Грехи
Ты до сих пор не узнала настоящую грусть, Ведь чтобы её познать, ты должна боль испытать Я это чувство тебе не могу передать, А лишь глазами могу рассказать, Когда очнешься от мечты и окунешься в этот мир, Раскрой ты крылья и скорей вперед лети! FLOW — Blue Bird
Все оказалось совсем не так. И пока привычный мир трещал по швам, где-то из-за углов кралась отнюдь не радужная реальность, где на каждом шагу ждала опасность. Мисаки ощущала себя так, будто она находилась в самом эпицентре огромного урагана и пыталась держать в руках то, что осталось от прежней жизни. Однако, несмотря на то, что никак не могла привыкнуть к совершенно другой обстановке, она была как за каменной стеной, то есть за спиной Итачи. Каждый раз девушка чувствовала укор совести, видя, как он пытался ей хоть как-то помочь адаптироваться. Мисаки знала на что шла, когда уходила из деревни. Она не хотела быть обузой, но слишком хорошо понимала, что к такой жизни была не готова, хоть и готовилась к ней. Итачи как обычно отказывался от помощи, и девушка утратила надежду это изменить. Она даже не побоялась спросить у Саске, что ей делать в данной ситуации. Но он лишь пожал плечами и ответил: «Нии-сана нельзя переделать, я знаю. Он всегда был таким — просто прими это». Не было сомнений в том, что Итачи заботился о ней, потому что он — ребенок войны, поэтому его характер закалялся годами и никто не мог его изменить. Дети его поколения, которых таковыми тогда не считали, были такими все поголовно. Они привыкли приносить себя в жертву ради чего-то возвышенного. Сколько Саске не пытался и сколько раз не пыталась сама Мисаки, но эту программу, выжженную в голове, вырезать нельзя. Оставалось только, действительно, принять это как должное и постараться дать ему все то, что так не хватало на протяжении всей непростой жизни. Итачи снились кошмары: он смог не спать сутками из-за них. Что ему снилось, было загадкой, но Мисаки не глупая, она догадывалась. Не лезла в это дело, потому что еще не пришло время. В конце концов она ждала два года, так что выдержка имелась. И, кажется, сам Итачи хотел ей что-то рассказать из своего прошлого, что не находило отражения в письмах, но каждый раз его как будто что-то останавливало. Мисаки не знала его прошлого и видела его настоящего и где-то в глубине души понимала, что это были два разных человека. В памяти, к сожалению, был свеж тот ужас, который она испытывала, узнав правду. Но на удивление себе и окружению просто приняла это, поскольку в первую очередь Итачи был человеком и ему были свойственны ошибки. Да, это было странно, но в ее голове тогда никак не хотел возникать образ Итачи как преступника или убийцы. Сейчас это все было неважно. Один раз Мисаки резко проснулась посреди ночи. Они находились в лесу, не успев дойти до ближайшего поселения до наступления темноты. Если раньше девушка боялась таких ночёвок, то со временем привыкла. Свет от костра освещал спину Итачи, а тень падала на саму Мисаки. Спать уже не хотелось, поэтому она осторожно поднялась со спального места. Скорее всего, Итачи опять мучили его кошмары. — Проснулась? — раздался в ночной тишине его голос, но он так и остался сидеть спиной. Мисаки не спешила с ответом. Она аккуратно встала и, отряхнув свою одежду, обошла костёр и села рядом с ним. Она пыталась заглянуть в чужие глаза, но из-за отсутствия хорошего источника света ей было это сделать затруднительно. — Да, — наконец произнесла она, придвигаясь ближе и переплетая их пальцы вместе. В такие тихие моменты, когда вокруг будто бы ничего не существовало, ей хотелось спросить о многом. О самых кровавых секретов, которых пытаются всеми правдами и неправдами от неё скрыть. Может быть, хоть сегодня это получится? — Кошмары? — это был больше не вопрос, а утверждение. Мисаки много думала о причинах сокрытия этой тайны и каждый раз приходила к выводу, что на его месте она поступила бы точно также. Скрыть от любимого человека грехи, чтобы защитить от них. Было ли это правильным или нет, она не знала, но принимала такой выбор, хоть и пыталась постоянно это изменить. Итачи коротко кивнул в ответ, а его выражение лица все ещё было скрыто в темноте. В ответ он лишь сжал руку Мисаки. — Ты всегда можешь ими поделиться, — голос девушки немного звучал сонно, но несмотря на это был твёрд: — Всегда легче хранить тайну, когда она разделена на два человека. Сама того не замечая, со временем Мисаки начала перенимать манеру речи Итачи. — И я бы хотела разделить это с тобой. Она положила голову на чужое плечо, закрывая глаза и слушая треск костра позади. Прошло уже немало времени с тех пор, когда она впервые подняла эту тему. — Мне снится клан, — внезапно голос Итачи раздался почти у самого уха, — та ночь и горы трупов. Всегда один и тот же эпизод, год за годом я вижу этот сон. Мисаки понимающе замолчала. Что-то такое она и предполагала. Набравшись смелости и посильнее стиснув руку Итачи, она ответила: — Ночь, когда пришлось убить родителей? — она говорила тихо, чтобы не спугнуть эту атмосферу, но достаточно для того, чтобы ее услышали. Слова сами образовывались в ее устах. Раньше девушка бы не сказала такую фразу, лишь раз не хотела напоминать об этом, но только не сейчас. — Да, — Мисаки почувствовал, как ее прижали к себе сильнее, — Сколько бы я не жил, но за этот грех мне никогда не заплатить достойную цену. И тебя, и Саске я не заслужил. — Я тебя принимаю таким, какой ты есть. И Саске тоже. И мы готовы заплатить цену либо вместе с тобой, либо за тебя. Мисаки знала, что потребуется еще много времени, чтобы переубедить Итачи, чтобы он понял, как ошибается. — То, что ты сделал, осталось в прошлом, — она подняла свою голову и прижала чужую руку к своей груди, туда, где билось ее сердце. — Чувствуешь? Это сейчас твоя реальность. Итачи лишь улыбнулся во тьме. Никто не идеален***
Демоны
Сколько стоил мой идеальный мир? Сколько заплачу за грехи? Каждый новый день заметает вновь следы, И назад мне уже не войти. Скажи, демон в голове мне не дает покоя. Держи меня! Не узнаю себя, уже не знаю, кто я. Егор Крид (при уч. Клава Кока) — Грехи
В темноте все ощущалось как-то острее и живее, чем на свету. Хоть глаза пока не привыкли к полному отсутствию источника света, Мисаки чувствовала как будто все чувства тела обострились в один миг. — Здесь кто-нибудь есть? — как и ожидалось, вопрос был задан в пустоту. Ответа Мисаки так и услышала. Что это за странное место, где она оказалась, девушка не знала. Единственное, что она помнила последним так это… Ничего. Мисаки совершенно ничего не помнила, что происходило до этого. Какой-то животный инстинкт самосохранения потек по ее позвоночнику. Глаза уже наконец-то привыкли к тьме, но ничего не изменилось. В этом пространстве совершенно ничего не было, только сама она. Мисаки сглотнула неприятный ком в горле. Она даже точно не знала на чем стояла. Было такое ощущение, что вокруг был абсолютный вакуум, не пропускающий ни звуков, ни света. И как будто вместо твёрдой поверхности под ногами тут была лишь невесомость. За секунду стало как-то страшно и неуютно. Мисаки почувствовала, как паника нарастала в груди и ползла вверх к горлу. — Кто-нибудь?! — даже ее голос тонул в этой непроглядной тьме и был уже не таким громким, как раньше. — Вы слышите меня? Все было бессмысленно. Ноги подкосились, но вместо того чтобы упасть, Мисаки буквально зависла в воздухе. Она хотела закричать, но теперь заместо голоса выходил немой крик. Что-то вязкое и неприятное, такое липкое и густое попало на руки. Оно ощущалось максимально противно, стекая вниз к пальцам. Мисаки еле сдержала рвотный позыв, едва поняв, что эта вязкая жидкость была кровью. Она настолько была густой, что тянула вниз за собой. В ушах начала бить собственная кровь вперемешку с ритмом сердца. Все это настолько давило, что девушка согнулась и оказалась в позе эмбриона. Мисаки тяжело дышала, открыв рот, чтобы глотать воздух. Ее грудь резко и быстро вздымалась и опускалась. Она никак не могла закрыть глаза, чтобы хотя бы на секунду не видеть ни эту кровь, ни пронзающую пространство темноту. Что же это такое?.. Совершенно внезапно, как будто почувствовав чьё-то присутствие и чужое движение в ее сторону, девушка подняла голову, насколько это было возможно. И ведь правда, что-то совсем пока ещё вдали, своими очертаниями похожее на черно-белую точку, приближалось к ней. Мисаки попробовала разогнуться, но так и не смогла, словно неведомая сила специально оставляла ее в таком уязвимом положении. По мере приближения этой точки, которое тянулось как назло очень медленно, Мисаки ощущала ужас всем телом. Он проник в неё, словно стрела, и прошёл насквозь. Непрошеные мурашки позли по позвоночнику, а затылок был ледяным, как и онемевшие пальцы. Сердце било так, что отдавалось не только в ушах, но и во всем теле. Вздох было сделать тяжело, но Мисаки вздохнула, когда в приближающемся узнала фигуру Итачи. Однако что-то было не так. Он был ниже, моложе и с потухшими глазами, которые горели алым огнём. В странной форме, которую девушка никогда ещё не видела. А на поясе у него висела фарфоровая белая маска с красными полосами. Она попыталась позвать его, но звука до сих пор не было. Лишь лязг чего-то прервал эту тишину. Как в замедленной съёмке Мисаки наблюдала образовавшиеся из воздуха оружие. Катана, что была покрыта такой же густой и тягучей кровью, которая была у неё на руках. Глаза сами расширились от ужаса, а мозг завопил телу «Бежать!». Эта самая катана вышла в позвоночник Мисаки. Резкая тупая боль в спине заставила Мисаки наконец-то проснуться. Она вскочила с кровати с немым криком, сжимая одежду в районе груди. Боже, это был просто сон! Девушка тяжело дышала и пыталась сконцентрировать свое зрение. Она находилась в безопасности, там же, где и уснула, в номере отеля, в котором они с Итачи остановились. — Итачи?.. — позвала она слегла осипшим голосом. Ответа сначала не последовало, лишь шуршание в районе балкона. — Я здесь, — послышалось оттуда, и девушка с облегчением выдохнула. Наспех вытерла рукавом пот со лба, Мисаки посмотрела на пришедшего с балкона Итачи: — Твои кошмары теперь преследуют и меня, — горько усмехнулась она. Тот без лишних разговоров сел к ней на кровать, обнимая. Девушка сразу уткнулась в его грудь, слыша привычным темп чужого сердца, успокаиваясь и прогоняя остатки сна. Теперь они могли говорить на одинаковом языке кошмаров, что преследуют в ночи и не дают спокойно спать. Возможно, то, что она видела сегодня, были отголоски прошлого Итачи. И она сделала бы все, чтобы это самое прошлое никогда бы не повторилось. — Пока я здесь, с тобой ничего не случится, — послышалось сверху. Мисаки это знала.