Пончик и Пилат

***

Пилат нервничал, сегодня был тот день, когда ему было необходимо избавить себя от бремени негатива, накопленного за год. В этот день он всегда выходил на охоту. Долго, иногда не очень, подыскивал жертву среди прохожих. Обычно у него не было особых предпочтений. Но чаще всего он выбирал «дичь» покрупнее. Какого-нибудь брутала с пивным животиком. Шёл за ним долго, будто галапагосский дракон и где-то в безлюдном месте нападал сзади, обмотав горло крепкой металлической тесьмой. Обычно с последним хрипом и бульканьем прерванного выдоха, когда оппонент переставал брыкаться и затихал, Пилат ощущал приятную пустоту. Ничего больше не тяготило молодого человека, которого давно уже искала полиция и не могла вычислить убийцу в его добропорядочном и обычно приветливом лице. У каждого свои способы снятия стресса. У Пилата была охота в городских джунглях. Пилатом его так и прозвали те, на кого он нагонял страх и панику. Ему нравилось. Обычное имя Нестор как-то не так вызывающе звучало с экрана телевизора, когда он усаживался посмотреть новости после трудового дня с бутылочкой пива и пончиком. Как назло сегодня никого на его пути не оказалось. Хотя… Внезапно мужчина заметил бесформенного толстяка в дутой куртке и лыжной шапочке. Очкарик выглядел угловатым в мешковатых трениках. Пилат потёр руки, подул на них, пытаясь согреть на первом ноябрьском морозе и двинулся за жертвой, соблюдая свою обычную дистанцию. Погода портилась, бродить за чудовищем впереди него часами серийник передумал и решил, пока безлюдно, треснуть жертву по башке, а потом спокойно завершить начатое в своём тёплом гараже. Ну и что, что почерку своему изменит, зато яйца не отморозит. Жертва оказалось более неуклюжей, чем те, что попадались до неё. Почему он, как среднестатистический стандартный серийник, недолюбливал жирных и тупых мужиков, Пилат не знал, но продолжал их недолюбливать с тем же остервенением, как и в свой первый раз. Сравнявшись с Пончиком (больше ничего на ум не приходило), маньяк одним ударом в темечко завалил этого молодого бычка. Заволок с свой старенький Porsche и, на всякий случай натянув шапочку-маску на лицо, повёз в свои владения. — Чёрт! — возопил он, едва не свернув в кювет, когда услышал истерический визг позади себя. Его жертва орала, будто баба! Развернувшись, одним тычком в зубы он угомонил самозванку. Дело усложнялось. Пилат не трогал детей, животных и женщин. Поэтому, пока тушка не очнулась снова и не рассмотрела его лицо, он решил аккуратно положить её на обочине. Но как назло поток машин, следовавший за ним, не прекращался до самых гаражей. «Придётся заметать следы за собой, — вздохнул он и переволок её, будто своего пьяного дружка, в скрытый от всех гаражный погреб. — Вот ты и пригодился, дружище». Когда Пончик очнулась, некто в полутьме стянул с неё лыжную шапочку и горько обматерил свою судьбу. — Угораздило же меня тебя спутать с амбалом. Ну и разнесло же тебя, деточка, — проворчал он, не умея справиться с копной тяжёлых русых волос, упавших ей на лицо из-под шапки. — Ладно, сиди здесь, пока я не придумаю, что с тобой делать. Всё равно никуда не сбежишь с такой-то задницей. Пончик всхлипнула не то от обидного комплимента, не то от осознания, что она благодаря своей фигуре оказалась в заложниках у маньяка. — Вы говорите, как мой учитель физкультуры, — прорыдала она и со всего маху треснула маньяка по скрытой под маской роже. Пилат поняв, что переднего зуба у него уже нет и не будет, ошарашенно стянул маску с лица и сплюнул кровью в сторону. — Петрова? — узнал он наконец в неуклюжей девушке свою ученицу, постоянно трескающую пончики на уроке физкультуры и утверждавшую, что они спасают её в борьбе с подростковой депрессией. — Ты охренела? — А Вы, Нестор Петрович? Нет? — Я давно хотел, чтобы меня поймали и подлечили. Мне пончики не помогают, — он повертел перед лицом своим несчастным, окровавленным зубом. — Но не так я себе это представлял. И что мне теперь с тобой делать? — Вы и так меня уничтожили своими постоянными приколами. Убивайте уже. Я согласна. Всё равно мне ни замуж теперь, ни в балет. А я так хотела. — Петрова заревела белугой так, что Пилат испугался и прижал её заплаканную физиономию к своей накачанной груди. — Ты дура, Петрова, — прошептал он. — Меня всю мою сознательную юность во дворе обзывали дрищом. А я наперекор всему стал чемпионом бодибилдинга. А ты даже не представляешь, как хороша без всех этих бицепсов и трицепсов. Для убедительности он её даже поцеловал. Сначала в толстые солёные от слёз щёки, потом в лоб, курносый нос и, наконец, в губы… Её не беспокоило, что перед ней её давний обидчик, её учитель по ненавистному предмету. Её не волновал привкус крови на его губах. Она пылала в его объятиях, хватая руками его, будто каменные, плечи. И пусть он потом её задушит, или что он там хотел сделать с ней, спутав с мужиком, Марина готова была на всё, лишь бы он не отстранился. Её безобразный пуховик послужил им ложем. Лифчик пятого размера торжественной гирляндой свисал с подмигивающей им раскачивающейся лампочки. А они больше не сердились на весь этот несправедливый мир, а аппетитно уплетали пончики, которые Петрова чудом сумела сберечь в пакетике за пазухой.