Chilled Soul

Дождь… Наверное единственное, что спасает меня от походов на улицу, в общество людей, которые неосознанно делают тебе плохо. Поэтому приходится искать хоть какие-то причины не идти в этот мир сплошных прикосновений. В магазине кассир случайно может коснуться меня, когда будет отдавать сдачу, или обычные прохожие могут задеть. От таких мыслей хочется спрятаться даже в собственном доме и не выходить из своего укрытия до того момента, пока не умру от голода. Меня никуда не берут, узнавая какой у меня стоит диагноз в медицинской карте. "Гаптофобия?" — звучит как приговор, не так ли. " Кому ты такой нужен, недотрога?" — звучит как угроза. Весь мир, весь социум угрожает мне расправой. Жалко, что он сам об этом не подозревает. Кто знает, может меня бы уже давным давно бы убили, чтобы не мучился. Ведь очень тяжело даже просто сходить в магазин за очередной пачкой кофе и парой коробок рамёна. Каждое прикосновение отдаётся фантомной болью по ключицам и левой части тела, как будто на меня вылили ведро жидкого огня. Но увы, осталась только боль и… дикий страх. Страх, что на самом деле человек хочет причинить мне вред, хоть я и не знаю почему. Тогда я тоже толком и не знал, почему отец накинулся на меня с уже пустой бутылкой соджу. Я тогда спокойно делал уроки, как отец поднимает одной рукой меня за плечо, и кричит хриплым от огромного количества курения голосом: "Что я тебе говорил сделать пятнадцать, блять, минут назад? Повтори, что я тебе сказал сделать, паршивый ублюдок! Повтори, я тебе сказал!". Я никогда не забуду этот звон расколовшейся стеклянной бутылки о мой рабочий стол и ту на вид весьма маленькую ладонь с хлипким запястьем. И мне кажется, эти на вид обычные вещи будут преследовать меня, словно ночной кошмар, как моя фобия. Дождь… Уже идёт второй день. Проливной дождь с очень мелким градом. А это значит, что я уже неделю не выходил на улицу, и не ел где-то дня четыре. Большую часть времени я спал, ходил в душ. Хоть сейчас октябрь, я всегда любил холодный душ, даже зимой. Все. Все ощущения пропадали или даже замораживались под ледяными потоками воды. Увы, со временем этого становится категорически мало. Впервые я это заметил в пятнадцать, когда возвращался со школы в панике, оттого, что на последнем уроке учитель подошёл к моей парте и хотел было положить руку на твёрдую поверхность. Но увы, промахнулся и с глухим ударом положил мне на плечо. Я почувствовал знакомое чувство и всем телом вздрогнул, вжимаясь в сидение парты. Моё лицо покрылось испариной, а губы, по словам учителя, можно было сравнить с кусочком белого мела. Опираясь о мой внешний вид, учитель сделал вывод, что мне плохо, и сказал, чтобы я шёл домой и предупредил об этом своего старшего брата (об этом попозже). Вот я уже бегу домой. И мигом в ванную комнату, по пути срывая с себя школьную форму, а слёзы катятся бусинками по моим щекам и не хотят останавливаться. Мгновение и вот я сижу в углу душевой кабины под ледяным шквалом водного потока, которые словно стрелы пронизывают до самых костей. Но вот проходит около 20 минут, а чувство страха всё не покидало меня. Хотя нет. Не страха. Отвращения. Отвращение к себе, наверное самое ужасное, что человек когда-либо чувствовал к себе за всё своё существование. И от этого чувства хочется сдохнуть, что я в принципе и пытался сделать. Первое, что попалось мне на глаза были ванна и лезвие. Идеально. И чего юлить? Всё как по классике жанра. Когда у меня начало темнеть перед глазами, а руки стали неметь от потери крови, в дом заходит старший брат.  — Я дома. Мне позвонил твой классный руководитель, сказал что тебе плохо — а я потихоньку начинаю погружаться в воду с головой, — Эй? Малой ты… Какого чёрта?! А там уже реанимация, операционная, пустая палата и снова противно пищащий аппарат, что измеряет пульс. «И почему я ещё не мёртв?» — пронеслось у меня в голове. После, приоткрыв глаза, я вижу перед собой человека с прекрасными чертами лица. — Зачем ты так с собой…