***
О Тени рассказывала Хранительница. Она учила маленькую Эллану, что Запределье — это угодья Фен’Харела, где он рыщет в поисках душ умерших, которыми питается. Рассказывала о демонах, что поджидают спящих, желая заключить сделку и вселиться в живое тело, и о том, что всё, что они говорят — чистая ложь. Что нужно быть смелой и стойкой и, попав в Тень, не разговаривать с её обитателями и тянуться всей душой в реальный мир, чтобы проснуться. Рассказывала, что при необходимости маги входят в Запределье, творя сложные ритуалы, но такое случается крайне редко. Говорила о долийских сновидцах, которые больше не встречались среди элвен, но когда-то давно они чувствовали себя в Тени как дома, и Тень открывала им удивительные знания по обе стороны мира. Впервые очнувшись в Запределье в десять лет, Эллана жутко испугалась. Она села на покоробленную землю, закрыла глаза, чтобы не видеть ничего вокруг, и принялась старательно вспоминать брата, маму, папу и Хранительницу, ожидая пробуждения и всхлипывая. Она сидела так долго, время от времени приоткрывая один глаз только для того, чтобы увидеть, что ничего вокруг не изменилось. Это залитое жёлтым светом место казалось жутким, и Эллана боялась, что вот-вот из-за ближайшего камня появится какой-нибудь демон. Слёзы катились по щекам, но не падали на руки — исчезали где-то по пути. Она случайно коснулась пальцами браслета с деревянными бусинами, подарка брата; стало как будто теплее, и Эллана открыла глаза. Украшение было на левом запястье, как ему и положено, и выглядело совершенно обычно, точно как в реальном мире. Она провела пальцем по бусинам, обхватила ладонью запястье поверх браслета, подняла взгляд в чужое небо… и проснулась в лагере, около мамы. Вздохнула, вскочила, оглянулась и бросилась к аравелю Хранительницы, готовая разрыдаться от страха. После этого случая она ещё несколько раз оказывалась в Тени и постепенно смелела: всякий раз, стоило сжать в пальцах подарок брата, она пробуждалась ото сна. И каждый раз Эллана оставалась в Запределье чуть дольше, ведомая любопытством. Тень была благосклонна и не пугала её демонами, лишь иногда вдалеке проплывали неясные призраки. Но потом все изменилось. Два месяца назад, с тех пор как клан остановился у подножья Виммаркских гор, она стала проваливаться в Запределье все чаще и чаще. Тень как будто звала ее, как будто хотела открыть ей нечто особенное, и, наконец, открыла. В десяти шагах от неё, почти у земли, мерцал жёлтый огонёк, то вспыхивая, то почти угасая. Шестнадцатилетняя Эллана опустилась на землю, задумчиво оглядывая теневой лес: причудливо изогнутые деревья обступали ее со всех сторон. Их светлая гладкая кора казалась вытесанной из камня, а лишённые листьев ветви едва не сплетались в узлы. Травы под ногами не было, а пышные полупрозрачные кусты висели над землёй. Но это Тень, мир грёз и демонов, здесь ничего не бывает привычным. Даже парящим в чужих небесах далёким островам через некоторое время перестаёшь удивляться. Эллана вновь взглянула на огонёк, то отдалявшийся, то приближавшийся, но словно не смевший появиться ближе восьми-десяти шагов от неё. Он явно манил за собой, и она раздумывала, мог ли тот оказаться демоном, или это был какой-то дух? О духах, живущих в Запределье, Хранительница рассказывала мало, в основном ограничиваясь тем, что они настолько редки, что встретить их почти невозможно. С другой стороны, огонёк не пугал её и определённо не пытался заговорить и предложить какую-то сделку. Казалось, он сам её опасался. Любопытство победило, и Эллана поднялась на ноги, делая к нему шаг. Тот исчез, на мгновение ослепив яркой вспышкой, а затем появился чуть дальше, робко мигнув из-за дерева. Она склонила голову набок, насмешливо сощурив глаза: показалось, что огонёк живой и, не ожидая, что за ним пойдут, испугался сам и теперь словно прятался за деревом, несмело показываясь из-за него. Эллана сделала два шага назад, наблюдая за свечением, и удивлённо приподняла брови: огонёк исчез. Она оглянулась по сторонам, обошла дерево, около которого в последний раз он был, но того больше не было видно. Эллана успела почувствовать укол сожаления, когда Тень стала расплываться перед глазами, растекаясь, будто смазываясь: она просыпалась. Эллана закрыла глаза, чтобы открыть их в предрассветном сумраке лагеря, под голос брата, повторявшего её имя. Она вздохнула и протянула руку, чтобы коснуться щеки сидевшего рядом Маханона: — Всё хорошо, я здесь. Он внимательно вгляделся в её лицо, кивнул: — Я снова проснулся от ощущения, что с тобой что-то не так. Прости что разбудил. — Нет, ты прав, чутьё тебя не обмануло, но всё уже в порядке. — Кошмар? — Тень. — О… тебя стало чаще туда затягивать, — Маханон отвёл взгляд. Эллана покачала головой: не зная что ответить, он всегда выглядел таким виноватым, словно от него зависело, проснется ли в нем магия и узнает ли он Тень сам или только по рассказам её и Хранительницы. Она обняла брата, вынуждая его лечь рядом: — Не беспокойся. Все маги время от времени бродят по Запределью, — она хихикнула, — обещаю не водиться с демонами. — Я запомню, — усмехнулся он в ответ. — Спи, запоминальщик, — пробурчала Эллана, натягивая на них покрывало, — ты вчера обещал собрать для меня трав, и у тебя есть ещё несколько часов перед тем, как идти их искать. Она ухмыльнулась, рассеянно поглаживая Маханона по волосам: уже не ребёнок, ещё не мужчина. Он был нескладным, каким-то угловатым, руки и ноги как будто длиннее, чем нужно. Он был похож на недавно рождённого детёныша галлы: те тоже были длинноногие, неуклюжие, худые, аж рёбра пересчитать можно, просто взглянув. Эллана фыркнула своим мыслям: она была такой же, а в неуклюжести порой могла дать брату фору. Когда Маханон заснул, она аккуратно выскользнула из-под навеса, поправила штаны и тунику, натянула поверх магическую робу, подхватила посох и направилась прочь из лагеря. Сегодня Эллана увидела теневой огонёк в третий раз, и до сих пор не рассказала о нём ни Хранительнице, ни брату: было страшно. Дешанна могла рассердиться, что не сказала сразу, и корить за любопытство, возможно нашла бы способ, как отвадить это странное нечто от Элланы, а ей было всё же интересно, что это за огонёк и чего он от неё хочет. Маханону рассказывать тоже нельзя — беспокоясь за нее, он все расскажет Хранительнице. Брат вообще постоянно старался её защитить. Если возникал спор с другими подростками — он всегда становился на её сторону, независимо от того, кто был прав. Уходя за травами в лес, Эллана была всегда уверена, что он следует за ней, даже если она в очередной раз настаивала, чтобы он её не сопровождал. Маханон убеждал родителей, что из них с сестрой во всех шалостях виноват именно он. Отец делал вид, что верит ему, и, схватив за острое ухо, уводил прочь: Маханона ждал неприятный мужской разговор. Мать же только вздыхала, ловя виноватый взгляд дочери. Эллана помахала рукой эльфам в дальнем дозоре, дождалась кивков в ответ и продолжила свой путь к поляне, на которой обычно тренировалась. Лес встречал темнотой, прохладой, стелящимся в оврагах туманом и влажной листвой. Опека брата вызывала странные чувства: было одновременно приятно, что он так о ней заботится, и обидно — ведь она больше не ребёнок и неизвестно, кто кого будет защищать в случае опасности. Магия поначалу плавно текла внутри её тела, податливо свивалась в исцеляющую энергию, словно добрая собака, которая стремилась услужить хозяйке, выполняя любую команду. Она без труда заживляла царапины, ссадины, порезы и исцеляла несложные травмы, но год назад всё вдруг изменилось. Тихая, спокойная река силы внутри однажды превратилась в бурлящий поток, который принёс головокружение, перехватил горло, заискрил снежинками на пальцах, опьянил кровь и набатом застучал в ушах. Хранительница тогда мягко разжала пальцы Элланы, забрала из её рук замороженную ступку с почти готовой притиркой для больной галлы, заглянула в удивленное лицо, мягко улыбнулась и тихо ответила на немой вопрос: — Всё хорошо, так должно быть. Ты растёшь, da'len. Пойдём со мной. Тогда Дешанна вынесла из своего аравеля два посоха: они разительно отличались от тех, что использовали она и её Первая, и неспешно пошла в сторону леса. Их старые посохи были светлыми, изящно изогнутыми, с почти прозрачными белесыми кристаллами в навершии, которые поместил туда заботливыми руками клановый мастер. Они были украшены вырезанными рунами, что едва заметно светились, послушно отзываясь на магию, усиливая её, резонируя, помогая концентрировать. Лёгкие, словно воздушные, тёплые на ощупь, с гладкой, такой знакомой рукоятью. Посохи, что несла на сгибе локтя Хранительница, были совсем другие: на тёмном дереве была выжжена совсем другая вязь, навершие одного посоха венчал кроваво-красный кристалл, зажатый в тёмном металле, другого — льдисто-голубой гладкий камень, обвитый тонкими полосами голубоватой стали. Посередине рукояти были плотно обвиты кожей, с утолщением к краям, образуя небольшую впадину там, где должна лежать рука. На концах посохов блестели остро отточенные лезвия, отражая солнечные лучи. Эллане внезапно стало дурно, когда она представила, зачем они нужны; в груди разлилась тяжесть, пальцы кольнуло холодом, страх поднялся в сердце и она замерла: — Хранительница! — голос предательски дрогнул, Дешанна обернулась. — Мне страшно. — Da'len, — в голосе подошедшей Хранительницы звучала твёрдость, — ты должна стать сильной. Когда-нибудь ты займёшь моё место и должна будешь уметь защитить клан в случае беды, — её глаза незнакомо сверкнули, в голосе послышался смех. — Неужели ты думала, что единственное, чем мы можем помочь нашим воинам — это исцеление? — она вложила в руки ученицы посох с голубым камнем и вновь стала серьёзной. — Ты готова учиться дальше, дитя. Боевые навыки позволят тебе обуздать силу внутри, успокоить её и быть наравне с нашими воинами. Их мечи — как этот посох и наша магия. Они способны убить, но не принуждают к этому. Однако всегда необходимо быть готовой к схватке, чтобы она не застала тебя врасплох. — Этим посохом можно исцелять? — Эллана опасливо оглядела непривычно увесистое оружие — опасное, грозное и невероятно пугающее её. — Можно, — кивнула Хранительница и продолжила свой путь, — так же, как старыми посохами можно творить боевую магию. Однако, это будет сложнее, так как посох создавался для другого. Когда ты научишься управлять своей силой, это не составит труда, da'len. Они вышли на просторную поляну вдалеке от лагеря, и Эллана узнала совсем другую Хранительницу: мудрая, заботливая, добрая Дешанна с плавными и завораживающими, словно неспешное течение реки, движениями, преобразилась. Она двигалась удивительно быстро, взмахивая посохом, атакуя возвышающийся из земли камень, покрывая его льдом, окутывая огнём, оплетая жёсткими корнями. Она стремительно перемещалась по поляне, исполняя ужасающе-восхитительный танец смерти. Эллана даже не подозревала, что её наставница способна на подобное; сосредоточенное лицо женщины казалось хищным, слегка прищуренные глаза были жестоки, словно вместо камня перед Хранительницей был настоящий враг. Посох, будто ничего не весил, споро проворачивался в её руках, взмывал вверх, опускался к земле, вспыхивал, направляя разрушительную силу Дешанны в цель. Эллана, восторженно затаив дыхание и прижав к груди свой новый посох, наблюдала, как камень покрылся коркой льда и в следующее мгновение Хранительница оказалась рядом, с силой вонзая в него сверкающее лезвие. Лёд раскололся, осыпаясь крупными кусками, остриё посоха, оставив насечку на камне, воткнулось в землю, Дешанна обернулась к своей Первой: — Итак. Лёд… Эллана вздохнула: Маханон ещё не получил боевого оружия. Тогда он с завистью и восхищением разглядывал её новый посох, с благоговением проводил пальцами по тёмному дереву, по чернеющей вязи рун, восторженно вздохнув, оценил заточку лезвия… И не прекратил опекать её. Она вышла на тренировочную поляну, посередине которой было надёжно вкопано толстое бревно вместо чучела — те слишком быстро приходили в негодность под натиском мага. Ежедневные занятия, начинавшиеся с медитации, успокаивали и помогали держать усиливающуюся магию под контролем, и теперь, если Эллана злилась или пугалась, её сила лишь вспыхивала инеем на пальцах, не грозя причинить вред окружающим. Когда она закончила тренировку, солнце уже поднялось и лес радовал яркой зеленью и тем особым запахом, который бывает, когда роса только-только высохла. Эллане нравились утренние часы, они казались ей самым безмятежным временем суток. Она хотела отправиться в путешествие и узнать, среди прочего, какими бывают рассветы в других местах: отличаются ли рассветы в лесах Вольной Марки и соседней Неварры? Каким бывает утро в горах и на морском побережье? Как встречают рассвет в человеческих городах? Как только она получит валласлин, а с ним и разрешение покинуть клан, она непременно это выяснит! Направляясь обратно в лагерь, Эллана приложила руку к груди и благодарно склонила голову, заметив дозорных: они переместились к поляне, на которой она тренировалась, достаточно близко, чтобы проследить за её безопасностью, достаточно далеко, чтобы не мешать. Ей стало интересно: люди тоже вот так безмолвно заботятся друг о друге? А эльфы, живущие в городах? Так много вопросов! Едва Эллана зашла на территорию лагеря, к ней подбежал мальчишка лет пяти, схватил за рукав туники и шёпотом попросил молчать. Он выглядел напуганным, поманил за собой и побежал в сторону загонов с галлами. Ничего не понимая, Эллана бросилась следом. Первой её мыслью было, что с Маханоном что-то случилось. Мальчишка привёл её к дальнему загону, где держали оленей. У ограды сидел старший брат мальчика: он держался за бедро, болезненно морщился и шипел сквозь сжатые зубы. У Элланы отлегло от сердца: беда приключилась не с её братом. Она присела около подростка, вздохнула, покачала головой: — Опять пытался объездить оленя? — парень уже не раз пытался это сделать, и обычно дело заканчивалось ссадинами и просьбами залечить их, чтобы старшие не заметили. — Угу. — Лягнул или скинул? — Лягнул, — ответил за него младший брат, испуганно наблюдавший со стороны. Эллана принялась ощупывать больное место, стараясь понять, не повреждён ли сустав. Она почувствовала сквозь ткань штанов сильно распухшее бедро и жар кожи, и напряжённо подняла глаза на подростка: — На ногу наступать можешь? — Только слегка, — он покачал головой. Она нахмурилась и задумалась, неуверенно сжимая посох пальцами: — Там как минимум очень сильный ушиб, letallin, может быть даже перелом, или сустав повреждён. Я такое ещё не лечила, может лучше отвести тебя к Хранительнице? — Нет, letallan! — он схватил её за руку, — мне придётся рассказать, откуда это. Вдруг мне запретят ухаживать за галлами? Эллана вздохнула, покачала головой, снова осторожно касаясь его бедра: — Я могу попробовать, конечно, но может не получиться вылечить до конца. И тогда ты всё же пойдёшь к Хранительнице, — она требовательно взглянула на парня и, дождавшись от него печального кивка, прикрыла глаза и сосредоточилась. Одна рука на бедре подростка, другая — над ней, сжимая посох. Эллана погрузилась в обострённые ощущения: вот жар кожи под ладонью, быстрая пульсация крови… вот тугой комок чужой боли. Магия послушно отозвалась на призыв, тёплой волной поднялась в груди, свилась в исцеляющую энергию и потекла в посох. Сидевший неподалёку от брата ребёнок зачарованно смотрел, как руны на тёмном дереве медленно наливаются голубоватым свечением — от рукояти к навершию. Раньше он не видел, чтобы Эллана использовала посох: когда его брат приходил к ней лечить синяки и ссадины, она просто смеялась, прикладывала ладони, они начинали светиться точно таким же цветом — и через несколько минут не оставалось и следа от очередной неудачной попытки оседлать оленя. Мальчик думал, что так лечится всё. Руны внезапно погасли, не дойдя до навершия, и Эллана резко выдохнула, мотнула головой, упрямо сжала губы и начала заново. Мальчик затаил дыхание, боясь помешать, и насупился, когда у неё снова не получилось. Его брат разочарованно вздохнул, а Эллана что-то неразборчиво пробормотала, встряхнула руками, будто сбрасывая капли воды, и снова взялась за посох. В этот раз вязь на дереве загоралась быстрее, засветился камень — и её руки покрылись голубым свечением. Оно словно перетекло с них, окутало повреждённое бедро подростка, становилось то плотнее и ярче, то почти пропадало, и мальчик пугался, что у Элланы снова не получится вылечить его брата. Посох упрямился, как живой, словно не желая усиливать восстанавливающую энергию, резонируя неравномерно, но Эллана настойчиво посылала в него магию и направляла её к источнику чужой боли, медленно, но верно исцеляла травму и чувствовала, как болезненно горячая припухлость под ладонью постепенно сходит на нет. Посторонние звуки словно отодвинулись и притихли, она слышала только собственное неровное дыхание и магию. Ей казалось, что магия исцеления, струящаяся по её телу и посоху, издаёт едва заметный шорох или шёпот, нежный и успокаивающий. Она не спешила прерывать поток энергии, когда ей показалось, что лечение закончено: с подобной травмой она сталкивалась впервые, и лучше было потратить больше сил, чем недолечить, даже если от напряжения по телу катится пот и дрожат руки. Закончив, утомлённая Эллана отложила посох: — Попробуй встать, только аккуратно. — Как ты стала магом? — шёпотом спросил подобравшийся поближе мальчик, — я тоже так хочу! -Ну… я такой родилась, — Эллана пожала печами, пристально наблюдая за тем, как парень поднимается, придерживаясь за ограду забора. Тот неуверенно наступил на повреждённую ногу, потрогал бедро, сделал несколько шагов и довольно кивнул: — Не болит. Ma serannas, letallan! — он обернулся и обеспокоенно нахмурился, — Эллана, всё в порядке? — Кажется, я слегка перетрудилась, — она вздохнула, — помоги дойти до навеса, пожалуйста. Когда подросток помог ей подняться, Эллана покосилась на его виноватое лицо и фыркнула, опираясь на посох: — О, перестань! Просто пообещай больше не подходить к галлам сзади. И давайте постараемся не попасться на глаза Маханону, иначе он нам всем уши оторвёт. Тебе за неаккуратность, мне за то, что решила лечить сама, а ему, — она кивнула на мальчишку, — за компанию.***
Маханон открыл глаза, когда его лица коснулись лучи восходящего солнца. Он приподнялся на локте, огляделся — сестры рядом не было, лагерь проснулся, эльфы сидели вокруг костра: кто-то поближе, на скамьях, кто-то поодаль, на ящиках, мешках или просто на земле, занятые завтраком и разговорами. Маханон выбрался из-под навеса, наскоро умылся и направился к остальным. Он сел рядом с родителями, огляделся: — А где Эллана? — Наверное тренируется, — успокаивающе ответила мать, протягивая ему миску похлёбки, — видимо, сегодня ты проспал? Обычно он сопровождал сестру, и даже соорудил на окраине её тренировочной поляны чучело для себя, чтобы заниматься самому, но сегодня она его просто усыпила — может даже своей магией, и наверняка специально! Маханон вздохнул: чем дальше, тем больше сестра была недовольна тем, что он старался не отпускать её из лагеря одну, а ведь он просто беспокоился за неё. Слушая разговоры соклановцев о предстоящей ярмарке, Маханон подумал, что стоит предложить клановому мастеру отвезти на продажу корзины, которые он плёл. Он подбирал лозу так, что они получались с узором, а значит наверняка привлекут внимание людей. Десяток у Маханона был уже готов, а за неделю, которая осталась до отъезда торговцев, он успеет сплести ещё несколько. Жаль, что ему нельзя поехать на ярмарку до получения валласлина: Маханону хотелось посмотреть на человеческий город и купить сестре в подарок браслет из янтарных бусин под цвет её глаз. Эллана рассказывала, что, когда она проваливается в Тень, браслет, подаренный им в детстве, помогает ей проснуться. Маханон видел, что его подарок уже износился: бусины потемнели, шнурок потёрся и плохо сходился на запястье, и он волновался, что однажды браслет потеряется, и Эллана не сможет выбраться из Тени. Нужно попросить у мастера купить на ярмарке подходящее украшение. Маханон не переставал выглядывать среди соклановцев сестру, прошёлся по лагерю после завтрака и с неясным чувством тревоги направился к их навесу, чтобы надеть доспех, прежде чем идти в лес. — И как я сразу не догадался заглянуть сюда, — с облегчением выдохнул он, усаживаясь рядом с растянувшейся на шкурах сестрой. — Ты чего не идёшь есть? — Я кажется переборщила с тренировкой, — хихикнула Эллана, — слишком рьяно пыталась превратить бревно в сплошную сосульку. — Он фыркнул, сестра покосилась на него и вздохнула, — да, да, знаю. Надо быть аккуратнее. — Нет, не угадала, — он покачал головой. — Принести тебе еду сюда? — Нет, я лучше пойду ко всем, иначе мама с папой решат что со мной что-то случилось, — она поднялась и, едва Маханон попытался что-то сказать, добавила, — не надо провожать! Всё нормально. И ты обещал принести травы. Он поднял руки вверх, показывая что сдается, и тихо рассмеялся вслед сестре: Эллана казалась ему забавной, когда начинала сердиться. Спустя некоторое время Маханон уверенно шёл по лесу в сторону гор, одному ему известным маршрутом. Время от времени длинные уши вздрагивали, улавливая звериные шорохи, но они больше не пугали его: в его руках учебное оружие, не считающееся боевым, но от этого не менее смертоносное. Он часто уходил в лес охотиться на мелкую дичь и почти никогда не возвращался с пустыми руками, но с тех пор как клан встал в предгорьях, охота стала лишь предлогом, чтобы уйти из лагеря, хоть он и старался подстрелить хотя бы пару зайцев на обратном пути. Отец начал учить его обращаться с оружием спустя пару недель после того, как детей вынесли из леса. Он взялся за сына всерьез: вручил ему учебный лук и пару клинков, несмотря на то, что Маханон еще не достиг положенного возраста. Оружие было великовато для ребёнка, но Маханон, к радости отца, проявлял вполне объяснимое упорство и рвение. Он мог подолгу упражняться с чучелом, и, пусть его удары были не совсем правильны, а движения лишены ритма и плавности, это было только начало. Маханон любил наблюдать за тренировками взрослых, и старательно повторял то, что ему показывали, но больше всех его интересовал один разведчик, молодой мужчина, пришедший в их клан после Арлатвена. Он тренировался всегда один, рано утром или вечером, и Маханон обычно прятался за ящиками или бочками, боясь, что если разведчик его заметит, то прогонит. В тот раз он тоже аккуратно выглядывал из-за ящика, восхищённо наблюдая, как мужчина, атаковав один манекен, внезапно исчез и спустя пару секунд возник словно из ниоткуда за спиной другого, вонзая в него кинжалы. Маханон пытался запомнить, как именно разведчик двигается, кувырком уходя от воображаемой атаки, но когда сам попытался повторить такое, он только больно ушиб плечо, вместо того чтобы ловко перекатиться. Мужчина двигался то невероятно быстро, то обманчиво медленно, и при этом совершенно бесшумно. Он кружил вокруг воображаемого врага, окутывался дымкой, наносил быстрые и точные удары, колол и кромсал, взвивался в воздух, обрушиваясь на противника сверху, пропадал и появлялся около чучела на другом краю площадки и уверенным взмахом подрубал несуществующие сухожилия на ногах врага: после такой атаки тот уже не поднялся бы с земли. Разведчик внезапно сделал резкий выпад в сторону, и кинжал по самую рукоять вонзился в голову чучела, которое стояло около укрытия Маханона. — Ты не в первый раз наблюдаешь за мной, da'len. Хочешь уметь так же? Маханон, наивно считавший, что мужчина его не замечает, встал под пристальным взглядом разведчика и дрогнувшим голосом ответил: — Да. — Тогда иди сюда и доставай своё оружие. Разведчик учил его обращаться с кинжалами и быть незаметным, рисовал схемы разных видов доспехов и рассказывал, где находятся их слабые места. Он показывал Маханону яды и объяснял, из чего они изготовлены и как применяются, тренировал его выносливость долгими забегами по лесу и ловкость — балансированием на скользких камнях в реке и карабканьем по деревьям. Больше Маханон не боялся встречи с хищниками. Единственной опасностью он считал медведей — такого зверя сложно убить кинжалами, не попав под тяжёлую лапу. Он бежал вдоль реки, изредка останавливаясь, чтобы сорвать попадавшиеся на пути полезные травы, перебрался по камням на другой берег, скрылся в лесу, убедился, что за ним никто не идёт, и только после этого продолжил путь. Ландшафт менялся: почва была неровная, с камнями, иногда встречались крупные валуны, торчащие из земли, поросшие мхом. Спустя некоторое время Маханон перешёл на шаг, осторожно подобрался к обрывистому краю холма и залёг в кустах. Внизу, на берегу реки, стояла небольшая хижина, скрытая от посторонних глаз поросшими лесом холмами. Подойти к ней можно было только с одной стороны, там где проложила себе путь мелководная горная речка. Рядом с домом был небольшой огород и очаг, навес с дровами и мишень для стрельбы из лука. Маханону место казалось тихим и безопасным, словно духи леса и гор создали его, чтобы уберечь обитателей уединённой хижины. Он затаил дыхание, когда из двери показалась человеческая девушка — сегодня с удочками — и улыбнулся: стрелять из лука она не умела совершенно, хоть и старалась, раз за разом выпуская стрелы в сторону мишени, смешно ругалась, когда тетива попадала по пальцам, и топала ножкой. На вид она была немного старше Маханона, светловолосая и совсем непохожая на эльфийку: она не казалась хрупкой, была просто стройной, серое платье ложилось по фигуре, ярко-синий поясок подчёркивал талию, на скрытой тканью небольшой груди поблёскивала нитка бус. Маханон считал её грациозной, ничуть не хуже своих соплеменниц, и заворожённо наблюдал, опустив подбородок на руки, как она, подобрав подол, бежит к реке, ради забавы прыгая по камням. Взметнулась светлая коса до лопаток, колыхнулись концы синей ленты в волосах, и через пару прыжков девушка присела на берегу, разбирая снасти. Он приходил сюда раз или два в неделю, и молча наблюдал. Он знал — её мать маг и, наверное, скрывается в этой глуши от храмовников. Маханон понимал, что любой появившийся незнакомец покажется ей опасным, и тщательно старался не выдать своего присутствия, хотя у него не раз возникало желание помочь им, например, настрелять дичи и оставить где-нибудь на видном месте. Он знал — она чарующе поёт, помогая матери ухаживать за огородом. Её голос был высоким и чистым, и она знала много песен: весёлых и грустных, про войны и пиры, и про Андрасте, и про Серых Стражей, а ещё про ведьму, обманувшую храмовника, и про волшебного оленя. Ему было всё равно, что она поёт, ему нравилось слушать. Он знал — у неё есть мабари, с которым они играют в догонялки и который пока ни разу не выдал его присутствия. А может и выдал, а он просто не знает. Он знал — у неё звонкий смех, и ему невероятно хотелось услышать его в ответ на какую-нибудь сказанную им, Маханоном, шутку. Он знал — её зовут Бекка, и он был готов приходить сюда каждый день, но в лагере могли заметить его частые отлучки. Ему хотелось познакомиться с ней по-настоящему, но он боялся её испугать. Поэтому он просто с улыбкой смотрел, как закончив с установкой удочек, она плетёт венок из ярких цветов, свистит громко и водружает его на уши подбежавшего пса, который не возражает. Как кидает ему палку и бежит проверить что-то в котелке на костре, и снова бросает принесённую палку. Как проверяет пустые удочки и со вздохом садится у воды, закинув их снова, а собака ложится рядом и, вопросительно скуля, наклоняет набок умную голову. Внезапно сидящая на берегу девушка повернулась и посмотрела точно на его укрытие, как будто видела Маханона. Его сердце замерло от неожиданности и испуга, а затем заколотилось как сумасшедшее, в горле пересохло, и он едва сдержал порыв вскочить и бежать, вместо этого сильнее вжимаясь в землю. Бекка некоторое время разглядывала кусты на краю обрыва, а затем снова отвернулась к удочкам, и тогда Маханон медленно и аккуратно отполз назад, поднялся на ноги и опрометью бросился прочь. Теперь он знал — у неё синие, невероятно пронзительные глаза и ему показалось, что когда она отворачивалась, на её лице промелькнуло сожаление. Маханон бродил по лесу, бездумно собирал травы, которые могли пригодиться сестре и пытался успокоить метавшиеся в голове мысли. Видела ли его Бекка? Неужели он как-то выдал себя? Может быть это мабари девушки учуял чужой запах и показал хозяйке его укрытие? Как он вообще мог быть так глуп, чтобы наблюдать за ней с одного места? Он вернулся в лагерь в сгущающихся сумерках и не успел дойти до столов травников, когда его перехватила Эллана: — Хан, пойдём домой, тебя папа искал. О, ты собрал травы? — она подтолкнула его в сторону аравеля родителей и приняла из рук сумку, на ходу заглядывая в неё. — Маханон? — сестра остановилась, недоумённо глядя на него, — что-то случилось? — С чего ты взяла? — он вздрогнул, оглядываясь на Эллану. — Ну… — она вытянула из сумки веретёнку, выдернутую из земли с корнями, — раньше ты так не делал. Я ведь говорила, что нужны цветы и листья. Уже не время собирать стебли, и ещё не время выкапывать корни. — Она покопалась в сумке и выудила кровавый лотос, сунутый туда вместе с кувшинками, удивлённо изгибая брови. — Нужен был только цветок. Листья вообще не используют, это все знают. Маханон почувствовал, что краснеет под встревоженным взглядом сестры, и смущённо потёр лоб: — Я просто где-то в облаках витал, думал о всяком… Прости, я переберу всё и отдам ненужное галлам. — Нет, я не о том! Я сама всё сделаю, просто беспокоюсь, — Эллана коснулась его плеча, — ты не хочешь об этом рассказывать? — Всё хорошо, правда. Просто задумался, — он постарался, чтобы слова прозвучали как можно убедительнее. Эллана покачала головой и снова подтолкнула брата: — Ладно, пойдём. Тебя ждут. На скамье рядом с родителями сидел клановый мастер, держа на коленях объёмный свёрток. Маханон подошёл ближе, здороваясь со старшими и внезапно робея: неужели ему наконец-то вручат боевое оружие? Или он зря надеется, и мастер просто разговаривал с его родителями? Он замер в паре шагов от взрослых, косясь на свёрток, который вставший ремесленник оставил на скамье. — Aneth ara, da'len, — ответил на приветствие клановый мастер, — ты уже вошёл в возраст, когда долийцы получают своё первое боевое оружие. — Маханон поднял взгляд и не сумел сдержать радостного вздоха. — оставь оружие, которое тебе дали прежде, — мастер указал на скамью. Всё ещё не веря, что долгожданный момент настал, Маханон на мгновение коснулся лбом лука и стрел, прежде чем положить их и проделал то же с кинжалами: — Пусть они достойно послужат следующему владельцу. — Так и будет, — серьёзно кивнул мастер. — Я долго наблюдал за твоими тренировками, Маханон, и сделал для тебя кинжалы. Но прежде чем я вручу их тебе — запомни, da'len: это не просто смена оружия. Это ещё один шаг к взрослой жизни, к тому, чтобы стать мужчиной. Я надеюсь, что ты оставишь в прошлом детские выходки и станешь серьёзнее. Я верю, что ты оправдаешь ожидания родителей и клана и станешь достойным долийцем. От волнения у Маханона подрагивали руки и сбивалось дыхание. Его сестра получила свое оружие год назад, и всё это время ему было обидно, а другие подростки время от времени поддевали его по этому поводу. Он любил разглядывать кинжалы и представлять, какими будут те, которые мастер сделает для него, и вот тот уже разворачивает мягкую кожу, и гадать больше не придётся! Ремесленник протянул ему оружие, и Маханон восхищённо выдохнул: в ножнах покоились великолепные кинжалы с изогнутыми лезвиями, по два на каждом. — Я видел: ты одинаково усердно учишься работать с прямым и обратным хватом. Это оружие позволит тебе атаковать и вперёд, и назад, не перехватывая кинжалы. Чего же ты ждёшь, da'len? Маханон вздрогнул, выходя из оцепенения, и вытянул клинки из ножен. Восторг внезапно сменился неуверенностью: достоин ли он такого оружия? Кинжалы оказались удивительно лёгкими, взгляд скользил по светлой стали, таинственно поблёскивавшей в сумерках отбликами костра. Рукояти, обтянутые кожей, тёплые и шероховатые, оказались немного длиннее чем нужно, видимо, на вырост, но несмотря на это удобно ложились в ладони. Он отошёл в сторону, сделал пробный взмах — клинки с лёгким гулом рассекли воздух. Маханон крутанулся на месте, припал к земле, сделал выпад вперёд — лезвия тоже оказались длинноваты, но к этому он быстро привыкнет и к тому же наверняка ещё немного подрастёт, и кинжалы лягут в руки как влитые. Он встал, коснулся лбом рукоятей, выражая почтение оружию, задержался в таком положении чуть дольше обычного и сделал шаг к клановому мастеру, отложившему перевязь от кинжалов на скамью: — Мастер, они восхитительны! — ремесленник довольно кивнул. — Ma serannas! Я буду хорошо о них заботиться. Маханон опустил глаза, пытаясь скрыть навернувшиеся слёзы, и тихо шмыгнул носом. На его плечо опустилась твёрдая рука: — Будь храбрым и сильным, Маханон, защищай свою семью и клан — это будет лучшей благодарностью для меня. Если тебе понадобится лук — приходи ко мне, я позволю тебе выбрать из тех, что я делаю на продажу. Клановый мастер забрал учебное оружие, распрощался и ушёл, оставляя его с семьёй. Маханон всё ещё стоял, неверяще сжимая в руках новое оружие — боевое, настоящее, только его! — когда со спины его крепко сжала в объятьях радостная сестра, упёрлась подбородком в плечо, рассмеялась: — Наконец-то мой маленький братик меня догнал! Никто больше не посмеет сказать, что Маханон хуже сестры, раз ему до сих пор не дали боевого оружия! Он весело фыркнул, мотнул головой, словно бодая Эллану, освободился из её цепких рук и, подойдя к скамье, убрал кинжалы в ножны. Его переполнял восторг, на душе было легко как никогда — его признали почти взрослым! Теперь осталось только получить валласлин, и он сможет выходить в дозоры, ездить торговать с людьми и даже отправиться в путешествие. А ещё он сможет жениться и, если захочет, на человеческой женщине. А если вдруг клан не примет его жену и её мать, то он будет волен уйти. Отец приблизился к нему. — Когда вы были младенцами, я опасался брать вас на руки: боялся сделать больно, — голос отца как всегда был негромким и твёрдым, но сейчас в нём слышалась нежность. — Кажется, что это было совсем недавно, а сейчас ты стоишь передо мной, почти взрослый мужчина, будущий разведчик клана, — он сжал плечо Маханона, посмотрел прямо в глаза, — я верю, что ты не опозоришь оружие и клан дурными поступками, сын. Отец притянул его к себе, и Маханон обнял его, уткнулся лбом в кожаный нагрудник, как в детстве, чувствуя — еще немного, и он расплачется как мальчишка от нахлынувшей радости и одновременно от грусти. Казалось, еще вчера они с сестрой прятались под аравелями, таскали сладости и получали по первое число. И вот сегодня отец встречает его как равного и говорит с ним как с равным. — Я горжусь тобой, Маханон. Маханон сильнее зажмурил глаза, чтобы не давать слезам волю, сильнее прижался к отцу, услышал, как тихо подошла мать и обняла их обоих, не сдерживая рыданий. Ему стало неловко. Он мягко высвободился из родительских объятий, с благодарностью глядя на них обоих. Притихшая после слов отца Эллана стояла рядом, задумчиво рассматривая кинжал Маханона, взвешивая его в руке. — Красивый, — проговорила она, глядя как пламя костра высвечивает лезвие красным. — Если бы не он, как бы я узнала, что мой брат повзрослел? Она засмеялась, но в глазах у неё тоже стояли слезы, и сейчас она была удивительно похожа на мать. — Разве что, — продолжила Эллана, подходя к Маханону и смахивая у него со щеки предательскую слезу, которой он не почувствовал, — потому что мужчины не плачут? — Вот и не провоцируй, — Маханон сгрёб её в охапку под одобрительный смех родителей. Он отметил, что мама уже успокоилась, и почувствовал себя абсолютно счастливым.***
Теневой лес встретил золотым светом сверху. Эллана огляделась, сделала несколько шагов и спустя некоторое время приметила знакомый огонёк и пошла в его сторону. Тот гас и вспыхивал вновь чуть дальше, не позволяя к себе приближаться, словно указывал путь. Она пробиралась по удивительному отражению леса, пока не вышла к широкому тракту, по которому, словно река, текли тени. Сердце Элланы пропустило удар, и она спряталась за ближайший изогнутый ствол, нащупывая пальцами браслет; огонёк исчез. Тени сгущались, отделялись друг от друга, ушей коснулся неясный шёпот. Холодея, Эллана наблюдала, как тени обретают форму и краски, являя ей людей в доспехах, повозки, лошадей, которых воины вели в поводу, а шёпот постепенно перерос в песню. Заворожённая, она смотрела на армию, марширующую мимо, распевающую гимн. Призрачные знамёна развевались на несуществующем ветру, а уставшие лица давно умерших людей были мрачны и суровы. Эллана вздрогнула, когда с небес послышался громкий клёкот, и подалась вперёд, задрала голову, чтобы увидеть в зелёно-жёлтом небе грифона, пролетающего над воинами — она успела заметить огромные белые крылья, прижатые к светлому животу львиные лапы и длинный хвост. Эллана проводила взглядом крылатого зверя, восторженная до слёз в глазах, до колотящегося в горле сердца, глядя как грифон тает вдалеке, унося своего всадника. Огорченная, она повернулась в другую сторону и ахнула — следом за первым летели ещё несколько. Горделивые хищные звери несли на своих спинах Стражей, и призрачные воины, остановившись, салютовали им оружием. Песня зазвучала ещё громче, на лицах людей появилась надежда и они осветились улыбками. Дрожа от волнения, Эллана во все глаза рассматривала ближайшег грифона: огромный орлиный клюв, невероятно яркие жёлтые глаза, почти рыжие перья, светлые лапы, широкую мощную грудь… Всадник в доспехе был магом, он поднимал вверх посох, салютуя идущим внизу и что-то кричал, ободряя армию. Гнедой грифон пронёсся так близко, что казалось сейчас заденет крылом, и Эллана успела заметить на лице его наездника тёмный валласлин Митал. Следом пролетели ещё грифоны, теряя, впрочем, ясность, как и стоящие внизу призраки. С сожалением она наблюдала как пропадает чудесное видение, и вместо яркого образа вновь остаётся лишь серая река, которая тоже вскоре исчезла, словно растворилась над запредельным трактом. Тень начала размываться, терять и без того блёклые краски: настало время просыпаться. Эллана с удивлением и стыдом поняла, что солнце уже поднялось довольно высоко, а ведь Хранительница в этом году позволила ей самой готовить некоторые бальзамы и мази для продажи на ярмарке, вместо того чтобы как обычно просто помогать травникам! Они с рассвета работали за столами недалеко от аравеля Дешанны, и только её место пустовало. Она наскоро перекусила и попыталась было заняться приготовлением очередной мази, оставив свою ежедневную тренировку на вечер, когда к ней подошла Дешанна: — Da'len, сначала магические уроки, потом помощь клану. Мы не пострадаем, если выручим на пару золотых меньше, но пока ты не полностью контролируешь свою силу, — Хранительница взяла холодные от волнения ладони Элланы в руки, — ты не можешь пропускать свои занятия. Дойдя до своей тренировочной поляны, Эллана обнаружила Маханона, который сосредоточенно отрабатывал удары на стоящем неподалёку чучеле, привыкая к новому оружию. — Вчера я, сегодня ты? — ухмыльнулся он, прервавшись на мгновение. — Мог бы и разбудить, — недовольно буркнула в ответ Эллана. — Как сделаем сегодня? Пошуметь, пока ты будешь медитировать, или затихнуть? Близнецы старались извлечь максимум пользы из совместных тренировок. Эллана старалась медитировать, пока Маханон раз за разом атаковал чучело, и не отвлекаться на шум: это помогало развить волю и умение сосредотачиваться. Они часто нападали на столб посреди поляны вместе, привыкая перемещаться по полю боя, не мешая друг другу. В такие моменты Эллана отрабатывала на брате умение накладывать защитный барьер и старалась одновременно атаковать и вовремя обновлять защиту для себя и Маханона. Она училась замечать скрытно передвигающегося брата по едва заметному силуэту, он привыкал чувствовать, куда Эллана шагнула сквозь Тень, ориентируясь на остававшийся за ней шлейф холодного воздуха. Однажды Эллана шутки ради прошла совсем рядом с Маханоном, и это оказалось не слишком хорошей идеей: его одежда густо покрылась инеем, а сам он ещё добрую четверть часа стучал зубами от холода. Из того случая был извлечён урок, и Эллана старалась не пробегать в таком состоянии мимо брата, а тот, в свою очередь, внимательно следил, как бы не попасться ей на пути. — Пошуми. Близился вечер, и Эллана раскладывала очередную порцию бальзама по баночкам. Когда последняя была плотно закрыта и поставлена в ящик к остальным, она заметила вернувшегося из леса брата и напряглась: он выглядел странно встревоженным и словно испуганным. Извинившись перед мамой и Дешанной, она поспешила ему навстречу. Его волосы были растрёпаны, щёки раскраснелись, глаза лихорадочно блестели, а в пальцах он судорожно сжимал ярко-синюю ленту.***
Они сидели рядом на толстой ветке криво растущего дерева, болтали ногами в реке и молчали. Эллана, сложив руки поверх посоха на коленях, перебирала пальцами деревянные бусины. Её брат гладил поблёскивавшую на солнце ткань. — Странный огонёк показал мне призраков в Запределье, — виновато призналась сестра. — А я уходил, чтобы наблюдать за человеческой девушкой. Не выдержали почти одновременно: повернулись друг к другу, встретились взглядами — удивлёнными, любопытствующими. Первым начал Маханон: рассказал про девочку и собаку, про песни и светлую косу и про своё желание возвращаться туда снова и снова: — А сегодня, когда я пришёл туда и подполз к кусту, из-за которого обычно наблюдал, там лежала она, — он поднял руку с синей лентой. — Я заволновался, начал уходить — а там пёс этот, сидит и смотрит на меня, и молчит. И сзади слышу: «Здравствуй!». Эллана, я так перепугался! Сам не знаю, почему. И обернуться так хочется, посмотреть на неё ближе, и тело как будто окаменело, представляешь? Fenedhis! Я стоял как последний дурак и смотрел на её мабари, и я готов поклясться, Элл, он смеялся надо мной! Улыбался во всю свою пасть и насмешливо пыхтел! — он яростно жестикулировал, сидя верхом на ветке лицом к сестре, краснея и почти задыхаясь. — Мне было так стыдно! Я хотел убежать, но не мог, как будто одним словом она меня сковала ледяным панцирем — не пошевелиться. А потом она подошла сама, улыбнулась, наклонила голову вот так, — он показал, — и глаза у неё были почти синие, а волосы трепал ветер. Они светлее, чем у папы, знаешь, — он опустил голову и улыбнулся. — А я тогда думал, хорошо что мастер вчера мне дал новое оружие, не знаю почему. — Он помолчал немного. — Я назвал своё имя, а потом она разрешила мне погладить собаку. А потом я всё-таки убежал. Я просто трус, Эллана! Он стукнул кулаком и поднял взгляд на сестру. Маханон боялся увидеть неприязнь или даже презрение: несмотря на то, что клан Лавеллан торговал с людьми и даже пару раз выхаживал раненых человеческих охотников, которых обнаружили неподалёку от лагеря, всё-таки к людям относились с осторожностью, а некоторые соклановцы даже презирали. Однако взгляд сестры был мягким и весёлым, она перекинула одну ногу через ветку, копируя позу брата и хитро протянула: — Не-ет, Хан, ты не тру-ус, — Маханон вопросительно глянул на неё и Эллана добавила почти шёпотом, — просто кто-то влюби-ился! Он фыркнул, изобразил возмущённый взгляд, но кровь, едва отхлынувшая от лица, снова предательски прилила к щекам. На его коленях лежал посох сестры, а она сама, запрыгнув на ветку, расхаживала по ней туда-сюда и рассказывала ему об огоньке в Тени, странных деревьях, огромной закованной в латы армии — и о Серых Стражах верхом на грифонах. Маханон склонив голову наблюдал, как сияют восторгом глаза Элланы, как она вскидывает голову вверх, как будто прямо сейчас видит легендарных всадников перед собой. Она не могла стоять на месте, не замечала, как качается под её резкими шагами ветка — настолько была поглощена воспоминанием. Неожиданно она замерла, заложила руки за спину, посерьёзнела: — Ты расскажешь Хранительнице? — А должен? — Маханон нахмурился. — Ты думала, если я узнаю, то сразу побегу к ней? — Прости, — Эллана бросила на него виноватый взгляд. — Но ведь и ты не рассказал мне про девочку. — Извини, —он потупился, — я не знаю, почему. — Зато я знаю. Тоже боялся, — Эллана снова оседлала ветку, упёрлась в неё руками, наклонившись вперёд. — Элл, — он накрыл ладони сестры своими, заглянул ей в глаза, — я тебя никогда не оставлю и не предам. Что бы ни случилось. Я обещаю. — Я тоже, Маханон. Ты от меня не отвяжешься, клянусь.***
Они сидели на той же ветке: Маханон привалился спиной к стволу дерева и упёрся в него затылком, его сестра полулежала, вытянув ноги, откинув голову ему на грудь и глядя в небо. Она обнимала посох, руки брата обнимали её; каждый думал о своём, а молчание между ними впервые за два месяца снова было естественным и уютным. — Я бы хотела стать Серым Стражем. — Но ведь грифонов больше нет. — Вспомни истории о Тероне из клана Сабре, Страже-Командоре, Герое Ферелдена, который спас всех от Мора. Не в грифонах дело. Облака сгущались в темнеющем небе, собирался дождь. — Я бы хотел стать великим воином, как Изумрудные Рыцари. — И завести себе волка? — Эллана удивлённо приподняла брови. — Или мабари.