No More Lonely Nights

Йен Галлагер. Вкопанная глубоко в землю плоть, ставшая плотными корнями, переплетающимися между собой в изящном танце, которые были готовы прорваться к лучам яркого солнца. Прочные и сильные, дарящие новую жизнь. Дуновение ветра и летящие ввысь листья, превращающиеся в птиц, теперь навсегда парящие на поверхности кожи. Свобода. — Ну, как тебе? — спросил тату-мастер, оценивая еще совсем непонятную реакцию Микки, рассматривающего себя в зеркале. — Отлично, — ответил брюнет, и едва заметная улыбка дрогнула в уголке его губ. — Просто отлично. Когда утром Микки сказал Йену, что сегодня он наконец перекроет свое тату, жених изо всех сил попытался скрыть свою боль неизбежного поражения, стараясь казаться как можно более понимающим. Но Милкович давно читал Йена, как открытую книгу, поэтому его нет-они-совсем-не-надутые губы сразу дали понять то, что тот все еще был против. — Знаешь ведь, что ты тут не при чем. Мы уже говорили об этом, — напомнил ему брюнет. Тогда Йен просто проглотил свою гордость и кивнул. Весь Чикаго захватил душный июньский день, воздух был настолько тяжелым, что его можно было чувствовать на коже. Но, несмотря на то что дышать итак было нечем, Микки щелкнул зажигалкой и закурил, продолжив идти куда шел. Он никогда не думал, что будет грезить надеждой на день своей свадьбы, но сейчас он действительно хотел, чтобы погода не была такой же отвратительной. Представляя в голове четкую картинку их с Йеном поцелуя в самом конце церемонии, он и подумать не мог, что теоретически они могли буквально приклеиться друг к другу из-за жары. Его передернуло, и мысль об этом быстро улетучилась, ведь приклеиться к Йену — не самое ужасное, что когда-либо могло бы случиться. Секунды витания в облаках были для него не единственным отвлечением от реальности в последнее время. Эпизодические волны эмоций накатывались все чаще и чаще, заставляя врасплох. Возвращаясь из тату-салона домой, он снова утонул в одной из них. Одна неделя. Всего через одну неделю он будет связан с Йеном узами брака. Все забронировано и оплачено, приглашения разосланы, медовый месяц полностью распланирован. Это дерьмо действительно происходило. И как бы все ни было идеально, Микки не переставал удивляться. Столько лет было потрачено впустую, что иногда Милковичу приходилось вновь и вновь напоминать себе, что ему было уже не 22, что их отношения продолжились не там, где когда-то закончились — все сдвинулось, в корне поменялось и стало таким, каким никогда бы не стало годы назад. Теперь они были полностью открыты, терпеливы и наконец научились слушать друг друга. На место безбашенного цунами страсти и любви, страха и злости, которые двигали ими в их юные годы, пришла настоящая стабильность, которая слегка нарушалась только при обычных проблемах жизни, присущих любому нормальному человеку. Микки нервничал, заходя обратно в свою дерьмовую квартирку. И хоть тату была перебита только для самого себя, он надеялся, что Йену все понравится, что он все поймет. Не найдя рыжего на его привычном месте перед телеком, играющего в Doom, Милкович удивился. Кроссовки Йена тоже стояли у входной двери, значит тот не ушел на пробежку. Пройдя через гостиную, краем глаза Микки заметил, что дверь в спальню была закрыта, но было всего 2 часа дня, Йен никогда не спал в это время. Подойдя к комнате, он аккуратно потянул за ручку, не желая случайно разбудить жениха, если тот все же спал. В комнате было темно, но очертания Йена, лежащего на кровати, Микки заметил. Он медленно начал подходить ближе, вскоре заметив, что зеленые глаза были широко распахнуты и смотрели в никуда. — Какого хуя?! Ты, ебанный чудила, — выдохнул Микки, когда Йен неожиданно перевел взгляд на него. — Приветики, — мягко ответил Йен, невпечатленный такой драматичной реакцией своего жениха. — Ты спал? Я разбудил тебя? — спросил Микки, подсаживаясь к Йену на край кровати. Он инстинктивно протянул к нему свою ладонь, чтобы пропустить рыжие пряди сквозь пальцы. Йен закрыл глаза, утопая в нежности этого действия. Он знал, что не должен был волноваться, не должен был переживать, любил ли его Микки, простил ли он его, он уже все знал. Но знание не давало гарантии того, что навязчивые мысли испарятся сами по себе. Это ведь было его имя, и Микки ненавидел его. Нет, разумеется он понимал причины брюнета, понимал, что тот чувствовал по этому поводу, но помимо этого он понимал и то, что даже перекрытое тату будет приносить боль. Ведь теперь настоящее, физическое подтверждение того, что их любовь никогда не умирала, за все эти годы, за все время порознь, за все совершенные ошибки — оно пропало. Открыв глаза, он посмотрел на своего жениха, надеясь, что тот будет выглядеть иначе. Но он был все таким же. — Не думаю, — ответил рыжий. — Не знаешь, спал или нет? — удивился Микки. — Ты хорошо себя чувствуешь? — второй рукой он быстро потянулся к веснушчатому лбу, проверяя температуру. Он молил, чтобы это был лишь жар. Физические отклонения от нормы лечить было легче, чем психические. — Ммхмм, — ответил Йен, поворачиваясь на бок, чтобы обхватить Микки за талию. — Только подавлен немного, наверное, — признал он после. — Подавлен? В каком смысле? В том самом? — заволновался Микки, кусая щеку изнутри. Который год Микки был рядом с Йеном, переживая с ним его депрессивную фазу. Он прекрасно знал, что именно нужно делать в этот период, и его это уже не пугало. Страшнее всего было то, что Йен мог в любой момент закрыться, не подпускать Микки и не давать тому помогать себе ни при каких обстоятельствах. — Нет, не в том смысле, — покачал головой рыжий. Микки с облегчением выдохнул порцию воздуха, которую сам не заметил как задержал в легких в ожидании ответа Йена. Однажды им снова придется через это пройти, он знал это, но был благодарен, что это однажды было не сегодня. — Если ты включишь свет, в пепел превратишься что ли? Йен звонко засмеялся. — Это только на солнце происходит, Мик. — Да что ты говоришь, мистер умные штанишки? Опять Дневники Вампира начал перечитывать от нечего делать? — подразнил Милкович, опускаясь к губам Йена. Он хотел этого поцелуя так же сильно, как хотел и сам Йен, и второй это почувствовал, привстав на локтях и потянувшись к брюнету, чтобы поскорее впиться в сладкие пухлые губы. — Покажи мне ее, — оторвавшись от Микки, шепнул Галлагер. Брюнет наклонился к настольной лампе и включил свет. — Она еще красная и все такое. — Да я в курсе, парочка у самого имеется, забыл? — напомнил Йен, слега удивленный нервозности Микки. Милкович кивнул и медленнее обычного снял майку. Он неосознанно задержал дыхание, одновременно смотря в грустные глаза Йена, когда потянулся рукой к защитному бинту у себя на груди. На секунду он пожалел о решении перебить тату, подумав, что, возможно, совершил огромную ошибку. — Ну, давай же, — подтолкнул его Йен, улыбаясь. — Я не могу уже ждать. — Ладно, ладно, — он аккуратно отклеил бинт и опустил голову вниз, снова осматривая новое тату. — Мик, — захватило дыхание у Йена, и он помедлил, прежде чем снова начать дышать. — Это… вау, Микки. Это прекрасно. — Прекрасно? — сгримасничал брюнет. — Не такой уж и шедевр. — Потрясающе, просто потрясающе. — Серьезно? Тебе нравится? — с нотками сомнения в голосе переспросил Милкович. — Они сделали твое имя корнями, видишь? Йен поджал губы. Отвернув лицо от Микки, он ладонью смахнул выкатившуюся слезу, быстро побежавшую вниз по щеке. — Тебе пиздец не понравилось, — разочарованно сделал вывод Микки, потирая бровь костяшкой большого пальца. Да только он смог так проебаться прямо перед свадьбой. — Я… — рыжий не мог подобрать слова, пока слезы выкатывались одна за другой. — Мое имя. — Мы же, блять, миллион раз об этом говорили, — он пытался сдержаться, но отчаяние резко переросло в злость, и он почти закричал. — Мы уже говорили об этом, Йен! — Нет, — Галлагер закачал головой и одновременно невесомо пробежал пальцами по татуировке Микки. — Ебанулся что ли? — зарычал Микки. — Да что, блять, происходит? — Нет, это мое имя? Здесь осталось «Йен». Прямо здесь. На твоей груди, — с восхищением выдохнул он. — Ты оставил мое имя? — Ты не видишь что ли? — сузив глаза, усмехнулся Микки, поняв, что к чему. — Оно же прямо перед твоим носом, блять. К окулисту записать? — Меня корни отвлекли, — признался он. — Я не верю… вау. — Татуировщик подумал, что типа твое имя и есть то, с чего все началось, что все дерьмо стало более серьезным для нас в процессе и все такое, я не знаю, — протараторил брюнет, не желая задерживаться на объяснении сентиментальной истории, послужившей идеей для тату. — И листья, которые становятся птицами, значат, что… — Ты свободен, — закончил Йен, переполненный эмоциями. — Вместе с тобой, — кивнул Микки. — Всегда был и остаюсь свободным с тобой. — Я чувствую себя живым. Ты заставляешь меня чувствовать себя живым. Без тебя… — дрожь волной накрыла все тело Йена, — без тебя нет ничего, я как зомби. Я больше никогда не хочу чувствовать это. Я хочу быть живым. С тобой. — Бля, ну ты реально по-шекспировски заговорил тут передо мной, Галлагер, — закатил глаза Микки, чувствуя себя неуютно от витающей в спальне атмосферы, чересчур наполненной романтикой. — В каком месте это в стиле Шекспира? Он так не писал, — надулся Йен. — Ты это из тех своих книжек вычитал? — продолжил дразнить брюнет. — Слушай, почему ты так плохо относишься к чтению? Серьезно, когда дается возможность погрузиться в какую-то достойную книгу, это успокаивает, — Йен был готов начать книжный спор, который был у них уже не первый раз. — Зачем ты опять начинаешь? — усмехнувшись, ответил брюнет. — Ну вот зачем? — Потому что мы не можем с этим ничего поделать? Слишком любим спорить? — предположил Йен, двигаясь к жениху все ближе. — Мне очень нравится, — снова заговорил он о тату и в следующий момент поймал губами дыхание Микки. — Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя? — Вроде знаю, но ты мог бы снова доказать мне, чтобы я не сомневался, — игриво дернув бровями, ответил он и толкнул Йена обратно на кровать. — Ух ты как хитро, Мик, — изо всех сил сдерживая смех, сказал Галлагер, меняясь с ним местами и, забравшись сверху, начал расстегивать его ширинку темных джинсов. — Я правильно понимаю, что тут все взаимно — если ты делаешь тату, и я тебе отсасываю, то ты тоже отсосешь мне, когда я сделаю свою следующую? И в чем тут веселье? — Веселье в том, что ты отсасываешь мне, — смотря вниз на спускающего с него его же боксеры Йена, усмехнулся Микки, — и ты пиздецки любишь мой член. — Мммхммм, — согласился Йен, облизывая губы в предвкушении. — Знаешь, то, что я написал в клятве, очень трогательное. Прямо слаще некуда. И мне кажется, что после того, как я скажу тебе все это романтичное дерьмо, ты просто ответишь «Да, Галлагер, все очень мило, теперь отсоси мне». — Черт, надо бы вписать это в мою, — широко заулыбавшись, сказал Микки. — Спасибо, что напомнил. Йен хитро улыбнулся, прежде чем полностью взять член Микки в рот. Брюнет забыл, как дышать и откинулся на подушку, пока его жених быстро набирал темп. Максимально возбужденной головкой он чувствовал горячие стенки Йена и дрожал. — Клянусь быть с тобой в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности, любить тебя и твой член, держать его в своем рту и оберегать его до конца моих дней. — Да пошел ты, — чуть не подавившись, выпалил Йен, быстро освободив свой рот. Они оба перекатывались по кровати и смеялись до боли в животах, предлагая новые идеи для восхваления членов друг друга в своих свадебных клятвах, решая, у кого же получилось лучше.