Darkness in my past

***

Дженсон стоял лицом к окну, скрестив руки за спиной. Казалось, он не замечал ничего, что происходило вокруг. Он прекрасно знал, что случилось на минусовых этажах, знал о предательстве нескольких, как казалось ему, преданных людей. Честно сказать, возможно, он где-то в душе ожидал этого. Рядом на столе стояла большая керамическая кружка с кофе. Дженсон не глядя потянул к ней руку. Тут же раздался выстрел – чашка разлетелась на мелкие кусочки, кофе расплескался по полу, оставил пятна на одежде мужчины. Он медленно потряс рукой и снова скрестил ее со второй за спиной. Дженсон также прекрасно знал, кто стоял сзади, чего хотел. Он бы мог вытащить из ящика стола в полуметре пистолет и устранить своего противника, однако почему-то этого не сделал. — Даже десяток моих лучших людей не остановили тебя. Что ж, признаться, я не удивлен. Всегда знал, что ты силен и умен, но, возможно, всё-таки недооценил твои способности в полной мере, — мужчина повернулся лицом к блондину. — Ты разрушил все, ты, мерзкий ублюдок, сегодня сдохнешь! — процедил Ньют сквозь зубы, еле сдерживаясь, чтобы не выстрелить еще раз, но уже в голову Дженсона. — Считаешь, что это я во всем виноват? Ох, как же ты ошибаешься! Да если бы люди ценили твоего отца, тебя, никогда бы не последовали за мной. Я ни в коем случае не заставлял их быть преданными мне, это лишь их выбор. А знаешь, почему так сложилось? — мужчина поднял одну бровь. — Да потому что их достало верить человеку, который ни черта не делает! Да такими темпами, которыми вы разрабатываете планы, не сможете захватить влияние даже в самой маленькой и слабой стране! Вы не предпринимаете ничего, чтобы приблизиться к цели. Идете от плана к плану, топчась на месте и не продумывая дальнейшие ходы. Вы мыслите максимум на несколько лет вперед! Я же предложил народу четко проработанное структурированное дело на десятки лет вперед. Дело, которое уже через пару лет даст свои плоды. Большинству из Ордена надоела эта медлительность, и в это время появился я. Если ты считаешь, что я – зло, то ты очень сильно ошибаешься. Я желаю лишь благо Ордену, я веду его за собой в процветающее будущее, забочусь о преданных мне членах. — Ты бы убил моего отца, меня, Томаса, половину населения Земли! С каких пор это стало добрыми делами? — Ньют продолжал злиться. Только сейчас он стал понимать всю сложившуюся ситуацию в целом. Стал понимать людей Ордена, просчеты своего отца. — А с каких пор тебя стало это волновать? Твои руки целиком в крови невинных людей, в крови отца твоего ненаглядного Томаса, — усмехнулся Дженсон, на что Ньют цыкнул и снова направил пистолет в его голову. — На правду не злятся, мальчик. Тебе напомнить, как ты сам разрабатывал проекты по захвату целых отраслей путем массового геноцида, пусть и очень медленного? Что с тобой случилось? Где это вообще видано, чтобы иллюминат, да еще и такого происхождения, полностью игнорировал один из важнейших пунктов кодекса? Для достижения цели использовать любые методы, разве ты забыл? Что изменило тебя и твои взгляды? Неужели он? Этот недалекий врачишка? — Дженсон явно был доволен собой, так и норовил докопаться до самого болезненного. — Ты ему еще и рассказал все. А знает ли он, что именно ты непосредственно причастен к смерти его отца? Знаешь, хотел бы я увидеть реакцию бывшего главы Ордена. Полнейшее разочарование в глазах. Он бы отрекся от тебя, своего сына, и я бы всё равно стал главой. — Только посмей сказать еще хоть слово о моем отце! — пальцы так и стремись нажать на курок, но что-то останавливало. — Ну же, стреляй, парень, чего ты ждешь? Ты же этого и хочешь. Хочешь, чтобы я поплатился за все совершенное тобой. Думаешь, это я виноват. Что ж, если тебе так проще, то ладно. Выгораживай себя сколько хочешь. Вот только убив меня, тебе будет не на кого сваливать все последующие твои грехи. — Чертов ублюдок, ты будешь гореть в аду! Весь мир вздохнет легче, когда ты сдохнешь! — Ньют все продолжал держать мужчину на мушке, но не спешил стрелять. Он боялся. Но не того, что сказал Дженсон. Он просто, кажется, впервые за все время боялся лишить жизни человека. Обдумывая еще задолго до начала операции свои действия, пытаясь найти лучший способ убить Дженсона, блондин уже тогда подготовил маленькое взрывное устройство. Он знал, что если воспользуется им, то погибнет и сам, но это ли было важным? Возможно, он хотел быть в своих же глазах героем, жертвующим собой ради мира, возможно, просто считал это запасным планом, крайним вариантом. А, может, если бы он умер вместе с Дженсоном, не пришлось бы больше ни о чём волноваться и переживать. Бросая Томаса внизу, Ньют был готов воспользоваться бомбой. Да, он не хотел оставлять брюнета, не хотел снова терять его, но, возможно, выхода бы не было. Поднимаясь в лифте, парень установил таймер на двадцать минут: убьет Дженсона сразу – успеет спуститься, не убьет – значит что-то помешало этому, и взрывчатка – единственный выход. Но сейчас, когда Дженсон даже не думал сопротивляться, пытаться спасти свою жизнь, Ньют не мог спустить курок. К тому же на него подействовали слова предателя. Он был абсолютно прав: блондин сам был виноват во многом. Ведь он сблизился с Томасом еще до переворота в Ордене. Это стало самой большой ошибкой и счастьем в жизни Ньюта. Он встретил любовь, но обрек ее на бесконечные страдания. Разве такое заслуживает прощения? У Томаса есть друзья, он не пропадет с ними. Да и любить парня – разве это нормально? Томас не заслуживает такой жизни. Мысли сдавливали голову изнутри, хотелось схватиться за нее руками, словно это бы помогло избавиться от боли. На таймере оставалось, наверное, минут пять, может, чуть больше. Ньют не уйдет. Он останется и умрет здесь вместе со своим ненавистным врагом. Они оба заслужили этого. Только парень смирился со своим близким концом, как рядом с ним резко распахнулась дверь. — Томас?! Какого черта ты тут забыл?! — это было последним, что только он мог ожидать. Он был готов увидеть группу охранников, сотрудников, да кого угодно, только не Томаса. В то же мгновение блондин направил пистолет на своего парня. Он надеялся, что так брюнет испугается, вернется назад, в безопасность, хотя прекрасно понимал, что этого не будет. Ньюта сковал ужас. — Уходи отсюда немедленно! — рявкнул он, продолжая держать брюнета на мушке. Нет, он не позволит Томасу умереть, ни за что, не из-за него. Он и так слишком многое пережил. Брюнет не был глуп, он все прекрасно понял, однако продолжил стоять на месте, лишь тихо спросил: — Сколько? Сколько осталось, Ньют? Дженсону все это явно доставляло удовольствие. Он заинтересованно смотрел за парнями, слегка улыбаясь: — Ох, Томас, рад познакомиться лично. А ты хорошо прячешься и сколько же проблем создаешь! Что ж, достойно иллюминату, так что добро пожаловать в Орден. Как жаль, что побыть его членом ты сможешь лишь каких-то несколько минут. Мужчина также прекрасно знал о взрывчатке, но нисколько не беспокоился о своей жизни. Тихий писк устройства становился все громче, превращался в долгий неприятный звук. Вдруг Томас дернулся с места. Этого не ожидал ни Ньют, ни даже Дженсон. Брюнет резко вытащил пищащее устройство и отбросил его от себя в сторону мужчины. Тот лишь взглянул на пол и пожал плечами. Смирился ли он? Вряд ли. Такие люди, как Дженсон, к сожалению или счастью способны найти выход даже в настолько безнадежной ситуации. Даже при ядерном взрыве он бы выжил, мутировал в другой вид и приспособились к новым условиям. Словно паразит, медленно изничтожающий организм, он выживает. Устройство непрерывно светилось красным светов – оставалось пара мгновений до взрыва. — Прости меня, Томми, — неслышно прошептал Ньют, и тут же помещение ослепила вспышка. Что обычно чувствуют люди перед смертью? Страх? Большинство, вероятно, да. Но чего именно они боятся? Боли? Неизвестности? Разве этого? Нет, это, скорее, вообще даже не страх в его обычном понимании. Это желание жить, это сожаление о несовершенных поступках, о несделанных делах, это раскаяние за что-то, это желание завтра проснуться в своей кровати, увидеть близких людей, вновь ощутить ветер в волосах, чувствовать приятный запах намокшего под дождем асфальта. Это просто смешанные в кучу чувства, запутанный комок, в котором невозможно разобраться и вычленить его отдельные нити. Именно это можно назвать тем, что ты чувствуешь перед смертью. Ньют ощущал примерно такое. Но больше всего он чувствовал вину. Вину перед Томасом, человеком, ставшим для него всем. Только блондин был виновен в случившемся, он же знал, что парень мог последовать за ним, но не предпринял попыток остановить его. Очень не хотелось это признать, но в момент, когда Ньют вновь и вновь нажимал кнопку лифта, пытаясь как можно быстрее закрыть двери, он хотел, чтобы Томас был с ним там, наверху, стоял рядом, когда случится неизбежное. Говорят, перед смертью проносятся отрывки воспоминаний, частицы прошлого. Ничего подобного с Ньютом не случилось. Он видел лишь черную пустоту, словно у него вообще не было жизни. Лишь на какое-то короткое время появился размытый образ знакомого лица с россыпью родинок, мягко улыбающееся, и все. После – снова пустота. Словно Томас был единственным светлым пятном. Последнее, что удалось разглядеть Ньюту, было лицо Дженсона, выражавшее смешанные эмоции: будто оставаясь веселым, насмехающимся, оно приобрело-таки еле заметный оттенок тревожности. В голове блондина пронеслись мысли о бессмысленности этого глупого самоубийственного плана – Дженсон был готов к этому, он определенно выживет. Однако мужчина оставался неподвижным. В следующее мгновение помещение наполнилось ослепляющим белым светом, Ньют в последний раз закрыл глаза, не надеясь больше увидеть хоть что-нибудь. Было слишком поздно. Парень сделал последний глубокий вдох и полностью расслабился, ощущая всем телом поток взрывной волны.