделать.
Когда Никита, вместо того, чтобы послушаться голоса в наушнике, саданула лже-коридорному пистолетом по голове, отключив его на время, но отказавшись убивать, он впервые почувствовал, как ледяными тисками грудь сжимает страх. Не за себя — к смерти Майкл Сэмюэль относился почти так же равнодушно, как к жизни. За нелепую идиотку, все еще норовящую доказать, что она может быть выше правил и приказов.
Майкл вдруг со всей очевидностью увидел, что будет дальше: белая комната, которую Никита так ненавидела, равнодушные глаза исполнителей и... смерть. Ее смерть. На этот раз не сфабрикованная, а самая что ни на есть настоящая.Дыхание перехватило. В тот момент, когда Сэмюэль командовал отход, лишь воспитанная годами самодисциплина заставляла его держаться.
Зато потом, в кабинете Мэделин, услышав воочию страшное слово «ликвидация», он сорвался. Впервые за все время, что пришел в отдел. Майкл Сэмюэль был готов умолять бессердечную суку о спасении жизни той, которая, судя по всему, заботилась об этом куда как меньше его самого.
Наверное, именно поэтому он обрушил на Никиту всю холодную ярость, что ядом сжигала душу. Майкл знал, как сделать так, чтобы каждое слово било наотмашь, все равно что хлесткая пощечина, и использовал этот талант по полной, лишь бы избавиться от иссушающего душу страха за нее. Пусть боится, пусть ненавидит, пусть проклинает — но, главное, пусть живет.
Он и сам еще не знал, почему для него стало так важным сохранить жизнь дьяволице в юбке, и Сэмюэль знал, печенкой чувствовал, что не раз и не два еще пожалеет о своей мягкотелости, но...
Мир остановился, когда Никита повернула в его сторону отрешенное лицо и нацелила пистолет. Накатило облегчение — такая смерть была, пожалуй, в чем-то даже предпочтительней той, что уготовила бы ему Мэделин, продолжи он защищать свою воспитанницу.
«Ну же, стреляй!» - едва не сорвалось с его губ.
И — да, Никита выстрелила.
Он любовался своей девочкой в тот момент, когда она плавно нажала на курок. Рука напряжена ровно так, как он учил. Ни дрожи, ни волнения. Нечитаемый взгляд. За доли секунды Майкл как будто перенесся на годы вперед, увидев угловатую девочку другой: сосредоточенной на цели, уверенной, непоколебимой. Нет сомнений, Никита станет прекрасным оперативником!
Он едва ли не с нетерпением ждал разрывающей грудь боли, пули, рассекающей кожу и вгрызающейся в мышцы. Звук выстрела был почти неслышен за яростным током крови, бьющимся в висках.
Однако вместо смерти он получил жизнь. Спасение.
Недрогнувшей рукой Никита Уирс, ненавидевшая его сейчас всем сердцем, уничтожила свой единственный шанс на свободу. Противник бездыханным рухнул у него за спиной — так близко, что не было даже возможности обмануться и сказать себе, что сумел бы среагировать сам.
Правду говорила Никита или нет, но теперь, так или иначе, она стала убийцей.
Ради него.
И Майкл Сэмюэль решительно не знал, что делать с этим.