***
Вооружившись игрушечными луками, семилетние близнецы приближались к границе лагеря, прячась за аравелями и воровато оглядываясь, стараясь не попасться на глаза взрослым. Они шли следом за охотниками, и были уверены, что непременно окажутся полезными. Маханон, выглядывавший из-за повозки, внезапно замер, шумно вздохнул и резво отпрыгнул назад, повернулся к сестре, прижал палец к губам и быстро забрался под аравель. Эллана тут же присоединилась к нему, приникла к земле, заметив босые женские ступни — кто-то шёл мимо. Мальчик проводил взглядом удаляющиеся ноги. В груди громко ухало, тело обмякло, острые кончики ушей словно окунули в снег. Он почти не дышал, боясь выдать себя и сестру — в прошлый раз их заметили женщины, собиравшие в окрестностях стоянки травы и ягоды, и отец знатно всыпал ему за попытку уйти за охотниками, а Эллану мама целый день не выпускала из аравеля, пока сестра не выучила рецепты двух припарок из эльфийского корня и не рассказала их наизусть. Маханон тогда сидел рядом с колесом, слушал доносившиеся изнутри всхлипы сестры после того, как мать её отчитала, и думал, что ему пришлось легче. Девочка, утирая слёзы обиды, считала что меньше досталось ей. Маханон повернулся к ней: — Боишься? — Нет, — ответила Эллана чуть дрогнувшим шёпотом. Глаза у неё были большие, расширенные от страха, почти чёрные. — И я нет, — соврал мальчик, — идём? Эллана только кивнула, проползла под повозкой следом за братом и за ним же юркнула в кусты, почти на четвереньках преодолев полосу притоптанной травы, отделявшую их временное убежище от кромки леса. Дети сели спина к спине, чтобы перевести дух, какое-то время сидели так, а затем Маханон кратко сказал: — Туда. Они пробирались дальше, в ту сторону, где должна была находиться тропа, по которой уходили в лес охотники клана. Прятались за кустами, высматривали, не идёт ли кто за ними или впереди — сегодня никто не должен их поймать. Спустя некоторое время близнецы действительно вышли на узкую тропку и помчались по ней со всех ног, надеясь найти ушедших несколько часов назад охотников: теперь-то они точно поймут, что Маханон и Эллана могут помочь, раз сумели выбраться из лагеря незамеченными и найти их в огромном лесу! Стараясь бежать как можно тише, мальчик пригибался к земле, уворачиваясь от норовивших хлестнуть по глазам веток, и оглядывался назад, проверяя что сестра бежит следом. Близнецы обещали стать отпетыми сорванцами, уже в столь юном возрасте их находили в совершенно неожиданных местах: в пещерах, древних руинах, на пути к человеческим поселениям или просто в глухом лесу вдалеке от лагеря. Эти дети не хотели наблюдать за работой клановых мастеров, тренировками подростков или играть в обычные игры; они хотели кататься верхом на галлах, пугая животных, бегать смотреть на людей, найти в лесу сильванов и завести себе волчат. Если соль подменили сахаром, если инструменты мастера оказались спрятаны среди шкур, а галлы разбрелись по лагерю и окрестностям, воспользовавшись дырой в ограде загона — не возникало сомнений, чьих рук это дело. В конце концов следить за Маханоном и Элланой вошло в привычку клана Лавеллан. Их отчитывали, скрывая улыбки, а потом говорили, что из шалопаев вырастут отличные охотники — ловкие и бесстрашные, осталось только подождать, когда они повзрослеют. А пока будущие охотники, выдохшись, брели дальше по узкой тропе среди высокого подлеска, прислушивались к доносившемуся издалека рёву оленя, едва уловимому среди птичьего щебета и разглядывали тёмный лес — в этой его части они ещё не бывали. Лёгкий ветер, пробиравшийся среди густых кустов, охлаждал разгорячённые лица и наполнял округу привычным шелестом листвы. — Хан, а правда, что здесь водятся виверны? — девочка зажала две стрелы в одной руке с луком, а третью наложила на тетиву. — Папа бы выследил такого обязательно, — отозвался брат, повторяя движения сестры, — из их шкуры делают доспехи. Если не добыли — значит не водятся. — Нас услышат, — провожая взглядом громко взлетевшую цветастую пичугу, вздохнула Эллана. Птичий гомон затих, и хлопанье крыльев растворилось во внезапно повисшей тишине, лишь ветер продолжал качать густые кроны деревьев. Лес сразу стал мрачным и враждебным, а тени — темнее и даже шорох листвы показался зловещим. Близнецы остановились и настороженно оглянулись, удивлённые переменой. Маханон уже собирался ответить, что в любом случае они уговорят охотников взять их с собой, когда в стороне хрустнула ветка. Дети переглянулись, быстро укрылись за раскидистым кустом, вскинув луки и Маханона настигло осознание, что они одни в огромном лесу, с ненастоящим оружием, и может быть Хранительница говорила правду и тут действительно водятся виверны, а охотники скорее всего далеко. Близнецы замерли, затаив дыхание, напряжённо вглядываясь в заросли, откуда донёсся звук. Руки дрожали, от страха было трудно дышать, сердца бились кощунственно-громко во внезапно повисшей в лесу тишине, и вокруг словно стало холоднее. Маханон оглянулся на сестру: та сидела рядом, закусив дрожащие губы, как будто вот-вот расплачется. Он нахмурился, пытаясь взять себя в руки, чувствуя, что его долг — как брата и как мужчины — защитить Эллану. Так поступил бы настоящий Изумрудный рыцарь, гордый и сильный: не дрожал под кустом, а вышел и принял бой. Когда-то Маханон решил, что у их мамы в роду был кто-то из Изумрудных рыцарей, ведь у неё зелёные глаза, а значит он настоящий воин, которому стыдно бояться лесных шорохов. Но это было так сложно: лес был большой, а страх — еще больше этого леса, настолько, что хотелось заплакать, если бы не Эллана, которая, дрожа, прижималась к брату холодным плечом. Кто, если не он, должен ее успокоить, показать, что ему, Маханону, ничуть не страшно. Он не придумал ничего лучше, чем шепнуть ей: — Там наверное просто заяц, или на нас бы уже напали. Сестра нервно хмыкнула за спиной и в этот момент что-то зашуршало недалеко от того места, куда они смотрели, и Маханон, испуганно вдохнув, подался в сторону, встал на колено, закрывая собой Эллану, и сжал зубы, натягивая тетиву. Эллана выглядывала из-за плеча брата, и ей казалось, что страх растекается внутри неё обжигающим холодом; челюсть сводило, пальцы побелели от напряжения, что-то дрожало в горле, а уши как будто заложило. Момент, когда лобастая волчья морда показалась среди зарослей, девочка не запомнила: в памяти отпечатались только серые холодные глаза и собравшаяся складками кожа на носу. Тишину леса прорезал высокий детский крик.***
Олень сорвался с места, и стрела вонзилась в землю. Охотник, даже не подумав её поднять, бросился на звук. Он словно летел над землёй, перескакивая поваленные стволы, сердце сводило нехорошим предчувствием: он знал только двух детей, которые могли оказаться так далеко от лагеря, и это были его дети. Рядом уже мчались другие долийцы, бежали со всех ног, и в каждом из них он чувствовал тот же страх, что сковал его мысли и душу. Не сговариваясь, охотники выкрикивали два имени, прерывая свой бег лишь на несколько секунд, чтобы забраться повыше и оглядеться, надеясь заметить среди подлеска детей. — Сюда! — женский крик донёсся слева, и эльфы побежали на голос. Плач ребёнка раздался совсем близко, и у отца близнецов ослабли колени: предчувствие не обмануло его, это определенно был голос Маханона, захлёбывающийся слезами, срывающийся на вой. Он оттолкнул кого-то с дороги, задыхаясь от ужаса, чувствуя как холодеют руки и темнеет в глазах: — Эллана?.. — он едва сумел выдавить детское имя сквозь судорожно сжатое горло; голос охрип. Его дочь лежала на руках рыжеволосой эльфийки, а сын, вцепившись в неестественно-бледную руку сестры, с яростью зверёныша отбивался от молодого лучника, который пытался оттащить его прочь. — Жива, — с облегчением ответила женщина, — без сознания. У Хранительницы появилась Первая. Она кивнула в сторону: чуть поодаль, распахнув угасшие глаза, лежал волк. Его морда была закована в кусок льда, под которым растекалась лужа. В последние минуты жизни ошалелый зверь тщетно пытался сорвать с морды лёд, чтобы вдохнуть. Мужчина на негнущихся ногах подошёл ближе к детям, упал на колени, прижал к себе сына, дотронулся до лица дочери, провёл по её спутанным волосам, судорожно вздохнул, когда охотница убрала его руку: — Её нужно немедленно нести в лагерь, lethallin. Всё будет хорошо, ей просто нужно восстановить силы. Он смог лишь кивнуть, когда девочку передали на руки одному из охотников — в него самого мертвой хваткой вцепился сын, не переставая всхлипывать, уткнувшись лицом в шею, дрожа всем телом. Ему помогли подняться и мужчина с трудом удержался на ослабевших ногах, но отказался отнять от груди сына, ответив тяжёлым взглядом, когда чужие руки потянулись к нему, предлагая помочь: это была его ноша, и только его. Он поравнялся с тем, кто нёс на руках Эллану, заглянул в бледное детское лицо, перевел взгляд на грудь, убеждаясь, что та хоть редко, но вздымается, и больше не отводил глаз, холодея каждый раз, когда ему казалось, что дыхание прекратилось. В лагере было шумно. Хотя ни у кого из клана не было и тени сомнения, кого не хватает, всех детей и подростков собрали у костра, чтобы не побежали на поиски вслед за взрослыми. Мужчин видно не было — все отправились в лес. Гвалт затих при приближении охотников, эльфы расступились в стороны, давая беспрепятственно пройти к Хранительнице. Та присев, поглаживала по спине рыдающую темноволосую долийку, лежащую на земле, уговаривая выпить успокаивающий отвар. Лицо мудрой женщины словно окаменело, когда она увидела приближающуюся группу и бледные испуганные лица эльфов за ней. — Хранительница, — знакомый голос заставил плачущую женщину поднять глаза, она попыталась вскочить, но её остановили неожиданно сильные пальцы Дешанны, впившиеся в плечи; отвар разлился по земле. — У Элланы был выплеск магии, она без сознания, помогите ей. Маханон цел. Мужчина увидел, как его жена осела обратно, словно сейчас потеряет сознание, как и её дитя, и в несколько шагов оказался рядом. Дешанна неслышно скользнула мимо, бережно принимая девочку на руки и удалилась в свой аравель. Охотник опустился на землю рядом с женой. Она продолжала плакать, только теперь беззвучно, руки ее, словно в мольбе, потянулись к сыну, который уже не рыдал, а тихо всхлипывал, прижимаясь к отцу. Мужчина обнял ее, дрожащую, свободной рукой, прижал к себе покрепче, уткнулся носом в мягкие волосы и закрыл глаза, хмуря брови. По смуглой щеке тихо покатилась слеза.