О чёрном юморе Гарри Поттера

Вообще-то Гарри Поттер был хорошим малым. Да. Он любил приятных отзывчивых людей, искренне симпатизировал цветам, в особенности маргариткам, и души не чаял в пироге с патокой. Его восхищал запах древесины, который исходил от любимой метлы, а также заразительный смех близнецов Уизли, от которого улыбка самовольно появлялась на лице. А еще он любил тишину и покой. Мирную жизнь. И почему-то черный юмор. Нет — угольно-черный юмор. На третьем курсе, кроме привычных громогласных «титулов» Мальчика-Который-Выжил, Национального Героя, Золотого Мальчика и далее, далее, далее, добавилось еще одно, но уже менее пафосное. И более опасное, которое заставляло вздрагивать всех, кто когда-либо попадался под небезызвестную «темную» руку — «Черный Поттер». А все из-за того, что после второго курса Гарри Поттер воспылал пламенной любовью к черному юмору. И не брезговал активно применять его на практике, придумывая все более и более изощренные подлянки. Однажды, хотя нельзя сказать, что это бывает так уж редко, Симус Финниган неудачно пошутил. Ну… если считать неудачной шуткой безответственное высказывание на всю гриффиндорскую гостиную о том, что с новой прической Гарри похож на гея, то да — очень неудачно пошутил. Вся гостиная искренне утопала в хохоте, кроме некоторых. Те несколько человек, что уже успели испытать на себе силу «темных» подколов «Черного Гарри Поттера», только испуганно молчали, с жалостью наблюдая за веселым смехом новоявленной жертвы. И, как полагалось, остроумный весельчак всея Гриффиндора весьма быстро понял, что совершил огромную ошибку: Гарри обиделся, а это чревато определенными последствиями. Сначала все было достаточно мирно: сидел себе Поттер тихонько на кровати и тренировался во вскрытии трупов на хорьках, кровожадно позыркивая на Финнигана. Потом — больше: стащил откуда-то огромную змею, утверждая, что хорьки надоели и ему нужно что-то новенькое, пообщался с ней на парселтанге, а потом вскрыл, что-то ласково бормоча во время процесса и называя ее «Симусом». Тогда-то настоящий Симус серьезно запаниковал. Последней каплей в натянутых, как струна, нервах Финнигана стала книжка на прикроватной тумбочке Поттера, на которой позолоченными буквами было выведено «Как правильно вскрывать тела людей, не повредив внутренние органы». С тех пор главный весельчак факультета сильно помрачнел и ходил тише воды, ниже травы, временами панически оглядываясь и накладывая на полог каждую ночь самые сильные защитные чары, которые только смог вычитать в книгах. С тех пор жестко шутить с Поттером никто не смел. Ведь всем дорога собственная жизнь. Единственными, кто все еще держался близко, были Рон с Гермионой, ведь они видели, что это все еще их Гарри, их добрый и отзывчивый Гарри, который просто почему-то немного сошел с ума после происшествия в Тайной комнате. Они считали, что это всего лишь стресс, обычный шок от увиденного и искренне надеялись, что их друг скоро отойдет и вернется к прежней жизни… но после весьма серьезной просьбы Гарри отдать ему Живоглота для экспериментов и жесткой шутки о «кроликах», в которой упоминалось семейство Уизли, они поняли: Гарри меняется стремительно и неизбежно. И черт знает, что может получиться в будущем из такого человека.

***

Одним из наиболее шокированных изменениями Гарри Поттера был Северус Снейп. Вроде бы, тот же Поттер, что и всегда: наивный и глупый Золотой мальчик, пытающийся выпендриться перед всем и вся, но всё же, временами внутри него будто какой-то переключатель щелкал отчетливо и гулко, и перед Северусом представал самый настоящий моральный урод. На уроках зельеварения он только тем и занимался, что делал Поттеру замечания, едва ли не кривясь от их содержания:  — Поттер, перестаньте капать слюной на заспиртованных животных, я вам их все равно не дам!  — Поттер, перестаньте подбрасывать взрывоопасные ингредиенты в зелье Лонгботтома. Из-за вас он уже практически без волос и воняет паленой кожей.  — Поттер, я умею различать ядовитые зелья — даже не пытайтесь, у вас не получится меня отравить.  — Поттер, перестаньте издеваться над Паркинсон, она уже плачет и умоляет меня об отстранении от уроков, только бы вас не слышать.  — Поттер! Еще раз увижу, что вы крадете из моего кабинета ингредиенты для своих экспериментов с ядами — отведу к директору и уж на этот раз добьюсь вашего исключения. Хотя, по правде говоря, Снейпу пришелся по душе такой Поттер. Несмотря ни на что, он выглядел живее и радостнее, когда очередная «шалость» удавалась, он стал более прозорливым и черствым и научился ловить выгоду от всего, что его окружало. Очень… по-слизерински, однако. А еще тот воспылал любовью к зельеварению и стал демонстрировать действительно высокие навыки в этом деле — правда, именно в приготовлении ядов. Но, так или иначе, по мнению Снейпа, такой Поттер был гораздо приятнее, чем омерзительная копия Джеймса. А этого ему более чем достаточно. Остальная же школа… молчала. Ведь никто не хотел даже косвенно разозлить обычно вменяемого Поттера, который в запале становился настоящим стихийным бедствием. Хотя это не сильно помогало. Так как скучающий Поттер был намного хуже. Последней каплей стала попытка Гарри заколдовать Трелони, чтобы та разделась догола, натянув себе на голову нечто наподобие прорицательного шара и пустилась в пляс прямо в Большом зале, напиваясь отравленной медовухой и крича что-то типа «Знаки говорят, что я скоро умру-у-у, так пусть я умру свободной, голой и пьяной!». С тех пор все поняли, что это не шутки. И с Гарри-Поттером-Который-Сошел-С-Ума нужно что-то делать.