Сдавайся.

Денис скучающе ковыряется вилкой в своём салате, всячески пытаясь совладать с желанием уткнуться в привлекательные зелёные листья, разложенные по небольшой тарелке, своим совершенно непривлекательным, по его собственным меркам, и жутко заспанным лицом. Он не имел возможности выспаться накануне из-за своих нерадивых соседей, которые решили, что громкие переругивания на лестничной клетке в половину второго ночи интересны всем жильцам окружавших их квартир, и не стремились перенести ссору на свою территорию, вынудив остальных выслушивать имевшиеся друг к другу претензии. Нельзя не сказать о том, что он пытался намекать припизднутым новобрачным о неприемлемом поведении, вывалившись из квартиры с хмурым видом откровенно заебавшегося человека и нелепо торчащими во все стороны волосами, на двадцатую минуту их скандала, — серьёзно, этого должно было быть достаточно для того, чтобы их возмущение сошло на «нет», — только вот не убедило взвинченную парочку в своей неправоте. Именно поэтому Черышев, сдержанно выслушав воссозданное из пустоты обвинение о, якобы, запрете на свободу слова и вполне реальную угрозу о подаче жалобы в суд, — зная этих ненормальных, они могли сделать всё что угодно, — шагнул назад в тёмный коридор и захлопнул дверь своей квартиры, с раздражением отметив, что былой сонливости и след простыл. И сейчас, когда веки отчаянно слипаются под невыносимой тяжестью охватывающей его тело приятной расслабленности, он готов распластаться прямо здесь, на неудобном и жутко твёрдом столике кафетерия, лишь бы провалиться в объятия сладкой спасительной дремоты. К сожалению, сидящий напротив Саша угрюмо молчалив с самого утра, что никак не помогает обратному процессу, — нескончаемый беспорядочный трёп лучшего друга неоднократно способствовал невыполнению Денисом миссии «заснуть в любой, даже самой неподходящей для этого, позе». Потому что, откровенно говоря, болтовня Головина — жутко невыносимая и фантастически раздражающая вещь, за которую его, как минимум, хочется или ударить, или поцеловать. Последнее, как и первое, — чисто в затыкательных целях, разумеется. Черышев не хочет, чтобы обеденный перерыв заканчивался, потому что его работоспособность испарилась ещё ночью, приказывая жить счастливо весь остаток стремительно приближавшегося дня. Сонливость накатила на него вместе с противным сигналом будильника, а тёмные круги под воспалёнными глазами явственно напоминали о проёбанных за просмотром телевизора часах заслуженного отдыха. Продолжая удерживать вилку с наколотым на неё листком салата, Денис опирается щекой о кулак левой руки, прикрывая глаза. Если Рай и существует, то он оказался там прямо сейчас, не иначе. В его запасе остаётся несколько драгоценных минут, и он решает не терять времени. Именно тогда происходит это. — Мне необходимо, чтобы ты притворился моим парнем. Черышев смешно причмокивает губами и бормочет что-то, отдалённо похожее на согласие, не размыкая плотно сомкнутых век. Разумеется, он сделает всё что угодно, если об этом просит Головин. И для него ничего не стоит притвориться его... Стоп, что? Притвориться его... кем? Денис слишком резко дёргается на стуле, больно впечатываясь коленями в столик, и роняет из рук вилку. Его глаза широко распахиваются, — пожалуй, даже слишком, он не был уверен, что вообще способен разлепить их, до последнего момента, — а рот приоткрывается в немом крике. Он вопросительно таращится на смущённо потупившего взор Сашу, который нервно перебирает пальцами салфетку и продолжает хранить напряжённое молчание. Видимо, необходимо больше отдыхать, потому что у него явно начались слуховые галлюцинации. Было бы откровенным враньём, если бы Черышев сказал, что никогда не мечтал услышать от Головина слова «ты» и «мой парень» в одном предложении, но он и подумать не мог, что однажды его фантазии станут реальностью, пусть и в такой, несколько извращённой, форме. Они познакомились два года назад, когда Денис, матерясь сквозь крепко стиснутые зубы на «требовавших от студента опыта работы офисных ублюдков», заскочил в первую попавшуюся ему кофейню, намереваясь немного взбодриться при помощи ароматного кофе. К сожалению, — или к счастью, — выполнить последнего ему так и не удалось, потому что весь его заказ оказался на тщательно выглаженной белой рубашке, а номер новенького баристы по имени «Саша» — в списке контактов. Впрочем, Черышев ни разу не пожалел о том, что все его собеседования, запланированные на тот день, пришлось отменить. По крайней мере, до того момента, пока не столкнулся с неожиданным осознанием того, что недавняя дружеская привязанность к Головину переросла в безответную влюблённость, которой он сопротивляться просто не в силах. — Прости, но... что? — выдавливает из себя Денис, чувствуя, как его сердце норовит проломить грудную клетку. Бисексуальность Саши никогда не являлась для него проблемой: более того, он несказанно рад факту её существования, только вот это никак не способствует какому-то прогрессу между ними. Головин флиртует с любым привлекательным парнем, попадающим в зону его досягаемости, и пытается строить серьёзные отношения в те моменты, когда ему становится особенно скучно, но не проявляет ни малейшей заинтересованности в адрес самого Черышева. И это, пожалуй, единственная причина, по которой он задвинул все свои мечты о том, чтобы открыто заявить о чувствах к нему, Саше, в причинное место. Денис старается довольствоваться тем, что имеет, и, вроде как, окончательно примирился с тем, что его негласно запихнули во «френдзону», лишая даже крохотного шанса на какие-либо отношения иного характера. Впрочем, это вовсе не мешает ему ревновать Головина к объектам его восторженных симпатий. Ему кажется, что все их общие знакомые замечают убийственные взгляды, которые он бросает в сторону стремительно сменяющихся пассий Саши, и, что неудивительно, догадываются о существовании чувств к нему, что не так далеко от истины, ввиду того, что его близкой подругой является Кристина. Кристина, которой известно всё, до мельчайших подробностей и разбитых в кровь костяшек пальцев. Кристина, которая, как и подавляющее большинство женского населения планеты, совершенно не умеет держать язык за зубами, когда дело касается столь пикантных и интимных тем. — Мне необходимо, чтобы ты... — вновь начинает Саша, вырывая оцепеневшего Дениса из размышлений, но тут же замолкает под его вскинутой вперёд ладонью. Головин запинается и смущённо закусывает и без того истерзанную нижнюю губу. Черышев заставляет себя подавить почти вырвавшийся из груди стон отчаяния. Этого просто, блять, не могло быть, честное слово. — У меня всё в порядке со слухом, Саш, — сипло заверяет его Денис, хотя, честно говоря, он всё ещё сомневается в том, что ему не нужно обратиться к специалисту. — Но... парнем? Я не понимаю, — его голос взволнованно вздрагивает. Окей, он ведёт себя подобно четырнадцатилетней школьнице, на которую обратил внимание самый красивый мальчик в классе, но ничего не может поделать со своей глупой реакцией на услышанное. Просьбы Саши никогда не отличались адекватностью, но нынешняя определённо побила все возможные рекорды и нагло захватила пальму первенства, оставляя своих соперниц далеко позади. Черышев не понимает, какая ситуация могла вынудить друга обратиться с подобным вопросом именно к нему, и это и пугает, и радует в равной степени. Он прекрасно знает о существовании легендарного «Списка Головина», в который тот заносит всех своих бывших, и уверен, что добрая его половина безоговорочно согласится сыграть эту роль. Но Саша выбрал именно его. Человека, который не сможет отказаться от очередного «это будет забавно» и увязнет в своих чувствах ещё сильнее, чем сейчас. Черышев не наблюдал у себя мазохистских наклонностей: ему вполне хватает того, с чем он ежедневно борется, общаясь с Головиным на протяжении всех этих лет. И ему совершенно не хочется нарушать уже привычное равновесие. — Хм, точно... точно, я забыл о предыстории, — хриплым голосом произносит Саша, от чего потонувший в своих мыслях Денис снова вздрагивает. — Так вот, ты же помнишь моего бывшего, Лёшу? Окей, скорее всего, нет, так как он был моим парнем всего лишь неделю, но это же не важно, мы встречались и целовались, и занимались сексом, — последняя фраза отдаётся болезненным уколом в груди, но Черышев пытается оставаться равнодушным хотя бы внешне. Судя по всему, с выражением его лица что-то происходит, потому что Головин тут же пускается в сбивчивые извинения: — Боже, Динь, прости, это же никак не относится к тому, о чём я тебя прошу, точнее, относится, но я мог бы... — Саша! — громко прикрикивает на него Черышев, как делает всякий раз, когда болтовня Головина превращается в бессвязный нелогичный трёп, из которого весьма сложно извлечь необходимую информацию. Тот послушно захлопывает приоткрытый рот под раздражённым взглядом друга. По крайней мере, ему хочется думать, что тот выражает всё что угодно, но не обуревавший всё его естество панический страх. — Начни с самого начала, пожалуйста, — просит он, смягчившись. В конце концов, Саша остаётся его лучшим другом, и Денис обязан его выслушать. — И не забывай дышать, — кивает Черышев, намекая на спокойное выражение своих мыслей. Головин передёргивает плечами и облизывает пересохшие от волнения губы. — Конечно, ты прав. Прости, бро, я просто... я не могу просить тебя о таком, но мне больше не к кому обратиться, — серьёзно произносит он, внимательно глядя на замершего истуканом от столь неожиданного признания Дениса. — Лёша не верит в то, что я начал встречаться с кем-то... по-настоящему, понимаешь? Он считает, что я не создан для серьёзных отношений, но зачем-то хочет вернуть меня, — сокрушается парень, продолжая теребить несчастную салфетку в своих руках. — И мне необходим тот, кто знает меня так же хорошо, как я себя, нет, даже лучше. И так вышло, что этим человеком являешься ты. Знаешь, когда меня впервые посетила эта мысль, я почти возненавидел себя за неё. Ты ведь определённо один из лучших людей, которых мне когда-либо доводилось встречать в своей жизни. Поэтому мне сложно просить тебя сделать это для меня. Ты — мой лучший друг, и я не могу воспользоваться этим. Я не могу воспользоваться тобой, — надломленным голосом заканчивает Саша, сжимая белоснежную ткань между пальцев. За столиком воцаряется гробовая тишина, а самому Денису начинает казаться, что он теряет счёт времени. Ему точно нужно было выйти из кафетерия несколько минут назад, если у него нет намерения опоздать на работу, но он не может заставить себя сдвинуться с места, пригвождённый к стулу словами друга. Черышев прекрасно понимает, о каком именно Лёше неоднократно упоминалось в сбивчивом рассказе Саши, потому что тот являлся одним из многих его бывших парней, которому он намеревался разбить нос. По крайней мере, теперь Денис понимает, что зря не провернул этого тогда, когда тот пришёл в квартиру Головина после их расставания и попытался заявить права на него, — Саша захлопнул дверь перед разозлённым Миранчуком прежде, чем Черышев успел сделать угрожающий шаг в его сторону. Впрочем, сейчас его волнует вовсе не это. В хаотично мечущихся мыслях крутятся слова Головина, обращённые к нему, и он не знает, как именно ему следует воспринимать сказанное. Разумеется, все рассказы Саши имеют для него огромное значение, несмотря на их содержание, потому что он ценит царящее между ними взаимное доверие, и нынешнее откровение, непосредственно с ним связанное, не становится исключением. Денис пытается не придавать озвученному иной смысл, ведь подтекст — явно дружеский, не более того, но... чёрт возьми, он попросту не может. «Ты ведь определённо один из лучших людей, которых мне когда-либо доводилось встречать в своей жизни». Черышев шумно втягивает воздух сквозь крепко стиснутые зубы. Он точно попадёт в Ад после смерти, потому что... если бы Головин — чёртов придурок — хотя бы догадывался о природе его чувств, то не сказал бы ему всего этого даже под дулом пистолета. Денис не станет соглашаться на это предложение. Он был готов последовать за Сашей куда угодно и выполнить любую его просьбу, за исключением этой. Разумеется, ему будет сложно ответить отказом и сделать вид, что мысли о них, как о паре, пусть и не настоящей, не взволновали его до глубины души, но он не может позволить разбить своё сердце вдребезги. В том, что это произойдёт, Черышев не сомневается ни на секунду. Он не знает, можно ли влюбиться в Головина ещё сильнее, но и проверять этого опытным путём точно не хочет. Вопреки своим мыслям, Денис поднимает серьёзный взгляд на вжавшегося в стул друга и, собравшись с духом, выпаливает: — Хорошо, я согласен. Кристина его убьёт. Четвертует. Саша подпрыгивает на месте, расплываясь в счастливой, — серьёзно, Денис и не подозревал что его ответ способен произвести такое впечатление, — улыбке и вскакивает на ноги, словно ужаленный. Черышев приоткрывает рот, намереваясь поинтересоваться их планами на совместное фиктивное будущее, но, кажется, воодушевленному согласием парню сейчас не до подобных тонкостей. — Нет, серьёзно, ты лучший, — радостно щебечет Саша, сверкая глазами, чем мгновенно заставляет Черышева пожалеть о своём поспешном решении. — Я так счастлив, боже, — громко восклицает он. А в следующую секунду прижимается к его щеке тёплыми губами, оставляя на ней влажный след. — Спасибо тебе, приятель, — уже спокойнее добавляет он, отстраняясь. Денис заторможено кивает головой, подавляя в себе неуместный порыв коснуться места поцелуя кончиками похолодевших пальцев. — Увидимся сегодня вечером? Надеюсь, ты приготовишь мой любимый салат? — интересуется Головин, попутно собирая свои вещи со столика. Черышев отрешённо наблюдает за всем происходящим, инстинктивно кивая в ответ, хотя все его мысли находятся далеко отсюда. Господи хреновый боже. Саша его поцеловал. — К сожалению, мне пора идти, моя смена начинается через... хм, десять минут, — на счастье Дениса, тот не замечает его подвешенного состояния, возвращаясь в привычный «болтливый» режим. Слава Богу. — И спасибо, правда. Я так тебя люблю, — говорит он, не переставая улыбаться, и Денис переводит на него ошарашенный взгляд. Всё ещё хуже, чем он предполагал минутой ранее. Это точно не закончится хорошо. Но он становится абсолютно беспомощным, когда дело касается Головина. И теперь это станет причиной его гибели. — Я тоже тебя люблю, Саш, — шепчет он уже вслед удаляющейся спине и прикрывает глаза. Щека горит, всё ещё храня тепло чужих губ. До сегодняшнего дня Денис никогда не задумывался о том, что признаваться в своих чувствах тому, кого любишь больше всего на свете, будет настолько тяжело.