Мерзавцы

      Никто не знал, кто она, ни откуда. Море выплюнуло ее на берег безлунной ночью, словно подавившись, когда все остальные на корабле, среди которых были превосходные пловцы, опытные моряки, отправились прямиком к Утонувшему. Ее нашли утром.       Простой люд Железных островов до крайности суеверен. Жизнь у моря непредсказуема — море изменчиво, капризно и лучше не сердить его. Большинство суеверий бессмысленны и откровенно нелепы, но только попробуй пойти против — ни к чему хорошему не приведет. Эурон Грейджой не мог не испытывать раздражения — его выдернули из постели с двумя сочными, пышнотелыми, еще довольно свежими шлюхами и ради чего? Два простака, трясясь и мямля, то ли приветствуя, то ли извиняясь, сгрузили у его ног куль. Тот глухо стукнул о пол. — Ну, и что это? — Эурон скрестил руки на груди. Тот, что пониже ростом, со спутанной, наполовину седой бородой и грубым, иссушенным солнцем, ветром и соленой водой лицом, молча развернул холщевину. — Ээ… вот, значится… — второй рыбак, явно моложе, дрожал… и запинался. Тело его сотрясала мелкая дрожь и жалкая поросль на подбородке тряслась вместе с ним, — дар… Мы вот… тут подумали… То, что море отдало, значится, достаться — рассудили королю должно.       Вороний Глаз не сразу посмотрел на «дар». Некоторое время его занимала мысль — не прикончить ли второго бедолагу, пока тот не обделался от страха. Хотя когда это он стал избавлять от мучений, вместо того, чтобы причинять их? Пусть живет. Кто еще представит столь забавное зрелище? Единственный глаз на несколько секунд задержался на несчастном рыбаке, заставляя того вжимать голову в плечи и трястись сильнее. Наконец, Эурон перевел взгляд на предмет разговора. — Надо же, — протянул он, синие губы привычно сложились в сардоническую усмешку. — Девица! Надо думать, без сознания. Не принесли же вы своему королю мертвечину?       Эурон рванул грубую ткань холщевины под одобрительный возглас своих людей. Жадным взглядам открылась картина — бледное, ангельское — почти детское лицо и тело взрослой женщины. Плавные, мягкие изгибы — тонкая талия, широкие бедра, высокая грудь. Мокрое, местами порванное, исподнее платье почти не оставляло простора воображению. Капитан «Молчаливого» опустился на корточки у нежданного «подарка», откинул прилипшие к бледным щекам волосы и, захватив подбородок кончиками пальцев, повернул лицо из стороны в сторону, изучая. Смазливая. Достойная замена двум шлюхам. Он будет иметь ее каждую ночь. Пока не надоест.  — Только это «отдало» море? — от внимательного взгляда не укрылись ни светлые полосы кожи на запястьях и фалангах девушки, ни порванная мочка уха. Тот, что помладше, с жидкой бороденкой, бросил испуганный взгляд на товарища. — Д-да. — Плохая идея. — Вороний Глаз качнул головой, не меняя насмешливого выражения лица, но воздух вокруг потрескивал, сгущаясь, как перед штормом. — Врать мне, своему королю! Ай-ай-ай, — ласково, словно журил несмышленых детей, погрозил пальцем он.       Его люди в два счета скрутили незадачливых рыбаков и замерли в ожидании приказа. Жестокого, несомненно, кровавого, но по-своему веселого. Эурон Грейджой был богат на выдумки. Но прежде, чем он успел сказать хоть слово, в зал ворвался Эйрон. За ним — его серая свита, служители Утонувшего. — Где про́клятая девка? — Мокроголовый, не удостоив старшего брата вниманием, строго смотрел на коленопреклонных, замерших от страха мужиков. — Ваш товарищ мертв. — Братец, — почти что пропел Вороний Глаз, раскрывая руки, будто для крепких объятий. Эйрон резко обернулся, взметнулись черные, с вплетенными водорослями, волосы. Глаза жреца могли бы обжигать священным гневом, не будь Эурон глубоко безразличным к мнению богов безбожником. Фанатичным огнем в глазах и суровым, что невзрачная ткань его хитона, голосом, Мокроголовый мог напугать разве что детей да глупых девиц. — Бесконечно рад видеть тебя! Вижу, ты привел друзей, — синий глаз лукаво подмигнул утопленникам, те в ответ только плотнее окружили учителя. — Чем обязан? В последний раз я видел тебя на вече. — Эурон, — проскрежетал, словно старый ворон, Эйрон. — Меня привела весть о про́клятой. — Худой, жилистый палец с длинным серым ногтем указал на бесчувственное тело. — Ведьма потопила свой корабль. Более того, она повинна в смерти железнорожденного. — И когда ты успел стать столь ярым женоненавистником, брат? — Вороний Глаз стряхнул с рукава невидимую пыль. — Если так тебе будет спокойнее, она будет жестко, даже очень жестоко наказана. Обещаю лично этим заняться, — плотоядная улыбка не оставляла сомнений в том, какого рода будет «наказание». — Все насмехаешься. Ты не видел трупа. Прокля́тая высосала душу и жизненные соки несчастного, как мясо из клешни краба… — Какой замечательный талант! Я как раз знаю достойное ему применение, — со всех сторон раздался похабный смех. Даже скрученные и притихшие рыбаки неуверенно улыбнулись. — Море ее отторгло, — отчаявшись, Мокроголовый привел последний аргумент, — не сумело поглотить эту черную душу. — Значит, не так силен Утонувший. — Безбожник! — Мокроголовый гневно стукнул тростью о пол. — Утонувший покарает тебя! И я буду рядом — хочу посмотреть на твое лицо, когда это случится. — Не путай свои желания с желаниями Утонувшего, — с каждым словом Эурон приближался ко жрецу. Тому явно стоило больших усилий оставаться на месте. Каким бы невозмутимым он ни старался казаться — он не имел права показаться слабым на глазах у учеников, факт оставался фактом — Эйрон боялся старшего брата. Что в детстве, что сейчас. — Его милостью Морской трон — мой. Идя против меня, разве не идешь ты против воли бога? Выдавая свою неприязнь ко мне за гнев Утонувшего, не святотатствуешь ли? И кто из нас больший безбожник, а, братец? Я не выдаю свои поступки за волю Утонувшего. (Да будет он милостив к моим ошибкам!) Каждый железнорожденный от рождения наделен свободой. Свободой самому выбирать, как ему жить. Разве не этим наш бог отличается от семерки лицемеров? Он наделил своих детей свободной волей. Но не мне судить тебя. Уверен, ты искренне веришь в то, что говоришь.       Не зря Эйрон опасался его, ох, не зря. И дело вовсе не в жестокости и беспринципности нового короля Железных Островов. Главным оружием Эурона всегда было слово. То, как он мог проникать в сердца и умы, используя лишь слова, как ловко манипулировал людьми силой красноречия — вот, что делало его опасным. И сейчас, отмечая замешательство и растерянность на лицах утопленников — первый слабый отголосок грядущего сомнения, Вороний Глаз не мог, да и не хотел скрыть злого торжества в глазах. Но Эйрон так ничего и не понял. Не увидел, как зерно недоверия, умело оброненное Эуроном, упало на благодатную почву, чтобы после дать ужасающие всходы… Так хотел походить на Бейлона, что стал его пародией. Фанатичной, непримиримой и узколобой. Так думал Эурон, смотря на жреца почти с жалостью. — Прошу в последний раз. Отдай мне девку. Принесем ее в жертву на рассвете. Тогда беда минует Пайк. — Нет.