Чтобы зверь всегда был поражаем

      Не знаю, как меня хватило на то, чтобы доползти до отеля и поговорить с детективом, но на это ушли последние силы. Я почти не осознавал, что со мной происходит. В голове все путалось и плыло, а каждый шаг отдавался пронизывающей болью во всем теле и жгучим чувством стыда.       Проклятье, я помнил, что меня зовут И Ки Рин и я сунулся в самое пекло ради того, чтобы найти виновного в смерти моей сестры. Действительно в пекло: закрытый клуб сынков богатеньких родителей оказался клубом извращенцев. Парадокс: я пришел туда, чтобы найти того, кто изнасиловал мою сестру, а вовсе не за тем, чтобы там изнасиловали меня.       Соглашаясь прикинуться партнером одного из этих рафинированных сукиных сынов, Кан Му, я даже представить себе не мог, что придется заниматься с ним сексом перед остальными членами клуба. При одном воспоминании об этой «Церемонии вступления» на глазах выступили слезы обиды. Такого унижения я не испытывал еще никогда. Подлец, он знал, что у меня не было контактов с мужчинами, и обещал сделать все максимально нежно, но, тем самым, лишь усыпил мои подозрения. Он просто трахнул меня. Жестко и грубо.       Я даже не сразу понял, что жуткий вопль, ударивший по ушам, когда он резко вошел в меня, рвется из моей глотки — настолько сильна была боль. Этот вопль до сих пор продолжал угнетать меня, как и отвратительный хлюпающий звук, появившийся, когда Кан Му начал двигаться во мне. Члены клуба наблюдали за происходящим в полной тишине, чтобы был слышен любой, даже самый легкий звук, и это заставляло меня сгорать от стыда. Я пытался пройти через унижение, стиснув зубы, но Кан Му это не устраивало. Поэтому он ускорил темп, заставив меня биться в истерике и умолять его быстрее кончить. И он сделал это. Два раза. Сказав потом лишь:       — У тебя внутри было слишком хорошо, чтобы останавливаться.       Не знаю, как долго я понуро брел до дома, не имея возможности присесть и немного прийти в себя. Даже мысль о том, что так мне удалось получить образцы генетического материала одного из возможных виновников гибели сестры, не спасала от позора, раздиравшего мою душу.       — Эй, Ки Рин — гун, ты в порядке, — окликнул меня знакомый скрипучий голос.       Передо мной стоял живший по соседству старик, которого все звали Гван Ло. Бритый череп, пышные усы, морщинки вокруг золотистых глаз и извечный легкий румянец от вина, которое он любил попивать из фляжки, носимой с собой. Как некстати ты попался мне на пути, старик. Я так надеялся, что никто из соседей меня не увидит. К тому же, меньше всего мне хотелось, чтобы о произошедшем со мной узнал именно ты.       — Не стоит беспокоиться, господин Гван, — я попытался идти уверенно, но тело упрямо ныло при каждом шаге, так что я едва не выл от боли.       — Не пытайся обмануть старика, — Ло быстро повесил корзинку с каким-то скарбом на правую руку, а левой обхватил меня так, что оставалось только закинуть правую руку ему на плечи и опереться. — Пойдем, я провожу тебя до дома.       Я тут же почувствовал, что катастрофически краснею, благо было уже довольно темно. Но идти стало действительно немного легче, так что я уже был благодарен судьбе и за это. Так, медленно, слишком медленно мы доковыляли до двери моей квартирки. Как же мне хотелось поскорее броситься в кровать, накрыться с головой одеялом и исчезнуть из этого жестокого мира! Так что я, как смог вежливо, попрощался со стариком, зашел к себе домой и, не раздеваясь, повалился в кровать, закричав от очередного приступа боли. Ощущение боли было настолько вязким и всепоглощающим, что я свернулся калачиком и лежал, тихо постанывая от приступов судорог, пронизывающих мои позвоночник и кишечник. Кажется, в итоге, мне удалось задремать.       Однако, покоя мне не было даже во сне. Мало того, что в воспаленном мозгу то и дело всплывали сцены насилия, совершенного надо мной, так еще и омерзительное ощущение чужого присутствия в моей заднице и чужих рук, сжимающих мои ягодицы, не оставляло меня, заставляя, даже во сне, чувствовать боль, страх и унизительный стыд.       Когда я проснулся, в окно лился солнечный свет. Он был так весел, что я на мгновение забыл о своей беде и сел в кровати, откинув одеяло. И тут же согнулся от дикой боли, чувствуя ручейки слез на щеках.       — А, проснулся, наконец, — скрипучий старческий голос вернул меня к реальности. — Не делай резких движений, Ки Рин — гун, тебе пока еще нельзя так двигаться.       Конечно же, это был Гван Ло. Он сидел в дальнем углу у стола, который я считал обеденным. На самом столе были расставлены какие-то склянки с непонятным содержимым, лежали бинты и вата.       — Что вы здесь делаете? — с трудом разогнувшись, спросил я. — Как вы сюда попали?       — Ты оставил дверь открытой, Ки Рин — гун, — ответил старик, — и мне показалось, что это неправильно. Но зайдя в квартиру, я увидел, что ты уже лежишь в постели и дал тебе возможность заснуть, прежде чем заняться твоей раной.       Пока он говорил это, я почувствовал себя как-то не по-хорошему легко и свежо.       Поежившись, я понял, что еще бы не свежо — голому — то. Покраснев, я судорожно прикрылся руками, поняв, что на мне все же кое-что было: мой многострадальный анус закрывала повязка. Оглянувшись, я понял, что моя одежда висела на стуле, кроме трусов и рубашки, которые были брошены в корзину для грязного белья.       — Сказал же тебе, не дергайся, — старик Ло подошел ко мне с бинтами в руках, — все твое хозяйство я уже видел, пока раздевал тебя и обрабатывал раны.       — Но как вы узнали? — сквозь слезы спросил я, краснея от стыда.       — Парень, кого ты пытался обмануть? — Гван Ло вздохнул и взъерошил мои светло-каштановые волосы. — Я по походке твоей понял, что тебя снасильничали и задницу порвали. Окончательно же я уверился в этом, когда почувствовал, что у тебя жар. Задница, она, знаешь, такое место, что там дерьмо встречается — заражение крови могло быть.       Понимая, что мой позор раскрыт, я закрыл руками лицо и разрыдался. Конечно, я обо всем рассказал в больнице, когда сдавал анализы, для определения ДНК насильника, но чтобы об этом знали соседи? Сама эта мысль убивала меня, отдаваясь в мозгу не хуже боли, все еще терзавшей мой кишечник.       — Вот и правильно, поплачь, Ки Рин — гун, — старик неожиданно заботливо укрыл мои плечи покрывалом, — оно помогает. Куда же тебя занесло-то так неудачно, бедняга.       Он притянул меня к себе и, неожиданно, я обнаружил, что плачу у него на плече, а слезы впитываются в старую шерстяную жилетку.       Слезы мои иссякли только через час. И все это время Ло сидел неподвижно, обняв меня за плечи и поглаживая по голове. Он не говорил ничего, и это было благом для моего разума, истерзанного унижением.       Гван Ло, неприметный старик, о котором никто почти ничего не знал. Он приехал в наш район из какого-то села задолго до того, как я поселился здесь. Единственное, что в нем удивляло — это то, что, в свои годы, он обладал необыкновенно хорошей физической формой. Соседи не раз обсуждали как он, рано утром, делает гимнастику на небольшом газончике, и удивлялись не по годам сохранившейся мускулатуре и плавности движений. А еще поговаривали, что иногда, когда Ло сильно напивался, он называл себя Дотом Пиксисом, высокопоставленным офицером. Но кто обратит внимание на слова пьяного? Как же я был благодарен этому старику за то, что сейчас он был со мной и помогал пережить горе.       — Успокоился, страдалец? — спросил он, когда я перестал всхлипывать. — Вот и хорошо. Повязку-то поменять надо.       Это было новым шоком для меня, но я подчинился, опасаясь, что придется вновь обращаться в больницу и посвящать в мои беды кого-то еще. Поэтому я безропотно позволил поставить меня по-собачьи, и молча наблюдал, как Ло, звеня склянками, готовит тампон и обмазывает его какой-то мазью.       — Ты это, парень, потерпи, — сказал он, разрезая ножницами старую повязку, — сейчас опять больно будет. Расскажи-ка мне лучше, как тебя угораздило в такую передрягу попасть.       Он еще что-то говорил, и я, подчиняясь его голосу, рассказал все, что случилось со мной в тот вечер в пентхаусе отеля. Обещанная боль дернула меня всего лишь раз, а затем сменилась приятным ощущением чего-то прохладно-успокаивающего. Так что, когда я умолк, а Ло закончил делать повязку, боль уже почти не беспокоила. Старик поддержал меня, пока я осторожно распрямлял ноги и укладывался, а потом показал тампон, с пятнами крови, извлеченный из моей задницы.       — Видишь, чего натворил этот поганец, — старик повертел тампон в руках, рассматривая пятна. — Я уж не говорю о потертостях. Он же, подлец, наверняка, сделал все без смазки, потому и так больно тебе было, Ки Рин — гун. Но теперь уж скоро полегчает, кровь подсохшая, значит, кровоточащих ранок нет. Однако не вздумай туда ходить больше.       Я кивнул, стараясь, чтобы было незаметно, как я закусил губу, понимая, что возвращаться туда все же придется, чтобы мои страдания не были напрасными.       Старик ничего не сказал, но в его глазах я прочел, что он меня понимает. Это чувство заставляло меня краснеть всякий раз, когда я встречался с ним глазами. И я ничего не мог с этим поделать.       Два дня я был беспомощен, как ребенок и Ло все это время был рядом. Он менял мне повязки, поил куриным бульоном, который сам же и варил. Но, в то же время, не давал мне никакой грубой пищи, чтобы не вызывать необходимость посещения уборной. Не знаю, как я смогу отплатить ему за это.