***
На следующий день возвращаюсь к Кларе… Нет, к номеру 11. Уже как её куратор-воспитатель, находясь за стеклом комнаты управления под неизменным присмотром Куроямы-сана. И так далее день за днём. Теперь я могу говорить с ней только по громкой связи. Заходить в камеру, вообще, нельзя ни под каким предлогом. Общение с ней как матери с дочкой тоже под запретом. Но я, кажется, уже смирилась с этой своей горькой участью…***
Одиннадцатой 7 лет Всё ещё слышу в ответ на свой голос возгласы «Мама!» от номера 11, но реагировать я на них уже давно перестала за эти два года. Курояме уже нет нужды стоять рядом и неустанно наблюдать пока я нахожусь в комнате управления. В конце концов, все свои материнские чувства к этой девочке я всё-таки спрятала очень глубоко в душе. Самонастрой, конечно, помогает держаться, но… Кончается это в итоге тем, что хотя бы раз в день я всё же выливаю всё это ведро эмоций точно на голову Акихиро. Он, конечно же, пусть и скрипя зубами, но выслушает мой словесный поток. Потом вместе, пока никто не слышит, обругаем на чём свет стоит «старого козла»(прямая цитата Куроямы-сана, да) генерального. И в итоге, облегчив друг другу свои души, идём дальше каждый по своим делам. Даже не знаю что бы я делала после всего этого, если б не Курояма…***
Одиннадцатой 12 лет От лица Одиннадцатой Сколько я уже здесь? С рождения? Не помню. Кто моя мама? Точно не та тётенька за стеклом. Хотя голос, вроде бы, похож… Опять целый день вишу прикованная к этой холодной белой стене, ведь мои реальные руки освобождаются от оков только перед сном, а наутро снова приходит дяденька с длинными чёрными волосами собранными в «хвост» и с плохо скрываемым грустным взглядом льдисто-голубых глаз снова заковывает меня в цепи. А там, за стеклом, наблюдает за этим та тётя…***
От лица Авроры Прошло уже семь лет с момента, как вся жизнь Клары… Нет, номера 11. Стала проходить в этой камере. Она уже перестала называть меня мамой. Теперь мы с ней окончательно друг от друга отдалились, и от осознания, что мои собственные материнские чувства к этой девочке уже никогда, наверное, не принесут прежней боли, выполнять непосредственные обязанности даже стало как-то легче. Ведь я смогу быть с ней только до того, как ей исполнится двадцать… А потом мне обязательно поручат другого диклониуса. Уж генеральный точно об этом позаботится! Но всё равно, этот факт отчуждения как ножом по сердцу. Хоть так для нас обеих грядущее расставание будет гораздо менее болезненным, но зато меня эта боль уже с лихвой накрывает сейчас. А вот ей, наверное, всё-таки так действительно лучше… В итоге, думая об этом, стою рыдаю в комнате управления, машинально пытаясь утереть льющиеся слёзы, но вместо этого лишь размазывая по лицу предательски растекающуюся тушь. И тут… Так некстати из камеры Одиннадцатой возвращается Курояма, а тут я с размазанной тушью и со слезами на глазах. — Блин, Куронеко, ты как обычно! — возмущается он и, точно как тогда, в очередной раз за эти семь лет прижимает меня к себе, заставляя уткнуться носом в его рубашку. — Спасибо, Курояма… — еле слышно шепчу я, когда Акихиро снова ожидаемо в итоге берёт меня на руки и уносит из комнаты управления.