18 января 2014 г.
Тяжёлыми глубокими парами дым проникал в лёгкие, впрыскивая свой никотиновый яд через тончайшие капилляры. «Курить — вредно». Лена слышала это постоянно: от недовольных бабулек около подъезда, от молодых мамочек с плачущими крохами в колясках и даже от остальных бойцов, которые так фанатично старались поддерживать здоровый образ жизни. Только самой Темниковой было плевать на все эти истеричные возгласы, и даже картинки с отталкивающими, почти сгнившими органами на пачках сигарет вызывали, скорее, неподдельный интерес, нежели предполагаемое отвращение. Единственное, что так сильно раздражало, — это то, что зимой руки всё же мёрзли намного быстрее и приходилось выкидывать сигарету, оставив добрую треть табака несожжённым. Лена вдыхала медленно, разглядывая дворовую улицу около тренировочного зала. Здесь чёрный, выдраенный до блеска автомобиль сначала лениво остановился около входа в тренировочный зал и, чуть выждав, занял одно из свободных парковочных мест, очищенных старым дворником от недавних осадков с неба. Фары потухли. Двигатель заглох. Из машины вышли двое: Оля, мгновенно включив сигнализацию на увесистом брелоке, и, что было несколько удивительным, Егор. Лена проводила взглядом девушку, пока та, с насмешливым оценивающим прищуром, окончательно не зашла внутрь помещения, и, выставив руку, остановила Егора: — Она что здесь делает? — То же, что и ты, — невозмутимо и несколько броско последовал ответ, — только под чутким присмотром профессионала. — Это под твоим, что ли? Егор натянуто улыбнулся и кивком в сторону сжимаемой в руке зажигалки попросил сигарету. Похоже, очередная пытка избавиться от выработанной за несколько лет привычки вновь оказалась безуспешной. — И как результат? — Лена всматривалась в потёртые шины автомобиля, разглядывая блестящие от света фонарей шипы. — Есть над чем работать, но профессиональный тренер с неброской фамилией Крид на то и профессиональный: за месяц вполне неплохо. — То есть ты уже месяц с ней возишься? — Почти. С конца декабря, — довольно добавил Егор, будто бы рассказывая о своих жизненных успехах при приёме на работу своей мечты. — Как её отхерачила та дикая баба с татухами на голове. Ледяной воздух разбавился ещё больше одурманивающим паром. Вся погода, словно решив утихомириться после бурных праздничных выходных, даровала москвичам и гостям столицы столь долгожданный штиль — на улице было настолько тихо, что скрип снега под ногами ещё несколько секунд распадался на затихающие звуки. Новогодние праздники как напоминание о себе оставили лишь броско переливающиеся гирлянды, неровно развешанные на зданиях, и столпы использованного фейерверка в рыхлом белоснежном снегу. — Это ты ей слил информацию про бой на прошлой неделе в Локе? — Без понятия, что было на прошлой неделе в этом ущербном месте, — Крид растёр замёрзшую руку и сделал новую затяжку. — Давным-давно, к счастью, не был в этом сборище клопов. — Фаворская решила подзаработать. Стояла в моей паре. Может, опять хочет Китайский Новый год в горах Тибета встретить со своими сенсеями, — в горле Темниковой остался неприятный привкус табака, раздирающий гортань, и голос начинал срываться на сиплый хрип. — Меня больше волнует, откуда эта девица знает про нашу систему. Это точно не менты? Парень утвердительно кивнул, понимая, из-за чего появились опасения и, соответственно, вытекающие из них вопросы. — Точно. Серябкина Ольга. Обычная дамочка с обеспеченными родителями, — как робот начал он отчеканивать всю известную на данный момент информацию. — Живёт на Таганке. Работает преподавателем английского в частной школе. В свободное время пишет стихи и дрынькает на фортепиано. — Как много ты про неё узнал за один-то месяц. Ты с ней в кровати тренировался, что ли? — За месяц иногда люди успевают пожениться и оформить ипотеку. — То есть скоро ипотека? — Лена массировала до сих пор вывихнутое запястье, боль в котором из-за ненормированных нагрузок со временем только усиливалась. — Это что, ревность внутри? — в ярких глазах Егора читался неподдельный интерес, смешанный с тоннами просто человеческого любопытства. — Мне стоит опасаться, что однажды ты меня отпиздишь в переходе? — За такие вопросы — только с удовольствием, — вызывающая насмешка растворилась в холодном воздухе вместе с выдыхаемым паром. — Зачем она рьяно пытается попасть в списки — не пойму. — Без понятия. Я не задаю лишних вопросов. Она не задаёт лишних вопросов мне. Окурок стремительно полетел прямо в снег, и парень, поправив на плечах тонкую куртку, скрылся за тяжёлой дверью.***
4 февраля 2014 г.
Так продолжалось несколько недель. В первое время Лена старалась держаться обособленно и лишь издалека наблюдала, как Егор, выливший на свои светлые волосы литр хлюпкого геля, бросал искромётные шутки и делал уверенный вид, что он всезнающий мастер с многолетним опытом, благодаря которому можно будет стать мастером ничуть не хуже. Вторник, четверг, суббота — дни, в которые эта нелепая парочка приходила в тренировочный зал и пыталась выжать из себя хоть какие-то соки. Вернее, выжать соки конкретно из Серябкиной. Иногда Егор просил встать в пару, обосновывая это тем, что женский бой — это всё-таки женский бой: со своими нюансами, которые были неподвластны каким-либо объяснениям простыми словами. Первая произнесённая фраза Кридом ради приличия в духе «Это Лена, она тебе поможет» вызвала у Оли лишь ту самую приторно-сладкую ухмылку и незначительный короткий ответ, наполненный саркастической интонацией: «Так значит Лена». Такие спарринги не носили в себе какой-либо насильственный характер, из-за чего Темниковой приходилось изрядно сдерживаться, чтобы не пройтись во всю силу по неподготовленному телу. И это было даже не желание, а просто привычка — в боях за деньги никто не хотел смотреть, как ты, заранее предупреждая об ударе, едва касаешься уязвимой области почек. Со временем Оля всё же начала умело приспосабливаться, и скользкие неприятные выпады, изрядно прилетавшие по нелюбимым местам, блокировались заранее. — Как успехи? — в очередной раз интересовалась Серябкина, жадно отпивая воду из смятой бутылки. — Лучше, чем тогда, когда ты чуть ли не в полуотключке валялась в «Ракете», — Лена рассматривала своё отражение в зеркале и пыталась собрать отсыревшие из-за непроветриваемой душевой волосы в пучок. — Я про твои успехи. Едкая невыносимая духота пробиралась постепенно в раздевалку, уставленной типичными шкафами со сломанными замками. На них висели глупые отрывающиеся рекламные объявления, предлагающие либо монотонную работу в офисе за баснословную заработную плату, либо всем уже очертеневшие курсы английского языка, после которых можно было бы свободно паковать потёртый чемодан и лететь в любую страну земляного шара. Оля держала в руке одно из таких объявлений и читала все предлагаемые условия, словно была вот-вот не так давно оперившимся выпускником в беспросветных поисках чего-то нового для своей задницы. — Мои успехи стабильны, — нехотя ответила Лена и, бросив ленивый взгляд в сторону, села на лавочку. Тощее тело было укутано в полотенце ядовитого жёлтого цвета, и Оле казалось, что в таком состоянии единственное, что можно было бы предложить, — это лечь на пару месяцев в отдалённое место для душевнобольных и избавиться от всех признаков анорексии. По сутулой спине проходились тёмно-фиолетовые следы, от которых тянулись мелкие сосудистые подтёки. Позвоночник, рёбра — всё было настолько очерчено, что складывалось неумолимое впечатление, что на скамейке сидел искусственно созданный учёными для обучения юных травматологов экспонат, обтянутый бледной кожей с грубыми шрамами, нежели реальный живой человек. Горячая ладонь соприкоснулась с выпирающей лопаткой, куда не так давно прямо пяткой попала очередная грузная баба, и обвела оставшийся после удара багровый полукруг. Забитые от усталости плечи дрогнули, и указательным пальцем Оля дотронулась до рванного загрубевшего шрама, проходящего вдоль напряжённых сухожилий. В сознании Лены пронеслась мимолётная искра: внезапный стремительный поворот — и она, рывком поднявшись, прижала Серябкину прямо к железным шкафчикам, отчего те невольно издали нелепый звук, больше похожий на скрипящую жалобу. — Давай договоримся сразу, — слишком резко сорвалась с губ фраза, — ты держишь руки при себе, я оставляю эти руки в целой и невредимой форме. Ясно объяснила? Оля попыталась повернуться, но чувствовала, как жёсткое костлявое предплечье чужой руки давило в поясницу, тем самым ещё больше вжимая в леденящую поверхность. И единственное, что удалось ей совершить, — это сделать глухой полувдох перед новым предложением: — Интересно, ты в постели такая же? Резкий вопрос, словно на невидимых тросах, повис в воздухе. От банального недопонимания Темникова тут же ослабила хватку, и Оля, воспользовавшись внезапно возникшей заминкой, мгновенно развернулась. Теперь она уже упиралась в железную поверхность лопатками, пока Лена столь наглым взглядом насквозь прожигала, пытаясь — так неудачно — не выдать собственное сбившееся дыхание. По оголённым ключицам стекали капли, постепенно скрываясь в ткани махрового полотенца, и Серябкина, проводя пальцами по выступающим костяшкам, ненасытно рассматривала в деталях представшую перед взором картину. Вся эта ситуация Лене чертовски напоминала ту самую ёбанную ситуацию в том самом затхлом клубе, которую вроде мысленно так и хотелось вычеркнуть тёмными чернилами побыстрее, но упрямый мозг зачем-то настойчиво сохранял всё произошедшее в малейших деталях. И если тогда в ногах чувствовалась неприятная слабость, а в груди — вязкая тянущая боль, то сейчас Темниковой хотелось просто покорно стоять рядом и, прижавшись ещё сильнее, пытаться запечатлеть на своей коже эти бешеные прикосновения. Оля вызывающе, больше царапая, провела ногтем по выпирающим мышцам шеи — снизу-вверх — и всей ладонью грубо сжала короткие намокшие волосы, от которых так одурманивающее разлетались ноты какого-то пряного фруктового шампуня. — Убери эту наигранную гордость в своих глазах, — пальцы свободной руки с ключиц также нагло переместились на шею. — Твоё неприкрытое презрение сейчас ни к чему. Сухой воздух тесной раздевалки, больше похожей на запутанные лабиринты, казался чересчур давящим — так же, как и ладонь, почти полностью зарытая в мокрых прядях. Ладонь плавно смещалась на щёку, где ещё оставались едва заметные царапины, и Оля, замечая на коже шеи столп вызванных своими манипуляциями мурашек, слегка приподнялась на носках. — Ты не охуела ли? — единственное, что получилось буквально выдавить из себя Лене, будто она — малолетняя девчонка с ёбанной нескрываемой дрожью в коленях. — Охуела, — фраза придушённым шёпотом прошлась разбросанными звуками около уха Темниковой. На несколько секунд задержавшись в таком несколько неудобном положении, Оля неторопливо опустилась обратно на пятки и уже потянула на себя Лену, которая подобно гибкой пластилиновой массе, покорно следовала за каждым навязываемым действием. Рассудок оставался кристально-чистым, но сверху донельзя покрывался шёлковой простынёй, сотканной из новых вспышек когда-то вычеркнутых эмоций. Оля мягко проводила носом по чужой щеке, собирая по крошечным частицам горячее дыхание, и улыбалась от того, как упрямый организм слабел с каждым её новым движением — мягко и податливо. — Ты закрываешь глаза, — она приблизилась снова к мочке уха и своим вкрадчивым шёпотом продолжала впиваться в барабанные перепонки, — и больше никакого… Тянущаяся мысль так и осталась прерванной: Лена вновь всем своим телом властно прижала чужие плечи к шкафчикам и резко, чуть ли не кусая, прикоснулась губами к губам Оли. Сама Серябкина успела только издать нелепый оборванный стон — то ли от грубой встречи с железной поверхностью, то ли от очередного исступлённого выдоха и сжать сильнее волосы в левой руке. Лена целовала вызывающе, но при этом несколько осторожно — отстраняясь от полуоткрытого рта и затем тут же ловя новый сбитый выдох, повторяла всё по кругу: резко, неистово и без какого-либо сожаления. И весь этот горько-смазанный поцелуй больше походил на непрекращающуюся битву: где одна пыталась доказать свою силу, на самом деле с каждой сотой секунды всё больше слабея внутри; а вторая — так покорно позволяла казаться слабой, не выстраивая между ними ненужные барьеры. В коридоре за дверью послышались шаги, и Темникова тут же сделала шаг назад, придерживая сползающее полотенце на груди. Дверь приоткрылась, и в одном из поворотов раздевалки мелькнули два женских силуэта. Высокие голоса противно рушили не так быстро сшитую тишину, и складывалось ощущение, что подошедшие дамочки пришли больше обсудить новую бабскую тему, нежели работать над своими навыками. — Держи язык за зубами, — Лена отступила назад ещё на один шаг и отвернулась к шкафчику, вытаскивая из него все необходимые вещи. — Если только за твоими зубами, — ехидно последовал ответ. Темникова скрылась с другой стороны раздевалки, оставляя улыбающуюся Олю провожать её оценивающим взглядом.***
7 февраля 2014 г.
«Ракета», как всегда, жила по своим предписанным правилам: люди лениво собирались в небольшие сборища, говорливо обсуждая друг с другом насущные темы, и зачем-то делились собственными новогодними историями. В конце января народ приходил крайне неохотно, будто всё же окончательно погружаясь со свежей, отдохнувшей головой в океан привычной работы. Лена пропускала мимо ушей щебечущий голос Даши, рассказывающий о том, как она со своим новым парнем — кажется, звали его Ваня, — планировали уехать отдохнуть куда-то то ли в Южную Америку, то ли в Австралию. Излишняя информация не особо была интересна Темниковой. Интересно ей было в данный момент одно — почему Серябкина так не прикрыто смотрела в её сторону, всем своим непрекословным взглядом показывая, что произошедшее в раздевалке она забывать не собиралась. — Сегодня мне нужны все, — громом пронеслось категорическое утверждение над головой. — В смысле все? — Даша нахмурилась и подняла с пола упавший карандаш. — Абсолютно все? — Я не понятно изъясняюсь? — довольно-таки грубо прозвучал вопрос Ирмы, требующий лишь один ответ — отрицательный. — Ты уточняешь по анкетам контакты каждого, кто сегодня пришёл. Анкеты передаёшь Егору. Всё просто. — Зачем нам неопытные, которые посыплются при первых же боях? — в точно таком же непонимании оставалась Лена и оглядывала суетливую толпу кроликов, пришедших в «Ракету». — Это мы сами решим, хорошо? — Польских бесцеремонно поправила указательным пальцем свои прямоугольные очки и с циничным взглядом опёрлась на деревянный стол. — Твоя работа несколько в другом заключается. Сиди и не возникай. Иногда Темникова жалела, что нельзя просто взять и с удовольствием показать некоторые особо едкие приёмы на этой деловитой «груше» с чересчур педантично зализанными волосами. Весь вид Ирмы говорил о том, насколько невзъебенной она казалась самой себе — ведь именно ей (и, конечно же, только ей!) приходилось быть тем связующим мостиком между золотой элитой города и обычными холопами, разбивающими каждый вечер свои рожи в кровь ради пяти сотен зелёных бумажек. Реакция Даши оказалась несколько потерянной — похоже, девушка не видела абсолютно никакой логики в совершаемом поступке, и потому Лена тут же отыскала взглядом нужного человека, который хоть как-то смог бы объяснить сложившуюся ситуацию: — Зачем им это надо? К чему эта ненужная болтающаяся толпа овощей? — Спонсорам надоели бои, в которых оба противника больше переминаются с ноги на ноги, отыскивая большую часть времени друг у друга слабые места, — покачиваясь, Егор сидел на деревянном стуле в ожидании начала судейства и лениво перелистывал ленту новостей в собственном смартфоне. — Ставки из-за этого всё ниже и ниже. Им нужна кровь, сломанные кости, крики. Лично мне — вообще похуй. Нам, тебе и мне, это только на руку. — Я хочу честных боёв, — Лена закрыла экран мобильного ладонью, пытаясь привлечь к себе внимание. — Пинать едва стоящих на ногах детей? Спасибо, но мы вроде не животные. — Не животные? Тебе, может, стоит напомнить ситуацию с Димой? — парень, понимая, что затронул то, что не стоило вообще когда-либо затрагивать, невольно сжал зубы и попытался перейти на совсем другую тему: — Фадееву, например, твои два последних «честных» боя не понравились. — Как ты это понял? — не понимающе Темникова всматривалась в нахальные голубые глаза. — Тебя же не было. — У меня, скажем так, есть связи. В общем, сегодня мы набираем пушечное мясо. Дерьмово или нет — решай сама. Искренне и без притворства Лена сама не понимала: действительно ли это было дерьмово конкретно для неё; однако для той, что так неотрывно, с усмешкой на губах, разбирала её силуэт словно пластиковый конструктор на детали, — возможно, мысленно уже раздевая, — случилось то, чего так невыносимо долго она хотела. Только сама Темникова считала иначе, и если кратко, то мысль была одна и довольно-таки проста: наступил тотальный пиздец.