Под коркой мы дышим пылью

      Пелена серости заволочила небо, убирая настырное солнце с глаз. Время близилось к вечеру и грузные тучи отливали алым, все сгущаясь над нашими головами. Были подозрения, что вот-вот на землю обрушится дождь. Редкие вспышки молний делили небосвод пополам, неуловимы и внезапны. Стало немного зябко и я натянул на себя мятую рубашку, застегнув пару пуговиц. Ацуши же оставался в одной футболке, заметно чуть подмерзая. Он предложил потихоньку направиться к его жилищу, и закинув на плечо рюкзак, я встал на ноги, оставляя позади озеро и зеленую поляну.       Город постепенно словно просыпался, оживляясь: толпы прохожих, безустанно снующие туда-сюда машины, загорелись уличные фонари, привлекая доверчивую мошкару, вывески разных заведений и рекламные баннеры искрились разноцветными огнями, мигали. Легкий ветерок играл в волосах, я закурил, лениво перебирая ногами по дороге. Белобрысый ничего не сказал, да и в принципе не должен был. Добрались до парадной, пошарив в карманах он достал ключи и мы оказались в многоэтажке. Лифт приехал практически сразу после нажатия кнопки. Его квартира располагалась на седьмом этаже. Я немного замялся на пороге, разуваясь. Простенькое жилище: ничем не примечательный коридор, кухня в светлый тонах со старыми цветочными обоями, что в некоторых местах немного отклеились, типичная гостиная со столом и сделанным под кожу потертым диваном, выход на тесный балкон, пару стеллажей с книгами. Я приметил проигрыватель на тумбочке, а под ним скудная коллекция пластинок, сразу видно - собраны по секондам и комиссионкам. — Уютно тут у тебя, — заметил я, осматриваясь вокруг. — Да, мне тоже нравится. О большем я и мечтать не мог, — он улыбнулся, включая свет в кухне. — Есть хочешь? У меня небольшое разнообразие продуктов, но что-то приготовить смогу. — Не отказался бы. Просто омлета вполне будет достаточно. Я пока в душ бы сходил, если ты не против. — Конечно, не спрашивай. — Открыв холодильник он достал все необходимое и занялся готовкой. Я кинул на диван свой походный рюкзак, достал чистые вещи и полотенце, зашёл в ванную. Тёплая вода жутко приятно проходилась по телу, а какая-то томная усталость накатывала на сознание. Сполоснувшись и одевшись я направился на кухню, где уже ожидала готовая еда. — Приятного, — улыбаясь проговорил Ацуши, уже отправляя кусочек омлета в рот. — Взаимно, — ответил я, приступая к дегустации его стряпни. В чашках заваривался зелёный чай, испуская ароматный пар, а за окном уже совсем стемнело и изредка слышались раскаты грома. Покончив с едой, и практически допив чай, мы переместились в гостиную, устроившись на диване. Меня одолевало ощущение хрупкости сегодняшнего дня, наизнанку выворачивало какое-то щемящее чувство неизбежности. — Давай что-то поставлю? — Нарушил тишину белобрысый, покосившись на проигрыватель. Я был не против. — Валяй, — махнул я рукой, беззаботно откинувшись головой на подлокотник дивана. — Какие-то предпочтения есть или тебе все равно? — Он перебирал старые пластинки, видимо, выискивая что-то определенное. — Да нет, все равно. Уверен, у тебя по большей части собрано что-то годное. — Не то чтобы, — как-то смутившись ответил он, уже включая проигрыватель, — я люблю слушать музыку вечерами после работы. Бывает, она уносит куда-то далеко-далеко, в придуманный автором мир и краски. Порой сложно почувствовать именно то настроение, с каким писалась та или иная мелодия, но улавливая хотя бы частичку, чувствуешь некое родство с человеком из другого времени, порой кажется, даже из другой вселенной. — Закрутилась пластинка, иголка медленно коснулась одной из бороздок и комнату наполнило присущее проигрывателю шуршание. Спустя мгновение эта искажаемая помехами тишина стерлась, с первыми нотами композиции Pink Floyd — Wish you were here, я прикрыл глаза. Ацуши присел на диван, прислонившись спиной к моим коленям. Комната наполнилась светом, а за окном уже во всю ебашил дождь, оставляя свои отпечатки на стекле. Меркло осознание скорой кончины, прошлое стерлось в пыль, мои мысли заполнила музыка до краев, переливаясь в теле приятной истомой. Я подался вперед, обнимая белобрысого со спины, уткнулся головой в костлявое плечо, чуть всхлипывая. Было больно до тошноты и одновременно прекрасно, хотелось бы просто остаться здесь, в этом моменте, в его жизни. Никогда бы не покидать этого замечательного мира, в котором я могу испытывать постепенно пожирающие меня самого эмоции, но извлекая из них какое-то мазохистическое удовольствие. Время утекало с шумом дождя и вращением пластинки. Минутная стрелка, словно спеша куда-то, отмеряла оставшиеся крупицы сегодняшнего дня. — Мне надо будет уехать завтра, — сквозь ком в горле выговорил я. Он посмотрел на меня с какой-то грустью, в полумраке его глаза отливали лавандовым цветом, с примесью грязного золота. — Почему так рано? Ты же говорил, что есть в запасе пару дней, — я знал, что будет непросто, но не думал, что настолько. — У Куникиды снова какие-то проблемы с сестрой, попросил приехать завтра, помочь с работой. — Это звучало нихуя не убедительно из моих уст. Я корил себя сотню раз за слабость и эгоизм. Кто как ни он вправе знать, что времени жизненного мне отмерили с натяжкой на полгода и сделать с этим ничего уже нельзя? Только вот, вспоминая его рассказы о матери, отчетливо вырисовывая его поникший взгляд из прошлого, полный грусти и усталости, я не могу. Не могу позволить себе снова заставить его вспомнить, каково это: сидеть возле кровати дорогого тебе человека, улыбаясь, держать его за руку, зная, что все тщетно, конечная. Наблюдать, как медленно на глазах он тает, исчезает из этого мира, перевоплощается в ничто. — Ты же приедешь в скором времени? — С надеждой спросил он, — или, если хочешь я могу выбраться на выходных. — Нет, не нужно. Приеду, как с работой разберусь, — заверил я, едва сдерживаясь, чтобы не высказаться и не разрыдаться. Последняя нота сорвалась в пустоту и комнату вновь наполнили помехи, мешаясь с шумом дождя. Белобрысый перевернул пластинку.       Желая как можно скорее отвести внимание от злополучной темы я запизделся о книгах, примитив потрепанный сборник Жюль Верна и почти полное собрание Стругацких. На маленьком столике перед диваном лежала книга Байрона с закладкой посередине. Я поинтересовался у Ацуши, какие впечатления у него об этих стихах, на что он как-то критично ответил: — Очень красиво, но слишком помпезно, я бы сказал. Хотя, это норма для того времени. Романтизм все же, — сработало удачно и вот мы уже вовсю обсуждали понравившиеся произведения. Белобрысый пояснил, — все книги, что находятся тут, остались от предыдущего владельца. Человек явно был с неплохим вкусом, хотя большая часть — это чисто классика литературы. Вообще удивляюсь, как можно иметь дома почти полное собрание Чехова, Джека Лондона и Толстого, но при этом и выделить пару полок под Оруэлла, Брэдбери и Хаксли. — Разносторонний был владелец, — подметил я. У того же Куникиды дома была собрана полная солянка разного чтива, оставшегося от отца, матери, бабушки и так далее. Вообще, я и сам погружался в разные жанры, и постоянно душа желала чего-то нового, непохожего на то, с чем я уже был ознакомлен. Время уже устремилось за полночь, пока мы трепались о литературе и прочей фигне. Замечая, как Ацуши начинает зевать, я и сам заразился и практически синхронно мы прерывали нашу дискуссию, устало потягиваясь. — Спать может пойдем? — Не выдержал я, зная, что пиздюку завтра на работу в несусветную рань. — Да, надо бы. — Мы могли беззаботно сидеть так хоть всю ночь, но все же насыщенный день давал о себе знать и дикая усталость одолевала обоих.       Комната была не особо просторной, но и не сказать, что маленькой: шкаф для одежды занимал место у кровати, окно зашторенное прозрачно-белыми шторами и собственно сама кровать, застеленная светлым постельным бельем. Белобрысый переоделся, заваливаясь на краю, я улегся следом. Из приоткрытого окна веяло прохладой, а шум падающих капель убаюкивал, как-то ритмично постукивая о подоконник. Прикрыв глаза я лег на боку, постепенно проваливаясь в сон, как мне казалось, но на деле же, несмотря на бессонную ночь в поезде, ни в одном глазу пролежал практически всю ночь, слушая мерное сопение Ацуши. Без каких-либо намерений я обнял его за талию, легко прижимая к себе. Он казался беззащитным и хрупким, таким теплым. Уткнувшись лицом в волосы на затылке я буквально дышал им, чувствовал, как спокойно приподнимается грудь, как тихо и умиротворенно бьется его сердце. Отмеряя время дыханием я неподвижно лежал так, боясь пошевелиться.       За окном постепенно светлело. Я, так и не сомкнув глаз, неохотно поднялся с кровати, направился на кухню, поставил чайник. Залив кипятком большую чашку кофе, прихватил сигареты и жигу, вышел на балкон, прикрыв за собой дверь. Поставил чашку на бортик, закуривая. Как-то в момент стало зябко, ещё бы, блять: я босыми ногами стоял на бетоне, но меня это нисколько не ебало. Начав подрагивать от холода я присел на одинокий табурет, подогнув колени. Пейзаж представлялся не то чтобы привлекательный, но что-то заставляло меня не отрывая глаз глядеть в дать. То ли будто бы глянцевые кроны деревьев, умытые дождем, что легко покачивались под порывами ветра, то ли едва восходящее из-за тумана лиловое солнце, придавая небу какой-то мистический оттенок. Редкие капли падали с краев подоконников, слишком уж громко ударяясь о землю. Я просидел так около часа, недвижно, в своих сплетённых в клубок мыслях, что терялись одна в другой и ускользали от меня, едва я успевал ухватиться за кончик нити. Затем вернулся в кухню, заварив себе ещё чашку кофе. Зашёл в ванную, умыл своё опухшее лицо, заглянул в зеркало, будто надеясь увидеть там что-то хорошее, но лишь подметил, что на правом глазу лопнул капилляр и тот теперь покраснел. Хуй с ним. Я всегда знал, что есть куда хуже, так что это мелочная хуйня меня нисколько не ебала. В ожидании я сидел на кухне, через некоторое время вылез заспанный Ацуши, зевая на ходу. — Ты чего так рано? — Удивленно спросил он, потирая глаза. — Привык за пять часов высыпаться. Мне хватает, — как ни в чем не бывало ответил я, отпивая глоток кофе. Неожиданно для самого себя я скривился, переборщил с сахаром. — Выглядишь не очень то бодро, если честно, — съязвил белобрысый, открывая холодильник. — Тоже самое могу сказать и о тебе, — подметил я. — Я бы вечность спал. — Будто бы разочарованно промямлил он, доставая плавленный сыр и хлеб. На скорую руку сделал тосты и по моему примеру заварил себе кофе. Если же скромный завтрак Ацуши уминал с аппетитом, я чуть ли не силой заставил себя съесть один бутер. Вообще, есть с утра для меня было жутко непривычно, и после дерьмовой бессонной ночи кусок в горло не лез. — Ты вкусно готовишь, — безразлично, но искренне бросил я. — Да что уж там, — чуть засмущался белобрысый, — это же просто. На самом деле, мне часто лень и я просто завариваю быструю лапшу. — Я только ей и питался одно время, — если говорить честно, то все время.       Наш разговор ни о чем ещё некоторое время имел смысл, но время поджимало и закончив с кофе мы начали собираться. Ацуши достал из шкафа поглаженную рубашку и темные брюки. Я же натянул на себя всё те же джинсы и растянутую чёрную футболку, повязал на поясе рубашку в блевотно-зеленую клетку, накинул на плечо рюкзак и был в полной готовности. Выйдя из квартиры мы направились в сторону остановки, по дороге говоря о какой-то херне. Я едва сдерживался, чтобы не закашлять, горло жутко першило, а легкие словно забились пылью. Мы остановились в ожидании транспорта, я чувствовал, как подрагивают пальцы в карманах джинс, а ладони вспотели. — Долго тебе добираться до дома? — Как-то невзначай спросил Ацуши. — Прямого поезда нет, с двумя пересадками около полутора дней, полагаю. Если сразу удастся взять билеты. — Буднично ответил я. — Что ж, — неуверенно произнес он, глядя мне в глаза. — Береги себя, надеюсь, что вскоре увидимся. — Подойдя впритык он крепко обнял меня за шею. Преодолев минутный ступор я так же обнял его, прижимая к себе. Это короткое мгновение вызвало дикую панику. В своих же сомнениях я был обескуражен и потерян. Не хотелось уезжать, не хотелось пиздеть, не хотелось отпускать его и противно было думать о том, что существует что-то за пределами этих объятий. Я только лишь успел сказать. — Спасибо. Ты тоже. — Подъехал автобус и вот улыбающийся белобрысый уже остается где-то позади. Все хорошее, вся надежда и все, что заставляло меня чувствовать себя живым теряется в рёве мотора и бессмысленном трёпе пассажиров.       Денег осталось немного. Я купил воды в дорогу и пару пачек сигарет, запихнул все в рюкзак. Взял билет в нужную мне сторону, до отправки оставалось меньше часа. Присел на свободную скамейку и как следует прокашлялся, меня выворачивало, хотелось закричать. Снующие туда-сюда люди: радостные, шумные, спешащие, вызывали дикое раздражение и желание набить кому-то ебало. Или же, было бы неплохо, смешай кто-то с дерьмом меня. Вряд ли это бы помогло забыться от душевных терзаний, но лишь представляя, как кто-то расквасит мне морду, заставив валяться в луже собственной крови, без возможности встать, я прикидывал, что это не самый плохой вариант. — Какая встреча, — послышалось прямо передо мной. Странно, как в толпе я не заметил Дадзай? Хоть смотрел вроде бы вперед, но по факту сверлил взглядом пустоту. — Утречка, Акутагава-кун, — широко улыбаясь он подошёл ко мне, подняв руку в приветствии. — Здравствуйте, — нехотя ответил я. — Имею наглость одолжить у тебя сигарету? — Словно виновато спросил он. — Вас опять обокрала цыганка? — Без особого интереса покосился на него я. — Не, столкнулся в толпе с рыжим шляпником, нервный такой, начал причитать, я и не заметил, как пачка из кармана выпала. Опять деньги на ветер. — Он похлопал по карманам, удрученно поникнув. Эта ситуация вырисовывалась в моей голове ещё более нереалистичной, чем предыдущая. Мне почему-то уже второй раз кажется, будто он под чем-то. Уж слишком эмоциональный и разговорчивый. — Может проще бросить курить, раз вам так не везёт? — Безучастно я протянул ему сигарету. — Только сегодня задумался об этом, но раз на раз не приходится. — Он чиркнул зажигалкой, прикуривая. В его тонких изящных пальцах сигарета выглядела как-то донельзя эстетично что ли. Подметил про себя я, в тот же момент позабыв об этом. — Думал, ты останешься подольше, — сам с собой рассуждая он был полон энтузиазма. Меня не особо радовал тот факт, что я встретил его перед отъездом. — С работой проблемы, вот и пришлось уехать, — пояснил я, надеясь, что этот ответ будет максимально удовлетворительным. — Вот как, — задумчиво протянул он, — жаль конечно. Когда в следующий раз к нам наведаешься? — Пока не знаю, как дела решаться. — Хотя бы примерно мог прикинуть. — Меня раздражала его настойчивость и нескрываемое любопытство. — Это не от меня зависит, к сожалению. — Максимально сдержанно отвечал я. — Ты очень плохой лгун, — внезапно сказал Дадзай и я впал в ступор. — Хотя, Ацуши, вероятно, самый доверчивый человек на планете, особенно в отношении сказанного тобой, — задумчиво, словно самому себя протянул он. — Вы говорите странные вещи, не понимаю к чему это, — попытался свести весь разговор на нет. — Эгоистично, даже для умирающего, Акутагава-кун, — я перевёл на него взгляд, в глазах читалось неприкрытое высокомерие и будто бы насмешка. Я вышел из себя, едва сдерживаясь, чтобы не прописать ему по лицу. — Да что вы можете знать обо мне? — Я сильно сжал руки в кулаки. — Чего вы добиваетесь говоря мне все это?! — Пытаюсь донести до тебя максимально простые вещи. Ты верно дурак, если думаешь, что вот так вот уедешь, оставив Ацуши в неведении, спокойно отдав концы где-то в другом месте. Он ничего не узнает, будет и дальше жить спокойной размеренной жизнью, лишь мучаясь с мыслью о том, что ты просто бросил его? Если я прав, и твой глупый план завязан на этом, то не стоило поддаваться эмоциям и вообще начинать всю эту кашу. Своим эгоизмом ты делаешь только хуже, при этом думая, что спасаешь его от боли. — Я не нуждаюсь в услугах мозгоправа, — стараясь максимально не выдавать эмоций процедил я. Но на деле он видел меня насквозь. Бесполезно было пытаться придумать какую-то херню и слиться. — Как вы узнали? — Ты сильно кашлял в поезде, прикрывая рот салфеткой, затем быстро складывал её пополам, чтобы никто не заметил кровь. Я заметил. — Как ни в чем не бывало ответил Дадзай. — Черт бы вас побрал. — Я был жутко зол, но того хуже, я был в полном отчаянье. — Сколько осталось? — Без особого интереса спросил Осаму, с наслаждением выпуская струйку дыма в небо. — Меньше полугода. — Тихо бросил я, бессмысленно было врать. — Разве тебе не предложили какое-то лечение? Медицина шагнула далеко вперёд. При желании можно бы было протянуть ещё хотя бы год, а то и полтора. — Спокойно прикинул он. — Прикованным к кровати, вечно блюющим и страдающим? Нет уж. Херня все это. Черт, — я закрыл лицо руками, стараясь хоть как-то прийти в норму. Просто не рассыпаться прямо тут. — Ты мог бы провести с ним время. — В его речи что-то поменялось, и именно на данный момент было понятно, что он говорит серьезно, даже проскальзывало в голосе какое-то сочувствие. Или я убедил себя в этом? — Хотя бы то время, что у тебя ещё осталось. — Он же не тупой, — отчаянно выпалил я. — Быстро заметит, я не смогу скрывать этого долго. Если он заставит меня проходить терапию, я же не смогу, блять, отказаться. Я не могу позволить ему снова проходить через это дерьмо. — Проклиная весь этот гребаный мир я сильно закашлялся, легкие выворачивало, я прикрывал рот дрожащей ладонью, что уже обагрилась кровью вперемешку с мокротой. — Верно. Не мне судить и советовать тебе что-то. Просто помни, что это останется на твоей совести и лишь попрошу ещё раз подумать над всей ситуацией. Ты бы простил подобное проявление заботы, будь на его месте? — На удивление спокойно спросил Дадзай. — Не знаю. — Едва выговариваю я, задыхаясь в приступе. — Это не ответ. — Как-то с упреком он повысил голос. — Да понимаю я! — Немного смирив свои страдания я выкрикнул, а затем почти умоляюще попросил, — Я прошу, не говорите ему ничего. Пожалуйста. — Это не мое дело, — пожал он плечами, как ни в чем не бывало, — делай как знаешь. Я лишь могу высказать своё мнение, а с ним уже делай что хочешь. Несмотря на всю твою внутреннюю ничтожность и ненависть, вечный страх, я с легкостью вижу в тебе и что-то хорошее. Но лишь один вывод можно сделать в итоге — ты сам хочешь своей же смерти. Ацуши как раз тот, кто заставляет тебя колебаться, жалеть о том, во что ты превратил свою жизнь. Возможно, мы с тобой в чем-то похожи, — в его голосе слышалась какая-то обреченность и скорбь. Но спустя мгновение он улыбнулся, бросив, — что ж, удачи тебе, Акутагава-кун, — и просто ушел. В недоумении я сидел на скамье, щуря больные глаза от режущих лучей паскудного солнца, и не понимал, какого хуя вообще сейчас было? Отбросив все сомнения я зашел в вагон поезда. Все осталось позади.