- О, вернулся таки, путешественник. - Насмешливо бросил Куникида, закрывая входную дверь. Едва с дороги я без сил развалился на диване, стараясь ни о чем не думать.
- И тебя с возвращением, - не пошевелившись поприветствовал я его. Оставив пакет с продуктами на кухне, он прошёл в гостиную, присев рядом со мной.
- Как, удачно? - Очкарик никогда не спрашивал напрямую, заходя как-то издалека. В обычном случае это вызывало доверие и какое-то расположение собеседника. Но со мной это так не работало. Хотя, он скорее неосознанно использовал такую манеру речи.
- Да, вполне. - Вдаваться в подробности не хотелось, да и вряд ли ему это было нужно. Я громко чихнул, чуть ли не складываясь пополам. Зануда не успел пожелать мне здравия, как я чихнул еще раз.
- Приносишь в дом всякую заразу, - наигранно брезгливо проговорил он, - болтушка лежит в верхнем ящике на кухне, завари, пока температура не поднялась.
- Да, надо бы. - При всем своём багаже какой-то дичи, я походу реально умудрился простудиться в поезде. То ли от того, что в тамбуре с открытым окном провёл всю ночь, то ли из-за того, что проснулся практически весь мокрый и потом уже направился в тамбур. Хер пойми.
Куникида достал из портмоне какие-то документы, чертежи, я абсолютно в этом не разбирался, и стал что-то высчитывать, исправляя. Как-то собравшись с мыслями, я заставил себя встать и пройдя в кухню заварил себе эту дичь. Вкус был действительно ужасным и я знал, что навряд она поможет, но чисто сделать видимость надо было. Смесь лимона с медикаментами и сахаром вызывала тошноту, но я медленно и невозмутимо попивал эту срань, наблюдая, как Куникида возится с бумагами, при этом не понимая сути нихуя.
Когда стало совсем скучно наугад с полки взял книгу, открыл на одной из первых страниц и погрузился в чтение. До меня едва доходил смысл, приходилось перечитывать одно предложение по несколько раз, судя по описанию это была какая-то психологическая драма. Но вследствие усталости и недосыпа я никакой инфы для себя не выносил, только лишний раз напрягал и так уставшие глаза. Упорно, не обращая внимание на всю эту дичь, бежал взглядом по предложениям, страницам, буквально слыша вторящий мне бег времени.
А время текло нещадно, уж слишком заметно. Игривое тепло весеннего солнце сменилось летней духотой. Практически не выходя из дома я задыхался в стенах, но стоило выйти на улицу - я практически терял способность дышать. Воздух был вязким и сбитым, пыльным, обжигал горло, заставляя давиться вдохами без возможности выдохнуть. Пот градом скатывался по лицу, одежда липла к телу и я ощущал себя до ужаса мерзким.
В свой «дом» я так и не вернулся. Возможно, этот мудак отчим до сих пор искал меня, дабы вернуть свои деньги, но мне было, откровенно говоря, похуй на эту хуйню. Я кочевал по площадям и закоулкам, по разным всратым барам и кафе, все так же выискивая какую-то дрянь и максимально стараясь не мыслить. Стоило только вспомнить тот день, что я провёл с белобрысым придурком, я рассыпался и терял дар речи. Чувство вины, чувство жалости, отвращение к себе сбивали с ног, и я едва понимал где я вообще и кто я есть. В остальное же время зависал у Куникиды, он и не был против, учитывая то, что изредка я позволял себе помыть посуду или же приготовить какую-то хуйню на ужин. Хотя, о последнем он коротко отрезал.
- Готовка не твоё, - но, на удивление, съел мою стряпню.
Самочувствие ухудшалось с каждым прожитым днем. Я сильно убавил в весе: теперь при виде отражения в зеркале отчетливо проглядывались выпирающие ребра и тазовые косточки. Скулы впали, синяки под глазами были не просто заметны, они были отчетливее самих глаз, уставших, покрасневших, вечно полузакрытых. Хоть я и старался питаться хоть чем-то, аппетита никакого не было и часто даже довольно вкусная хавка просто выходила из меня, практически без моего ведома. Куникида, ясен хуй, замечал это, но видимо думал, что я подсел на тяжелые наркотики. Как-то даже попросил показать вены, на что я, впервые за долгое время, в голос проорал.
На выходных, иногда, мы выбирались в город выпить. Рабочая неделя изматывает и надо было хоть один день выделить на спокойное времяпровождение. Куникида не был против, а я был только за. Люси, как казалось первое время, ступила на путь истины. Все чаще нам не приходилось тратить полночи на её поиски, а по приходу домой мы заставали её за учебниками и домашкой. Зануда был счастлив, видя, как образумилась сестра и постепенно меняет свою жизнь. Я же относился к этому скептично и казалось, что это просто какой-то хитрый ход, дабы нас наебать. И я был прав.
Как-то мы искали её всю ночь и до утра не было никаких результатов. Очкарик не спал почти двое суток и был жутко раздражительным. Паникуя он начал обзванивать всякие социальные службы, спрашивая о пропавшей.
- Да-да, Люси, Люси Доппо, шестнадцать лет, - в который раз информировал одну из служб, но в момент его лицо изменилось, он словно постарел на несколько лет в одно мгновение, медленно присел на диван и тихо выговорил. - Спасибо. Я приеду. - Сбросив звонок выпустил из руки телефон, и тот мягко упал на пол. Я был не настолько глуп, чтобы спрашивать о чём-то сейчас, но надо было что-то сказать. Я не ебал что и как, но чувствовал, что должен.
- Что... - едва начал я, как он убил на корню все мои глупые попытки.
- Она умерла. - Твёрдо проговорил он. - Нашли в каком-то притоне, шансы были минимальны. Нужно забрать тело. - Я видел, как побелели костяшки на его сжатых в кулаки руках. Но при этом он больше не проронил ни слова, резко встал и направился к двери.
- Мне поехать с тобой? - Кинул я вслед неуверенно.
- Нет, - отрезал Куникида, хлопнув входной дверью.
На похороны я не пошёл. О её смерти мы не говорили. Стараясь все реже попадаться на глаза я шатался по городу, изматывая себя до потери сознания. Как-то заснул на скамейке в парке и из кармана спиздили телефон. Не удивительно, что только его, ведь, больше у меня ничего и не было. Эта хуйня меня немного расстроила, но с другой стороны, я понимал, что сам виноват, заснув в таком месте. Приходя домой я привычно заставал уставшего Куникиду. Он работал, казалось, вдвое больше чем раньше, вообще не жалея себя. Стал каким-то более тихим, мы редко разговаривали о чём-то. Так, приветствие, пару ничего не значащих фраз и каждый занимается своим делом. Я все чаще замечал за собой какие-то странные пробелы в памяти. Мог целый день провести шатаясь по городу, а в итоге к вечеру едва вспоминал: где я был вообще, что делал. Поток мысли стал несвязным и хаотичным. Я задумывался вечно о какой-то херне.
Лето плавно текло, словно не желая прекращаться никогда. Я разбирал свои наброски, еле читая упоротые каракули, в надежде переписать все нормально. Осознание пустоты, осознание неизбежности пугали. Напоследок, я хотел оставить хотя бы свои глупые мысли или же странные образы, что удалось уловить. Искаженная мною реальность, возможно, представилась бы кому-то привлекательной. Вряд ли, но все же. За время этой ничтожной и короткой жизни я успел набросать пару рассказов, некоторое количество очень плохих стихов и зарисовок. Я абсолютно адекватно осознавал, что это хлам, но все же, эта бессмыслица являлась какой-то частью меня, так что я надеялся оставить хотя бы это. Как-то невзначай я попросил Куникиду, если что вдруг случится, на что он сомнительно покосился на меня, отправить всю эту херню одному парню, оставил адрес.
- Почему сам не отправишь? - Забирая из моих рук небольшую коробку с писаниной спросил он.
- Не хотел бы его тревожить лишний раз, - безразлично ответил я, на что Куникида лишь пожал плечами, заверив меня, что отправит.
***
Шелест листьев переплетается с редкими каплями дождя. Старый клён над моей головой звенит миллионами потерянных сердец, в его музыки проскальзывает одиночество. Лишь в моем воображении это является таковым, да и хуй с ним. Какая разница? Само понятие «важность» стерли из памяти и убрали из словарей. На небе звездами вышивается море огней, недвижные далекие лампочки светят из других миров, подмигивают мне оттуда игриво. Холодная мокрая земля подо мной превращается в дикий поток воды и начинает своё движение, обойдя все преграды, раскрошив асфальт и бетон она устремляется вперед, не видя ничего перед собой, не на что не надеясь. Бесцельность ломает гранит, просто потому что может, а я растекаюсь кровавой лавой у подножия ада, падаю, теряюсь.
Гладь воды, темная и глубокая. В самом низу, где-то там остался я сам. Круги расходятся по ней лениво, едва заметно, гондола не касаясь воды парит над отражением. Сосредоточенная Гин закидывает удочку, легко и грациозно, разбивая спокойствие вод. Её спокойная улыбка направлена на меня, на отголосок моей оболочки, ведь перед ней ничего нет. Но эта простота и покой манят за собой, утаскивают под воду, глубоко-глубоко, где тишина и темень.
Ширь холмов обескураживает, безграничные просторы дышат свежестью и свободой. А возле маленького дома из крупной кирпичной кладки белье волнами развивается на ветру, подвешенное на натянутых канатах. Чуть дальше разлились ряды тянущегося к солнцу винограда. Большие, налитые соком и сладостью грозди неподвижно висят на тоненьких стебельках. Загорелый Джон в джинсовом костюме и высоких сапогах аккуратно ступает между грядок, оглядывая каждую гроздь, радуясь своему урожаю.
Я продолжаю фантомом сновать между светлых улиц, из кафе доносится приятный запах запеченной вишни и чая, мельком заглядываю в окошко. Наоми с испариной на лбу старательно замешивает тесто, она сосредоточена и полностью с головой погружена в работу, ей хочется сделать все идеально и непревзойденно. Светлые древесные тона придают помещению какой-то простоты и в тоже время уюта. В комнату забегает Джуничиро, мягко целуя сестру в висок, и оставляя поднос на столе уже укладывает готовые десерты на маленькие красивые блюдца с кружевными салфетками. Они улыбаются друг другу, они счастливы и безмятежно свободны в этой, как могло показаться рутине, но рутине приятной, семейной.
Время остановило свой ход. Сердце пропустило удар. Из-за огромных подсолнухов не видно небо, всё покрыто изумрудной зеленью, божья коровка ползёт по моему носу, я пытаюсь сфокусировать свой взгляд на ней, но не получается. Тонкие пальцы аккуратно снимают её и я вижу перед собой Ацуши. Он бережно и легко усаживает маленькое насекомое на тыльную сторону ладони и смотрит внимательно с интересом, как она раскрывает свои крылья и спустя пару попыток взлетает в воздух, теряясь в желтизне лепестков подсолнухов. Глядя на меня он улыбается беззаботно и счастливо, его аметистовые глаза сияют в объятиях солнца. Вселенная останавливается, дабы я напоследок насладился этим моментом, но, к сожалению, сколько бы я не вглядывался - мне никогда не будет достаточно.
Вот не прошло и полугода,
Длиною в жизнь -
Я снова дома.
