Я его не боюсь

      — Эрен, — Леви подходит со спины и прижимает собою к столешнице. Его дыхание щекочет шею, распространяя по телу мурашки и ощущение, похожее на панику. — Что тебе сказала Микаса?       Почему он спрашивает? Кое о чем глупый мальчишка подумал только сейчас, прижатый к кухонной поверхности. Если сестра узнала его, что мешало ему ее тоже узнать? У него хорошая память, очень хорошая. Он сегодня это доказал точной датой их знакомства.       — Н-ничего особенного не сказала… А что? — голос немного дрожит, и Эрен сглатывает.       — Ну да, не сказала, — его правая рука оглаживает бок и ложится на живот, горячая даже через ткань, а голос ужасно спокойный. — Написала. Что она такого тебе написала, что ты так нервничаешь?       Сказать ему правду, и будь что будет? Эрен опять сглатывает и чувствует, что начинает задыхаться и потеть. Ему страшно. Как в тот чертов раз. Страшно. Левая рука мужчины подлезает под локоть и вытаскивает из деревянной подставки большой разделочный нож.       — Так что она тебе написала?       Это не паника. Совсем нет. Это наивысшая точка неуверенности в самом себе. Словно Эрен сапер, который до последних минут был абсолютно уверен, что резать надо красный провод. И тут какая-то сволочь бросает неаккуратную фразу: «А может, и синий», и все идет по пизде. Вот поступил он в школу саперов, и каждый день, каждый урок, в течение многих лет ему твердили: «Режь красный», а теперь откуда-то синий взялся, сука. Леви уже так долго рядом. Как можно даже задумываться о том, что он скрывает личину маньяка, о чем они, как сейчас кажется, слишком много шутили.       — А ножи ты так и не наточил.       Между вопросом и утверждением проходит всего пара секунд, но для Эрена и сомнений в его собственном сознании проходит целая вечность. Его взгляд опускается на нож, который Аккерман вертит в руке, и на его тупое лезвие.       — Прости, — выдыхает он медленно. — Сначала ноутбук, потом Микаса… Я просто забыл.       — Наточи до моего приезда.       Нож со стуком возвращается на свое место в подставке, а рука Леви возвращается на тело любовника.       — Эрен, мне совершенно наплевать, что обо мне думают люди. Твоя сестра не исключение. Если она сказала тебе что-то плохое обо мне — наплевать. Важно только то, что думаешь ты сам. Если не хочешь говорить, что она написала, хуй с ним. Телефон — это личное пространство.       Метафорический Йегер решается и режет красный провод, накрывая кисти Леви своими руками. Становится очень неловко за то, что он сам однажды подсмотрел сообщение Петры, но сейчас явно не время говорить об этом.       — Спасибо тебе.       Это его Леви. Может, он и не всегда в себе, но на самом деле он добрый, адекватный, рассудительный и умеет делать правильные выводы без примеси эмоций, что никак не получается у самого Эрена. Шею щекочет горячее сухое дыхание, а руки начинают двигаться вниз на бедра. И даже не особенно понятно, кто именно их двигает.       — Будешь скучать по мне?       — М-м, — Аккерман задумчиво мычит, не переставая прижимать его к столешнице. — Полагаю, это можно и так назвать.       И этого достаточно. Из уст этого человека звучит почти романтично.       — Не сочти меня животным, но мне очень хочется, так сказать, утвердиться в своих правах перед отъездом, — ладонь бесстыдно сжимает чужой пах. — Сходи в душ.       — Нет необходимости, — хрипит Эрен в ответ, запрокидывая голову на низкое плечо. — Я на это очень надеялся и подготовился заранее.       — Хочешь сказать, ты сидел в ресторане со своей сестрой с пробкой в заднице? — в голосе слышна улыбка.       — Да, — Эрен тоже расслабленно улыбается.       — Извращенец.       Леви легко поворачивает его и снова притягивает к себе для поцелуя.       — У меня есть еще кое-что для тебя, — почти шепчет Эрен в губы, разорвав поцелуй.       — Что же?       — Пойдем.       Вообще, так делать не стоит. Аккерман не из тех, кто любит интриги. Его отношения с сериалами не сложились именно из-за чертовой фразы «Продолжение следует». Недосказанность сводит его с ума. Но в который раз он делает для Эрена исключение и идет за ним в спальню. Йегер достает из-под кровати неприглядную коробку стандартного коричневого цвета. Из нее достает непонятную сперва конструкцию из ремешков. При ближайшем рассмотрении это оказывается широким черным ошейником с четырьмя металлическими кольцами, расположенными на равном удалении друг от друга спереди и сзади. И за те, что расположены позади, зацеплены кожаные наручники.       — Так и знал, что щенок захочет иметь ошейник, — Леви делает шаг вперед и берет в руки новый девайс. — Любишь, когда я тебя обездвиживаю?       — Люблю, — признается с широкой улыбкой.       Так быстро меняются мысли. Тяжело поверить в то, что еще пару минут назад лохматую голову посещали глупые, тревожные мысли. Хотя, возможно, не такие и глупые. Нельзя пока отметать тот факт, что Микаса не обозналась.       Но мысли эти улетают безвозвратно, когда Леви откидывает новую игрушку на кровать и ведет пальцами по ряду пуговиц, а после, начиная с верхней, принимается расстегивать их. И каждый раз, когда пуговица выскальзывает из тканевой петли, Эрен мелко вздрагивает, будто его обнажают слой за слоем.       — Тебе идут рубашки, — как бы между делом сообщает Аккерман, наблюдая за собственными действиями.       Он распахивает ее полы, не снимая одежду, и притягивает горячего пацана ближе к себе, ведет носом по шее до мочки уха и больно прикусывает кожу зубами, заставляя молодого любовника зашипеть. На коже почти моментально выступает темный след — автограф, да еще и на таком месте, которое не скроешь воротником. Пользуясь своей привилегией гладить хищника, Эрен ведет руками по плечам, обхватывает голову и целует Леви в губы, чтобы тот больше не кусался. Но он кусает и губы, и они припухают. Он крепко прижимает к себе Эрена и стискивает ягодицы через брюки. Тот горячо выдыхает в чужие губы и снова бросается на них, когда Аккерман продавливает пальцами впадину между булками, нащупывая пробку.       — Давай быстрее, — почти капризно просит Эрен.       — Хорошо, — низко хрипит Леви и отталкивает его от себя. — Раздевайся.       Йегер немного растерянно моргает, но быстро берет себя в руки и под пристальным взглядом серых глаз нетвердыми пальцами расстегивает пуговицы на рукавах, пока сам Леви не спеша расстегивает свои. Вещи аккуратно развешиваются на стуле, иначе быть не может. Уже обнаженного Эрена толкают на кровать и нависают сверху, не сняв свои штаны. Глаза в глаза. Черные волосы спадают вниз, щекочут лоб и вынуждают опустить веки. Леви снова целует и ловит губами тихий стон, когда начинает гладить чужую плоть, и так почти затвердевшую.       — Ноги расставь и согни в коленях, — отдает приказ, позволяя любовнику застонать в голос, когда отпускает его губы.       Эрен подчиняется. Это первый раз, когда они лицом друг к другу. Совсем недолго рука ласкает яички, а затем надавливает на основание пробки, проталкивая ее глубже. Несколько раз. Леви упирается рукой около лохматой головы, а сам Эрен выгибается в спине и закрывает глаза.       — На меня смотри.       Снова подчиняется. По телу прокатывается волна жара. Каждый раз, когда Аккерман толкает пробку, на его руке напрягаются мышцы, а глаза внимательно изучают реакции на молоденьком лице. Этот девайс только мучает. Давит на стенки ануса, и чувство наполненности возбуждает, Эрен уже готов скулить и умолять, но в горле пересохло, и он только хрипит. Леви выпрямляется и берет в руки ошейник, совершенно не спеша снимает с него браслеты, расстегивает его и, приподняв чужую голову, закрывает замок на шее.       — Может, будешь носить это дома на постоянной основе? — ведет пальцами по черной коже и снова наклоняется к лицу.       — Прикажи, — собственный голос с такой просьбой щекочет нервы.       А улыбка Леви окончательно провожает кукуху Йегера. Леви снова целует, но очень коротко.       — Перевернись.       Когда Эрен уже лежит на животе, любовник поочередно наряжает его руки в мягкие кандалы и подтягивает к шее. Выходит, что его ладони теперь за головой. А колечко для поводка осталось позади, так что можно продеть в него палец и потянуть кожаный ремешок наверх, немного придушивая, и отпустить. Эрен хрипит, а после делает жадный глоток воздуха, а Леви проделывает это снова, и он сдавленно скулит. От нехватки воздуха немного мутит, но между лопаток оставляют мягкий поцелуй. Этот контраст между контролируемой жестокостью и нежностью после бьет сильным возбуждением в пах. Эрен стонет, хотя Леви всего лишь водит губами по спине, а уже потом поддевает основание пробки и аккуратно вытаскивает наружу, оставляя покрасневший вход привлекательно открытым. Леви не отказывает себе в удовольствии проникнуть в него как можно быстрее. Расстегивает ширинку, заставляя тело под собой дрожать от этого звука и нетерпения, щедро сплевывает на руку и размазывает слюну по члену. Несмотря на то, что Эрен хорошо растянут, у них уже была возможность убедиться, что пробка диаметром несколько меньше плоти, а потому Леви входит медленно, но до конца. Йегер выдыхает шумно и со стоном и сжимает руки в кулаки. Почти не больно. Член выходит полностью и снова медленно погружается в горячую дырку. Снова наружу, и Леви наблюдает за тем, как сфинктер выпячивается, выпуская его до самой головки. В следующий раз он входит резко, вырывая из горла Эрена громкий вскрик. И проделывает это снова и снова, и голос любовника становится похож на плач. Бедра снова опускаются медленно, подаются вперед, и член входит до упора. Леви наслаждается стонами, особенно шумными, но все-таки он не садист и начинает двигаться короче, резче, и скулеж становится мелодичнее. Бедра шлепают о ягодицы, с которых наконец-то сошли все синяки, а новые пока не появились. Эрен, как практически и всегда, кончает первым, дрожа всем телом, и сжимает внутри себя член любовника, отчего тот рычит, но продолжает двигаться. Чувствует, как Эрен, согнув ногу, касается его спины пяткой от переизбытка внутренних ощущений, и не прекращает вбиваться в тело так, что пацан елозит лицом по кровати до тех пор, пока не кончает сам.       — Обопрись на локти.       До того как Эрен успевает понять, о чем речь, Леви резко тянет его бедра вверх и ставит на колени.       — Сожми задницу.       Его член обхватывают рукой и позволяют кончить второй раз. Дыхания не хватает, очень жарко и уже неудобно, но руки вдруг отпускают и снова целуют между лопаток.       — Хороший мальчик.       Плечи очень затекли, и Леви помогает, разминая их сильными пальцами. И такой массаж не менее приятный, чем сам секс. Молодое тело уже готово начать возбуждаться снова, но нега, накатывающая на него, слишком сильная. После — ленивый душ, чтобы уже чистыми вернуться в кровать.       — Я буду скучать по тебе, — признается Эрен, когда забирается под одеяло.       — Я тоже. Спи.       За окном темно и тихо, в этом плюсы спального района. Только редкие машины, проезжающие мимо дома, создают шум, но от него ограждают толстые стеклопакеты. Однако же, несмотря на все идеальные условия для сна, Эрен шумно тянет носом воздух и открывает глаза. В комнате тепло и спокойно. Сознание ведет поиск проблемы. Мочевой пузырь спокоен. Внешних раздражителей нет: никаких посторонних звуков, касаний. И все же мозг отчего-то принял решение, что надо проснуться именно сейчас. Наверное, это какой-то древний инстинкт — проснуться среди ночи, чтобы проверить, не забрался ли в пещеру хищник. Но хищник спокойно спит рядом и не представляет опасности. Раз уж проснулся, Эрен решает дойти до кухни и промочить горло на сон грядущий. Главное, тихо. Чтобы не разбудить Леви. Ему еще никогда не случалось разбудить мужчину, но проверять на себе реакцию на это как-то не очень хочется. Успешно завершив свою миссию, Йегер возвращается в кровать и закрывает глаза, позволяя телу расслабиться. До слуха вдруг долетает очень тихое, сдавленное мычание, характерное для спящего человека. Инстинктивно Эрен поворачивает голову и смотрит на Аккермана. В комнате темно, но можно заметить, что он сжимает рукой майку на груди, хмурится. И если прислушаться, то слышно, что его дыхание сбивается и учащается. Леви снова мычит и мотает головой. Дыхание становится громче, он поджимает ногу.       — Леви… — несмело шепотом зовет Эрен.       Сглатывает и садится на кровати, наблюдая за мучениями дорогого человека. Ему явно снится что-то плохое, страшное. Разбудить? Или ему это не понравится? Леви уже буквально стонет, и Эрен не выдерживает, мягко трясет за плечо.       — Леви, проснись. Леви. Ле… — не успевает закончить и крупно вздрагивает, потому что любовник резко хватает его за запястье и смотрит широко распахнутыми глазами.       Лишь бы испуг не спровоцировал приступ. Леви тяжело дышит и почти до боли сжимает руку.       — Тебе приснился дурной сон, — торопливо поясняет Эрен, мягко пытаясь отнять свою конечность.       Аккерман переводит глаза в темноту, тяжело вздыхает и отпускает, чтобы закрыть рукой свои глаза. Молчит и только шумно дышит, а Эрен трет запястье, намоченное чужим потом.       — Ты в порядке?       Все еще молчит, можно только наблюдать, как вздымается и опускается широкая грудь.       — Давай, я принесу тебе воды? — спрашивает Йегер и почти подрывается с кровати.       — Завались уже, врач-сновитолог, — рычит Леви и резко укладывает обратно.       Эрен испуганно жмурится, ожидая удара или подзатыльника, но вместо этого его обнимают под руку и утыкаются носом в загривок. От такой неожиданности он замирает и сглатывает. Нет, это нормально, конечно, обниматься паре в постели, но именно у них это происходит впервые. И когда первый шок проходит, Эрен наконец-то чувствует, что рука Леви сжимает ворот его футболки, и рука эта дрожит. Он закрывал глаза и отвернул его от себя не из вредности или злости. Ему страшно и… стыдно за собственную слабость. Он обнимает, потому что ищет защиты от собственных сновидений. Накрыв чужой кулак своей ладонью, Эрен закрывает глаза. Затылок щекочет горячее дыхание. Тепло и приятно. Но он не засыпает до тех пор, пока дыхание позади не выравнивается. ***       Утром тепло, к сожалению, пропадает, потому что Леви неслышно выбирается из кровати и оставляет посапывающего во сне Эрена одного. Перед уходом он почти невесомо касается лохматых волос, которые будто нарочно растут в разные стороны, чтобы бесить, но вместо этого кажутся очаровательными. Он так и не решается коснуться спокойного лица губами, потому что боится разбудить, ведь тогда придется признаваться, что он, и правда, будет скучать. Наверное, именно так называется это чувство. До утра Аккерман был уверен, что это примерно то же, когда приходишь в магазин, а там нет того самого чая, к которому привык, и приходится брать другой. Такие перемены в жизни из себя не выводят. Хороший чай есть хороший чай, другая марка не сильно тревожит, но все-таки неприятно. Но наутро оказывается, что это что-то другое. Эрена два дня не будет рядом. Не будет рядом его горячего тела, которое ночью так напрягало своей температурой, но Леви почему-то так и не перестал его обнимать. Не будет рядом этих покусываний губы и наморщенного носа, когда он чего-то не понимает. И никто не будет пытаться коснуться его по поводу и без. Хотя на то, что никто, кроме Эрена, не будет пытаться коснуться его, Леви даже надеется.       Зайдя в кабинет, уже привычным жестом Аккерман поправляет фарфоровую птичку, чтобы ее подставка стояла перпендикулярно полке, садится на диван и ждет, когда доктор Крюгер начнет прием.       — Здравствуйте, Леви. Очень рад вас видеть снова, — довольно массивный для психиатра мужчина садится в кресло напротив и берет большой блокнот. — Полагаю, мы можем начинать? Расскажите, как у вас дела.       — Я живу с Эреном. ***       Эрен просыпается, хотя спал бы и дольше, но под подушкой разрывается телефон. Сон снимает как рукой, потому что в еще мутное сознание вплетается мысль о том, что могло что-то случиться с Аккерманом. Но на экране высвечивается имя сестры. Йегер громко вздыхает, трет глаза пальцами и только после этого ритуала подносит телефон к уху.       — Доброе утро, Микки Маус, — хрипло приветствует он, перекатывается на бок, чтобы трубка осталась лежать на щеке без его участия, и закрывает глаза.       — Эрен, у тебя совсем совести нет? Я волнуюсь так, что всю ночь почти не спала, а ты там дрыхнешь! — громкий голос Микасы спросонья бьет по голове молотком, заставляя морщиться.        — Ну чего ты разволновалась? — в трубке наверняка слышно, как он подминает под себя одеяло.       — Ты не читал мое сообщение?       — Читал, — выдыхает Эрен. — Давай не будем говорить об этом по телефону? Я соберусь и приеду где-то через час.       — Хорошо. Только не усни там!       — Да встаю-встаю, — бурчит он и садится на кровати, сбрасывая звонок.       На дисплее высвечивается информация о двух пропущенных звонках от Микасы и сообщение от Леви с одним-единственным словом. «Ножи». Эрен улыбается и отправляет: «И тебе доброе утро, дорогой». Он сначала отправляет, а потом уже думает о последнем слове, которое может покоробить любовника.       Собирается Йегер довольно быстро, а наточку ножей решает оставить на вечер. Главное, не забыть. Вряд ли этот косяк ему спустят во второй раз. По пути, в автобусе, он пишет еще одно СМС.       «Мне понравилось спать в обнимку».       Гостиница, в которой остановилась сестра, находится вовсе не в центре, но зато не особенно далеко от квартиры Леви, поэтому времени на дорогу уходит немного. Как только он стучит, дверь распахивается, словно Мика все это время стояла за ней и смотрела в глазок. Она набрасывается на брата, водя руками по плечам, шее и торсу, словно в поисках повреждений.       — С тобой все хорошо? Он с тобой ничего не сделал?       — Мика, — закатывает глаза Эрен и сжимает запястья рук сестры, спасаясь от «осмотра». — Он не маньяк-рецидивист, а мой мужчина.       Она вроде не расслышала, потому что молчит. Ее немигающий взгляд цепляется за темное пятно на длинной смуглой шее, о котором Йегер успел напрочь забыть. Надо что-то сделать со своей привычкой, чистить зубы то с закрытыми глазами, то глядя куда угодно, кроме зеркала.       — Это называется «засос», первый раз видишь? — Йегер неожиданно смущается и закрывает шею рукой.       — Это называется «демонстративное поведение». Он сделал это специально, чтобы я видела. Конкуренцию почувствовал, — Мика разворачивается и проходит вглубь номера, впуская гостя.       — Что?! Фу! Какая еще конкуренция?! — возмущается Эрен, закрывая за собой дверь. — Ты же моя сестра! Да и он часто так делает, ты тут ни при чем.       — Это всего лишь значит, что он демонстрирует твою к нему принадлежность не только мне, — она складывает руки на груди.       — И что в этом плохого? Для пар это нормально. Носить кольца, всякие неразлучки, ставить совместные аватарки на сайтах. А у него вот такой способ.       — Давай не будем делать вид, что речь идет о нормальном человеке? Это точно он был тем, кто напал на санитара! Да, у него борода была и волосы длиннее, но это точно был он, — пылко сообщает Микаса, зло сверкая глазами.       — Я тебе верю.       Эрен вздыхает и садится на маленький диван с мягкой накидкой в крошечном номере без кухни, в котором становится тихо. Кроме него в комнате стоит односпальная кровать, старенький пузатый телевизор, узкий шкаф и прикроватная тумбочка. Не нужно смотреть на сестру, чтобы знать, что она сверлит родственничка взглядом.       — Ты знал.       — Знал. Точнее, я знаю, что он болен, — нет никакого смысла отпираться теперь. — У него ОКР. О том, что он лежал в центре реабилитации, я не знал.       — И что он сказал тебе об этом?       — Ничего. То есть, я у него ничего не спрашивал.       — Почему? Эрен, ты совсем с ума сошел? Ты живешь с психом!       — Он не псих, — теперь Эрен прекращает разглядывать комнату и хлестко бьет Микасу взглядом. — Ему становится лучше. С момента нашей встречи и до сегодняшнего дня он очень изменился. Мы идем по списку, который составил его психиатр. И Леви как раз уехал к нему на прием. Так что у нас все нормально.       — Нормально? — переспрашивает сестра и зябко трет свои плечи, хотя в комнате тепло. — Ты не понимаешь… Эрен, он не просто лежал в центре реабилитации, как ты говоришь. Он содержался в отделении для буйных пациентов. А там находятся те, кто… — девушка спотыкается о собственные слова. — Совершил преступление, то есть убил кого-то. С точки зрения закона, такие люди чисты, потому что не отдавали отчет в своих действиях. Кто-то в состоянии аффекта, кто-то ради спасения собственной жизни, кто-то при исполнении или в результате военных действий… Как Леви, — она останавливается, потому что видит, как меняется взгляд ее младшего брата. — Он наверняка не просто так ездит к психиатру. Это патронаж. Леви находится на свободе с тех пор и до тех пор, пока он может адекватно отвечать на вопросы и продолжает пить таблетки. Он ведь их пьет, правда?.. Он может отвечать адекватно, я говорила с ним. Но эти вопросы его сердят. Я видела, как он нервно дергает плечами, сжимает губы. Знаешь, почему они его сердят?       — Ну, просвети меня, — немного хрипло вопрошает Эрен.       — Он боится сорваться и оказаться снова в комнате с мягкими стенами.       Она давит на то, что Эрен и так знает. Ханджи тоже говорила, что Леви избегает раздражителей. Мысли Эрена густеют и превращаются в грязное месиво, как нечто мерзкое, что можно смешать в большом котле, даже если в него поместить самые лучшие ингредиенты. Вся эта разрозненная информация о Леви уже порядком замучила молодую голову. Он сжимает ее руками, чтобы мозг не начал вытекать через уши от попыток все осознать и собрать воедино все, что он знает о своем мужчине. Но одно Эрен понимает вполне ясно. При всех его многочисленных успешных и не успешных попытках избежать раздражителей, Леви согласился на встречу с Микасой, выдержал все вопросы и ни разу не вышел из себя, даже после того.       — Мне кажется, тот факт, что он не хочет в дурку, как раз делает его нормальным, — в итоге произносит он. — Ты же сама говорила, что он бывший солдат, на войне случается всякое.       — Эрен, — выдыхает Микаса, — я просто не хочу, чтобы ты был в опасности, живя с психом.       — Он не псих! — Эрен мгновенно вспыхивает и вскакивает с насиженного места, оказываясь вплотную к сестре. — Тебе не кажется, что это лицемерие? Сама трепалась о том, что у вас содержатся не сумасшедшие, а люди, которым однажды было очень плохо и им нужна помощь. А теперь, когда это коснулось тебя лично, этот конкретный человек перестал носить такой привилегированный статус!       — Но я…       — Нет! Помолчи, пожалуйста! Ты была права: им нужна помощь. Леви нужна помощь. И с ней ему становится лучше. Я протянул ему свою руку, и он ее принял. Он не больницы боится, а самого себя. Своего прошлого. Он плотно закрыл туда двери и никого не впускает, чтобы защитить. Он не хочет делиться грузом страшных воспоминаний. Я не знаю, что с ним случилось, но это что-то плохое. Ему все еще снятся кошмарные сны, и он… винит себя, что бы там ни было. Но я не позволю тебе оскорблять человека, которого я люблю!.. — Эрен замирает и моргает несколько раз, мысленно пытаясь отмотать назад собственную речь и понять, действительно ли сказал то, что сказал. — Ну здорово, я впервые сказал об этом не ему, а тебе. Я его не боюсь. А ты не бойся за меня, с ним я в полной безопасности. Он бережет меня.       Они молчат. Долго-долго молчат, глядя друг на друга в маленькой комнате, где воздух наэлектризован эмоциями. Они молчат, пока глаза одного не наполняются слезами. Мика всхлипывает и прикрывает рот рукой, а Эрен прижимает сестру к себе. Она плачет очень редко. Не плакала даже на похоронах родителей, потому что должна была дать возможность выплакаться тринадцатилетнему мальчику. А теперь ужасно боится его потерять.       — Все будет хорошо. Я обещаю тебе. Знаешь, а ведь он ездит на прием каждый месяц на два дня. Хочешь, я буду ездить с ним и заходить к тебе в гости?       — Хочу, — всхлипывает Микаса.       — Договорились.       По дороге домой телефон блямкает сообщением.       «Ты во сне горячий, как печка». ***       — Привет, — Эрен расцветает улыбкой, как только видит привычно одетого в домашнюю одежду Леви с мокрыми волосами. — Я наточил ножи.       — Я видел. Молодец.       Выходные с сестрой прошли вполне успешно. Она старательно избегала разговоров о любовнике своего брата, и это пошло на пользу их общению. Они встретились с Армином и даже с Жаном, который умудрялся при Мике выдерживать и не трепаться о своих многочисленных подружках, да и вообще вел себя куда адекватнее, чем обычно. Они гуляли в парке, вспоминали былые времена, смеялись, ели мороженое. Кирштайн получил информацию для новых издевок над другом — рассказ о том, как Эрен маленький старательно вязал красный шарф ко дню рождения сестры, который она до сих пор хранит с большой любовью.       Леви почти не отвечал на сообщения. Только пожаловался пару раз, что в привычном ему отеле зачем-то заменили шторы на слишком яркие, и у него ощущение, что он спит в заднице у клоуна. Его автобус приезжал на автовокзал в пять, а Микин уезжал в шесть, и Эрен предлагал совместить эти два мероприятия, но оба его близких человека настоятельно попросили избавить их от встречи друг с другом до следующего месяца как минимум. В целом, наверное, хорошо было хотя бы то, что их чувства по отношению друг к другу взаимны. Ведь существуют же взаимоотношения на уровне терпимой ненависти?       Проводив сестру и еще раз пообещав, что обязательно в следующий раз поедет вместе с Леви, Эрен спешит домой, чтобы увидеть своего мужчину. Собственно, не мешало бы еще спросить его самого, не против ли он того, чтобы любовник ездил с ним. Аккерман уже принял душ и устроился перед выключенным телевизором с чашкой горячего чая и телефоном с игрой.       — Я скучал, — Эрен улыбается и через подлокотник лезет на диван, как кошак, чтобы улечься головой на чужое колено и вдохнуть запах мыльно-рыльных средств, которыми пользуется Леви.       — Вот заладил, — беззлобно отзывается тот и наклоняется, чтобы поставить чай на журнальный столик так, что торсом касается носа Йегера. — Меня же не было всего два дня. А спал ты один вообще только одну ночь.       — А это не важно, — улыбается и придвигается ближе к животу. — Как съездил?       — Нормально.       — Знаешь… Моя сестра ведь работает и живет в том же городе, куда ты ездишь на прием, и я подумал, может, я буду ездить вместе с тобой? И тебе в автобусе будет не скучно, и мы с ней станем чаще встречаться.       Сначала тонкие брови опускаются вниз, хмурясь, и Эрен уже думает о том, что сейчас ему либо откажут, либо логически придут к вопросу «кем работает твоя сестра?», и тогда придется говорить правду. Но Леви отрывается от телефона и опускает задумчивый взгляд в зеленые глаза.       — А ты не думал сдать на права?       Теперь хмурится Йегер, не понимая, как вообще они вышли к этому вопросу.       — Ну… Машины-то у меня нет.       — Эрен, чтобы вырезать из своей жизни автобусный ад в пять часов туда и пять часов обратно, я лично куплю тебе подержанную хорошую тачку.       От такого неожиданного предложения рот открывается сам собой, но не выпускает никаких звуков. Может, Эрену и кажется, что он говорит, но понимают его только рыбы. Чтобы встряхнуть мысли в голове и поставить их по местам, он садится и растерянно смотрит на Аккермана.       — А почему ты сам не сдашь на права?       Бровь дергается наверх. У Леви идеально получается взгляд "ты-дебил-или-что", но он вздыхает, закрывает глаза, очевидно, уговаривая себя не отвешивать подзатыльник раньше времени и дать шанс.       — Ты, конечно, большой мальчик, но никогда не поздно начать развивать свою логику. Откуда я только что приехал?       — От психиатра… — тон такой неуверенный, будто Эрен сомневается в том, что они говорят на одном языке.       — Ну?       Молчание затягивается. Лицо напротив подходит участнику шоу на бабки, у которого на кону стоит по меньшей мере пару миллионов или невинность его первой еще не рожденной дочери. Он думает так натужно, что его почти жалко.       — Боже, Эрен, — не выдерживает Леви в итоге, — я состою на учете у психиатра, кто мне даст права?       Вечер проходит спокойно. После автобуса Аккерман только и думает о кровати, поэтому уже около девяти вечера они оба идут в спальню: Леви — чтобы благополучно заснуть, а Эрен — охранять чужой сон от кошмаров. Он ложится первым, закладывая руку за голову и погружаясь в свои мысли, пока любовник готовится ко сну более тщательно. Мыслей много, очень много. Но они, как и все дороги, которые ведут в Рим, приходят рано или поздно к Леви. Ко всем хорошим воспоминаниями, касаниям, словам и обещаниям. К любви, о которой Йегер обязательно скажет, когда будет подходящий для того момент.       — Ты поливал фикус?       Голос выдергивает Эрена из омута разных мыслей, и он резко садится на кровати, чтобы посмотреть на фикус с суицидальными наклонностями, а потом на Леви, который касается пальцами сухого края листа.       — Да. Я даже фотографировал то, как его поливаю.       — Да? Ну, значит, я был прав. Мы ему просто не нравимся.       Очень тихо. Максимально тихо Эрен выдыхает, потому что подобные вопросы часто приводят к нехорошим последствиям. К подзатыльникам и словам о том, что надо забирать документы из универа и идти обратно в начальную школу. Это совсем необидно, потому что Леви остывает очень быстро, да и случается такое очень редко. И лучше так, чем снова наблюдать мучения спутанного разума. Пусть ругается, выпускает раздражение, чем копить его и срываться в приступ.       Матрас рядом с Йегером прогибается под тяжестью веса мужчины. Он, как всегда, ложится в ту же позу — на спине — и сразу закрывает глаза.       — Доброй ночи.       — Доброй ночи, Леви.       Эрен поворачивается на бок, спиной к нему, и смотрит в темный угол комнаты, слушая чужое дыхание. Его пальцы теребят край подушки. Кровать чуть слышно скрипит. Аккерман придвигается ближе, касается губами загривка, обнимает и прижимает к себе, пропускает ногу между его ногами и затихает. По венам Эрена течет тепло, и на глаза выступает влага. Он закрывает их, со счастливой улыбкой позволяя скатиться к виску двум маленьким слезинкам.