ххх
— Собери все свои остатки дерьмовой смелости и потрать их на то, чтобы спрыгнуть с крыши. Даже твоя любимая мамочка давно живет в ожидании кончины бесполезного сыночка, — Бакуго плюется ядом — Деку. В Изуку происходят атомные взрывы, а в глотке замирают заржавевшие слова, которые уже никогда никто не услышит. У него колет в районе сердца. Он считает этот момент той самой точкой невозврата. «я люблю тебя»ххх
Седьмого октября Мидория остается дома. А потом восьмого, девятого, еще десятого и неделю вперед, может даже две. Изуку считает тот монолог Бакуго точкой невозврата, а он сам гордо надевает медаль победителя на шею. Деку сдался, однозначно. Только один раз Катсуки видит Изуку за этот месяц, он стоит на коленях у окна в расстегнутой школьной рубашке. Наверное, хотел сегодня пойти. Ребра натягивают почти прозрачную кожу, синяки практически сошли. Бакуго хочет прокричать, что тот наконец сломался, и наверняка бы сделал это, а Деку наверняка бы это услышал через стекло, если бы его не схватили за плечи и не стащили с подоконника. Катсуки встречается взглядом с хмурой Инко перед тем как она зашторивает окно. Потом он пропадает. Из-за бордовых штор не пробивается свет ночью. Двадцать шестого числа он приходит. Заявляется в школе с таким отвратительным видом, что самому Катсуки хочется проблеваться и выгнать обратно домой. Одежда на нем висит тряпьем, а под глазами залегли глубокие тени, сравнимые разве что с Шинсо из соседнего класса. С ним же начинает общаться, они зависают на скамье отстраненных во время физкультуры, лениво перебрасываются не доходящими до Бакуго фразами и ковыряют носком ботинка пол спортзала. Если конечно бить его перестали, то рюкзак Деку неизменно оказывался в мусорном ведре. Мидория кашляет на тесте, будто в приступе задыхается, а потом выбегает из класса, уронив свой стул. Вместе с этим его видят за школой, с Хитоши, выкуривающие одну сигарету на двоих. (такой измученный Деку выглядит неплохо) Вечером он стоит перед зеркалом. Вот-вот через его сердце прорастет какой-нибудь сорняк, пока остальные органы сдавливаются под огромными цветками внутри. Изуку видит один такой на животе, рядом с ребрами, он выпирает, будто шишка и Мидория видит очертания лепестков. Со временем дышать становится больно. Он со свистом втягивает воздух, кажется слыша, как лепетки в гортани колышутся и задерживает этот клочок кислорода, боясь сделать новый вдох. Он хочет выпить кислоты, чтобы выжечь эту растительность из себя, дотла. Изуку глотает пачками обезболивающие и старается не вертеть корпусом — стебли цветов давят на грудную клетку. Вместе с этим его комната становится похожа на цветочный притон. Лоза под потолком, купленная на каком-то рынке, заставленный подоконник кактусами, гибискус, огромные кусты папоротника по углам и засыхающие пионы в вазе на тумбе. Никотином он травит себя или сад внутри?ххх
«в десять у клумбы миссис норд» — Гласит записка, найденная в проеме двери дома Катсуки. Он перечитывает это раз сорок прежде чем запихать клочок бумаги и убежать. Изуку определенно даже не представляет, как будет говорить, цветы стоят в глотке, огромные бутоны давят на стенки, он не может есть с тех пор, как колючие стебли поднялись до гортани. Лепестки щекочут нёбо, их привкус постоянно на языке. Если открыть рот пошире, можно разглядеть огромный цветок, не совсем разборчивый без фонарика, он немного смят от стенок горла и вызывает рвотные рефлексы. Но красивый, однозначно. Бакуго приходит с опозданием на семь минут. Он морщит нос, видя Мидорию в одной тонкой рубашке и домашних шортах, на улице двенадцать градусов и пробирающийся за шиворот ветер. Почти заикается, чтобы отпустит тупую неуместную шуточку, Изуку опережает его. Кажется, что открывая рот он показал ему букет, лезущий на язык. — Нам нужно, — Мидория пытается прокашляться, сглотнуть подступивший бутон в глотке потому что едва может выдавить слово, — Кое о чем поговорить, Деку слегка поднимает уголки губ, и Бакуго почти готов уйти домой, чтобы поскорее согреться. Он прячет запястья в длинных рукавах толстовки и сжимает кулаки. — Каччан. Он добавляет это, наверное, спустя минуту молчания, пытается дышать нормально, без свиста, делает короткие вдохи через нос и опускает взгляд. Мидория тянет со всем этим дерьмом, медленно расстегивает рубашку, пуговица за пуговицей, пальцы не слушаются, ты проиграл, Бакуго-кун. Катсуки (не) хочет проблеваться. Это немного завораживает. Бакуго не дышит, когда видит россыпь синяков по бокам, размером, наверное с монету. Синюшные губы Изуку открываются, складывают какие-то слова. А у Катсуки сердце стучит где-то в ушах, он видит это. Крупный бутон под ребрами, он натягивает кожу и проступает по покрытой гематомами коже. Стебли тянутся переплетаясь с костями вверх и глубокий порез, сделанный явно своими собственными руками. Мидория прокусывает губу, сдирая омертвевшие частички с губ, когда двумя пальцами касается царапины. Бакуго давит рвотные позывы, Изуку раздвигает кожу. Кажется, он слышал, как мерзко отлипли друг от друга ткани, потянулась ниточка сукровицы, как треснула едва появившаяся корочка и выступили первые капли крови. У бакуго слезы в уголках глаз собираются, нос щиплет и тянет что-то в желудке, когда он видит. Это китайская роза. смятый алый цветок, покрытый тонкой пленкой крови. Мидория сегодня умрет, точно. Он хватается за руку Катсуки, не в силах устоять и заглядывает, казалось бы, прямо в душу. Целуются оба так отчаянно, цепляясь друг за друга слабыми пальцами, забывая дышать. Без укусов, но кровь все равно чувствуется, привкус железа остается на языке. Изуку падает спиной в клумбу с розами, шипы прокалывают светлую кожу. — ба-ку-го Мидория шепчет это почти нежно, едва шевеля губами, чувствуя, как месиво из органов сдвигается от давления — цветы поднимаются вверх. У Бакуго во рту кровь и лепесток, приклеивший язык к нёбу намертво. Он хочет что-то сказать, не получается. Слова не находятся. — Мне не страшно Цветы внутри Катсуки черны.